Так как анархизм противостоит доминированию и обязательной регламентации, анархическая революция не создаст полностью анархистский мир. Анархистским сообществам будет необходимо найти пути мирного сосуществования с соседними сообществами, защищаясь от авторитарных соседей и поддерживая импульсы освобождения в сообществах с угнетающими динамиками. Может ли анархистское общество защитить себя от авторитарных соседей? Анархистское сообщество Южной Украины в конце Первой мировой было большой угрозой для Германской и Австрийской империй, Белой армии, недолго просуществовавшего национального украинского государства и Советской России. Добровольная милиция махновщины вдохновила к дезертирству значительные кадры авторитарной Красной армии, прогнала австро-германцев и националистов, пытавшихся захватить землю, и помогла в разгроме Белой армии. Особенно примечательно то, что почти все повстанцы были вооружены захваченными у врага оружием и боеприпасами. Координируя силы, достигавшие десятков тысяч, анархисты часто сражались на нескольких фронтах и меняли фронтовую тактику на партизанскую с гибкостью, недоступной регулярной армии. Несмотря на постоянное превосходство противника, они защищали свою землю несколько лет. В двух решающих битвах под Перегоновкой и Перекопом махновская милиция разгромила большую белую армию, которую обеспечивали западные правительства. «Исключительная мобильность и набор хитрых трюков составляли основу тактики Махно. Верхом и на тачанках с пулеметами его люди стремительно носились по бескрайним степям между Днепром и Азовским морем. Они время от времени сливались в небольшую армию,мощными наскоками вселяя ужас в сердца своих противников. В то же время независимые партизанские отряды беспрекословно подчинялись командам Махно и воевали под его черным знаменем весьма успешно. Деревенские жители охотно снабжали его продовольствием и свежими лошадьми, что позволяло махновцам без труда покрывать по 60-80 километров в день. Они могли совершенно внезапно возникнуть там, где их меньше всего ждали, напасть на помещиков, разгромить военные гарнизоны и исчезнуть столь же стремительно, как и появились. Когда преследователи загоняли махновцев в угол, они закапывали оружие, поодиночке возвращались в свои деревни, принимались за полевые работы и лишь ждали очередного сигнала, чтобы извлечь из земли другой мешок с оружием и совершить очередной неожиданный и дерзкий налет. По словам Виктора Сержа, бойцы Махно обладали “поистине эпическими способностями собираться и вступать в бой”»149. После того, как их предполагаемые союзники — большевики — попытались ввести бюрократический контроль над Южной Украиной, в то время как махновцы сражались на фронте, они успешно вели партизанскую войну против огромной Красной армии в тече ние двух лет при поддержке народа. Поражение украинских анархистов демонстрирует необходимость в более сильной международной солидарности. Если бы остальные восстания против большевиков были лучше скоординированы, то, возможно, у них не было бы возможности сконцентрировать столько мощи против анархистов на Украине — как и если бы либертарные социалисты в других странах распространяли новости о большевистских репрессиях вместо выступлений в поддержку Ленина. Антиавторитарное восстание способно защитить себя от правительства, против которого оно борется, и нескольких соседних правительств, но не против правительств всего мира. Глобальные репрессии должны быть встречены глобальным сопротивлением. К счастью, глобализация касается не только капитала, но и народных сетей; наша способность создавать международные движения и быстро действовать, проявляя солидарность с движением на другом конце света сильнее, чем когда-либо. В некоторых частях доколониальной Африки анархистские сообщества веками были способны уживаться бок о бок с «хищными государствами», потому что ландшафт и технология способствовали «защитной тактике с помощью лука и стрел — самого «демократического» оружия ведения боя, когда-либо придуманного»150. Семи- нольские151 племена Флориды представляют собой вдохновляющий пример безгосударственного анархистского общества, существовавшего вопреки усилиям чрезвычайно сильного и технологически развитого соседнего государства, население которого было больше в тысячи раз по численности. Семинолы, что значит «беглецы», состояли из нескольких местных племен, в основном из Крики, спасающихся от геноцида в юго-восточной части территории, которую белые решили назвать Соединенными Штатами Америки. Семино- лы включали в себя значительное число африканских рабов и даже несколько белых европейцев, бежавших от угнетающего общества Соединенных Штатов. Открытость семинолов демонстрирует то, как коренные жители Америки относились к племенам и народам, — скорее, как к добровольным ассоциациям в рамках сообщества, нежели как к ограничивающим этническим/наследственным категориям, предполагаемым западной цивилизацией. Семинолы называют себя «непокоренным народом», потому что они так и не подписали мирный договор с колонизаторами. Они выжили в ряде войн, начатых против них Соединенными Штатами, убив 1 500 солдат США и неизвестное количество ополченцев. Во вторую Семинольскую Войну с 1835 по 1842 гг. тысяча воинов семинолов использовали в Эверглейдсе партизанскую тактику с сокрушающим эффектом, несмотря на то, что им противостояли 9 000 профессиональных хорошо оснащенных солдат. Война стоила правительству США 20 миллионов долларов — огромная сумма для того времени. К концу войны правительство США смогло изгнать большую часть семинолов в Оклахому, но прекратило попытки захватить оставшиеся группы, которые так никогда и не сдались и продолжали жить свободно от правительства на протяжении десятилетий. Мапуче — большая группа коренных жителей территории, занятой на данный момент Чили и Аргентиной. Традиционно они принимали решения консенсусом и имели минимум иерархии. Отсутствие какого-либо государственного аппарата не помешало им защитить самих себя. Еще до европейского вторжения они успешно защищали себя от своих иерархических соседей инков, которые по европейским стандартам были куда более развитыми. Во время испанских завоеваний инки быстро пали, но земли мапуче стали известны как «испанское кладбище». После того, как мапуче победили конкистадоров в серии войн, растянувшихся на сотни лет, Испания подписала Киллинский договор, признав независимость их народа и свое поражение в их завоевании. Независимость мапуче была признана в еще 28 последующих договорах. В войне против Испании мапуче объединялись под предводительством избираемых военных лидеров (Taqui, или «носители топора»). В отличие от военных, группы мапуче сохраняли автономию и сражались добровольно, а не по принуждению. Это отсутствие иерархии и принуждения оказалось военным преимуществом мапуче. По всей Америке иерархически ориентированные коренные народы, вроде инков и ацтеков, сдавались после потери лидера или столицы. Они были также ослаблены атаками со стороны мстящих врагов, которых они нажили, завоевывая соседние племена еще до прибытия европейцев. Анархистские коренные группы в основном были наиболее приспособлены к ведению повстанческой борьбы против захватчиков. В 1860-1865 гг. на мапуче нападали и пытались «усмирить» чилийское и аргентинское государства — геноцид, унесший сотни тысяч жизней. Захватчики начали процесс искоренения языка мапуче и христианизации завоеванных людей. Но сопротивление мапуче продолжилось, и благодаря этому несколько сообществ мапуче сегодня наслаждаются определенной степенью автономии. Их сопротивление остается угрозой чилийскому государству; на момент написания книги некоторые мапуче находились в тюрьмах, будучи арестованными на основе антитеррористических законов, принятых в эру Пиночета, за нападения на лесные плантации и медные рудники, которые уничтожали плодородную землю. Ожесточенное сопротивление коренных жителей не было единственным барьером на пути колониализма. Феномен насильственного переправления ресурсов из Америки в Европу породил долгую и гордую традицию грабежа, сеявшего страх в сердцах торговцев, перевозивших золото и рабов. Такие писатели, как Даниель Дефо и Питер Ламборн Уилсон, изображали пиратство как борьбу с христианским миром, капитализмом и его предшественниками — меркантилизмом и государством. Пиратские республики представляли постоянную угрозу сложившемуся порядку — нарушители глобального колониального грабежа, подстрекатели восстаний рабов, беженцы, к которым могли убежать низшие классы и начать войну против своих формальных хозяев. В пиратской республике Сале, вблизи нынешней столицы Марокко, была использована представительская демократия за столетие до Французской революции. На Карибах многие из беглецов присоединились к остаткам коренных сообществ и приняли их эгалитарные структуры. Этот социальный класс пиратов также во многом состоял из протоанархистских социальных революционеров, таких как левеллеры, диггеры и ран- теры, изгнанных из английских исправительных колоний в Новый Мир. Многие пиратские капитаны избирались и могли быть отозваны в любой момент. «Власти обычно были шокированы их либертарными тенденциями; голландский губернатор Маврикии встретил пиратский экипаж и так прокомментировал это: «Каждый имел право высказываться не меньше, чем капитан, и каждый носил свое оружие у себя за пазухой». Подобное сильно угрожало порядку европейского общества, где огнестрельное оружие было привилегией высшего класса, и сильно контрастировало с торговыми кораблями,где все, что можно было использовать как оружие, хранилось под замком,а также и с военно-морским флотом,где основной целью морской пехоты на военных кораблях было удержание экипажа на своих местах»152. Пиратские сообщества также культивировали и большее гендерное равенство, а часть пиратских капитанов были женщинами. Многие пираты считали себя Робин Гудами, и лишь немногие относили себя к какому-либо государству. В то время, как одни пираты вовлекались в стратегию меркантилизма, продавая украденные товары покупателям, готовым заплатить наибольшую цену, или даже участвуя в работорговле, другие пираты составили раннюю силу аболиционизма, помогая восстаниям рабов и привлекая многих бывших рабов. Власти колоний Северной Америки, таких как Вирджиния, были обеспокоены связью между пиратством и восстаниями рабов. Страх побега рабов к пиратам и грабежа своих бывших хозяев, а также межрасовых восстаний побудил колониальные власти к принятию законов, наказывающих межрасовые связи. Эти законы были первыми юридическими попытками институциализации сегрегации и распространения расизма среди белого простонародья. По всем Карибам и остальному миру освобожденные пиратские анклавы процветали годами, хотя их существование и покрыто пеленой тайны. Факт того, что эти пиратские сообщества были широко распространены и долгое время доставляли проблемы империалистическим силам, и то, что многие из них были шокирующе ли- бертарны, задокументирован, но достаточной информации нет, так как пираты существовали в состоянии войны с теми, кто записывал историю. Само существование самой хорошо описанной пиратской утопии, честной республики Либерталии, или, в альтернативных источниках, Либертатии, ставится под сомнение. Многие эпизоды ее истории признаны выдумкой, но некоторые считают, что и сама Либертатия была выдумкой, в то время как другие думают, что ее легендарный создатель капитан Джеймс Миссон был легендой, а само поселение существовало153. Разрастающиеся флоты Великобритании и Соединенных Штатов, в конце концов, уничтожили пиратство в XIX веке, но в XVII и XVIII веках пиратство представляло собой сильное безгосударствен- ное общество, которое вело войну против империализма и правительства и вдохновило тысячи людей освободиться в те времена, когда западная цивилизация превзошла все предыдущие формы варварства в мировой истории. Что мы будем делать с сообществами, остающимися патриархальными или расистскими? Анархизм делает акцент на автономии и местных действиях, но не является изоляционистской или провинциальной тенденцией. Анархистское движение всегда интересовалось глобальными вопросами и поддерживало в том числе сражения, происходящие где-то далеко. В то время как правительства также заявляют о своей озабоченности проблемами в других частях света, анархизм отличается своим отрицанием навязывания решений. Государственная пропаганда заявляет о необходимости мирового правительства для освобождения людей в деспотических сообществах, даже когда ООН, НАТО, США и другие институты продолжают взращивать угнетение и влезать в войны для поддержания иерархического мирового порядка154. Анархистский подход (как локальный, так и глобальный) основан на автономии и солидарности. Если бы соседние сообщества были патриархальными, или расистскими, или основанными на угнетении в том или ином виде, анархистская культура была бы способна предложить ряд возможных решений помимо апатии и «освобождения» с помощью силы. Во всех деспотических сообществах можно найти людей, борющихся за собственную свободу. Куда реалистичней и эффективней поддерживать таких людей, нежели пытаться принести освобождение в виде миссионерских «хороших новостей». Когда Эмма Гольдман, Александр Беркман, Молли Штеймер и прочие анархисты были депортированы из США в Россию и обнаружили там созданное большевиками государство угнетения, они распространили информацию по всем миру, чтобы вдохновить людей на протесты против большевиков и поддержать многих анархистских и прочих политических заключенных. Они работали с Анархическим Черным Крестом — организацией поддержки политических заключенных с отделениями по всему миру, оказывающей поддержку политическим заключенным в России или где-либо еще. В нескольких случаях организованная ими международная поддержка и солидарность оказали давление на Ленина, который в результате временно прекратил репрессии против политических оппонентов и освободил политических заключенных. Анархический Черный Крест, который вначале назывался Анархическим Красным Крестом, был создан в России во время поражения революции 1905 г. для помощи тем, кто пострадал от правительственной реакции. В 1907 г. его международные отделения открылись в Лондоне и Нью-Йорке. Организованная ими международная солидарность помогала сохранять жизни заключенным анархистам, а некоторым бежать. В результате в 1917 г. революционное движение в России было сильнее, имело больше международных связей и было лучше оснащено для свержения царского правительства. Революционная Ассоциация Женщин Афганистана (RAWA), основанная в Кабуле в 1977 г., боролась за женское освобождение от исламского фундаментализма, а также и против СССР, который был ответственен за убийство основателя RAWA в Пакистане в 1987 г. После борьбы с советской оккупацией и Талибаном они начали противостоять Северному Альянсу, пришедшему к власти при поддержке США. После выживания в серии отчаянных ситуаций они все еще крепки в своей вере в то, что освобождение может прийти только изнутри. Даже во время угнетения талибами они противостояли вторжению США в 2001 г., заявляя, что если Запад действительно хочет освободить Афганистан, то ему надо поддерживать афганские группы, которые сами борются за освобождение. Их предположения оказались правдой, так как афганские женщины встретились со множеством тех же проблем, которые существовали во время правления талибов. По заявлению RAWA: «RAWA верит, что свобода и демократия не могут быть пожертвованы; долгом жителей этой страны является борьба и достижение этих ценностей»155. Что предотвратит постоянные конфликты и междоусобицы? В государственном обществе кризис военных конфликтов (войн) привел к гонке объединений на постоянно повышающемся уровне и, в конце концов, к мировому правительству. Эти попытки явно были безуспешны, в конце концов, война — показатель здоровья государства, но успех в этой модели не является даже желанным. Глобальное правительство стремится к мировой оккупации, а не к всеобщему миру. Взять, к примеру, Палестину: из-за того, что именно там развиваются военные технологии, которые позже осваивают американские военные и правительство, оккупация перерастает в видимую войну только раз в несколько лет, но захватчики ведут постоянную борьбу в невидимой войне для сохранения и расширения своего контроля посредством СМИ, школ, криминальной системы правосудия, транспортной системы, рекламы, временных мер, слежки и секретных операций. И лишь тогда, когда палестинцы борются в ответ, и войну уже нельзя просто так игнорировать, ООН и гуманитарные организации начинают действовать — не для исправления прошлых и текущих ошибок, а для возвращения к иллюзии мира и создания обстановки, когда правильные вопросы никогда не будут заданы. Таким же образом, но менее интенсивно, ведется невидимая война с коренными народами, иммигрантами, этническими меньшинствами, бедными, рабочими — со всеми, кого колонизировали или эксплуатируют. В безгосударственных малых сообществах прошлого конфликты были распространены, но они не были всеобщими и во многих своих проявлениях не были особо кровавы. Некоторые безгосудар- ственные сообщества никогда не участвовали в войне. Мир — это выбор, и они выбрали его через понимание значимости совместного урегулирования конфликтов и воспитанного поведения. Другие без- государственные сообщества, которые были вовлечены в конфликты, обычно практиковали безвредные ритуалы. В некоторых случаях разница между спортивным состязанием и войной была не очевидна. Как описывается в некоторых антропологических наблюдениях, команды или военные отряды двух разных общин встречались на определенной территории для сражения. Целью было не уничтожение противника и даже не убийство кого-то. Кто-то с одной стороны бросал копье или выстреливал из лука, и все ждали — попадет в кого-то стрела или копье, и только после этого вторая сторона бросала копье. Обычно они расходились по домам, если кого-то ранило или даже раньше. В конфликтах, практикуемых лакота и другими индейцами равнин Северной Америки, было куда более почетно дотронуться до врага палкой — «засчитанный удар», — нежели убить его. Другой формой войны были простые набеги — разрушение или обворовывание соседних общин с попыткой скрыться до того, как разразится конфликт. Если эти хаотичные конфликты были войной анархистского общества, то насколько они предпочтительнее холодных механических кровавых бань государства! Но сообщества, которые не хотят воевать с соседями, могут создать инфраструктуру для предотвращения этого. Отсутствие границ — первый важный шаг. Обычно мы можем добраться до правды, просто перевернув логические обоснования государства, и пункт о защищающих нас границах может быть переведен: границы угрожают нам. Если возникает социальный конфликт, насилие куда быстрее появится там, где есть «мы» и «они». Четкое социальное разделение и границы предотвращают взаимодействие и взаимопонимание и вдохновляют на соревнования и поляризацию. Антрополог-анархист Гарольд Барклей описывает некоторые сообщества, в которых индивидуумы связаны друг с другом сетью, возникающей из родства, супружества, кланового членства и т. д.: «У нас есть примеры анархистского общественного устройства [...] исчисляемого сотнями тысяч и плотностью населения более 100 человек на квадратный километр. Такой общественный строй может быть достигнут через сегментируемую систему поколений,которая,как мы уже увидели,имеет определенную связь с анархистским понятием федерализма. Так,например, у тонга и некоторых восточно-африканских фермеров большие популяции могут быть объединены более сложными отношения- ми,которые в свою очередь создают связь индивидуума с некоторым количеством пересекающихся и разделяющихся групп для усиления социальных связей на большом пространстве. Другими словами , индивидуумы и группы создают множество связанных очагов, образующих объединение многих людей, но без реальной централизованной координации»156. В дополнение к этой самобалансирующейся собственности основанных на кооперации сообществ некоторые безгосударственные народы выработали еще кое-какие механизмы для предотвращения междоусобиц. Аборигены марду Западной Австралии традиционно жили небольшими группами, но периодически встречались для массовых собраний, где разногласия между индивидуумами или группами решались на глазах всего сообщества. Таким образом, можно было избежать случаев длительных безотчетных конфликтов, и все были заинтересованы помогать в решении конфликта. Африканские конкомба и нуэр признавали двухстороннее родство и совместные экономические связи. Из-за того, что все были связаны со всеми, не было явных сторон конфликта, поддерживающих войну. Общепризнанное табу против раздора вдохновляло многих на мирное решение конфликтов. Антрополог Эванс Притчард описывал общество нуэр как «упорядоченную анархию». Анархистское движение сегодня продолжает бороться с границами, которые разделяют капиталистический мир. Антиавторитарная антиграничная сеть была создана в Западной Европе в 1999 г. и с тех пор стала активна по всей Европе и в Турции, Северной Америке и Австралии. Антиграничная деятельность включает поддержку нелегальных иммигрантов, семинары о расизме, распространяемом государственными иммиграционными политиками, протесты против государственных представителей, авиакомпаний, занимающихся депортациями, и антиграничные лагеря на границах стран. В рамках кампании ее участники насильно открыли пограничный переход между Испанией и Марокко, ворвались в детский центр временного содержания в Нидерландах для передачи помощи и общения, частично уничтожив оборудование центра, и саботировали итальянские компании, замешанные в депортации, закрыли центр временного содержания в Греции и освободили десятки иммигрантов из центра временного содержания в Австралии. Антиграничные лагеря собирают людей со многих стран для развития стратегий и дальнейших действий. Они обычно проходят на периферии расширяющихся зон «Первого Мира» — например, в Украине, на границе Греции и Болгарии или между США и Мексикой. Распространенными лозунгами антиграничных протестов являются: «Нет границ, нет наций, хватит депортаций», «Свобода передвижения, свобода местожительства: право приезжать, право уезжать, право оставаться!», «Нелегальных людей не бывает!». Анархистские сообщества стимулируют свободное создание взаимосвязанных сетей между соседями и сообществами. Эти сети могут включать материальный обмен. Культурное взаимодействие, дружбу, семейные отношения и солидарность. Нет четкой границы, где заканчивается какое-то сообщество и начинается другое, то есть, нет четко обозначенных сторон в случае конфликта. Когда существует разногласие, конфликтные стороны будут иметь множество общих связей и многие будут загнаны между этих двух враждующих сторон. В культуре, которая поощряет соревнования и завоевания, они могут принять чью-то из сторон и уничтожить, таким образом, возможность примирения. Но если их культурные ценности — кооперация, консенсус и социальное взаимодополнение, а их экономические взаимоотношения укрепляют эти ценности, то, скорее всего, они будут способствовать переговорам и миру между враждующими сторонами. Они могут делать подобное из-за личного желания мира, из-за обеспокоенности за состояние вовлеченных в конфликт людей или из-за собственного интереса, так как они тоже зависят от здоровья социальных сетей, столкнувшихся с проблемой. В подобных сообществах собственный интерес, интерес общества и идеалы невероятно взаимосвязаны, если сравнить с нашим с вами обществом. На больших территориях или на территориях с разнообразным населением, где общепринятые культурные нормы этики и спонтанное разрешение споров не могут защитить от серьезных конфликтов, сообщества могут создавать федерации или мирные соглашения. Один из примеров антиавторитарного мирного договора с куда большей продолжительностью, чем все существующие ныне договоры, — конфедерация ирокезов, которую обычно называют Лигой ирокезов. Ирокезы состоят из пяти народов, говорящих на одном и том же языке и проживающих на северной части территории, захваченной США, и южной части, ныне известной как канадские провинции Онтарио и Квебек. Конфедерация была сформирована приблизительно 31 августа 1142 г157. Она охватывала огромные территории, принимая во внимание, что единственными средствами транспорта были ноги и каноэ. Ирокезы были оседлыми земледельцами, которые жили при самой большой плотности населения на северо-востоке вплоть до XIX века, составлявшей приблизительно 200 человек на акр158. Общественно обрабатываемые земли окружали огражденный стенами город. Пять племен — сенека, кайюга, онондага, онайда и мохоки — имели долгую историю конфликтов, включая войны за ресурсы. Конфедерация была крайне эффективна в борьбе с этим. Все факты свидетельствуют о том, что пять народов (а позже и шестой, тускарора, которые бежали от английской колонизации Каролины), прожили в мире более пятисот лет, даже во время направленного на геноцид европейского вторжения и торговли оружием и алкоголем за шкуры, которые привели многие прочие племена к междоусобицам. Федерация, в конце концов, во время Американской революции временно разделилась из-за разногласий по вопросу, кого поддержать для смягчения эффекта колонизации. Коммунальная экономическая жизнь сыграла важную роль в способности пяти народов жить в мире; метафорой, обычно используемой для федерации, был сбор всех в одном доме и обед из одной миски. Все группы Федерации отправляли делегатов для встречи и обеспечения структуры общения, разрешения конфликтов и обсуждения отношений с соседними сообществами. Решения принимались консенсусом после обсуждения всеми сообществами. Анархо-синдикалистское движение, появившееся в Европе, обладает вековым опытом создания международных федераций для обмена информацией и координации борьбы против капитализма. Эти федерации могут быть прямыми предшественниками глобальных структур, способствующих жизни в мире и предотвращающих конфликты. Международная Ассоциация Трудящихся (МАТ, или AIT на испанском) включает в себя анархо-синдикалистские профсоюзы из 15 стран 4 континентов, и периодически проводит конгрессы, каждый раз в разных странах. МАТ была сформирована в 1922 г. и вначале включала миллионы членов. Несмотря на то, что большинство ее профсоюзов были загнаны в подполье или изгнаны из своих стран во время Второй мировой, с тех пор она восстановилась и продолжает деятельность. Сети, а не границы С развитием национальных государств в Европе на протяжении нескольких сотен лет правительства пытались создать чувство общности внутри каждой нации на основе общего языка, общей культуры и общей истории — и все это объединялось с общим правительством. Это искусственное сообщество служит для обучения людей самоидентификации, а тем самым и верности центральному правительству, для размывания конфликта интересов низших слоев и элиты, определяя их в одну команду и запутывая их при помощи отождествления хорошего состояниея и славы правителей и хорошего состояния всех; также становится проще заставлять бедняков одной страны убивать бедняков другой, создавая психологическую дистанцию между ними. При близком рассмотрении представление о том, что национальные государства основаны на общей культуре и истории, — просто обман. К примеру, Испания была создана при изгнании мавров и евреев. И даже вопреки этому без центростремительной силы, создаваемой государством, Испания бы не существовала. Не существует одного испанского языка, есть пять языков: каталанский, баскский, галисийский, кастильский и диалект арабского, развитый в Марокко и Андалузии. Если бы эти языки стали предметом изучения, то обнаружилось бы еще больше ответвлений. Валенсийцы могут сказать, не без оснований, что их язык не одно и то же что и каталанский, но если вы попадете в правительство в Барселоне, то вы увидите такое же ущемление валенсийского, как и ущемление каталанского языка испанским правительством. Без усиленной гомогенизации национальных государств будет существовать еще большее разнообразие, так как культуры и языки развиваются и перемешиваются друг с другом. Границы задерживают это культурное смешение, и, таким образом, развивают конфликты, закрепляя и оформляя сходства и различия. Границы не защищают людей; они являются средством, при помощи которого государства защищают свои владения, в том числе и нас. Когда границы передвигают в результате войны, победившее государство продвигается и заявляет о своих правах на новые территории, новые ресурсы и новых подчиненных. Мы являемся добычей — потенциальным пушечным мясом, налогоплательщиками и рабочими, — и границы являются стенами нашей тюрьмы. Даже без границ могут существовать очевидные различия в организации общества — к примеру, кто-то может попытаться захватить соседа или сохранить ущемление женщин. Но децентрализованные безграничные общества все равно могут защищать себя от агрессии. Общество с ясным чувством собственной автономии не нуждается в пересечении захватчиком какой-то невидимой линии, чтобы увидеть агрессию. Люди, борющиеся за свободу и собственные дома, сражаются бесстрашно и способны спонтанно организовываться. Если бы не было правительства, которое финансирует военные комплексы, то только сражающиеся в оборонительных кампаниях обычно пользовались бы преимуществами, следовательно, не было бы выгодно нападать. Когда европейские государства захватили осталь ную часть мира, они пользовались определенными обманчивыми преимуществами, в том числе беспрецедентной плотностью населения и технологиями, которые их жертвы никогда не видели. Эти преимущества существовали в определенный исторический промежуток и более не актуальны. Общение теперь глобально, плотность населения и сопротивление болезням более распространены, а известные виды оружия, необходимые для ведения оборонительных военных действий против последних технологических новинок армии (штурмовые винтовки и взрывчатка), доступны почти во всех уголках планеты и могут быть изготовлены в домашних условиях. В будущем без правительства агрессивные общества будут находиться в невыгодном положении. Анархисты уничтожают границы сегодня посредством международных сетей, разрушающих национализм и борющихся в солидарности с иммигрантами, которые опрокидывают однородность национальных государств. Люди в приграничных территориях могут помочь уничтожить границы поддержкой нелегального пересечения границ или людей, которые пересекают границу нелегально, изучая язык, на котором говорят по другую сторону границы, и строя сообщества, которые не разделяют границы. Люди, находящиеся в глубине территорий, могут помочь как отказом в верности централизации, однородности культуры, так и развитием местной культуры, приветствуя мигрантов в своих общинах, распространяя знания и действуя в солидарности с борьбой в остальных уголках мира. Рекомендуемая литература 1. Harold Barclay «People Without Government: An Anthropology of Anarchy», London: Kahn and Averill, 1982. 2. Starhawk «The Fifth Sacred Thing». New York, Bantam, 1993. 3. Stephen Arthur «"Where License Reigns With All Impunity:” An Anarchist Study of the Rotinonshуn:ni Polity», Northeastern Anarchist No.12, Winter 2007 http://nefac.net/anarchiststudyofiroquois#greatpe ace. Мы сражаемся не только за наши собственные жизни, но также и за мир, который мы можем никогда и не увидеть. Не появится ли государство вновь с течением времени? Большинство примеров, приведённых в этой книге, больше не существует, и некоторые из них длились всего несколько лет. Без- государственные общества и социальные эксперименты в большинстве своём были подчинены империалистическими державами или подавлены государствами. Но история также показывает, что революция возможна, и что революционная борьба не неизбежно ведет к авторитаризму. Авторитарные революционные идеи, такие как социал-демократия или марксизм-ленинизм, были дискредитированы во всем мире. В то время как социалистические политические партии продолжают быть паразитами, сосущими жизненную энергию социальных движений, предсказуемо продавая своих избирателей каждый раз, когда они приходят к власти, различные сочетания горизонтальных, низовых, автономных структур и анархизма выходят на передний план во всех волнующих социальных восстаниях последнего времени — народные восстания в Алжире, Аргентине, Боливии и Мексике, автономы в Италии, Германии, Дании, студенты и бунтари в Греции, борьба фермеров в Корее и альтерглоба- листское движение, объединившее страны по всему миру. Эти движения имеют шанс разрушить государство и капитализм во время кризисов грядущих лет. Но некоторые люди боятся того, что даже если глобальная революция упразднит государство и капитализм, то со временем они неизбежно возникнут вновь. Это понятно, потому что государственное образование внушало нам веру в мифы о прогрессе и однолинейной истории — идеи о том, что есть только один глобальный путь, и он неизбежно ведёт к господству Западной цивилизации. На самом деле, никто в точности не знает, как развивалось и формировалось государство, но очевидно, что это не является ни неизбежным, ни необратимым процессом. Большинство обществ никогда добровольно не порождали государство. Возможно, число обществ, развивавших государство, а затем отказавшихся от него, равно числу обществ, продолжавших поддерживать государство. С точки зрения этих обществ государство, скорее, является выбором или обманом, чем естественным развитием. Временная шкала, используемая нами, так же влияет на наше мнение. На протяжении десятков тысяч лет человечество не знало государства, и после того, как оно перестанет существовать, станет ясно, что государство — всего лишь отклонение, возникшее в нескольких частях мира, которое временно контролировало судьбу каждого человека на планете до того, как от него отказались. Ещё одним заблуждением является то, что безгосударственные сообщества уязвимы для захвата агрессивными альфа-мужиками, которые провозглашают себя лидерами. Напротив, похоже, что общественная модель «бигмена»159 никогда не приводила к государству, равно как и к вождям. Общества, позволяющие властвовать более талантливому или сильному человеку, как правило, игнорируют или убивают его до того, как он станет слишком авторитарным; и Большой Человек неспособен расширить своё влияние слишком широко как географически, так и социально. Физические характеристики, на которых основывается его лидерство, эфемерны, и в скором времени они исчезают или заменяются160. Очевидно, что государства постепенно развивались из традиционно принятых систем родства, которые связывают геронтократию (принцип управления, при котором власть принадлежит старейшим — прим. пер.) с патриархатом, — в течение поколений старшие мужчины получали больше уважения и обладали большим приоритетом как посредники в спорах и как советники. Лишь в самом конце этого процесса они стали обладать чем-то, напоминающим право на приведение в жизнь своих желаний. Мы должны помнить, что хотя люди постепенно и уступили большую часть своих обязанностей, и предоставили определенным членам общества больше уважения, у них не было возможности заранее узнать о результатах своих действий, а это означает, что у них не было и способа узнать, насколько плохим может стать иерархическое общество. Как только социальная элита получила возможность управлять, возникла новая диалектика социального развития, и, по всей вероятности, в этот момент произошло создание государства, но оно все ещё не являлось неизбежностью, потому что большинство оставалось социальной силой, способной убрать элиту или остановить данный процесс. Современные общества с коллективной памятью о бюрократических методах организации социума могут перестроить государство гораздо быстрее, но у нас есть преимущество: мы знаем, куда ведет этот путь, и как он начинается. После тяжелой борьбы за свою свободу люди будут достаточно воодушевлены, чтобы остановить возрождение государства, если это будет происходить где-нибудь рядом с ними. К счастью, анархистское общество является наградой само по себе. У многих безгосударственных обществ после начала эры колониализма была возможность присоединиться к иерархическому обществу, и, тем не менее, они продолжают сопротивляться этому все так же, как, например, кунг (кунг — племя бушменов, проживающих на территории Намибии, Ботсваны и Анголы — прим. пер.), которые продолжают жить в пустыне Калахари, несмотря на усилия правительства Ботсваны «устроить» их. Также есть примеры длительных антиавторитарных социальных экспериментов, которые процветают в рамках государства. В графстве Глостершир, Англия, в 1898 году на 40 акрах земли анархисты- толстовцы основали поселение Уайтвей (Whiteway). После того, как они купили землю, они сожгли свидетельство о собственности на конце вил. Соответственно, они должны были построить все свои дома сами, так как не могли получить ипотечные кредиты. Более ста лет спустя, эта пацифистско-анархистская коммуна все еще существует, и некоторые из нынешних жителей являются потомками основателей. Они принимают решения на Генеральной Ассамблее и имеют множество объектов общественного пользования. Время от времени Уайтвей предоставлял приют беженцам и отказникам от военной службы. Также коммуна содержит ряд совместных предприятий, таких как пекарня и ремесленное производство. Несмотря на внешнее давление капитализма и иерархических отношений, воспроизводимых государством, Уайтвей остаётся оплотом равноправия и антиавторитарности. На противоположном Уайвею берегу Северного моря, в Аппел- ша, Фрислан (область на севере Нидерландов — прим. пер.), в 2008 году анархистская деревня праздновала своё 75-летие. В настоящее время деревня состоит из фургонов, домиков на колесах и нескольких постоянных строений. Аппелша активна в анархистских и антимилитаристских движениях с тех пор, как священник Домела Ньювенгуис (Domela Nieuwenhuis) покинул церковь и начал проповедовать атеизм и анархизм. После там начала собираться группа рабочих, и вскоре они приобрели землю, на которой каждую Пяти- десятницу161 они проводят ежегодные анархистские встречи. Прислушиваясь к социалистическому движению трезвенников, которое считает алкоголь чумой, калечащей рабочих, и формой зависимости от работодателей, продающих спиртное в служебных магазинах, там проводят встречи, свободные от алкоголя. В 2008 году около 500 человек со всех концов Нидерландов, а так же Германии и Бельгии приняли участие в ежегодной анархистской встрече в Аппелши. Они присоединились к анархистам, живущим там круглый год, на время выходных для проведения семинаров и обсуждений по различным темам, таким как пацифизм, общественное движение защиты животных, антифашистская борьба, дискриминация по полу в рамках движения, психологическое благополучие, а также для обсуждения кампании, которая в 1992 году не допустила проведения Олимпийских Игр в Амстердаме. Также были детская программа, знакомство с длинной историей поселения, общественное питание и достаточно вдохновения в атмосфере встречи, что обещает принести следующее поколение анархизма в регионе. Другие анархистские проекты также могут существовать сотни лет. Конкретные сообщества, общины и организации не должны быть изолированы «каменной стеной» — анархистам нет необходимости принимать какие-либо ограничительные меры, чтобы сохранить подобные пространства за счёт своих участников. Иногда лучшее, что сообщество или организация могут сделать для своих участников, — это позволить им идти дальше. Нет никаких наследственных привилегий или конституций, которые должны быть переданы потомству или запрограммированы в будущем. Предоставляя большую динамичность и изменчивость, анархистские общества могут существовать гораздо дольше. На протяжении всей человеческой истории большинство обществ были обществами коммунитарного и безгосударственного типа, многие из них существовали на протяжении тысячелетий, пока не были разрушены или завоеваны западной цивилизацией. Рост и мощь западной цивилизации не были неизбежными, а являются результатом определенных исторических процессов, возможно, зависящих от географических различий162. Военные успехи нашей цивилизации могут показаться доказательством её превосходства, но, даже при отсутствии сопротивления, проблемы, присущие нашей цивилизации, такие как исчезновение лесов и изменение климата, могут привести к её гибели, раскрывая её серьёзный недостаток с точки зрения устойчивости. Другие примеры неустойчивых иерархических обществ (от шумеров до острова Пасхи) показывают, как быстро общество, которое, кажется, находится на пике своего развития, может двигаться к коллапсу. Представление о том, что государство неизбежно появится в течение некоторого времени, является ещё одной из безнадежно европоцентристских фантазий, которые западная культура внушает людям. Множества коренных народов по всему миру никогда не развивали государственность, они процветали в течение тысяч лет, никогда не подчинялись, и, когда они, наконец, одержат победу над колониализмом, они сбросят с себя навязанную белыми культуру, включающую в себя государство и капитализм, и возродят свои традиционные культуры, которые они по-прежнему несут с собой. У многих коренных народов есть опыт сотен или даже тысяч лет контакта с государством, и они никогда добровольно не подчинялись государственной власти. Западные анархисты могут многому научиться у их постоянства, и все люди западного общества должны учитывать: государство не является неизбежным — это обман, и как только мы узнаем, как победить его навсегда, мы не позволим ему вернуться. А как насчёт других проблем, которые мы не можем предвидеть? Анархистские общества столкнутся с проблемами, которых мы не можем предвидеть в настоящее время. Также они будут сталкиваться с трудностями, с которыми можем столкнуться и мы, но мы неспособны решить их без исторической практики, обеспечиваемой революцией. Но одна из многих ошибок государства — невротическая гипотеза о том, что общество способно к совершенствованию, что возможно разработать проекты, предусматривающие все проблемы до их возникновения. Предпочтение законов вместо различных оценок от случая к случаю и здравого смысла, поддержка армии, предоставление полиции чрезвычайных полномочий на постоянной основе — все это происходит от паранойи государственности. Мы не можем связать непредвиденные обстоятельства жизни в программу, и мы не должны это делать. В анархистском обществе мы должны изобрести совершенно новые решения для полностью непредсказуемых проблем. Получив такую возможность, мы сделаем это с радостью, пачкая руки в сложностях жизни, осознавая свой огромный потенциал и достигая новых уровней роста и зрелости. Мы никогда не должны снова упустить возможность решать свои собственные проблемы, сотрудничая с теми, кто нас окружает. Заставляя анархию работать Есть миллионы способов для атаки против взаимосвязанных структур власти и угнетения и для создания анархии. Только вы можете решить, какому пути следовать. Важно не допустить, чтобы ваши усилия оказались в каком-либо из каналов, встроенных в систему, предназначенных для восстановления её сил и нейтрализации сопротивления, таких как: требование перемен от политических партий вместо того, чтобы сделать это самостоятельно, или превращение ваших усилий и творений в предметы потребления, продукты или моду. Чтобы освободиться, мы должны вернуть себе контроль над каждым аспектом нашей жизни: нашей культурой, нашими развлечениями, нашими отношениями, нашим жильём, образованием и здравоохранением, защитой наших сообществ и производством пищи — всем. Не обособляясь в кампаниях вокруг одной проблемы, выясните, где лежат ваши собственные увлечения и навыки, какие проблемы касаются именно вас и вашего сообщества, и что вы можете сделать сами. В то же время оставайтесь в курсе того, что делают другие. Таким образом, вы сможете построить взаимно вдохновляющие отношения солидарности. Возможно, уже есть антиавторитарные группы, активные в вашей области. Кроме того, вы могли бы организовать свою собственную группу; одна важная вещь заключается в том, что, чтобы быть анархистом, не нужно спрашивать на это разрешения. Если нет никого, с кем вы могли бы работать, возможно, вы могли бы стать следующим Робином Гудом — эта позиция остаётся вакантной слишком долго! Или, если это слишком, начните с чего-нибудь меньшего, например, с граффити, распространения литературы или запуска относительно маленьких DIY проектов, пока вы не получите опыт и уверенность в собственных силах и не встретите других людей, которые захотят работать вместе с вами. Анархия процветает в борьбе против доминирования, и везде, где существует угнетение, существует и сопротивление. Эта борьба не нуждается в том, чтобы ее называли анархистской, чтобы быть благоприятной почвой для подрывной деятельности и свободы. Важно то, что мы поддерживаем их и делаем более сильными. Капитализм и государство не будут уничтожены, если мы посвятим себя только созданию замечательных альтернатив. Когда-то давно мир был полон замечательных альтернатив, и система весьма хорошо знает, как их завоевать и разрушить. Независимо от того, что мы создаем, мы должны быть готовы защищать это. Ни одной книги не достаточно, чтобы исследовать все возможности анархистской революции. Но вот несколько из них, которые могут оказаться полезными. Рекомендуемая литература 1. Crimethlnc. «Recipes for Disaster: An Anarchist Cookbook», Olympia: Crimethlnc. Workers' Collective, 2005; и Expect Resistance, Salem: Crimethlnc. Workers' Collective 2008. 2. Kuwasi Balagoon «A Soldier's Story: Writings by a Revolutionary New Afrikan Anarchist», Montreal: Kersplebedeb, 2001. 3. Ann Hansen «Direct Action: Memoirs of an Urban Guerrilla», Toronto: Between the Lines, 2002. 4. Lorenzo Komboa Ervin «Anarchism and the Black Revolution», 2nd edition online at Infoshop.org, 1993. 5. Emma Goldman «Living My Life», New York: Knopf, 1931. 6. Richard Kempton «Provo: Amsterdam's Anarchist Revolt», Brooklyn: Autonomedia, 2007. 7. Bommi Baumann (trans. Helene Ellenbogen & Wayne Parker) «How It All Began: A Personal Account of a West German Urban Guerrilla», Vancouver: Pulp Press, 1977. 8. Trapese Collective, ed. «Do It Yourself: a handbook for changing our world», London: Pluto Press, 2007. 9. Roxanne Dunbar Ortiz «Outlaw Woman: A Memoir of the War Years 1960-1975», San Francisco: City Lights, 2001. 10. A.G. Schwarz, Void Network «We Are an Image from the Future: The Greek Uprising of December 2008», Oakland: AK Press 2009. 11. Isy Morgenmuffel, Paul Sharkey (eds.) «Beating Fascism: Anarchist anti-fascism in theory and practice», London: Kate Sharpley Library, 2005. 12. Call («Appel» в оригинале на французском, или «Крик» на русском, анонимный манифест) 13. Статья, журнал или книга, которую вы собираетесь написать, чтобы поделиться своим опытом со всем миром и расширить наш коллективный инструментарий...