«— Решительно ставить политику на командное место и руководствоваться во всем идеями Мао Цзэдуна; в этом — душа социалистических предприятий. — Усилить партийное руководство; это — основная гарантия, что рабочий класс осуществляет твердое руководство на заводах и что диктатура пролетариата будет укрепляться. — Развернуть энергичные массовые движения, доверять широким революционным массам и полагаться на них; они — источник, из которого социалистические заводы берут свои силы для победы в революции и построении социализма. — Участие кадров в производительном труде и участие рабочих в управлении заводами, преобразование нерациональных правил и распорядков, и тесного сотрудничества в «соединении трех сторон» рабочих масс, руководящих кадров и революционных специалистов — на социалистических заводах введение этого трехстороннего союза творчески решило проблемы отношений надстройки с экономическим базисом, руководства с массами, и отношений в самих массах, и это указало направление руководству завода. — Смело продвигать технические новшества и техническую революцию — в этом принципе проявляется решимость китайского рабочего быть независимым и самостоятельным, полагаться на собственные силы, идти своим путем в развитии промышленности, достичь уровня наиболее развитых стран и превзойти его. Китайский пролетариат одержал победу над упадочной западной буржуазией не только в политическом отношении, он также превзойдет ее в области науки и техники и окажет еще более значительные услуги человечеству» («Жэньминь жибао» за 24 марта 1970 г. — цит. по Bettelheim. China 1972. — сс. 68/69). Введение Аньшаньского устава на многих заводах было выражением того, что пролетариат вернул себе руководство производством. Председатель революционного комитета пекинской трикотажной фабрики приводит показательный пример такого развития: «В ходе Культурной революции мы поняли, что означает отдавать высший приоритет пролетарской политике. Мы должны добросовестно изучать марксизм-ленинизм и идеи Мао Цзэдуна таким образом, чтобы эти идеи осуществлялись в процессе труда. Мы настаиваем на необходимости отдать высший приоритет идеям Мао Цзэдуна… Партийный комитет по-настоящему заботился только о производстве. Прежнего секретаря фабричного парткома рабочие обычно называли «секретарем администрации» и «секретарем по производству». Он не заботился о ведущей роли партии. Он не изучал регулярно живые мысли народных масс. Благодаря Культурной революции, значение этого вновь стало нам ясно» (Bettelheim. China 1972. — сс. 72). Для продолжения революции при диктатуре пролетариата недостаточно, чтобы сами рабочие осуществляли руководство на заводах и управляли производством. Социалистический экономический базис не может укрепиться, пока интересы рабочих и крестьян не определяют политики в надстройке, в администрации, в правительстве и партии, в театре, печати и культуре. Мы видели выше, как буржуазные силы в школах и университетах пытались оформить воспитание молодежи в соответствии со своими интересами. Продолжившись, этот процесс неизбежно повернется против диктатуры пролетариата, подорвет его основы и, таким образом, повлияет также на социалистический экономический базис, снова сделав его капиталистическим. Развитие событий в Советском Союзе предупреждает нас об этом. В Китае также были только два пути будущего развития: либо буржуазной линии в надстройке будет позволено разрастись; распространятся бюрократизм, карьеризм, эгоизм, другие проявления мелкобуржуазного образа мышления и образуется новый класс буржуазии из испытывающих мелкобуржуазное и отчасти феодальное влияние специалистов и управленцев, — или рабочий класс организует контроль снизу над государством, партией и правительством и заставит их вновь служить диктатуре пролетариата. В этом случае рабочие должны снять тех функционеров, кто хочет вступить на капиталистический путь и перевоспитать тех, кто принимает диктатуру пролетариата, но еще находится под властью мелкобуржуазного образа мышления. «…Рабочий класс должен руководить всем, осуществлять диктатуру пролетариата в области надстройки, в том числе и во всех отраслях культуры, выполнять поставленные Председателем Мао Цзэдуном задачи на всех этапах борьбы, критики и преобразований и довести до конца Великую пролетарскую культурную революцию!» (Коммюнике XII расширенного пленума Центрального Комитета Коммунистической партии Китая восьмого созыва (принято 31 октября 1968 года). — Великая пролетарская культурная революция (важнейшие документы). — Пекин, Издательство литературы на иностранных языках, 1970. — с. 172; у автора выделение опущено). На разных заводах революционные рабочие сформировали рабочие пропагандистские команды, отправившиеся в различные органы правительства и государственного аппарата, а также и в другие общественные учреждения, чтобы осуществлять контроль в интересах рабочего класса, раскрыть злоупотребления и воспитать функционеров. Об их задачах процитированное выше коммюнике сообщает: «Что касается интеллигенции, то должны ее заново воспитывать рабочие, крестьяне и солдаты с тем, чтобы она сомкнулась с рабочими и крестьянами. Рабочие агитбригады должны надолго остаться в учебных заведениях, участвовать в выполнении всех задач борьбы, критики и преобразований и всегда руководить учебными заведениями. А в деревне учебными заведениями должны управлять бедняки и низшие середняки — самый надежный союзник рабочего класса» (там же, сс. 174-175; у автора выделены только слова «и всегда руководить учебными заведениями»). Рабочий Лю Миньи, глава пропагандистской команды по изучению идей Мао Цзэдуна в университете Цинхуа в Пекине, описал ее работу: «Но только когда развернулось движение борьба-критика-преобразование, мы поняли существенный момент: интеллигенты сами по себе не способны решающим образом продвинуть революцию в области надстройки. Должен включиться рабочий класс. Мао обратился к рабочему классу, чтобы он твердо взял в свои руки революцию в поле образования… Кто кого преобразовывает и кто кого побеждает? Борьба двух классов, двух линий и двух путей разгорелась вокруг этого вопроса. В этой борьбе утвердилось руководство рабочего класса. Рабочие завода металлообработки «Новый Китай», где я работаю, объединились с рабочими более, чем 60 других заводов и Народно-освободительной армией. Вместе мы организовали пропагандистские команды для изучения идей Мао Цзэдуна. Мы, 3 тысячи из нас, совершили поход в университет 27 июля 1968 г.» (Bettelheim. — China 1972. — с. 108). Развитие экономического базиса на основе идеологической и политической борьбы Диалектическое единство теории и практики предотвращает отделение науки от производства Из собственного опыта мы знаем об отделении науки от производства, умственного труда от физического, разрыве между исследователями и специалистами, с одной стороны, и рабочими, с другой. Первые конструируют, управляют и руководят. Вторые выполняют инструкции; они производят продукцию, часто только через простые, рутинные операции (сборочный конвейер). Следствие этого разделения — ценный опыт рабочих, получаемый непосредственно в их производительном труде, едва ли найдет применение в дальнейшем развитии техники и машин. Когда рабочий вносит предложение по улучшению, он получает скромное поощрение, а капиталист присваивает это изобретение и побуждает ученых и инженеров внедрить его в производство. Кроме того, иногда ценные изобретения утаиваются, если капиталисты получают максимальную прибыль и при использовании старых методов. В то же время технический персонал накапливает огромные знания, которые держит при себе, скрывая от рабочих. Это противоречие в производстве имеет общественные последствия: специалисты и ученые получают гораздо лучшую плату, чем производственные рабочие. Та же угроза развитию существовала на заводах Китая. Она подвергала опасности социалистический экономический базис, общественную собственность на средства производства, потому что чем больше удалялись специалисты и ученые от непосредственного производительного труда, тем меньше они работали на революцию. Работа на собственное благо стала их главной заботой, и мелкобуржуазный образ мышления завоевал господство. В ходе Культурной революции были сформированы «соединения трех сторон» из рабочих, специалистов и партийных кадров, чтобы изучить конкретные проблемы на производстве и вместе развивать технику. При капитализме технические новшества и рационализация вводятся не для того, чтобы сделать труд рабочих легче (иногда тяжелый физический труд делается легче, но в то же время увеличивается нервное напряжение). Вернее сказать, что улучшения техники ускоряют производство ради роста прибыли капиталиста. При социализме рационализация служит рабочему классу и проводится ради всестороннего улучшения количества и качества продукции. «Соединения трех сторон» были в особенности нацелены на эту задачу. В то же время преодолевается разделение теории и практики: рабочие приобретают технические и научные знания через изучение производства и при введении новой продукции; специалисты учатся исходить не только из производственных требований, но и воспринимать опыт рабочих. Таким образом, взаимоотношения между умственным и физическим трудом, между теорией и практикой образуют диалектическое единство. Научный работник Шанхайского института черной металлургии описывает непосредственные последствия: «В 1965 г., до Культурной революции я работал на заводе…, отделяя никель и кобальт. Я полагался только на специалистов. В это время я не хотел учиться бок о бок с рабочими, и меня не интересовал их политический опыт (это — пример отделения теории от практики). Все, на что я полагался, были штатовские и советские технические данные… Я посоветовал использовать некий растворитель. Рабочие говорили, что этот растворитель вреден для здоровья и плохо пахнет. Они высказались против его использования, но я не хотел слушать их. В результате у некоторых рабочих появились признаки хронического отравления. В ходе Культурной революции я учился рядом с рабочими и солдатами… Более опытные рабочие указали мне на странное явление в их работе, которое не упоминалось в иностранных книгах. Мы решили изучить его и провести эксперименты. Мы наткнулись на новую технику, которая сделала возможным прекратить использование опасного растворителя в течение двадцати дней. Новый растворитель был неядовитым и намного более эффективным, чем старый» (Bettelheim. China 1972. — с. 131). В то время как лица, идущие по капиталистическому пути и стоящие у власти, вроде Лю Шаоци, шумят, что революция препятствует производству или даже делает его невозможным, экономическое развитие в Китае после Культурной революции доказало совершенно противоположное. IX съезд Коммунистической партии Китая уже в 1969 г. смог объявить: «Наша страна получала хорошие урожаи в сельскохозяйственном производстве в течение ряда лет. Налицо подъем также и в промышленном производстве, науке и технике. Энтузиазм широких масс трудящихся и в революции, и в производстве поднялся на невиданные высоты. Многие заводы, шахты и другие предприятия вновь и вновь били свои производственные рекорды, достигая небывалых доселе высот в производстве» (Wichtige Dokumente der Gro?en Proletarischen Kulturrevolution (Важные документы Великой пролетарской культурной революции). — сс. 66-67). В последующие годы народное хозяйство также продолжило скачкообразный подъем. В табл. 13 показано развитие производства стали, нефти и искусственных удобрений, а также общего выпуска экономики. Табл. 13. Производство стали, нефти и искусственных удобрений, млн. тонн 1950 г. 1958 г. 1970 г. 1971 г. Сталь 0.6 8.0 18.0 21.0 Нефть 0.2 2.264 20.0 25.6 Искусственные удобрения 0.07 0.81 14.0 16.84 Общее производство, млрд. юаней … 184.1 283.0 311.3 Cheung-Lieh Yu. Der Doppelcharakter des Sozialismus (Двойственный характер социализма). — Berlin, 1975. — с. 47. В 1971 г. Китайская Народная Республика имела более высокий темп роста всего сельскохозяйственного и промышленного производства, чем указанные ниже индустриальные нации: Китай — 10% Япония — 6.1% Советский Союз — 6.0% США — 2.7% В книге «Fragen ?ber China nach Mao Tsetungs Tod» («Проблемы Китая после смерти Мао Цзэдуна») Ш. Беттельхейм указал некоторые производственные показатели, противоречащие заявлению нового китайского руководства, что было необходимо «положить конец длительному застою и даже регрессу в экономике страны». Он констатирует: «Этот «довод» — явная ложь. Никакого длительного застоя или регресса в экономике страны не было. Между 1965 г., последним годом перед Культурной революцией и последними годами, для которых у нас есть оценки, не было никакого застоя. Производство электроэнергии увеличилось с 42 до 108 млрд. КВт-ч (в 1974 г.), производство стали — с 12.5 до 32.8 млн. тонн (в 1974 г.), угля — с 220 до 389 млн. тонн (в 1974 г.), нефти — с 10.8 до 75-80 млн. тонн (в 1975 г.). Говорить о длительном периоде застоя и даже регресса, значит совершенно расходиться с действительностью. Цель таких утверждений — клевета на саму Культурную революцию» (с. 54). Мы хотим добавить к этим данным некоторую информацию, предоставленную органом немецких предприятий черной металлургии «Eisen und Stahl»: в 1970 г. Китай занял седьмое место в мире по производству стали, а в 1975 г. — пятое (см. табл. 14). Когда мы сравниваем Китай с развивающимися странами вроде Индии и Бразилии, экономический подъем Китая становится особенно очевидным. Дело тут в тенденциях развития производства стали, а не в том, что это производство еще относительно мало для такой большой страны, как Китай. С начала Культурной революции, с 1967 г. по 1976 г. производство стали в Народной Республике выросло на 85.7% — с 14 до 26 млн. тонн. Табл. 14. Производство стали в некоторых крупных странах (тыс. тонн) 1970 г. 1975 г. США 122 120 108 250 СССР 115 889 141 325 Япония 93 322 102 313 Западная Германия 45 041 40 415 Англия 28 316 20 105 Франции 23 773 21 530 Китай 18 000 24 000 Австралия 6 909 7 869 Индии 6 271 7 989 Бразилии 5 390 8 308 «Eisen und Stahl» №3, 1977, сс. 66-67. Такой рост — результат распространения и углубления социалистического сознания среди рабочих сталелитейной промышленности. Давайте посмотрим, что писал об этом развитии рабочий авторский коллектив Шанхайского черно-металлургического завода №5: «Видя на нашем заводе глубокие перемены, принесенные Великой Культурной революцией, мы, рабочие, радуемся от всей души. Наш завод основан в год Большого скачка — в 1958 г. — для производства специальной стали. Руководствуясь революционной линией Председателя Мао, мы, члены рабочего класса, в революционном духе независимости, самостоятельности и опоры на собственные силы, построили большой конвертерный цех за 32 дня. К 1960 г. наш завод производил более чем в 50 раз больше стали, чем в 1958 г., а количество выплавляемых марок стали превысило 200. Тогда, в 1962-65 гг., выпуск стали резко упал из-за вмешательства и саботажа на почве контрреволюционной ревизионистской линии Лю Шаоци. Во время Великой культурной революции мы подвергли критике эту ревизионистскую линию и предприятие вновь вернулось к социалистической ориентации, так что пролетариат крепко взял руководство им в свои руки. С тех пор ситуация и в революции, и в производстве становилась все лучше» («Peking Rundschau» №24, 1974 г., сс. 7). Валовой выпуск машиностроительной промышленности с 1965 г. по 1973 г. удвоился; производство тракторов стало в пять раз выше, чем в 1965 г. Энергоснабжение страны также значительно выросло. Производство электроэнергии в 1973 г. было на 140% выше, чем в 1965 г. В сельской местности Китая в 1973 г. было 50 000 малых гидроэлектростанций (для сравнения: в 1949 г. — 26); снабжение сельских областей электроэнергией увеличилось в 1973 г. на 330% в сравнении с 1965 г. При социализме, первой фазе коммунизма, действует принцип распределения: «Каждый по способностям, каждому — по труду». Еще сохраняются различия между людьми в оплате их труда. Еще необходимо сохранять распределение по индивидуальному труду, потому что в этой первой фазе в обществе нет еще изобилия продуктов. Решающая предпосылка этого принципа распределения — все еще различающееся отношение людей социалистического общества к труду. Труд на общее благо, ради построения социализма и коммунизма, стал главной жизненной потребностью только для небольшой части людей. Это — наиболее развитая часть, исполненная социалистического сознания, не беспокоящаяся прежде всего за каждую копейку во время работы, а подчиняющая свои личные материальные интересы общим интересам революции. В ходе Культурной революции массы создали собственные методы оценки работы и оплаты. Даже в сельском хозяйстве материальные стимулы как движущая сила производства были заменены новыми методами. Мюрдаль сообщает насчет деревни Лю Лин: «Раньше каждой работе приписывалась определенная стоимость. Столько-то или столько-то трудодней засчитывались за каждое задание. В 1963-65 гг. эта система имела тенденцию развиться в сдельщину. Это привело к тому, что одни работы были индивидуально более выгодны, а другие менее. Управлявшие работой были также в состоянии — распределяя работу — влиять на доходы отдельных членов бригады… Произошло следующее: работу стала оценивать небольшая группа руководящих кадров, которые также распределяли задания. И это было плохо. Так как в случае перевыполнения производственного плана выплачивались премии, люди соблазнялись занижать плановые цели производства… Это наносило ущерб экономике, так как инвестиции делались согласно запланированному производству. Таким образом, некоторые могли присваивать деньги, которые на самом деле должны были пойти на совершенно необходимые инвестиции. Это было несправедливо. Хотя каждый трудился, некоторые могли добиваться более высоких доходов, а некоторые получали все меньше. Каждый работал на себя» (Jan Myrdal. China: Die Revolution geht weiter. Berichte aus einem chinesischen Dorf. — сс. 100-101). Разве Советский Союз не прошел подобным путем, прежде чем прийти к неизбежному результату, реставрации капитализма? Как крестьяне Лю Лин изменили эту систему? Мюрдаль продолжает: «Базой введенной теперь новой системы распределения доходов было то, что все члены, трудящиеся или нет, получали основное обеспечение в виде зерна. Доход от труда был дополнением к этому основному обеспечению. После дискуссий, однако, все формы сдельной работы были отменены. Поэтому больше не велось никакого учета ни кем какая работа была выполнена, ни индивидуальной производительности. Отмечалось только ежедневное посещение работ. Это означало, что какую работу не выбирай, на доходы это не влияет. Вскапываешь или жнешь, доставляешь удобрения из города или работаешь на фабрике по производству лапши, трудовой день имеет одну и ту же стоимость. Кроме того, стало возможным покончить с большей частью бухгалтерской работы — таким образом высвободив больше труда для производства. Но, конечно, люди работают по-разному. И отношение к труду различается. Трудовой день одного человека — не такой, как у другого. Это следовало учесть. Поэтому личная трудоспособность каждого оценивалась по определенной системе на ежегодном собрании. Эта оценка учитывала не только физическую силу, но также и другие факторы: опыт, бережливость в обращении с коллективной собственностью, политической сознательностью. Оценка не определялась комитетом или какой-то группой специалистов. На ежегодном собрании каждый человек вставал и говорил, чего, по его мнению, стоил его трудовой день: например, 7 трудовых единиц, 9 трудовых единиц. После чего собрание обсуждало точность этой оценки и затем решала, сколько действительно должен стоить трудовой день этого работника» (сс. 64-65). «Но чтобы осуществить эту система распределения доходов на практике, жизненно необходимо, чтобы работники сознавали, что работают на общее благо. Только если они ставят политику на первое место, труд может вознаграждаться таким образом. В Лю Лин преобладало мнение, что эта система показала себя работоспособной. Утверждение Лю Шаоци, что каждый человек должен работать на личные интересы, было попросту неправдой. Люди не становились «более ленивыми» только потому, что никто не измерял, сколько они сделали, час за часом. Никто не избегал тяжелой строительной работы только потому, что мог «зарабатывать так же много», толкая тележку с навозом. Была доказана ошибка тех, кто предупреждал о «врожденных лени и эгоизме» народа» (с. 105). При продолжении революции и построении социализма жизненно важно постепенно преодолеть различия в распределении материальных продуктов социализма, развивая социалистическое сознание. То, что Мюрдаль показывает нам на конкретном примере из сельского хозяйства перед Культурной революцией, можно было заметить и в промышленности. Ситуация там была сложнее. В книге «China 1972» Беттельхейм приводит отчет замдиректора пекинской трикотажной фабрики о ситуации от 15 августа 1971 г.: «Перед Культурной революцией я был помощником директора этого завода; на этой должности я проводил ревизионистскую линию. Я не понимал, что означало сделать пролетарскую политику командной силой. Я также не понимал, что в партии есть два штаба. Я сосредоточился на производстве и технологии. Я требовал, чтобы рабочие посвятили себя производству — производству, производству и только производству. Когда рабочие не могли выполнить план, им предлагались материальные стимулы, премии. В прежние дни было двадцать восемь видов премий — ежемесячные, ежеквартальные, ежегодные премии для перевыполнивших установленные нормы, премии за качество работы… Были также премии для тех, кто оставался на месте работы. У нас были рабочие из Шанхая, которые всегда думали о своем родном районе. Чтобы держать их тихими и привязанными к своим рабочим местам, мы дали им премии» (с. 71). Этому вздору с премиями положила конец Великая пролетарская культурная революция, хотя восемь уровней заработной платы и остались. Наиболее важным, однако, был идеолого-политический аспект, которым принципиально занялись промышленные рабочие. Рабочий авторский коллектив Шанхайского черно-металлургического завода №5 сообщает: «Председатель Мао учит нас, что в социалистическом обществе есть и согласие, и противоречие между производственными отношениями и производительными силами, и между надстройкой и экономическим базисом. Он указал: «Но существование буржуазной идеологии, наличие известного бюрократического стиля в государственных органах и недостатков в некоторых звеньях государственного строя в свою очередь находятся в противоречии с социалистическим экономическим базисом» (Мао Цзэ-дун. К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа. — Пекин, Издательство литературы на иностранных языках, 1957. — c. 24). Великая Пролетарская Культурная революция еще более укрепила и развила социалистический экономический базис и усовершенствовала социалистические производственные отношения; единое руководство партии усилилось, были введены различные принципы пролетарского стиля работы предприятий. И вот результат — мы, рабочие, никогда не были столь активны и смелы как сегодня. Это очень способствует развитию производства» («Peking Rundschau» №24, 1974 г., c. 9). После смерти Мао Цзэдуна новое китайское руководство заняло позицию, согласно которой экономика должна иметь первенство над политикой. Новостное агентство «Новый Китай» утверждало 21 сентября 1977 г.: «В конечном счете, решающий фактор общественного прогресса — экономический базис, а производительные силы — наиболее активный и революционный фактор экономического базиса. Вот почему, в конечном счете, производительные силы определяют производственные отношения». Мы хотим противопоставить этому заявлению цитату из Ленина, который в статье «Еще раз о профсоюзах» решительно выступил против идей Троцкого и Бухарина: «Без правильного политического подхода к делу данный класс не удержит своего господства, а следовательно, не сможет решить и своей производственной задачи» (В.И. Ленин. ПСС, т. 42, с. 279). Новое китайское руководство отказывается от этих принципов марксизма-ленинизма. То, что они проповедуют — пошлый экономизм. Они вводят материальные стимулы ради роста производства, порождая, таким образом, эгоизм и конкурентное мышление среди рабочих и крестьян и подрывая социалистическое сознание масс. Они отменяют принцип построения социализма с опорой на собственные силы, получая многомиллиардные ссуды от германских монополий, накапливая огромный долг и обрекая себя на экспорт ради его обслуживания. Воспитание и развитие социалистического сознания подменено разложением через материальные блага. В результате, социалистический закон производительности заменен капиталистическим законом производительности. Давайте еще раз сравним эти два закона производительности. Это прояснит, в каком направлении идет сейчас Китай: «Повышение производительности труда при капитализме основано на стремлении капиталистов к максимальной прибыли, которую они получают развитием технологии в соединении с увеличением интенсивности труда, добиваясь последнего материальным стимулированием и применением принуждения различными способами. Короче: к обеспечению максимальной прибыли через увеличение эксплуатации рабочей силы. Повышение производительности труда при социализме основано на стремлении удовлетворить и повысить материальные и культурные потребности общества в целом, что выполняется постоянным повышением уровня технологии в соединении с расширением и углублением социалистического сознания как движущей силы труда. Короче: к удовлетворению постоянно растущих потребностей всех трудящихся на базе высшей техники и социалистического сознания масс» («Revolution?rer Weg» №8 или гл. II.4 этой книги). Метод материального стимулирования порождает индивидуализм и вместо подъема социалистического сознания превращает людей в конкурентов, соревнующихся друг с другом за наибольшие премии. Вследствие этого люди усваивают капиталистические идеалы, такие как личное обогащение, эгоизм и стремление к прибыли. Распространяются явления вроде частного присвоения общественной собственности, спекуляции, растрат, коррупции, воровства и взяточничества — так же, как в Советском Союзе после реставрации капитализма. Китайское руководство Хуа Гофэна и Дэн Сяопина отошло от идеологической и политической линии Мао Цзэдуна и систематически уничтожает результаты Культурной революции. Мы должны осознавать значение Культурной революции и защищать ее принципы. Великая пролетарская культурная революция — это: 37. Наивысшая форма классовой борьбы в социалистическом обществе; 38. Пробуждение и быстрое развитие социалистического сознания в массах посредством критики и самокритики, изучения и, в то же время, применения на практике идей Мао Цзэдуна; 39. Конкретная форма осуществления диктатуры пролетариата для предотвращения бюрократизации партийного, государственного и хозяйственного аппарата (против идущих по капиталистическому пути и стоящих у власти); 40. Выстраивание идеолого-политического барьера против угрозы капиталистической реставрации. Концепция Великой пролетарской культурной революции — великий вклад в марксизм-ленинизм в условиях классовой борьбы при социализме. Эта классовая борьба проявляется как диктатура пролетариата в форме бдительнейшего контроля над бюрократией, руководствующейся мелкобуржуазным образом мышления, стихийно возникающим вновь и вновь под влиянием традиций буржуазной идеологии. Поэтому бюрократия пытается отгородиться от масс, смотреть на них свысока и игнорировать их. Эта бюрократия систематически складывается в новый класс, идущий по капиталистическому пути и создающий опасность капиталистической реставрации. В этот момент такую угрозу следует снова устранить новой Пролетарской культурной революцией. Мао Цзэдун указал на это, предупредив: «Нынешняя Великая культурная революция проводится лишь первый раз. В дальнейшем она обязательно будет проводиться много раз. …Для решения вопроса «кто кого» в революции потребуется очень длительный исторический период. При неправильном решении этой задачи в любой момент может произойти реставрация капитализма. Никто из членов партии и народа не должен думать, что после одной-двух или трех-четырех великих культурных революций все будет благополучно. К этому нужно отнестись с величайшим вниманием. Ни в коем случае нельзя утрачивать бдительность» («Жэньминь жибао» за 23 мая 1967 г.). Есть только одна альтернатива: или Пролетарская культурная революция или — реставрация капитализма! (Первоначально опубликовано в «Revolution?rer Weg» №19, «Der staatsmonopolistische Kapitalismus in der BRD» («Государственно-монополистический капитализм в ФРГ»), ч. IV, 1979 г.)