Предубеждение в отношении демократического капитализма
«Любой серьезный христианин, — написал как-то Пауль Тиллих, — обязан быть социалистом»7. За два последних столетия слово, которым чаще других обозначали демократический капитализм в церкви, было слово «либерализм». Это слово — почти всегда с оттенком уничижения — использовалось в папских энцикликах, не только в «Азбуке ошибок» Пия IX, изданной в 1864 г., но и в энцикликах последующих пап. В 1980 г. главный генерал ордена иезуитов, отец Педро Аррупе написал: «...тип анализа общества, используемый сегодня в либеральном мире, предполагает индивидуалистический и материалистический взгляд на жизнь, разрушительный для христианских ценностей и заповедей»8. Упреки, традиционно предъявляемые демократическому капитализму, можно разделить на две категории — упреки демократии и упреки капитализму. С годами предвзятость в отношении демократии исчезла. Церкви научились ценить и поощрять демократию и религиозную свободу, но продолжали с неприятием относиться к капитализму. С самого начала против капитализма были выдвинуты серьезные обвинения в индивидуализме, материализме и анархии. Со временем к ним добавилось утверждение, что он способствует неравенству (хотя сравнения его с другими системами редко свидетельствовали в пользу такого обвинения). Существует несколько замечательных сборников церковных проповедей, в которых затрагиваются эти проблемы9. Наверное, будет лучше, если мы не будем здесь воспроизводить их содержание, а лишь попытаемся описать ту особую духовную настроенность — сочетание образов и чувств, — которая охватывает христианина, когда он слушает в церкви проповеди об экономике. В данном вопросе существует большая неясность. Как известно, впервые слово «индивидуализм» встречается в эссе французского мыслителя Жозефа де Мэстра, написанном в 1820 г.10 Мэстр использовал это слово, чтобы выразить презрение «к тому глубокому и пугающему разделению умов, той бесконечной фрагментации всех доктрин, политическому протестантизму, который ведет к абсолютному индивидуализму»11. В 1829 г. известный французский католический автор Лямне критиковал «индивидуализм» как доктрину, способствующую «власти без послушания» и «закону без обязательств». Он добавлял: «Доктрина, приводящая к замешательству в умах, к тому же приводит к политической анархии, которую невозможно ^преодолеть, и разрушает основы человеческого сообщества». И Мэстр, и Лямне повлияли на развитие в XIX в. католического либерализма. Оба были французами, т.е. принадлежали к одному из самых индивидуалистичных народов на свете. И оба преклонялись перед общественными установлениями и традиционными социальными связями, точно так же, как это делали английские виги, например, Эдмунд Бэрк. Их беспокоила антиклерикальная, революционная антирелигиозная секуляризация во Франции. Из Ватикана в XIX в. демократический капитализм виделся как нечто далекое и еретическое. Социальная структура католических стран — Италии, Испании и Австро-Венгрии оставалась все еще фео дальной, монархической и меркантилистской. В 1864 г. папа Пий IX, который сначала был настроен либерально (его пребывание на папском престоле продолжалось 32 года, с 1846 по 1878 г.), под впечатлением от знакомства с итальянскими республиканцами, настроенными против клерикализма, предал анафеме практически каждое положение либерального общества в известной энциклике «Азбука ошибок»12. В 1891 г. папа Лев XIII, первым из пап, затронул важные общественные проблемы, мучившие первые общества, ставшие на путь модернизации, в послании «Об условиях труда», обращенному ко всему миру. Он первым сформулировал то, что стало частью интеллектуальной традиции как предложенный католицизмом «средний путь»13. Он открыто отверг социализм, даже в его более умеренной форме. Он поддержал идею о необходимости ограничения компетенции государства и важнейшей роли частной собственности как гаранта свободы14.. Тем не менее он открыто критиковал не только определенные черты реального капитализма, но и некоторые из его философских предпосылок, особенно индивидуализм и его полную зависимость от свободного рынка. Важную роль в том, что Лев XIII был склонен защищать права наемного труда, сыграли католические епископы Соединенных Штатов15. В 1891 г. в США насчитывалось около 9 млн. католиков, при общей численности населения в 65 млн. человек. Многие прихожане, священники и епископы принимали активное участие в деятельности профсоюзного движения. В некотором отношении сильные традиции общины среди католиков и иудеев подталкивали обе общины в Соединенных Штатах к тому, чтобы в конфликтах между работодателями и наемными работниками они почти сразу встали на сторону последних и начали оказывать им ощутимую поддержку. Американские протестанты, для которых характерна приверженность традициям индивидуализма, долгое время совершенно естественно противились созданию профсоюзов. Даже движение «Общественная проповедь», возникшее среди американских протестантов, было вынуждено энергично бороться за то, чтобы организующимся профсоюзам была оказана авторитетная религиозная поддержка16. Через сорок лет после опубликования «Rerum Novarum»(B 1931 г.) Пий XI (который был Понтификом с 1922 по 1939 г.) развил идеи Льва XIII в новом послании «О переустройстве общества». Пий XI не был настроен так враждебно по отношению к капитализму, как Пий IX, но все же писал об индивидуализме и коллективизме как о «двух проявлениях зла». Но в связи с тем, что католическая традиция поддерживала концепцию ограниченного в своих правах государства и час тную собственность, его трактовка этих двух проявлений зла не совпадала. Он писал о «христианском социализме» как о противоречивом понятии, и полагал, что «никто не может быть одновременно и искренним католиком, и искренним социалистом». И капитализм он порицал не целиком. Он разоблачал «тенеты либерализма» и «зло индивидуализма»17. «Поскольку — как некое единство — общество не может строиться на основе «классового» конфликта, постольку надлежащий порядок экономических отношений не может быть оставлен на произвол неограниченной и жестокой конкуренции. Из этого положения, как из сорняка, произрастают все ошибки «индивидуалистической» школы. Данная школа забывает или игнорирует социальные и моральные аспекты экономической деятельности, считая ее совершенно свободной и защищенной от любого вмешательства со стороны общественной власти; поскольку она должна происходить на рынке и иметь форму ничем нерегулируемой конкуренции, постольку принцип самоопределения для нее подходит больше, чем любой творческий разум, который может вмешаться в ее течение. Свободная конкуренция, однако, хотя и оправдана, и, несомненно, полезна в определенных пределах, не может быть принципом, определяющим целиком экономические отношения. Этому имеется множество доказательств в виде последствий полной свободы, предоставленной опасным идеалам индивидуализма»18. Этот папа справедливо отмечал, что ужасный «пауперизм», характерный для времен Льва XIII, перестал «сегодня быть повсеместным. Условия труда, несомненно, улучшились и стали более справедливыми с многих точек зрения, особенно в более развитых Соединенных Штатах, о рабочем классе которых уже нельзя больше говорить, что он живет во всеобщей нищете и нужде»19. Но как это произошло? Папа не проявил желания разобраться в причинах этих изменений. Далее, Пий XI выдвинул серьезное обвинение против «капитала»: «Капитал, однако, на протяжении долгого времени имел возможность присваивать себе чрезмерные преимущества. Он претендовал на весь произведенный продукт и на всю полученную прибыль, а работнику оставлял лишь самый скудный минимум, необходимый для восстановления сил и гарантированного воспроизводства его класса. Согласно какому-то безжалостному закону, принято считать, что все накопления должны приходиться на долю состоятельного человека, — в то время как рабочий должен постоянно пребывать в нужде или в состоянии, когда его потребности сведены к минимуму, необходимому для поддержания его физического существования»20. Не совсем понятно, кто на это «претендовал». Ни один серьезный мыслитель, принадлежащий к традиции демократического капитализма, как видим, не был здесь упомянут. Уже ближе к нашим дням, в «Octogesima Adveniens», папа Павел VI писал: «Идеология либерализма... утверждается во имя экономической эффективности, для защиты индивида от всепоглощающей власти организаций — в ответ на склонность политической власти к тоталитаризму. Без сомнения, необходимо поддерживать и поощрять личную инициативу. Но не проявляется ли таким образом склонность христиан, избравших этот путь, к идеализации самого либерализма... и не забывают ли они при этом, что в самой основе философского либерализма лежит ошибочное утверждение об автономии индивида в его деятельности, мотивации и реализации им своей свободы»21. Папа Иоанн Павел II в своей энциклике «Laborem Exercens» (1981), посвященной 90-летию издания «Rerum Novarum», вышел за рамки предшествовавших папских посланий в четырех аспектах. Он провел четкое различие между «ранним капитализмом XIX века» и «современным капитализмом» («жестоким» и современным). Исходя из большого исторического опыта, он сделал вывод, что обобществление собственности при социализме лишает власти один класс и передает ее новому классу. «Труд» он определил как многообразные формы творчества — работу изобретателей, интеллектуалов, управленцев и т.п., — не обязательно связанные с категорией «синих воротничков». Говоря о «трудящихся», он имел в виду всех, кто делает свой вклад в производство, — в том числе предпринимателей и менеджеров, исследователей новых процессов и изобретателей новых технологий. Наконец, он подчеркивает творческий характер современного труда, упоминая о Творце и Его творении. Таким образом, был сделан огромный шаг в сторону традиции, заложенной Джоном Локком, Адамом Смитом и последующим демократическим капитализмом. Но, кратко излагая историю капитализма XIX в., папа Иоанн Павел II возможно надеялся лишь проиллюстрировать общие положения своей энциклики. В качестве иллюстрации этот материал вполне исполнил свою роль, но как история он кажется не очень полным, как и взгляды его предшественников22. Не вызывает сомнения, что все папы с уважением относились к некоторым из фундаментальных принципов демократического капитализма. Все они высказывались за ограничение компетенции государства, что отвечало либеральной традиции, и решающую роль частной собственности. Они, однако, противились «индивидуализму» и «так называемому либерализму Манчестерской школы», отчасти смешивая его с антиклерикализмом и атеизмом республиканцев Италии, Франции и Мексики, отчасти просто из-за непонимания специфики англосаксонской культуры. Их неприятие демократического капитализма не было результатом иллюзий относительно социализма. Наоборот, они с самого начала очень настороженно восприняли не только материализм и атеизм последнего, но и его утопизм и связанную с ним возможность установления тирании государства. В некотором смысле, благодаря тому что папы оказались в стороне от исторического течения демократического капитализма, они были способны вести обоснованную критику свойственных ему злоупотреблений и ошибок и выдвинуть множество предложений о распространении гуманизма на систему, которые в конечном итоге были претворены в жизнь. Но одновременно они стали свидетелями исчезновения пережитков Средневековья и меркантилизма. Отвергнув социализм, незатронутое практикой демократического капитализма социальное учение католицизма выдвинуло лозунг определенного нейтралитета, но постепенно утратило опору. Католическое мышление вынуждено было иметь дело с режимами любого сорта — традиционными и современными, — даже несмотря на то, что слова о католическом «среднем пути», оказались пустыми словами, ведь примеров такого пути просто не существовало. Итак, социальное учение католицизма заняло своего рода утопическую позицию, а если быть точным, не заняло никакой. В нем появилась нехарактерная для католицизма отвлеченность и трансцендентность. Папы и схоласты могли время от времени давать проницательные и весьма ценные комментарии, но позиция, которую они заняли, не казалась более основанной на реальном опыте. Видимо, по этой причине программы «переустройства общества» 1940-50-х гг., на которые возлагали такие большие надежды теологи — Католическое Действие, Молодые рабочие Христиане, Христианско-демократические партии, — пусть и достигли определенных успехов, но не имели сил сформулировать некий альтернативный идеал. Быть убежденным антикоммунистом и лишь наполовину сторонником демократического капитализма — это не «средний путь», а наполовину построенный дом. Эти движения закончились неудачей по причине отсутствия у них позитивного идеала. После Второго Ватиканского собора, сначала при «добром папе Иоанне» (Иоанн XXIII), а затем при Павле VI, этот вакуум, возникший в социальной мысли католицизма, начал заполняться по двум направлениям. Во-первых, в Западной Европе, прежде всего в Германии, новая «политическая теология» начала развиваться в направле нии социализма23. Социализм ассоциировался с образами общины, единой власти и цельной жизни, которые были ближе идеалам традиционного феодального общества, чем идеалам демократического капитализма. Новая политическая теология, развиваемая Иоганесом Метцом и другими теологами, отказалась от идеалов Просвещения и предпочла им философию практики, понимаемую скорее в традициях марксизма, чем американского прагматизма24. Так проявились неприязнь к буржуазному обществу; предпочтение, которое отдавалось диалогу христианства с марксизмом; и почти средневековый восторг по поводу предполагаемого возвращения «времени лишений». Эта новая политическая теология предложила Европе новую форму социализма (разговор о ней пойдет в главе XV). Позднее в Латинской Америке и в прежних африканских и азиатских колониях Франции, Бельгии и Португалии возникла еще одна форма социализма, получившая название «теологии освобождения» (главы XVI-XVIII). После Второго Ватиканского собора была организована специальная комиссия Святого престола по вопросам Мира и Справедливости, много таких же комиссий было основано в епархиях по всему миру. Эти комиссии освободили многих священников и сестер от традиционных пасторских обязанностей, так, чтобы они могли заниматься общественной деятельностью. Совершенно естественно, что нередко они по тем или иным причинам проникались бунтарским духом. Вскоре эти группы приняли антикапиталистическую, а иногда и антидемократическую идеологию. Используя лозунги, вроде «станем с нищими и обездоленными», они легко перешли на язык классовой борьбы. Начав свою деятельность как реформаторы, многие из них впоследствии были очарованы языком своих соратников. Если их заботят проблемы голода, то они редко замечают, что недостаток продовольствия возникает в результате ошибок социалистического сельского хозяйства, скорее они склонны обвинять в этом «многонациональные конгломерации». Многие из этих активистов отказываются признавать себя марксистами или хотя бы социалистами, однако их очень редко привлекают идеи демократического капитализма. Наоборот, они достаточно часто порицают общества демократического капитализма как эгоистичные, больные, алчные, материалистичные, индивидуалистичные и т.д. Они абсолютно уверены в истинности своих взглядов, поскольку их аргументация страдает от недостатка самокритичности. Их фатальная ошибка заключена в том, что они оставили без внимания сам лозунг «свободы». Мир и справедливость могут быть возможными и в условиях авторитарного общества. Комиссия Ватикана во имя Мира, Свободы и Справедливости должна была призвать к всеобщему покаянию. Однако речь идет о чем-то большем, чем просто символы. Интеллектуальная модель, предложенная социальным учением католицизма во имя установления мира и справедливости, в настоящий момент больше напоминает умеренную форму социализма, чем демократический капитализм. В ней почти не говорится о рынке и стимулах экономической активности, этике производства, обычаях, дисциплине и организации, необходимых для производства богатства. Производство богатства в этой модели принимается как должное (как будто богатство и сегодня такая же определенная и неизменная категория, каким оно было в Средние века) — внимание же целиком посвящено лозунгам перераспределения. Кажется, что открытия современной экономической науки их совершенно не затронули. Практически нет никаких свидетельств серьезного и методичного теологического размышления над проблемами демократического капитализма. И наоборот, достаточно свидетельств близости их мышления положениям, принятым среди социалистов Европы и стран Третьего мира. Некоторые толкователи доказывают, что социализм — это перспектива социального учения католицизма25. Вероятно, кому-то слияние церковного и светского авторитаризма в условиях социализма может показаться привлекательным. Одной из тем этого нового социального учения стало то, что оно якобы — «новое слово в пользу мира». Но в реальности нет никаких доказательств, что развивающиеся страны обязательно выберут мир; некоторые из них уже до зубов вооружены. Народы, отдавшие предпочтение социалистической модели развития — отсчет их истории начался по окончании Второй мировой войны, — выглядят жалкими и серыми, зависимыми в экономическом отношении и агрессивными в политическом. К сожалению, непохоже, что сегодня социальное учение католической церкви имеет корни в ясно сформулированном эмпирическом и теоретическом осмыслении этих исторических итогов, хотя, начиная с избрания на Святой престол папы Иоанна Павла II, ситуация стала меняться. Его рассуждения о творчестве выглядят обнадеживающими. Любая экономическая система при условии, что она не находится в состоянии стагнации, должна производить больше, чем в нее инвестируют. Она должна способствовать накоплению капитала. Следовательно, прибыль составляет условие развития; без нее людей ждут лишения и стагнация. Церковь, наконец, готова размышлять о причинах, порождающих богатство. Можно решить, что теологи, в частности католические, должны быть более скромными, говоря о развитии. Историю стран, основную массу населения которых составляют католики, с точки зрения экономического и социального развития, трудно назвать образцовой (то же самое, увы, можно сказать и об их роли в традиционно демократических странах). Может быть существуют какие-то пробелы в католическом учении об организации экономики? Возможно, были упущены какие-то открытия? Эти размышления укрепили мою уверенность в том, что точно так же, как католическая традиция может чему-то научить Америку, так и американский демократический капитализм может обогатить католическую традицию. Католическая церковь многому научилась у древних греков и римлян, немцев и французов. Почему бы ей ни поучиться у Америки? Как на собственном опыте убедился Рейнгольд Нибур (см. главу XIX), теология экономики должна сначала пройти via negativa. Иногда необходимо в первую очередь изучить то, что в конечном итоге окажется ложным, чтобы, исследуя худшее, открыть лучшее. Из-за необходимости быть краткими мы выбрали для нашего рассказа творчество самого выдающегося представителя христианского социализма в Европе Юргена Мольтманна.