Исторические науки

Однако даже всемогущий и вездесущий советский бюрократический аппарат не мог уже удержать полный контроль над обществом. Среди интеллигенции распространялось инакомыслие, невозможное при Сталине. Еще более неожиданным стало расхождение (пусть и на короткое время) взглядов и позиций украинского партийного руководства с курсом Кремля. Хотя советская система в целом оставалась непоколебимой, в населении возрастал скептицизм по поводу ее дееспособности и особенно возможности повысить уровень жизни. К середине 1980-х необходимость перемен стала неоспоримой. Поэтому советская олигархия нашла в своей среде человека, способного осторожно проводить реформы. Однако в Украине эти перемены шли очень медленно и в ограниченных рамках. Впрочем, достаточно было и того, что режим признал нерешенными многие политические, культурные и экономические проблемы, которые раньше считались несуществующими.

Люди в «верхах»

Леонид Брежнев, как и его предшественник Хрущев, был по происхождению русским и пришел к власти во многом благодаря тесным связям с Украиной.

636

сивного и непоследовательного Хрущева Брежнев был более осмотрителен, всегда опираясь на одобрение своей политики советской олигархией взамен на гарантии стабильности ее положения. Поэтому его 18-летнее правление было отмечено нарастанием консервативных тенденций, хотя уже не тоталитарных, а больше авторитарных (известный советолог Мерл Фэйнсод дала процессу медленного отхода советского режима от сталинизма остроумное название «закон убывания диктаторов»). Впрочем, если действенность власти и не была теперь такой беспредельной, как при Сталине, она все же, без сомнения, оставалась в руках партии и использовалась для расширения советского влияния за рубежом и сохранения полного контроля внутри страны.

Шелест и Щербицкий. В брежневский период в Украине было два партийных лидера—сначала Петро Шелест, которого затем сменил Володимир Щербицкий. Их практическая деятельность, несмотря на серьезные различия в позициях, довольно наглядно иллюстрирует те проблемы, с которыми приходилось сталкиваться украинским политическим руководителям, и тот контекст, в котором осуществлялась политика республиканского уровня в СССР до недавних лет.

Пребывание Шелеста на посту первого секретаря ЦК КПУ продолжалось с 1963 по 1972 г. и было отмечено ростом национального самосознания украинцев. Скудные данные, которыми располагают западные исследователи, дают основание полагать, что этот процесс был результатом попыток Шелеста отстаивать украинские интересы в СССР. Конечно же. Шелест не был скрытым националистом. Во многих отношениях он был куда более «непоколебимым» коммунистом, чем его хозяева в Москве. Многое говорит о его твердых антизападнических позициях, он поддерживал вторжение в Чехословакию в 1968 г. (видимо, боясь, что реформистская «зараза» проникнет отсюда в Украину), пренебрегал интересами Западной Украины, выступал против каких-либо послаблений для рабочих и, конечно же, отдавал все предпочтения развитию тяжелой промышленности, а не производству предметов потребления.

Однако озабоченность Кремля вызывали совсем иные моменты в поведении Шелеста. Выглядело так, что украинский руководитель вполне серьезно относится к идее автономии Украины, закрепленной в Конституции, и принципу равноправия народов СССР. Исходя из этого он не собирался мириться с ролью «старшего брата», которую играли в Советском Союзе русские. Не исключено, что он хотел для Украины

637

такого же статуса, какой имели Польша, Чехословакия или Венгрия, чьи специфические экономические и культурные нужды признавались Москвой.

Главной заботой Шелеста были экономические интересы Украины. Он требовал большего участия республики в составлении общесоюзных планов и не выявлял особого энтузиазма по поводу экономического развития Сибири, которое влекло за собой сокращение капиталовложений в украинскую экономику. Когда группа украинских экономистов с цифрами в руках доказала ему, что Украина экономически больше дает Советскому Союзу, чем получает. Шелест стал сторонником принципа паритета, в соответствии с которым Украина должна получать от СССР фонды, товары и услуги адекватно своему вкладу в общесоюзную копилку.

Еще более рьяно Шелест защищал права украинцев в области языка и культуры. В его речах звучали призывы к украинцам беречь свое главное сокровище — «прекрасну українську мову». В 1965 г. министр просвещения Украины и ближайший сторонник Шелеста Юрий Даденков выступил за расширение сферы использования украинского языка в университетах и институтах. А в 1970 г. в книге «Україно наша Радянська» Шелест прямо или косвенно подчеркивал мысль об исторической автономности Украины, о прогрессивной роли казачества, в нежелательном для Москвы тоне писал об эксплуатации Украины царизмом и о впечатляющих достижениях советской Украины. Очевидно, что гордость Шелеста за свою республику, так быстро преобразившуюся из отсталого аграрного края в современное, технологически развитое общество, была чрезмерно великой для представителя высшего -партийного иерар-хата.

Как можно объяснить такое «местничество» в дисциплинированном, опытном и преданном коммунисте — члене Политбюро — высшего органа власти Советского Союза? Скорее всего Шелест и многие его сторонники в Украине принимали за чистую монету провозглашенное Советами равноправие наций.

В мае 1972 г. Шелеста отозвали с поста, обвинив в «мяг-

638

кости» к украинскому национализму и потакании экономическому «местничеству». Его место занял Щербицкий, ярый оппонент Шелеста, давний член брежневского «днепропетровского» клана, украинец по происхождению. Вполне в духе времен братоубийственной борьбы за гетманскую булаву XVII— XVIII вв. Щербицкий, стремясь «повалить» Шелеста, постоянно засыпал Москву доносами о «местном патриотизме» последнего. Пребывание Щербицкого на посту лидера КПУ стало своеобразным рекордом продолжительности. В чем же причины такого «блестящего» успеха? Видимо, главной следует считать политику полного, безоговорочного, рабского подчинения Москве. Щербицкий был настолько послушным исполнителем распоряжений центра, с такой поспешной готовностью жертвовал экономическими интересами Украины, так способствовал русификации республики, что мог бы войти в историю как великолепный образчик «малоросса».

В 1973 г., опираясь на помощь своего идеологического надсмотрщика Валентина Маланчука и шефа украинского КГБ В. В. Федорчука, Щербицкий провел относительно умеренную чистку партии, в результате которой было исключено 37 тыс. человек, предположительно сторонников Шелеста. В полную противоположность своему предшественнику Щербицкий демонстративно пользовался русским языком в официальной деятельности, поддерживал возобновление диктата центра над украинской экономикой и осуществление огромных капиталовложений в Сибирь.

Впрочем, вся эта его «верная служба» не принесла ему главного, чего он, собственно, больше всего и добивался:

продвижения на высшие должности в Москве, возможно даже на место преемника Брежнева. Поэтому в начале 1980-х годов появились признаки того, что Щербицкий стал уделять больше внимания укреплению своих позиций в Украине, улучшая свои отношения с культурной элитой и уже не так безоглядно реализуя здесь ассимиляторскую политику Москвы. С приходом к власти в 1985 г. реформаторски нестроенного Михаила Горбачева стали поговаривать, что дни Щербицкого на посту руководителя украинских коммунистов сочтены. Однако, к удивлению многих, он еще долго оставался на своем посту, возможно благодаря поддержке антиреформаторских сил в Кремле.

Если давать оценку политике двух главных политических лидеров Украины 1960—80-х годов, какие выводы можно сделать относительно их взглядов на Украину и ее роль в Советском Союзе? Не подлежит сомнению, что и Шелест, и Щербицкий видели будущее Украины только сквозь призму коммуни-

639

стической идеологии в рамках советской системы. Ни один из них даже помыслить не мог о независимости Украины. И каждый на свой манер был ярким примером того, какой жесткий контроль осуществляет Москва над украинским партийным руководством.

Однако судьбы этих двух людей наглядно демонстрируют и то, что даже в условиях советской политической системы могли возникать неожиданно противоречивые подходы к политике относительно Украины. Как сторонник равенства наций и их сбалансированного экономического развития в СССР, Шелест хотел, чтобы с Украиной обращались как с автономным государством в составе настоящей, а не фиктивной федерации. С одной стороны, существенная поддержка, которую оказала Шелесту не только украинская интеллигенция, но и часть партийного аппарата республики, показала, что национал-коммунизм — или, по крайней мере, региональный или республиканский патриотизм — глубоко укоренились в Украине.

Поведение и политику Щербицкого можно в определенной степени сравнить с действиями западного управляющего, менеджера. Для такого человека СССР представляется чем-то вроде огромной корпорации с центром в Москве. В этом варианте Украина являлась не чем иным, как районом расположения важных отраслевых предприятий, который, если им успешно управлять в соответствии с пожеланиями кремлевских хозяев, может стать важной ступенькой в карьере на пути к верхам власти внутри этой корпорации. Отсюда если интересы «общего дела» требовали стандартизации (русификации) в Украине, Щербицкий был готов сделать это не раздумывая, еще и доказывая при этом, что приверженность «местным особенностям» снижает эффективность и стоит на пути прогресса. Когда от Украины требовалось, истощая собственные ресурсы, помогать развитию какой-то другой части «корпорации», Щербицкий не заставлял себя ждать, демонстрируя способность к «широте мышления». Но главная проблема такого «отраслевого» мышления, являющегося новым изданием старого «малороссийства»,— в том, что его носители не учитывают одной особенности: дело им приходится иметь не только с административными или социально-экономическими единицами, а с целыми народами.

Коммунистическая партия Украины. Роль и влияние Ше-песта и Щербицкого выходили далеко за пределы УССР Оба они, каждый в свое время, были крупными политическими

640

игроками союзного уровня — прежде всего благодаря быстрому росту КПУ после второй мировой войны, особенно после смерти Сталина. С приходом к власти Хрущева численность членов республиканской партийной организации быстро возросла. Этот прирост, значительно больший в Украине, чем в других республиках, продолжался в 1960-е и в начале 1970-х годов. Если в 1958 г. членов партии в Украине насчитывалось 1,1 млн, то к 1971 г. эта цифра достигала 2,5 млн. Более равномерным стало распределение партийных кадров в республике. Раньше большинство их концентрировалось в русифицированных Донбассе и Днепропетровщине на юго-востоке. При Хрущеве в составе украинской парторганизации заметно возросло представительство центральных и западных районов Украины.

Эти изменения сразу же сказались и на новом поколении политических руководителей. Больше, чем когда-либо ранее, в составе руководства республики стало украинцев. Так, в 1964 г. из 33 высших партийных функционеров 30 были украинцами. В 1961 г. удельный вес представителей Украины в составе ЦК КПСС достиг беспрецедентной цифры — 20 %. Благодаря необычайно быстрому росту и тесным связям с Кремлем КПУ претендовала на репутацию «образцовой» парторганизации в СССР. Однако при этом было ясно, что ощущение своей самоценности и значимости приведет украинскую элиту к недовольству сверхцентрализаторской политической и экономической политикой Кремля, что, кстати, и вызвало автономистские устремления Шелеста. А то, что их поддерживала большая часть партийного аппарата, вполне очевидно: за отставку Шелеста проголосовали только три из 25 секретарей областных парторганизаций Украины.

Падение Шелеста означало неудачу всей КПУ. Замедлился ее численный рост, представительство в ЦК КПСС снизилось до 15 %. Тем не менее способность сторонника политики «твердой руки» Шербицкого столь долго удерживаться у власти свидетельствовала о том, что руководимая им КПУ остается фактором немаловажной значимости в советской политической системе.

Диссиденты

В 1960—70-х годах в Советском Союзе появился примечательный феномен, когда небольшой, но постоянно растущий круг людей, обычно называемых диссидентами, стал открыто критиковать политику правителы т за и требовать соблюдения , гражданских, религиозных и нацисчмьных прав. Как же после десятилетий террора, в условиях жесткого идеологического

21 Субгельн^н:

641

контроля и постоянного «промывания мозгов» мог —зникнуть этот достойный удивления вызов режиму? В значительной степени диссидентство было результатом десталинизации, процесса ослабления «паралича страха», начатых Хрущевым. Дозированные разоблачения страшных преступлений сталинской эпохи вызвали разочарование и скептицизм относительно других сторон режима. В результате, когда Брежнев начал свора-адвать политику либерализации, это вызвало протест, особенно интеллигенции.

Диссидентское движение в СССР условно можно разделить на три течения, которые, впрочем, часто сливались. Благодаря своей приближенности к западным корреспондентам наибольшую известность получило правозащитное, или демократическое, движение, базировавшееся в Москве. Большинство его участников представляла русская интеллигенция, а среди его лидеров были такие светила, как романист Александр Солженицын и физик-ядерщик Андрей Сахаров. Другим видом инакомыслия было религиозное диссидентство. В Украине и других национальных регионах диссидентское движение выкристаллизовывалось вокруг национальных проблем, обычно тесно взаимосвязанных с вопросами гражданских прав и свободы совести.

Первоначально ядро украинских диссидентов сформировалось в основном за счет «шестидесятников» — нового поколения литературно-творческой интеллигенции, совсем недавно ставшего 'известным. К нему относились Лина Костенко, Василь Симоненко, Иван Драч, Иван Свитличньвй, Евген Сверстюк, Микола Винграновский, Алла Горская, Иван Дзюба.

642

В Украине насчитывалось не более 1 тыс. активных диссидентов. Правда, количество сочувствующих им, по всей вероятности, достигало многих тысяч.

Против чего и за что боролись диссиденты? Как и в любой группе интеллигенции, среди них наблюдались значительное разнообразие и противоречивость во взглядах. Один из известнейших диссидентов — литературный критик Иван Дзюба одинаково стремился как к достижению гражданских свобод, так и к реализации национальных прав. Он четко сформулировал свою цель: «Я предлагаю... только одну вещь: свободу — свободу честного, публичного обсуждения национальных проблем, свободу национального выбора, свободу национального самопознания и самосовершенствования. Однако сначала и в первую очередь должна быть свобода на дискуссию и несогласие». Национал-коммуниста Дзюбу беспокоил колоссальный разрыв между советской теорией и практикой, особенно в области прав наций, и он призывал власти ликвидировать этот разрыв для блага и советской системы, и украинского народа. Историк Валентин Мороз, напротив, продолжил интеллектуальные традиции украинского интегрального национализма и не скрывал своего отвращения к советской системе и надежды на ее гибель. И все же главным образом диссиденты выступали за реформы в СССР, а не за революцию или отделение Украины. Они были против национального угнетения в Украине и за гражданские права в СССР.

Западные исследователи украинского диссидентского движения расходятся во мнениях относительно мотивов и условий, побуждавших людей к открытому протесту. Александр Мотыль полагает, что в Украине, как и в целом по СССР, это была смена политического курса советского руководства: хрущевскую «оттепель» сменили брежневские попытки повернуть этот процесс вспять — в результате возникло диссидентское. движение. Конечно же, открыто проукраинская линия Шелеста стала дополнительным стимулом для украинской интеллигенции высказывать свое недовольство. Всеволод Исаив и Богдан Кравченко утверждают, что диссидентство в первую очередь было вызвано социально-экономическими неурядицами. Учитывая поддерживаемый Москвой колоссальный притек русских в Украину, они считают, что конкуренция за «место под солнцем», возраставшая между привилегированными русскими и заявлявшими о своих правах украинцами, подталкивала последних к поддержке требований диссидентов о большей самостоятельности Украины. В любом случае диссидентское движение явно было новейшим вариантом против®-сгояния украинской интеллигенции и российской имперской бюрократии, даювшегвся из поколения в поколение.

21*

643

Проявления диссидентства. Первые проявления диссидентской активности приходятся на конец 1950-х — начало 1960-х годов, когда в Западной Украине возникло несколько небольших подпольных групп. Самой известной стала так вазываемая «группа юристов», возглавленная адвокатом Левком Лукьянен-ко. Члены группы готовились к агитации за использование Украиной ее конституционного права на выход ив СССР. Раскрыв эти организации, власти расправились с уалюл, проведя серию закрытых судов, закончившихся жестоюамя приговорами.

Однако инерция десталинизации продолжала сеяюь беспокойство среди интеллигенции. В 1963 г. поначалу официозная конференция по проблемам украинской культуры и языка в Киевском университете, собравшая больше 1 тыс. участников, превратилась в открытую демонстрацию против русификации. Приблизительно в это же время традицией стали ежегодные собрания интеллигенции и студентов возле памятника Шевченко в Киеве (официально — для того чтобы читать стихи поэта, на самом деле — с целью критики культурной политики режима). Подозрительный пожар 1964 г, уничтоживший собрание украинских книг и рукописей в библиотеке Академии наук, вызвал бурю протестов среди ведущих деятелей литературы. Опасаясь, что ситуация выйдет из-под контроля, Кремль решил покончить с диссидентами во всем СССР. В Украине результатом этого решения стали аресты в конце 1965 г. двух десятков наиболее активных диссидентов. Рассчитывая запугать сочувствующих, власти решили провести открьвме процессы. Однако этот прием ударил по ним самим, воскольку вызвал новую волну протестов.

Свидетель процессов, происходивших во Львове, молодой журналист Вячеслав Чорновил, искренний коммунист, распространил разоблачительный сборник статей и документов «Лихо з розуму» (на Западе он был издан под названием «Записки Чорновола»), в котором раскрывалась вся подногатная незаконных и циничных манипуляций правосудием со стороны властей. Дзюба в свою очередь осудил аресты в пылжой речи, обращенной к большой аудитории в киевском кинотеатре «Украина». Он также послал Шелесту и Щербтжому свою работу «Інтернаціоналізм чи русифікація?» — тонкий, эрудированный и разоблачительный анализ теории и механизма русификации в Украине. В 1970 г., после своеге ареста за антисоветскую агитацию и пропаганду, Мороз написал «Репортаж із заповідника імені Берії» — эмоциональное ивобличение жестокости советского официоза, приводящего к деградации отдельные личности и целые народы. С целью помешать властям изолировать диссидентов друг от друга и от обо^вства, а

644

также намереваясь информировать о советских репрессиях-мировую общественность, украинские диссиденты в 1970 г;

начали тайно печатать журнал «Український вісник». КГБ сумел пресечь распространение этих материалов в Украине, однако предотвратить их проникновение на Запад не удалось. С помощью украинских эмигрантов они были опубликованы и получили широкую огласку, что вызвало замешательство советских властей.

После падения Шелеста в 1972 г. Щербицкий вместе с партийным идеологом Маланчуком и шефом КГБ Украины Фе-дорчуком устроил массовый погром инакомыслящей интеллигенции, сопровождайВсййся сотнями арестов и намного более жестокими, чем в 1965—1966 гг., приговорами. Открытых диссидентов, а также всех, кто подозревался в «неблагонадежности», вычищали из университетов, научных учреждений, редакций и т. д. Эта волна репрессий, напомнившая сталинские времена, травмировала целое поколение украинской интеллигенции и заставила многих или прекратить диссидент^-скую деятельность, или публично покаяться, как это сделал

Дзюба.

ч

•'

«Українська Гельсинкська група». Поредевшие численно, но преисполненные решимости продолжать борьбу, диссиденты получили новый импульс в своей деятельности, когда в 1975 г. СССР подписал Заключительный акт Хельсинкских соглашений и формально-юридически дал обязательство соблюдать гражданские права своего народа. Считая, что они поймали Кремль на слове, диссиденты создали действовавшие легально и, как им казалось, на законной основе группы, главной целью которых было наблюдение за тем, как выполняются Хельсинкские соглашения. Первый Хельсинкский комитет был создан в Москве в мае 1976 г. Вскоре после этого, в ноябре 1976 г., в Киеве появилась «Українська Гельсинкська група». Подобные группы возникли также в Литве, Грузии и Армении.

Украинскую Хельсинкскую группу возглавил писатель Микола Руденко — комиссар времен второй мировой войны и бывший партийный чиновник в Союзе писателей Украины. Его близким соратником был Петро Григоренко — генерал советской армии, уволенный из ее рядов. Группа, насчитывавшая 37 человек, представляла собой настоящую мозаику с точки зрения политических взглядов ее членов. В нее входили такие диссиденты, как Нина Строката, Василь Стус, Левко Лукьяненко, Иван Кандыба, Надия Свитличная, Вячеслав Чорновил, уже отбывшие свои тюремные сроки; бывшие националисты, пережившие десятилетние сроки еще в сталинских лаге-

645

рях, такие как Святослав Караванский, Океана Попович, ;

Оксана Мешко, Ирина Сеник, Петро Сичко, Дани»» Шумук и Юрий Шухевич (сын главнокомандующего У ПА Романа Шу-хевича); религиозные активисты вроде православного священ- ^ ника отца Василя Романюка. І

Две важных особенности отличали деятельность Украинской Хельсинкской группы от предыдущих этанов развития диссидентского движения в Украине. Первая заключалась в том, что группа, не будучи прорежимной организацией, тем не менее действовала открыто и претендовала на законное существование. Со времен установления советской власти в Украине ничего подобного не наблюдалось. Другой ее беспрецедентной чертой было то, что группа установила контакты с подобными организациями во всем СССР, пытаясь таким образом «интернационализировать» свою деятельность по защите гражданских и национальных прав.

Новое мышление явственно проступало и в программных документах группы. В них подчеркивалась ее ориентация на законность: именно в установлении власти закона в целом и в соблюдении прав личности в частности видели члены группы путь к разрешению общественных проблем. Именно из этих соображений они часто характеризовали свою деятельность как правозащитную. Как отмечал Иван Лысяк-Рудницкий, этот акцент на законности и истинной демократии — более, чем на идеологических моментах вроде национализма или марксизма, до сих пор владевших умами украинской интеллигенции,— означал коренной поворот в истории украинской политической мысли.

Хотя некоторые члены Украинской Хельсинкской группы в большей или меньшей степени сохраняли приверженность марксизму или национализму, взгляды их большинства можно проиллюстрировать отрывком из воспоминаний Данила Шуму-ка, в прошлом бывшего и националистом, и коммунистом, и проведшего почти 40 лет в польских, нацистских и советских лагерях: «Только демократия способна уберечь человечество от угрозы тирании как левого, так и правого толка. Лишь неограниченное, гарантированное законом право всех граждан высказывать, пропагандировать и защищать свои идеи может дать людям возможность контролировать и направлять политику правительств. Без этого права не может быть и речи о демократии и демократических выборах в парламенте. Там, где нет легальной оппозиции, пользующейся равными правами в парламенте и в народе, нет демократии... Я пришел к этому выводу после многих лет раздумий, обобщений и анализа, и они привели меня к критическому отношению как к коммунистам, так и к националистам донцовского типа».

64«

В отличие от ксенофобии, характерной для оуновского варианта национализма, горячий патриотизм украинских диссидентов не сочетался с враждебностью к другим народам, даже к русскому. В 1980 г. в одном из их заявлений говорилось: «Мы понимаем, что означает жить под колониальным гнетом, и потому заявляем: народу, живущему в нашей стране» будут гарантированы широчайшие политические, экономические и социальные права. Все права национальных меньшинств и различных религиозных объединений гарантируются безусловно». Исходя из своих легалистских принципов члены Украинской Хельсинкской группы полагали, что лучший путь достижения независимости Украины — использование ее права на выход из СССР, гарантированного Конституцией. Наиболее эффективным способом «деколонизации» Советского Союза они считали проведение действительно свободных выборов народами СССР.

Впрочем, ни умеренность Украинской Хельсинкской группы, ни требования Запада к СССР соблюдать Хельсинкские соглашения не уберегли диссидентов от новых репрессий. К 1980 г. около трех четвертей членов Украинской Хельсинкской группы оказались в заключении со сроками от 10 до 15 лет. Оставшиеся находились в ссылке за пределами Украины или, для усво-коения западной общественности, были высланы из СССР.

Религиозное диссидентство. Отдельным типом диссидеит*-ства в Украине было религиозное инакомыслие. Теоретически советская Конституция гарантировала свободу вероисповедания. На практике же режим использовал целую обойму средств, чтобы отвратить верующих от церкви. Сюда входили ограничения на религиозные издания, запрет преподавания религиозных дисциплин в школах с одновременным «атеистическим воспитанием», внедрение агентов КГБ в среду священнослужителей и церковную иерархию, закрытие церквей и, наконец, использование социально-экономических и образовательных санкций против тех, кто был тверд в своей вере. Тем не менее духовная пустота советской идеологии, с одной стороны, и чувство протеста против излишне жестокой тактики режима в религиозных вопросах, с другой, способствовали возрождению тяги к религии, особенно в сельской местности. Вместе с. этим возрастала и воинственность части верующих.

Жесточайшие преследования режимом Украинской грек*-католической церкви («церкви в катакомбах») не привели к ее полной ликвидации. В последние несколько десятилетий тайные службы в Западной Украине отправляли 300—350 греко-католических священников, возглавляемых несколькими епископами. Действовали даже подпольные монастыри и тип^гра-

647

фии. В 1982 г. священник Йосип Тереля организовал Комитет защиты Украинской греко-католической церкви, намереваясь добиваться ее легализации. Режим ответил арестами активистов, однако преданность украинцев Галичины и Закарпатья своей давней церкви не была поколеблена.

Православная церковь в Украине, официально именуемая Русской православной церковью, находилась в более благоприятном положении, поскольку признавалась правительством. Однако за это она заплатила сотрудничеством с властями, доходившим до прислужничества. В результате эта церковь отдавала предпочтение государственным интересам, а не религиозным потребностям, ее, особенно высшую иерархию, разъедали коррупция и лицемерие. Такое положение дел привело к тому, что часть рядовых священников, среди них жесточайшим образом преследуемый Василь Ромашок, открыто осудили как свое руководство, так и советское государство за подрыв православия.

Судя по всему, наиболее воинственными и динамичными религиозными объединениями в Украине были баптисты и другие протестантские секты — пятидесятники, адвентисты и свидетели Иегояы. Они совершали богослужения в отдельных молельных домах, воспитывали детей в соответствии с постулатами их веры и часто отказывались регистрировать свои обшины, затрудняя таким образом возможность контроля со стороны властей. Их фундаменталистсюве взгляды, ориентация на запросы простых людей, пылкая приверженность вере привлекали к ним многочисленных сторонников, особенно в Восточной Украине. В эти годы именно сектанты составляли непропорционально большую часть «узников совести» в СССР. Одним из главных лидеров баптистов до своего отъезда в США был пастор Георгий Вмнс.

Подавление диссидентов. Несмотря на свой идеализм и отвагу и одиозность поведения их преследователей, диссиденты не нашли широкой поддержки ни в Украине, ни в СССР в целом. Одна из причин этого состояла в том, что, обличая режим и требуя установления власти закона, диссиденты не сформулировали четкой политической программы. Кроме того, проблемы, которые они поднимали, как правило, не имели непосредственного отношения к заботам большинства населения — рабочих и колхозников. Поэтому социальная база диссидентского движения оставалась узкой и сводилась почти исключительно к интеллигенции. -v

Однако решающим фактором, обусловившим неудачи диссидентского движения, был перевес сил его противников. Против диссидентов была направлена вся мощь советвкой системы,

648

прежде всего всемогущего КГБ. Обладая мононолией на средства массовой коммуникации, режим обычно скрывал от общественности информацию о диссидентах. Если же єна и появлялась, то в искаженном виде, выставляя диссидентов в невыгодном свете. Имея в распоряжении сотни тысяч офицеров, тайных агентов и осведомителей, КГБ,- казалось, присутствует всюду и знает обо всем. Однако в отличие от сталинских времен секретная полиция уже не отличалась таким фанатизмом в фиавнеском устранении действительных или предполагаемых диссидентов. Теперь она предпочитала изолиро-вать их от общества, усиливая давление на них, запугивая, заставляя каяться или хранить молчание. Недовольные режимом оставались без работы, их дети лишались возможности получить образование, они могли даже потерять крышу над головой. Наиболее упорных упрятывали на продолжительные сроки в лагеря или в психиатрические лечебницы, где насильно пичкали препаратами, разрушающими личность. Задавив нескольких, КГБ успешно запугал многих.

По сравнению с Москвой украинский КГБ мог действовать более свободно. Изолированные от расположенных в Москве западных информационных агентств, украинские диссиденты — в отлхчде от их выдающихся русских и еврейских коллег — были лишены даже этого условного «зонтика гласности». К тому же проблема национальных прав украинцев мало интересовала Запад. Тем временем боязнь украинского национвлжэма заставляла режим применять особенно жестокие репрессии именно в Украине. Отсюда и репутация украинского КГБ как самого жестокого в Союзе, и непропорционально большое количество украинских «узников совести» в лагерях.

русифвнииція

С точки эренкя Кремля национальный вопрос в СССР был угнетаквое сложной проблемой. В обществе, охватывающем около 100 различных наций и народностей и представлявшем собой весьма пеструю картину исторических, культурных и социальных цешюсте* и экономических интересов, советские лидеры должны были найти способ выработать какие-то общие для всех идеалы и цели. Выполняя эту сверхзадачу, советские идеологи послвсталинского периода создали целый блок конценцив, долженствующих затушевата национальные особенности народов СССР и, наоборот, подчеркнуть общее^ сближающее их. В этом идеологическом багаже особое значение имели такие основополагающие моменты: идея расцвета

649

наций, согласно которой все народы СССР переживали при советской власти невиданный прогресс; идея сближения, утверждавшая, что благодаря созданию общих политических, экономических и культурных условий развития наций они становятся ближе друг к другу; идея слияния — в соответствии с ней все народы СССР постепенно сливаются в одно целое; и. наконец, идея возникновения новой исторической общности — советского народа.

Весь этот идеологический «новояз», подразумевавший, что нации могут «расцветать», теряя свою самобытность, маскировал одно-единственное явление, которое всегда стояло на повестке дня, а при Брежневе вновь стало набирать силу:

русификацию. Поскольку русские составляли большинство, поскольку они создали большевистскую партию и советскую систему, поскольку они занимали все ключевые позиции и поскольку их язык считался средством межнационального общения в СССР, именно они должны были играть роль цемента, скрепляющего Советский Союз. И советское руководство полагало, что чем больше народы СССР будут уподобляться русскому, тем сильнее будет чувство солидарности между ними. Однако многие западные исследователи и нерусские диссиденты в СССР считали «сближение», «слияние» и «советский народ» не более чем кодовыми обозначениями русификации нерусских народов.

Как мы успели убедиться, русификация была главным поводом для недовольства украинских диссидентов. Они отказывались принимать утверждение о том, что превалирование русского языка и культуры является неизбежным привеском к прогрессивной и вдохновляющей задаче создания нового типа «социальной и интернациональной общности — советского народа». По их мнению, акцент на особой роли русского языка был всего лишь старой песней на новый лад. В своей работе «Інтернаціоналізм чи русифікація?» Дзюба достаточно убедительно показал, что за новой русификацией стоят старый русский шовинизм и колониализм, упакованные в псевдомарксистскую идеологию. «Колониализм,— писал он,— может выступать не только в форме открытой дискриминации, но также и в форме «братства», что весьма характерно именно для русского колониализма». Широко цитируя Ленина, он пытался доказать, что в марксистско-ленинской идеологии нет положений, обосновывающих особое предпочтение, отдаваемое Кремлем русским.

В Украине пресс ассимиляции был особенно тяжелым во многом из-за языковой и культурной близости к русским;

оттого-то украинцы и представлялись весьма удобным объектом русификации. К этому же обязывала экономическая важ-

650

Русскоявычяое «селение советской Украины (1970 г.)

ность Украины для СССР, не допускавшая возможности ^развития «сепаратистских» тенденций. Будучи относительно многвчисленньми, украинцы, помимо всего прочего, обладали потенциальным «решающим голосом» в межнациональных отношениях: если они держали сторону русских, этническая политика в СССР скорее всего сохраняла стабильность; если бы они вдруг приняли сторону нерусских народов, это могло подорвать господство русских и вызвать радикальные перемены в советской политической системе.

Языковая проблема. В борьбе между советским руководством, стремившимся к созданию «советского народа», и украинцами, пытавшимися сохранить свою национальную самобытность, основная «линия фронта» проходила через вопрос о языках. При Брежневе Кремль вел систематическую весьма изощренную кампанию, направленную на расширение сферы использования русского языка и ограничение украинского. Преследуя эти цели, советское руководство могло рассчитывать на поддержку 10 млн русских, живших в Украине, ' и миллионов «малороссов» — украинцев по происхождению, но русских по языку и культуре. Оно к тому же располагало убедительными аргументами: русский был языком наиболее многочисленного и важного народа в СССР, он был единственным средством общения между народами, наконец, он являлся языком науки и международных отношений.

Власти имели в своем распоряжении целый набор средств прямого и косвенного давления на людей с целью заставить их пользоваться русским языком. Быстро росло применение его в учебных заведениях, и успехи в получении образования напрямую зависели от владения русским. Это относилось и к возможности сделать карьеру. Наиболее интересные и важные периодические издания в Украине выходили на русском языке, в то время как менее популярные печатались на украинском. Когда тиражи последних соответственно падали, власти имели прекрасное оправдание для их закрытия. Так, с 1969 по 1980 г. удельный вес журналов, издаваемых на украинском, снизился с 46 до 19 %; с 1958 по 1980 г. доля книг, публикуемых на украинском языке, уменьшилась с 60 до 24 %.

В городах социальный прессинг, понуждавший говорить по-русски, был особенно силен, украинский же оставался предметом пренебрежительным — как язык «селюков». Режим сознательно вырабатывал в украинцах комплекс неполноценности в отношении к родному языку и культуре. Это нашло отражение в том факте, что украинцы часто требовали для своих детей обучения на русском языке. «Какой толк в украинском? Чтобы добиться успеха, моим детям нужно хорошо вла-

652

деть русским»,— часто можно было услышать от бывших крестьян, пытавшихся найти себе место в русифицированных городах. Некоторые представители украинской интеллигенции полушутя говорили, что если сегодня вводить украинизацию, евреи украинизируются за год, русские — за три, а для того чтобы убедить стремящегося к карьере честолюбивого «хохла» пользоваться родным языком, потребуется по крайней мере лет десять.

Человек, настойчиво пользовавшийся украинским языком, мог попасть под подозрение в политической неблагонадежности. Например, советские следственные органы с большим доверием и пониманием восприняли такое заявление одного из свидетелей в адрес поэта-диссидента Василя Стуса: «Я сразу понял, что Стус — националист, потому что он всегда говорил по-украински».

Насколько действенной оказалась языковая русификация? В Украине с 1959 по 1979 г. удельный вес украинцев, назвавших украинский язык родным, снизился с 93,4 до 89,1 %. Еще совсем недавно свыше 2 млн украинцев считали русский родным языком. В то же время только один русский из трех, живущих в Украине, учил украинский язык. Означало ли это, что гибель украинской культуры является только вопросом времени? Дальнейшее развитие подобных тенденций представляло бы будущность украинского языка весьма печальной. Пессимисты предсказывали исчезновение украинского языка в течение столетия.

Оптимисты же указывали, что если постоянные гонения на украинский язык до сих пор не уничтожили его, то он не ото-мрет и в дальнейшем. Они считали, что положение его не так уж плохо, как это кажется. Действительно, на определенных территориях, таких, как Донецкий промышленный район, Харьковская область. Черноморское побережье, украинский язык почти не используется. Однако благодаря постоянному притоку украинцев из сельской местности в Киев в последние годы, использование украинского языка постепенно расширяется в столице Украины. А в Западной Украине «мова» распространена намного больше, чем перед второй мировой войной. Таким образом, языковая проблема, всегда имевшая в Украине важнейшее значение, еще далека от своего окончательного разрешения.

Русские в Украине. Одним из главных методов русификации Украины заключался в поощрении миграции сюда русских и эмиграции в другие районы СССР украинцев. В обїцеміплане эта политика проводилась под вывеской «плодотворного обмена кадрами» между республиками. Итак, если в Украину

653

прибывало огромное количество русских с целью обогатить ее своими дарованиями, то из Украины в другие районы СССР в неменьших количествах выезжали на работу квалифицированные украинцы (которые впоследствии, как правило, русифицировались). Эти масштабные демографические перетасовки осуществлялись с целью перемешивания народов СССР и создания благоприятных условий для выработки у них чувства общности. Вообще следует заметить, что русские имели отличительную склонность выезжать за пределы своей республики. Эксперты объясняют эту особенность относительной бедностью русского села и распространенным мнением, что в Советском Союзе русские получают лучшие рабочие места в нерусских районах. Украина была для них особенно предпочтительной: здесь хорошие климатические условия, сравнительно высокий уровень социально-экономического и культурного развития; кроме того, ее культура и язык ближе всего именно русским.

Понятно, что эти миграционные процессы привели к резкому росту численности русских, живущих в Украине. В 1926 г. здесь насчитывалось 3 млн русских, в 1959 г. их количество возросло до 7 млн, а в 1979 г.— до 10 млн. Как всегда, русские в Украине имели тенденцию концентрироваться в основном в городах, особенно в Донбассе и на Юге. К концу 1980-х годов они составляли более 21 % населения, а их влияние намного превышало удельный вес в составе жителей.

Стремительный рост численности русских в Украине, конечно, не является результатом только миграционной политики. Такие национальные меньшинства в Украине, как евреи, греки, болгары, ассимилировались в русскую национальность. Как мы уже отмечали, подобное явление наблюдалось и среди украинцев. Этот процесс усилился благодаря высокому проценту межнациональных браков между русскими и украинцами. В 1970 г. около 20 % браков (30 % в городах и 8 % в селах) были этнически смешанными. Для сравнения можно вспомнить, что в начале столетия, когда большинство украинцев жили в относительно изолированных селах, только 3 % браков в Украине были смешанными.

С точки зрения быстрого роста русского присутствия в республике можно, вслед за Романом Шпорлюком, говорить о двух Украинах: «русской» и «украинской». В географических понятиях первая охватывает индустриальный Донбасс и города на Юге — территории, никогда не бывшие частью исторической Украины. В то же время в таких районах, как Правобережье, часть Левобережья, Западная Украина, всегда заселенных преимущественно украинцами, доминируют украинский язык и культура, особенно на селе. Впрочем, линию

654

между «русским» и «украинским» можно провести и на ином уровне. Мир больших городов — политической, экономической и научной элиты, мир модернизации в целом — в основном русскоязычный. Мир села — колхозов и народных обычаев — в основном украиноязычный. Таким было положение во времена царизма. С помощью более изощренных методов эту ситуацию советское руководство сохраняло и до недавних лет.

Однако несмотря на то, что политика русификации была хитрой и всепроникающей, как никогда раньше, она не смогла остановить процесс формирования украинской нации. Всего лишь два поколения тому назад большинство восточных украинцев называли себя «малороссами», «хохлами» или «местными»; одно поколение назад многие западные украинцы обозначали себя регионально-культурническими терминами — лемки, гуцулы или русины. Сейчас их дети и внуки считают себя украинцами. Они уже не являются той разношерстной этнической массой, какой были в начале столетия. Даже представители других национальностей становятся украинцами. Например, тенденцию к ассимиляции выявляют поляки, живущие в Украине. Чувство регионального патриотизма выработалось и у русских, поколениями живущих здесь.

Даже урбанизацию уже нельзя и дальше рассматривать как путь к денационализации. Украинский исследователь В. В. Покшишевский считает, что город не только погружает неофитов в ассимиляторскую (русифицирующую) атмосферу, но и стимулирует «обострение этнического самосознания». Указывая на увеличение численности украинцев в Киеве, он полагает, что это — результат привлекательности Киева для украинцев вообще и, кроме того,— следствие «дальнейшей консолидации украинской нации и укрепления этнического самосознания». Покшишевский также отмечает: «Можно предположить, что часть киевлян после некоторых колебаний — считать ли себя украинцами — именно так и сделали абсолютно убежденно; все больше детей от смешанных браков также называли себя украинцами». Таким образом, как и в случае с языковой проблемой, успехи Кремля в области гомогенизации Украины никак нельзя было считать окончательными.

Социально-экономические изменения

В течение 1960-х годов украинское общество характеризовали масштабные социальные изменения: за 10 лет процент украинцев, живущих в городах, достиг 55 — это означало, что большинство их превратилось в городских жителей. Согласно

,655

оценкам исследователей, к 2000 г. в городских центрах будет жить свыше 70 % украинцев. Ускоренная урбанизация была всемирным явлением, пережитым уже многими поколениями, и ее воздействие на украинцев было только вопросом времени. Тем не менее, поскольку население Украины всегда считалось по преимуществу сельским, а его культура, ментальность и; национальное самосознание были глубоко проникнуты духом села, эволюцию этого общества хлеборобов в общество горожан действительно можно считать великим преобразованием.

Что же заставляло украинцев покидать свои села и в таких больших количествах перебираться в города? В целом причины те же, что и во всем мире: более широкие возможности трудоустройства, доступ к высшему образованию, привлекательное многообразие в выборе форм досуга, значительно более удобные бытовые условия. В результате наплыва украинцев города республики, эти многолетние бастионы неукраинского населения, стали наконец местом сосредоточения украинского большинства. Традиционная дихотомия между украинским селом и русским (или польско-еврейским) городом стала, судя по всему, уходить в прошлое.

Впрочем, процесс урбанизации в Украине имел свои примечательные черты. Будучи ускоренным, он все же не имел таких темпов, как в других частях СССР. Так, урбанизация в России, достигавшая в 1970 г. 62 %, по своим темпам сравнима с Японией и Западной Германией; в Украине же этот процесс развивался медленнее — темпами, более близкими к Восточной или Южной Европе. К тому же он происходил неравномерно в географическом отношении, будучи интенсивнее всего в восточных, чрезмерно индустриализированных (и русифицированных) регионах Донецка, Луганска, Днепропетровска и Запорожья. В последнее время, однако, появляются признаки замедления урбанизации на востоке Украины и повышения ее темпов в западных областях. Выдающимся остается тот факт, что украинцы заполняют города, и украинский крестьянин, веками представлявший собою тип исконного обитателя этих земель, сейчас в этом качестве становится все менее распространенным явлением.

Кроме социальных аспектов, такой ход развития имеет и большое идеологическое значение. Поскольку роль крестьянства в жизни украинского общества снижается, уходит в прошлое и народничество — этот краеугольный камень украинских идеологий XIX — начала XX в., и концепция народа — в традиционном понимании его как бедной, угнетенной крестьянской массы — уже не занимает центрального места в украинской политической мысли.

Экономика. Жестко вмонтированная в народнохозяйственную структуру Советского Союза, экономика Украины отличалась довольно высоким уровнем развития. Богатая природными ресурсами, имевшая мощное сельское хозяйство и развитую промышленность, что же представляла собой Украина в сравнении со всем Советским Союзом? Как и можно ожидать, ее экономика больше, чем в целом по СССР, была ориентирована на сельское хозяйство. Промышленный же потенциал выглядел несколько меньше среднесоюзного показателя из-за внушительной диспропорции между промышленными районами и намного слабее развитыми западными областями.

Украинская индустрия давала значительную часть общесоюзной промышленной продукции — 17 %. И в более глобальном масштабе она являлась значительным промышленным районом. Производя около 40 % общесоюзной выработки стали, 34 % угля, 51 % чугуна, Украина по объему валового национального продукта равнялась Италии. Советские ученые любили упоминать, что в 1972 г. объем промышленной продукции Украины в 176 раз превышал уровень 1922 г. Впрочем (и это вполне естественно), украинская промышленность знала и взлеты, и падения. В период бума 1950-х — начала 60-х, когда темпы ее роста достигали невиданных показателей — 10 % в год, она превышала среднесоюзные показатели; в 1970 —»80-е, когда прирост промышленной продукции республики снизился до 2—3 % ежегодно, ее уровень упал ниже общесоюзного. Это отставание в наибольшей степени было связано с устаревшими и непродуктивными заводами и предприятиями угольно-металлургического комплекса — нечто подобное переживали в свое время индустриальные центры Америки и Западной Европы.

Экономическое отставание Украины, да и всего Советского Союза в целом, как никогда обострило проблему капиталовложений. Плановые органы в Москве, сосредоточившись на разработке новых гегантских промышленных проектов в Сибири, пренебрегали интересами Украины. Во времена Шелеста украинские экономисты особенно громко протестовали против такого дисбаланса в капиталовложениях, однако это был «глас вопиющих в пустыне». Щербицкий же совсем не был заинтересован в том, чтобы поднимать эту проблему, хотя это не означало, что она перестала существовать.

Сельское хозяйство. Несмотря на то что промышленность стала основной сферой занятости украинцев, их земля все же оставалась житницей Советского Союза. Украина производила зерна столько же, сколько Канада (больше — только США и

657

Россия), по сбору картофеля обгоняла Западную Германию, а по урожаям сахарной свеклы являлась первой в мире. Имея на своей территории 19 % населения Советского Союза, Украина давала более 23 % его сельскохозяйственной продукции. Однако политика правительства часто заставляла украинцев сталкиваться с продовольственными трудностями.

Пытаясь повысить и так уже довольно высокую производительность труда в сельскохозяйственном секторе республики, правительство вкладывало огромные средства в производство сельскохозяйственной техники и удобрений. Однако советское сельское хозяйство продолжали преследовать его хронические проблемы. Бюрократический контроль и плохо продуманные реорганизации больше вносили хаоса, чем приносили пользы. Хотя оплата труда колхозников неуклонно повышалась, они все же оставались на низших ступенях социальной лестницы, что, конечно, не прибавляло им энтузиазма в работе на государство.

Еще одной проблемой сельского хозяйства продолжал оставаться быстрый отток рабочей силы в города, вызванный урбанизацией: в 1965 г. в аграрном секторе Украины было занято 7,2 млн человек, в 1975 г. эта цифра снизилась до 6,4 млн, а к 1980 г. составила 5,8 млн. Таким образом, украинское село, где заметно улучшились условия жизни, тем не менее теряло молодежь, уходившую в города. Во многих колхозах основную массу работников составляли пожилые женщины, занятые в основном ручным трудом.

Проблема экономической эксплуатации. В дискуссиях, посвященных экономической истории Украины, неизменно вставал чрезвычайно непростой вопрос о том, является ли республика объектом экономической эксплуатации. С одной стороны, совершенно очевиден колоссальный экономический рост, пережитый Украиной за годы советской власти. С другой стороны, было не менее очевидно, что взносы Украины в общесоюзный бюджет явно превышают обратные поступления из него. Однако режим упорно отказывался открыть статистику, которая могла бы пролить на это свет.

Советские лидеры всячески рекламировали быстрый экономический пртресс Украины, указывая, что он был бы невоз

6Д8

можен без огромных капиталовложений, технической и технологической помощи, трудовых ресурсов, поставляемых «братскими народами» СССР, в первую очередь русским. Говоря об этом, они явно подразумевали, что настал черед Украины экономически помогать другим, менее развитым регионам СССР. Поэтому, с советской точки зрения, нет никаких оснований вообще поднимать вопрос об экономической эксплуатации.

Некоторые западные экономисты видели этот предмет совершенно в ином ключе. Они, разумеется, признавали впечатляющий экономический прогресс, достигнутый Украиной при советской власти. Они также соглашались с тем, что Москва заботится о развитии таких относительно бедных районов, как Средняя Азия, или богатых ресурсами территорий вроде Сибири. Но они считали, что вклад Украины всегда был большим, чем полагалось бы в соответствии с ее удельным весом в СССР. Американский экономист Холленд Хантер констатировал: «Выкачивание текущего дохода из Украины и распределение его по всему СССР является основной чертой украинской экономической истории». Британский исследователь Питер Уайлз подсчитал, что Украина регулярно вносила в общесоюзный бюджет на 10 % больше, чем получала из него. Володимир Бандера и Иван Коропецкий утверждали, что если в абсолютных показателях Украина продолжала развиваться прогрессивно, то в сравнении с Москвой и другими регионами СССР, а также с соседними странами она отставала в экономическом отношении.

Независимо от позиций, занимаемых в спорах по вопросу об эксплуатации, эта дискуссия высветила фундаментальный вопрос, касающийся опыта пребывания Украины под советской властью: кто принимал решения относительно экономических перспектив Украины и чьи интересы учитывались при этом в первую очередь? По крайней мере с этой точки зрения ответ напрашивается сам собой: совершенно ясно, что экономическая судьба Украины решалась в Москве, где украинские интересы явно не были вопросом первостепенной важности.

Демографические условия. Темпы прироста населения в Украине в новейшее время пережили драматические изменения. В конце XIX — начале XX в. его прирост был одним из самых больших в Европе. Затем произошли две демографические катастрофи от 3 до б млн человек погибли во время голодомора 1932—1933 гг. и сталинского террора и около 5,3 млн жизней унесла вторая мировая война. Таким образом, меньше чем за 10 лет в Украине с лица земли исчезло примерив 25 % населения (при этом уровень смертности был особенно

659

высоким среди мужчин). В 1980-е годы темпы прировте населения в Украине были среди самых низких в СССР. Так, в 1983 г. прирост составлял четыре человека на каждую тысячу;

для сравнения: в Средней Азии, где население росло очень быстро, этот показатель составлял 25—ЗО на тысячу. Если подобная демографическая тенденция не изменится, доля украинцев в составе славянского населения в целом резко снизится.

Одной из главных причин медленного роста населения Украины являются пережитые им демографические катастрофы. Большую роль в этом играет также урбанизация. Живя в исключительно сложных квартирных условиях, при том, что большинство женщин работает полный рабочий день, украинцы-горожане предпочитают иметь небольшие семьи с одним, максимум двумя детьми. Во многих отношениях демографическая ситуация в Украине напоминает западноевропейскую:

при постепенном старении населения и медленном его приросте постоянно увеличивается количество пенсионеров и уменьшается численность активно работающих. Однако в Украине, как и в целом по СССР, наблюдались и существенные отличия в демографическом развитии. Резким контрастом с другими развитыми индустриальными странами выглядели снижение здесь средней продолжительности жизни и рост детской смертности. Эксперты объясняют это широким распространением алкоголизма — как мужского, так и женского.

По сравнению с другими районами СССР Украина была одной из самых густонаселенных республик. Если в европейской части СССР средний показатель составлял 34 человека на квадратный километр, то в Украине он равнялся 82. К тому же распределение населения по территории республики было очень неравномерным. Наиболее густо населены восточные области (здесь и наибольший прирост населения), а также Крым с его целебным климатом. В Западной Украине прирост населения приближался к средним показателям, а вот на Право- и Левобережье он был намного меньше — здесь были целые области, где численность населения постоянно убывала. Тем не менее в целом демографическая ситуация в Украине выглядела удовлетворительно: население республики, в 1989 г. насчитывавшее 51,7 млн человек, было не настолько малым, чтобы тормозить экономическое развитие, и не настольк® велико, чтобы задушить его.

Изменения в социальной структуре. Как мы уже видели, индустриализация, урбанизация и модернизация коренным образом изменили традиционную социальную структуру У»-

660

раины. В 1970 г. из 16 млн человек занятого населения около двух третей относилось к промышленным рабочим. В течение жизни одного поколения рабочие из меньшинства превратились в подавляющее большинство. Они не только росли численно, но и становились все более украинскими с точки зрения этнического состава: если в 1959 г. украинцы составляли 70 % занятых в промышленности, то в 1970 г. эта цифра достигала 74 %. Русские уже не составляли непропорционально большую часть рядовых рабочих.

Значительно возросла, особенно в последние десятилетия, численность служащих в Украине. С I960 по 1970 г. их количество удвоилось: с 700 тыс. до 1,4 млн. Однако здесь несоответственно большую пропорцию составляли русские: около трети всех служащих. Таким образом, образовательный бум, поднявший число специалистов высшей квалификации в Украине до уровня, сравнимого с большинством западноевропейских стран (и даже превосходившего их), не принес украинцам как нации тех результатов, каких можно было бы ожидать. Составляя 74 % населения республики, они давали лишь 60 % всех студентов вузов Украины.

Каковы же причины недостаточного представительства украинцев в высшем образовании, среди технической интеллигенции и деятелей культуры? Некоторые западные специалисты полагают, что поскольку значительная часть украинской молодежи получала среднее образование в сельских школах, где качество обучения было низким, она попадала в неравные условия с учившимися в городах русскими в жестокой конкуренции за места в вузах. Дополнительные трудности создавало то обстоятельство, что язык обучения в институтах был в основном русским, которым многие украинцы, особенно из села, владели недостаточно. Наконец, немалую роль в снижении количества украинской интеллигенции сыграла правительственная политика, поощрявшая выезд специалистов на работу за пределы республики, в другие районы СССР (подсчитано, что около 25 % специалистов поступали именно таким образом). Соответственно уменьшалось количество их детей, получавших высшее образование. Одновременно дети из семей украинской интеллигенции, получавшие высшее образование за пределами республики, часто русифицировались.

Уровень жизни. Как мы уже не раз упоминали, советская Украина была мощной индустриальной державой, богатой природными ресурсами. Однако по уровню жизни населения она далеко отставала от других индустриальных стран. Конечно, уровни жизни сравнивать очень сложно. Недостаток

661

в автомобилях, бытовой технике и модной одежде, испытываемый украинцами, до некоторой степени восполнялся бесплатным образованием и медицинским обслуживанием, чего не было у тех же американцев. Тем не менее, согласно ряду тщательно отработанных западными экономистами критериев, очевидно, что советская экономическая система была не в состоянии удовлетворить материальные запросы людей так, как это удавалось западной экономике. Так, в 1970 г. уровень потребления на душу населения в СССР составлял приблизительно половину американского. Эта статистика не учитывала общее низкое качество товаров и услуг, предоставлявшихся в Советском Союзе. Иначе говоря, для закупки товаров обычной недельной потребительской корзины в Вашингтоне нужно было работать 18 часов, а в Киеве — 53. Хотя квартирная плата в СССР была одной из самых низких в мире, жилищная проблема здесь оставалась сложнейшей, и нередко три поколения одной семьи жили одновременно в двухкомнатной квартире. Таким положением вещей советские люди во многом были обязаны политике Кремля, традиционно вкладывавшего средства в тяжелую и оборонную промышленность и пренебрегавшего производством товаров широкого потребления.

В период впечатляющего роста экономики страны 1960-х— начала 70-х годов еще довольно высоким был оптимизм по поводу способности Советского Союза догнать Запад по уровню жизни. Но этот оптимизм угас в 1980-е, когда советская экономика заметно буксовала. ї

В составе СССР Украина занимала пятое место по уровню потребления на душу населения после России и трех прибалтийских республик. Излишки рабочей силы в Украине приводили также к тому, что средний уровень зарплаты здесь был на 10 % ниже общесоюзного. Однако и цены оставались относительно низкими. В течение 1970-х— 80-х годов советская политика в области заработной платы была выгодной для многих украинцев. Пытаясь сократить разрыв в оплате труда между сельскими и городскими тружениками, правительство заметно повышало зарплату колхозников. В результате с I960 по 1970 г. их заработная плата увеличилась на 182 %, тогда как у промышленных рабочих — только на 38 %. Впрочем, несмотря на непрерывные попытки правительства улучшить положение советского потребителя, он по-прежнему имел дело с некачественными товарами, плохим сервисом и тесными квартирами. Уровень жизни среднего украинца далеко отста—л не только от стандартов Западной Европы или Северной Америки, но и от жителем государств коммунистической Восточной Европы.

662

Общественное сознание советских украинцев. Каково же было отношение украинцев к советской социально-экономической и политической системе? Ответ на такой вопрос всегда оставался весьма затруднительным, особенно в случае с обществом, где совсем недавно начали публиковать результаты опросов общественного мнения, проводимых, как правило, по тщательно подобранному кругу тем. Тем не менее, опираясь на материалы многочисленных статей и дискуссий в советской прессе, интервью с эмигрантами из СССР и рассказы побывавших здесь туристов, можно составить представление об основных чертах, характеризующих взгляды и настроения советских украинцев 1970 — 80-х годов.

Было похоже, что в целом большинство советских украинцев принимали советский режим как законную власть и идентифицировали себя с ним. Из-за монополии государства на информацию и благодаря интенсивной пропаганде они в луч-щем случае имели только весьма смутные представления о несчастьях, принесенных украинцам советской властью в «далеком» прошлом. Значительно большую роль в формировании их образа мыслей играл тот факт, что советская система принесла им повышение уровня жизни, установила относительное равенство социальных групп, значительно улучшила сферу социального обеспечения, облегчила доступ к образованию, создала многочисленные возможности для достижения жизненного успеха. Многие советские украинцы гордились мощью и престижем СССР, важной частью которого они считали себя.

С этими в основном положительными взглядами и настроениями сочетались элементы реального или потенциального неудовлетворения. Замедление экономического роста обострило вопрос о преимуществах Сибири и Средней Азии, достигаемых за счет Украины. Сузились и возможности социального развития. Возрастало глухое недовольство среди украинских партийных лидеров, бюрократии и хозяйственников по поводу монополии Москвы на принятие решений. Вновь начала поднимать голос против русификации украинская культурная элита. Согласно советским социологическим исследованиям 1984 г. уровень недовольства был гораздо выше в Украине, чем по СССР в целом. На вопрос о причинах этого ученые не могли, впрочем, дать определенный ответ.

Советское руководство особенно беспокоило падение интереса к марксистско-ленинской идеологии в Украине и СССР в целом. С начала 1960-х западная интеллигенция уже обсуждала проблему «смерти идеологии» и прихода «постидеологической эры» на индустриальный Запад. Похоже, что подобный идеологический спад происхвдил и в Советском Союзе. Власти,

663.

разумеется, отказывались признать это, однако западные ана-лап-мки пытались дать объяснения феномену «дсидеологиза-ции». В упрощенном виде их аргументация сводилась к следующему: процесс модернизации, охвативший Европу в XIX — начале XX в., сопровождался бурными изменениями и преобразованиями, вызвавшими чувства неустойчивости и растерянности. Возникла необходимость в идеологическом анализе, объяснении ситуации, выборе пути раз—тмя. Однако модернизация со временем принесла свои плоды: судя по социальному климату в индустриальиых странах, она дала относительную стабильность. В результате уменьшилась потребность в идеологии, служившей ориентиром во времена быстрых перемен.

Как бы то ни было, совершенно ясно, что, невзирая на постоянное «промывание мозгов», влихиие марксизма-ленинизма на украинцев слабело. Что же до украинского национализма, то он много десятилетии назад был вычеркнут из мировоззрения украинцев, особенно в его крайнем, интегральном варианте. Таким образом, два главных идеологических течения новейшей истории Украины уже нс играли в ее жизни такой роли, как раныве.

Идеологическая убежденность, преданность всегда были главными требованиями советской системы, поэтому ослабление этих чувств вело к ощутимой утрате оптимизма и перспективы среди мыслящей части общества. Пытаясь заполнить пробел, правительство удвоило усилия по воспитанию советского патриотизма. Однако для многих более притягательным средством, заполнившим духовную и идеологическую пустоту, стала религия.

Впрочем, среди огромного большинстве населения возрастала тяга к тому, что на Западе считают ценностями среднего класса, а в СССР называли «буржуазвым потребительством». Советские обозреватели отметали, что молодежь, невзирая на то, что ее предназначением является строительство нового общества, как правило, стремится получать выгодную и престижную работу и предпочитает профессии инженеров, ученых и врачей, вовсе не желая пополнять ряды пролетариата. Немало молодых людей устремляли свой помыслы и усилия к тому, чтобы раздобыть высококачественные потребительские товары с Запада. Очевидно, что большая часть советской молодежи явно не соответствовала тому идеалу, к которому стремился Ленин.

664

Перестройка

Со смертью в 1982 г. Леонида Брежнева начался переходный период в деятельности советского руководства. Непосредственным преемником Брежнева стал умный, опытный и жесткий политик, бывшвв шеф КГБ Юрий Андропов, готовый к тому, чтобы начать радикальные преобразования. Однако, пробыв у власти менее двух лет, он умер, а его место занял старый и немощный Константин Черненко, представлявший интересы «старой гвардии», не желавшей проводить реформы, столь явно необходимые для СССР. Однако и он умер вскоре после прихода к власти. Похоронные церемонии умиравших друг за другом престарелых советских лидеров, ставшие слишком частыми, со всей очевидностью показали необходимость выдвижения более молодого, энергичного и^' способного к новаторству руководстве. В результате в 1985 г. партийная верхушка избрала на высший в стране пост андро-повского протеже Михаила Горбачева. С его приходом к власти на передний план вышло новое поколение партийных аппаратчиков. Разумный, более интеллектуально подготовленный , и прагматичный Горбачев и его соратники были первой генерацией советских лидеров, выд—иуввхихся не при Сталине.,

Несмотря на глубоко укорснвишуюся в партии и обществе оппозицию консервативных сил, Горбачев начал перестройку советской системы, особенно застойной экономики, рассчитывая сделать ее более эффективной, мощной и производительной. Для достижения своих целей Горбачев избрал новый, «демократический» стиль руководства, создавая впечатление близости его режима к народу, призывая к гласности в управлении страной и плюрализму мнений — в рамках социалистического выбора.

Чернобыль. Прежде чем горбачевские реформы сказались в Украине, она была потряссва катастрофой колоссальных масштабов и глобального значения. 26 апреля 1986 г. взорвался реактор мощной Чернобыльскв* атомной электростанции, расположенной в 130 км севериее Киева. Огромное радиационное облако, несравнимо большее, чем то, что образовалось при бомбардировке Хиросимы, покрыло окрестное» Чернобыля, а затем прошло над территориями Белоруссии, Польши и Скандинавии, заражая целые районы. Мир столкнулся с тем, чего он боялся больше всего,— с ядерной катастрофой.

Советские власти, следуя своей традиционной манере, пытались замолчать катастрофу, которая, как выяснилось впоследствии, была результатом ошибок и халатности персонала станции и неудачной конструкции реактора. Когда далвней-

665

шее молчание стало невозможным, Москва признала факт аварии и обратилась за технической помощью к западным специалистам. Советским инженерам удалось погасить пылающий реактор и замуровать его в гигантском «саркофаге». Согласно советским источникам, в результате катастрофы погибло 35 человек (многие западные специалисты считают, что число жертв было намного большим), госпитализировано несколько сотен, а воздействие больших доз радиации повысило угрозу заболевания раком для сотен тысяч людей. Приблизительно 135 тыс. человек (большинство из них — украинцы из чернобыльской зоны) пришлось покинуть свои дома, многим из них — навсегда. Обширные районы от Чернобыля до самой Лапландии понесли огромный и долговременный экологический ущерб.

С 1970 г., когда началось строительство электростанции в Чернобыле, в Украине существовала оппозиция решению Москвы строить огромную атомную электростанцию в республике, богатой энергетическими ресурсами, да еще так близко от Киева. В результате в республике ширилось возмущение против безответственного, волюнтаристского решения Москвы, навязавшей Украине эту «бомбу замедленного действия». Кроме того, были свидетельства, что катастрофа привела к усилению напряженности в отношениях между украинским и союзным партийным руководством, перекладывавшими вину друг на друга. В любом случае совершенно очевидно, что Москва не собиралась менять своих планов даже после Чернобыля, намереваясь превратить Украину в центр растущей ядерной энергетики. Экологические проблемы, таким образом, превращались еще в одну точку противостояния между Кремлем и украинцами.

Горбачевская гласность и Украина. Становилось все более явным, что в Москве, несмотря на серьезную оппозицию со стороны консерваторов в партийно-государственном «истеб-лишменте» и скептические настроения общественности, горбачевские реформы все же пробивают себе дорогу, особенно в области культуры. Основные газеты уже отражали новые настроения открытости и самокритики; популярный журнал «Огонек» во главе с новым редактором — поэтом из Украины Виталием Коротичем неустанно громил культ Сталина и остро критиковал злоупотребления бюрократии и милиции; стали публиковаться русские поэты, открыто придерживавшееся антисоветских взглядов; общественная организация «Память», занимавшая воинственные антимарксистские позиции и проповедовавшая русский национализм и антисемитизм, не подвергалась преследованиям.

В сравнении с этим проявления «новых веяний» в Украине

666

были значительно более редкими и приглушенными. Осмотрительность украинцев можно было понять. Киев оставался вотчиной закоренелого консерватора Щербицкого — единственного удержавшегося в Политбюро ЦК КПСС обломка брежневского режима. К тому же украинский КГБ все еще имел репутацию самого репрессивного в СССР. И наконец, украинская интеллигенция слишком хорошо помнила, как она жестоко «обожглась», с энтузиазмом поверив хрущевским преобразованиям 1960-х.

Несмотря на все эти сдерживающие факторы, среди интеллигенции начали проявляться первые признаки подъема в поддержку реформ. Осенью 1987 г. в Киеве образовался Украинский культурологический клуб. Среди его основателей было много бывших диссидентов, стремившихся нащупать границы гласности путем обсуждения таких политически острых проблем, как голодомор 1932—1933 гг., тысячелетие христианства в Украине или борьба за независимость 1917—1920 гг.

Во Львове — этом центре национально сознательных западных украинцев — гласность получила более широкую и активную поддержку. В июне-июле 1988 г. здесь было проведено несколько несанкционированных властями беспрецедентных по масштабам митингов. На демонстрациях, организованных бывшими диссидентами — Чорноволом, братьями Го-рынями, Игорем и Ириной Калинец и деятелем нового поколения Иваном Макаром, звучали требования установить во Львове памятник Тарасу Шевченко и монумент в память жертв сталинизма. Эти деятели выступали также против партийных бюрократов, избравших себя делегатами от Львова на готовившуюся XIX Всесоюзную партконференцию в Москве. Они же открыто говорили о многочисленных национальных притеснениях украинцев. Львовский КГБ отреагировал обычным способом: организаторы митингов и демонстраций были обвинены в «антисоветской деятельности» и некоторые из них арестованы. Это лишний раз подтвердило, что украинцев ожидает еще очень долгий путь к настоящей демократии.

Несколько раньше представители прорежимного Союза пи-еателей УССР (которым самой природой было предписано не допустить упадка украинского языка) столкнулись с консерваторами из окружения Щербицкого из-за вечной проблемы русификации и статуса украинского языка. В июне 1986 г. ряд украинских писателей, среди которых были Олесь Гончар, Дмитро Павльгчко, Иван Драч и Сергий Плачинда, открыто осудили процесс вытеснения украинского языка из школьного обучения, а Союз писателей создал специальную комиссию для связи с учебными заведениями. В апреле 1987 г. министр просвещения УССР М. Фоменко представил комиссии приво-

667

дящий' в уныние, но вполне предсказуемый отчет. В соответствии с ним в Украине действовало около 15 тыс. украинских школ, т. е. 75 % всех школ республики, в то же время в 4,5 тыс. русских школ, составлявших менее 22 % общей численности, обучалось больше половины всех школьников. Еще более неестественным было положение в Киеве: здесь из 300 тыс. учеников на украинском языке обучалось только 70 тыс.

Впрочем, эта статистика не обеспокоила партийных функционеров. Щербицкий же вообще довольно своеобразно прокомментировал проблему, выразив надежду, что использование русского языка не будет снижаться. В целом создавалось впечатление, что партийный «истеблишмент» Украины, становясь более восприимчивым к некоторым аспектам горбачевской модернизации, вовсе не спешит изменять своих позиций в национальном вопросе.

Так, в частности, входили украинцы в четвертый год перестройки...

Период, названный позднее застойным, и впрямь был настоящим торжеством политической серости, безверия, лжи и приспособленчества. Распространяясь с быстротой раковой опухоли, эта атмосфера готова была пронизать и поглотить все советское общество. Огромный и неуклюжий имперский маховик совершал свои обороты лишь по инерции, исчерпывая последние ресурсы и работая на самопоглощение. Однако он все еще был способен подмять под себя любого несогласного. И этот порядок вещей настолько укоренился в сознании многих, что, казалось, никакая сила не в состоянии поколебать его.

В такой ситуации если и можно было ждать каких-то перемен, то только сверху. Оттуда они и последовали. Выпестованные тоталитарной системой, плоть от плоти ее, «архитекторы перестройки» вряд ли думали уйти намного дальше привычной формулы «менять, ничего не меняя». Но последствия их во многом декоративных реформ оказались поистине непредсказуемыми и плохо поддающимися контролю — как внутри страны, так и в международном масштабе. Так громко произнесенное в горах слово может вызвать целую лавину.

На первых порах «перестроенная» эйфория, охватившая центр, мало затронула периферию все еще монолитной империи. Поначалу украинцы с их веками выработанным скепсисом лишь наблюдали за газетными и телевизионными Сражения-668

ми московских демократов и консерваторов. Но изголодавшееся по переменам общество постепенно приходило в движение. Вместе с тем украинцы твердо знали одно: пока у власти Щербицкий, в Украине не сдвинется с места ничего. Однако Москва, в течение короткого времени сменившая практически всех руководителей республик, медлила. И, как показали дальнейшие события, медлила не напрасно.