2.2.3. Освещение общественно-культурной жизни в неофициальной части

В период с 1840 по 1851 год в публикациях об общественной жизни Новгорода и губернии много случайного как в периодичности, так и в жанровом отношении.

Отдельно стоит упомянуть текст, оставшийся без имени автора, однако, с упоминанием места написания - сельцо Хрипцы.

доставившему статью, которая несомненно принесет удовольствие всем почитателям памяти покойной»¹.

Некрологи и в дальнейшем появлялись на страницах «Губернских ведомостей», представляя иногда многословный, перенасыщенный восторгами и похвалами обзор жизни и общественной деятельности покойного. Но они были не единственными попытками отразить в первых выпусках Прибавлений текущие моменты губернской жизни. На страницах издания можно обнаружить информационные сообщения, «известия», из различных областей общественной жизни за прошедшую неделю, которые могли бы сделать «Губернские ведомости» похожими на газету. И иногда с формальной стороны эти попытки можно назвать весьма успешными.

Основу информационных жанров Прибавлений за данный период составили две группы публикаций:

1. Заменяющие светскую хронику официозные сообщения о посещениях Новгорода высокопоставленными особами (члены царской фамилии, высшее духовенство) в начале номера, а в конце - сводки несчастных случаев и уголовных происшествий в губернии.

2. Отчеты о недавних важных событиях в Новгороде, которые публиковались в качестве передовых статей. Иногда содержали эмоциональную лексику.

Регулярные новостные сообщения о визитах высокопоставленных особ являются отличительной чертой структуры издания первой половины 1840-х годов. Помещались они в первых строчках официальной части или прибавлений. Причем в первой части - сухое изложение фактов в одном или нескольких предложениях, в прибавлениях - развернутое описание визита с проявлением элементов публицистического стиля. Чаще всего эти материалы публиковались в ближайшем по совершении события номере. Их жанровое и стилистическое своеобразие не требовало больших творческих и профессиональных усилий. С этим вполне мог справиться начинающий редактор губернских ведомостей. Необходимость таких сообщений соответствовала программным целям издания, и, заменяя светскую хронику, могла представлять интерес и для широкой читательской аудитории. Отчеты о визитах царственных особ, как и передвижения новгородского губернатора, приводились в официальной части в стандартных формулировках, описывающих время и место пребывания, маршрут высокопоставленных гостей.

Под заголовком «Новгород, 19-го января» в прибавлениях рассказывалось о визите Антония, епископа Брестского ^{[100] [101] [102]. Автор старательно перечисляет регалии визитера, цель его посещения, фиксирует присутствие членов администрации, ход визита и обстоятельства, ему сопутствующие. Эта композиция с небольшими отклонениями распространяется также и на описание других событий. Скажем, также выполнено известие о добровольном крещении заключенных иностранцев лютеранского вероисповедания 10 марта}

Л

1840 года (правда, без заголовка, текст отмечен только римской цифрой) .

Спустя время подобные сообщения начинают сопровождаться официозным панегириком: «Первое прекрасное Майское утро, наступившее как бы нарочно для сего торжества нашего города, вывело яркое солнце, на горизонт из за мрачных облаков, доселе его скрывавших; вожделенный проезд нашего возлюбленного монарха, был этот раз, предзнаменованием сугубого для нас счастия .

благополучием видеть государя императора, в стенах нашего древнего

-5

города...» . Видимо, по ошибке этот текст попал в первые столбцы официальной части (так как подобные сообщения, как уже было отмечено, помещались в прибавления). Он показателен тем, что внимание автора сосредоточено на описании императорского визита в новгородском контексте.

Автор пользуется случаем еще раз напомнить о «стенах нашего древнего города» (выделения мои - С. К.). Он подчеркивает в официальном тексте верноподданнические чувства народа и древность Новгорода. Тем самым формировались представления о наследии города, отличающиеся от истинного исторического контекста.

В речи старшего учителя истории Новгородской губернской гимназии Гейсмана «О значении Новгорода в истории России» (1845 год) ^[103] в соответствующих выражениях выводятся истоки России из политической и культурной организации средневекового Великого Новгорода. То, что Новгород в 40-е - 50-е годы XIX века занимал крайне незначительное положение в экономической и культурной жизни страны, не смущало тех, кто высказывался печатно на страницах губернских ведомостей. Историческое значение города как родины российского государства, богатого хранилища археологических артефактов, обрядовых традиций подчеркивало и современную роль города. Редактор «Новгородских губернских ведомостей» был по должности тем, кто поддерживал эти идеи на страницах издания для укрепления авторитета местной власти, воспитания патриотизма у читателей и консолидации новгородцев в рамках официальной идеологии.

Редактор, скрывавшийся в 1847-1848 за псевдонимом Метафраст, в передовой статье «Кое-что о Новгороде» высказал свои пожелания: «Дай Бог, чтоб Новгород, древняя столица Рюрика, некогда, среди цветущей своей торговли, возросший до четырех сот тысячного населения жителей, ныне, при неусыпном старании и деятельности своих правителей, хотя бы несколько приблизился к древнему состоянию своего величия»^[104].

Отчеты о посещении царственных особ и далее являлись обязательными для «Губернских ведомостей», но именно в эти годы в передовых статьях, отчетах о визитах первых лиц и исторических очерках редакция позволяла с особой силой акцентировать внимание на древнем величии города, подчеркивать связь прошлого и нынешнего его положения, и с помощью этих средств создавался положительный образ города и губернии.

Вторую группу составили материалы передовицы, фиксировавшие важные события в реальном времени, отражавшие их значение для сегодняшнего дня. Тематическое содержание таких статей расширяется от описания празднования памятных дат императорской фамилии до отзывов о развлекательных и благотворительных мероприятиях.

Первая подобная попытка относится к публикации 1840 года, в которой была затронута проблема нехарактерной для сезона непогоды. На этот раз замечание о погоде, которая мешает городским гуляниям было размещено третьим параграфом первой страницы Прибавлений под заголовком «Новгород, 2 Июля». То, что информация занимает необычную позицию и отличается довольно-таки ранней датой написания по сравнению с публикацией (номер вышел 6 июля), наводит на мысль о стороннем авторе. Тем не менее, оно проникнуто пафосом и отмечает моменты, отражение которых входило в интересы местной власти: «Родные звуки Русских песен, которые пели несколько хоров песенников, разных военных ведомств, находящихся в Новгороде, собирали множество слушателей»¹.

Литературным слогом с преобладанием лирического настроения отмечен отчет о праздновании 50-ти летнего юбилея Великого Князя Михаила Павловича 28 января 1848 года, принадлежащий перу Метафраста.

Дворянском собрании, речи, гуляние по иллюминированному городу - буквально вторгается художественная зарисовка: «Мало по малу зрители торжества разошлись по своим домам, унося каждый в сердце своем приятное впечатление общественного счастия. Короткий зимний день уже уходил к безчисленным своим братьям в обширное царство вечности, чтобы пересказать им свои приключения, а светлый зимний месяц всегдашний спутник жестокого мороза, смотрелся в застывающие от холода волны Волхова, как бы нехотя готовившегося прикрыться на ночь докучливою ему одеждою, и вдруг он снова встрепенулся, всплеснув своими волнами»¹.

Использование публицистических приемов в официальных отчетах свидетельствует об искреннем участии автора в описываемых событиях. А попытка сделать их интересными, литературно приукрашенными показывает пылкую любовь к городу, в котором происходят те или иные события, и метафизическая красота живет во взаимодействии с жизнью людей, их утехами и радостями.

В эту группу входят и обширные описания актов (торжественных собраний с приветственными и речами и демонстрацией успехов учеников) Новгородской губернской гимназии, составленные, судя по всему, одним из старших преподавателей.

В Прибавлениях к № 1 за 1840 год обнаруживается параграф, озаглавленный «Увеселения», в котором размещена хроника массовых культурных мероприятий Новгорода за некоторый период времени. В этой хронике обращают на себя внимание два сообщения.

В одном впервые в истории издания упоминаются театральные представления: «Временный спектакль, состоявший из труппы антрепренера Лотоцкаго, продолжался довольно долгое время в Новгороде, не говоря о талантах актеров этой странствующей труппы, которые происходя по большей части из Белоруссцев и Поляков, довольно дурно говорили по Русски, они не

только не удовлетворили своею игрою образованному, но и никакому как кажется сословию, почему и откланялись нам еще до праздников»^[105].

Автор берет на себя роль выразителя общественного мнения о предмете, в первой половине XIX века все больше занимавшего умы литераторов и публицистов в столицах и крупных губернских городах, - театре. Состояние театральной жизни в Новгороде на тот момент определяется самим содержанием сообщения. К сожалению, уровень театрального искусства в Новгороде так и не поднялся настолько, чтобы породить критиков, сравнимых со столичными. Но в становлении новгородской периодической печати 50-х годов XIX века, благодаря отдельным личностям, возникнет явление, соотносимое с театральной журналистикой.

Продолжая хронику праздничных увеселений, автор отмечает: «Между множеством домино мы заметили много прекрасных масок сверх того во многих домах были многолюдные вечера и игрища, для окрутников»^[106]. Помимо того, что снова возникает оценка увиденного на балу в Дворянском собрании, в сообщении есть явная перекличка со статьей «Новгородские окрутники», помещенной третьем пунктом номера «Новгородских губернских ведомостей». То, что тексты принадлежат одному автору, представляется сомнительным: в статье виден опытный литературный слог, тогда как хроника грешит неровными синтаксическими конструкциями. И статья приводится с пометкой «сообщено», которая отсутствует под «Увеселениями». Но, благодаря этому, выпуск Прибавлений обретает определенную тематическую законченность. Дополняет номер вторым параграфом рассказ о частной уездной школе рукоделия некоей девицы Васильевой, которую одобрила императрица, наградив хозяйку бриллиантовыми серьгами. И остается непонятным, почему эта стройная тематическая и организационная конструкция составила только данный выпуск Прибавлений и не распространилась на последующие, вплоть до середины 1852 года.

Вероятно, это связано с застоем в культурной жизни Новгорода. Действительно, сложно предположить, что с 1840 (упоминание театральной труппы Лотоцкого и волтижеров) по 1851 год ни один из корреспондентов «Новгородских губернских ведомостей», включая редактора, не интересовался культурной жизнью города за исключением торжественных актов, открытий Г убернских собраний дворянства, молебнов и гуляний по случаю официальных дат.

Лишь в 1841 году можно обнаружить частное извещение «К удовольствию новгородской публики», выполненное в фигурной рамке и по всей ширине странице, и предлагавшее жителям города посетить Большой Национальный Концерт, который давали «проезжающие из С. Петербурга чрез г. Новгород в Москву 40 человек, Французские Горские певцы, воспитанники Баньерского музыкального общества в Пиренейских горах, благодетельного общества в пользу бедных пастухов долины»¹. Даже если и случались еще подобные проезды театральных и музыкальных коллективов, они не вызывали интереса со стороны сотрудников издания, т. к. они не влияли на общественную жизнь города.

Вот почему единичный рассказ некоего А. Д. о благотворительном концерте содержит восклицательные предложения, свидетельствующие о своеобразном прорыве в этом направлении. Даже графическое оформление текста «Благотворительный концерт в Новгороде» служило для привлечения особенного внимания: помещенный на первых страницах неофициальной части второго отдела, с заголовком во всю ширину страницы, текст положил начало целому периоду театральной и культурной журналистики «Новгородских губернских ведомостей». Жанровое своеобразие статей складывалось из доступных автору целей, мотивов публикации и средств выразительности. А потому официальный отчет носил черты рецензии с побудительным публицистическим пафосом.

Автору представилась возможность не только побывать на концерте, данном любителями и любительницами в пользу вновь учреждаемого детского приюта, но и рассказать об этом читателям. Конечно, событие это не случайно. Культуртрегерство амбициозных российских губернаторов часто влияло на положительный культурный фон городов. Не избежал этого и Ф. А. Бурачков, в 1851 году возглавивший Новгородскую губернию в качестве губернатора.

Согласуясь с правилами официальной передовицы, автор (А. Д.) начинает рассказ с указания даты и названия мероприятия. Однако уже в первую фразу включается констатация необычности этого факта - «...у нас происходило явление, давно невиданное и неслыханное на Новгородском горизонте.».

Отмечает он и особую торжественность, которую придавала концерту благотворительная цель. «Прекрасное дело - творить добро и вместе с тем доставлять удовольствие принимающим участие в добром деле., - пишет А. Д. и продолжает, - кроме прекраснейшей цели, с которою был дан, он соединил еще одно главное достоинство - отчетливость исполнения, доставившее публике истинное наслаждение». А это уже попытка рецензировать концерт. Сам очевидец не находит в себе способностей и умения точнее отразить впечатления, но ему на помощь приходит сложившаяся к 50-м годам XIX века традиция описывать публику, ее реакции и настроения: «Успех Концерта, или, как гласила афишка, музыкального вечера, был самый блистательный; публика высказала свое удовольствие беспрестанными криками и рукоплесканиями, а сочувствие к доброму делу - тем, что собралась в большем числе».

Сочувствие это выразилось вполне конкретной цифрой: «Денег собрано более 400 руб. сер. - Если принять в соображение малочисленность народонаселения Новгорода, то эта цифра покажется довольно значительною и вместе с тем докажет, что здешняя публика не равнодушно принимает

подобного рода предприятия». С одной стороны, в этом подсчете есть искреннее восхищение автора активностью сограждан, с другой - перед его глазами наверняка были подобные журналистские отчеты из других городов, где публикация сведений о собранных средствах вменялась в обязанность губернским ведомостям, т. е. является непременной составляющей жанра отчета о концерте. Такие цифры сопровождали каждый подобный отчет, публикуемый в губернском издании, а впоследствии, в 1870-е годы, только эта информация составляла содержание отчета (в связи с тем, что в эти годы издание переживало кризис).

Но «Благотворительный концерт в Новгороде», как и некоторые другие тексты, принадлежащие новгородским авторам, примечательны индивидуальными, личностными отступлениями от норм. Внезапно в восторженно-умилительном отчете возникают игривые, лукаво-опереточные интонации: «В заключение прибавим, что одна из участвовавших в Концерте, певица - любительница не принадлежит Новгороду, а гостила здесь лишь короткое время и уже возвратилась к месту своего жительства: это была

Петербургская птичка, которая прилетела, запела и улетела!......................... »

Провинциальность, мундирно-служебная рутина, местечковость вольно или невольно осознавались теми, кто брался за перо и кому было доверено высказаться на страницах официального органа печати.

Желание разрушить эту атмосферу, найти новые краски и настроения приводили к появлению подобных пассажей. «Желательно, чтобы Гг. Любители и прекрасные Любительницы почаще и в большем числе являлись перед публикой в подобных Концертах, чтобы в Новгороде почаще повторялись подобные праздники, дающие нам возможность благотворить с двойным наслаждением»¹, - высказывает свою позицию А. Д. За этим можно увидеть и настроения интеллектуальной элиты города, и послание к местной власти. Губернатору было выгодно поощрять подобные мероприятия, которые требовали затрат только со стороны их участников, составляли легко корректируемый общественный фон города и приносили пользу в виде благотворительности. Спустя несколько месяцев на страницах издания появится и оценка коммерческого профессионального искусства. Всё вместе позволяло использовать авторские ресурсы «Новгородских губернских ведомостей» для формирования еще одной грани положительного образа региона - общественно-культурной. Поднимаются вопросы духовных потребностей общества, проблемы их удовлетворения местными творческими силами и с помощью единственного местного периодического издания. Крупный привлекательный заголовок первой статьи как бы анонсировал будущие изменения.

Изменения наступили в 1853 - 1854 годах, когда на страницах «Новгородских губернских ведомостей» наблюдалось зарождение театральной журналистики. Крупный цикл публикаций позволяет рассмотреть это явление в отдельном параграфе (страницы 98-115).

Со второй половины 1854 года отражение общественно-культурной жизни обнаруживает спад. Лишь единожды губернские ведомости публикуют развернутую статью «Зверинец Бернабо в Новгороде». Авторство принадлежит, по-видимому, одному из преподавателей губернской гимназии, скрывшемуся за подписью «Алек.». Автор явно подражает манере изложения своих мыслей, подсказанной редакцией в цикле театральных публикаций: «При входе в этот зверинец, посетитель не видит животных изнуренных, как это бывает в других зверинцах; напротив, все животные как бы только что пойманы и рассажены по клеткам, потому, вероятно, всякий любознательный не упустил этого прекрасного случая, чтобы видеть животных в натуре». Репортерские приемы, однако, выказывают исключительную натуралистскую заинтересованность автора. И действительно, далее он приводит полный список животных в виде словарно-энциклопедических статей. Возможно, автор имел отношение к губернскому статистическому комитету, поэтому такой обширный реестр новгородской фауны был ему доступен. А затем журналист обнаруживает публицистическую цель журналистского труда: «Есть зато у нас много своих животных и полезных и вредных, но которых (я должен к сожалению сознаться) мы почти не знаем. Возьмем например нашу губернию, знаем ли мы, какие в ней животные? Нет. - А почему? Потому что большинство, не занимаясь науками, вместе с тем считает совершенно лишним делать наблюдения и тем самым помогать ученому сословию. А ученый, так сказать из кожи лезет, чтобы исследовать все его окружающее и за все труды свои прослывет только чудаком. Итак, скажу в заключении, было бы очень приятно, если бы каждый делал по мере возможности свои наблюдения над природою, подобное желание не раз было выражаемо нашими учеными обществами, неизвестно только, везде ли приняли с восторгом такое желание»^{[107] [108].}

Используя в качестве репортерского факта вполне развлекательное мероприятие, автор пытается поднять общественный вопрос, как поднимались вопросы подобного рода в археологической и сельскохозяйственной областях. Этот призыв вполне соответствовал многочисленным конкурсам и обращениям императорских научных обществ, публикуемых на страницах губернских ведомостей. Если помещики могли поделиться полезными наблюдениями из земледельческой, бытовой жизни, советами по народной медицине, то делать натуралистические заметки явно было не каждому под силу.

На несколько выпусков редакция обретает новгородского корреспондента, который мог бы считаться первым журналистом, не сотрудником редакции. Но Н.Г. Городчанинов ограничивается тремя малоинтересными статьями и исчезает со страниц губернских ведомостей. Его библиографический список составили размеренные и пафосные отчеты «Прощание жителей Новгорода с войсками Гренадерского Корпуса в течении

Л

времени от 19-го февраля по 1-е марта 1853 года» и «Прощание жителей Новгорода с бессрочно-отпускными нижними чинами Гренадерского Корпуса 21 марта 1854 года»^{[109] [110] [111]}, а также рассказ в «Местной хронике» о том, как в Новгороде праздновали годовщину коронации Николая I 22 августа 1854 года .

Необходимо заметить, что первая статья пролежала невостребованной целый год, да и вторая вышла с некоторым опозданием. Почему вдруг именно эти события побудили чиновника и будущего плодовитого поэта взяться за перо для «Новгородских губернских ведомостей», остается неизвестным. Входило ли в задачи редакции сравнить качество прощаний во временном промежутке, тоже не поддается выяснению. Тем не менее, эти две статьи послужили примером, и в более позднее время проводы войск из Новгорода описывались на страницах издания.

Таким же неудобным для чтения и сухим выглядит его отчет о деятельности комитета по улучшению быта помещичьих крестьян. Лишь неуклюжие возгласы по поводу милости и правильности царской политики могли примирить этот материал с «Местными известиями», в которых он был

3

помещен .

С 1855 года можно обнаружить снижение редакторской активности, когда неофициальная часть снова превращается в дайджест с пронумерованными римскими цифрами статьями. «Местная хроника» лишь скупо отмечает церковные службы по случаю праздников. Ни о каких увеселениях или общественно-значимых событиях издание не сообщает (в скобках заметим, что с 1856 года пропадают и метеорологические наблюдения). Видимо, указ от 22 февраля 1855 года, запрещающий помещать в губернских ведомостях сообщения, содержащие вымысел, сильно повлиял на настроение местных властей.

Следуя этому указу, ведомости не должны были содержать резкие заявления и суждения по рассматриваемым вопросам, перепечатывать из частных изданий известия и слухи о возможных распоряжениях правительства, помещать политические и юмористические статьи и вообще материалы легкого характера^[112]. Но сведения такого рода и до указа не печатались на страницах «Новгородских губернских ведомостей». Любое извещение о случаях «чудесного рождения» или исцеления, а также о необычных изобретениях в России и за рубежом, вроде приспособления для хождения по воде, представлялись как серьезные и неоспоримые факты.

Возможно, сложившуюся на тот момент ситуацию, можно косвенно связать с обороной Севастополя, затем кончиной Николая I и дальнейшим послевоенным кризисом. В такой обстановке любые жизнерадостные и отвлеченные сообщения из местной жизни не могли быть одобрены властями. Всю необходимую информацию о событиях на театре военных действий предоставляли правительственные газеты и журналы, из которых редакция делала извлечения, помещая их в официальной части второго отдела губернских ведомостей. Таким образом, эта часть становилась актуальнее и в то же время, несмотря на то, что являлась лишь административным бюллетенем, демонстрировала сочувствие Губернского правления общероссийским национальным событиям и заботу о тех, кто в силу разных причин мог выписывать и читать только местное издание.

Не позднее апреля 1857 года редакцию возглавляет новый человек. И его имя становится известным благодаря тому, что имя редактора указывается в конце неофициальной части «Новгородских губернских ведомостей».

И.М. Вишневский испытывал очевидные затруднения не только с корреспонденцией, но и с выбором остальных материалов: с № 14 (6 апреля) по № 41 (12 октября) на страницах губернских ведомостей появляются только программы периодических изданий (библиографические известия) и нерегулярно частные объявления (реклама). Среди перепечаток обращает на себя внимание растянувшаяся на 12 номеров (вплоть до конца 1857 года) публикация «Обманы чувств или Что такое привидение?» (Извлечение из рукописной «Истории чародейства и тайных наук»), почерпнутое в журнале «Сын Отечества». При высокой набожности, которую выказал Вишневский, появление такой статьи изумляет. Конечно, развлекательная ее составляющая очевидна, но все предыдущие наблюдения за контентом издания не дают рационального объяснения этому факту. Даже желание позабавить читателей материалом, заменяющим традиционные святочные рассказы в газетах и журналах, не представляется основательным, т. к. публикация «Обманов чувств» начинается с октября.

Тема общественного благоустройства города возникает в работах некоего Василия Колохматова. С указанием, что он сибиряк, Колохматов печатает в губернской типографии в 1863 году брошюру, содержащую описание подготовки и проведения праздника Тысячелетия России и историко­статистической описание прихода Владимирской Ильинской церкви (ныне Вологодская область)¹. В редакцию губернских ведомостей он в 1858 в надлежащей форме делает два сообщения. Одно помещено под заголовком «Об открытии в Новгороде Богадельни и Сиротского Училища Таировой», а для второго, с рассказом об освящении придела во имя Св. Иоанна Архиепископа Новгородского в Церкви Св. Священномученика Власия, предоставлена печатная площадь «Местных известий». Эти два сообщения, напечатанные в №40 и № 42 соответственно, были актуальны и своевременны, но по своим журналистским достоинствам не составляли конкуренцию творчеству Вишневскому. Видно, что Колохматов привык работать описательно­статистическим методом для специальных изданий и не заботился о том, чтобы сделать материалы привлекательными и доступными широкой аудитории.

Сам же редактор, продолжая время от времени приводить известия о святочных и масленичных маскарадах, городских пожарах и церковных службах, видит свое назначение в освещении и более серьезных тем. Оставаясь верным своему слогу, он ищет поддержки у читателей: «Слыхали ли вы,

любезный читатель или вы милая читательница (если только есть читательницы Губернских Ведомостей) город Курган Тобольской губернии?»¹ Вопрос далеко не праздный и в концентрированном виде отражает настроения грамотной части публики по насущному вопросу о женском образовании. «Милые читательницы», в существовании которых сомневается Вишневский, возникают не случайно. Откуда же быть читательницам губернских ведомостей, когда в маленьком, незначительном городе Кургане есть женская гимназия, а в Новгороде, который кичится древней культурой - нет.

Почва для этой статьи была подготовлена рядом републикаций о народном образовании и воспитании детей. И теперь отвлеченные научно - популярные рассуждения должны позволить осведомленным читателям понять призыв редактора и найти силы и средства для общеполезного дела. При этом необходимо учитывать, что подобные заведения могли быть открыты и поддерживаемы только на частные пожертвования. А значит, возвращение бойкого стиля Вишневского в местном материале было продиктовано желанием губернского начальства узнать настроение новгородского общества и направить его в нужное русло в решении вопроса о женском образовании. Для открытия требовались пожертвования от влиятельных новгородцев.

Эта статья не возымела действия, потому что спустя время, редактор возвращается к теме и сокрушенно вздыхает: «Читая отовсюду известия об открытии женских школ не только в столицах и в городах губернских, но даже в - уездных, грустно становится за наш Новгород, что среди всеобщего движения он по-видимому остается чуждым прогресса, - равнодушным зрителем как везде, по всемогущему слову Монарха, ломается вековая кора невежества, покрывавшая Россию. Видно чересчур толстым слоем эта кора покрывает Новгород, что слово Царское, на которое приветливо отозвалась даже отдаленная Сибирь, у нас еще только ждет отклика».

Для преодоления негативной ситуации, редакция занимает жесткую позицию и пользуется самым мощным средством - ставит под сомнение благоприятный образ города. Учитывая предыдущее многолетнее накопление позитивных позиционирующих утверждений и старательную разработку имеющихся общественно-культурных направлений в различного рода публикациях, такое высказывание блюстителя новгородской чести можно рассматривать как объявление войны. И тут автор отмечает: «Большею частию возражают, что Новгород не имеет средств к открытию женской школы. Да полно так - ли это? а 150 000 р. сер. принадлежащие Новгороду разве не средство?»^{[113] [114]}

Вызов бросался городскому голове и думе. Градус реформаторского настроения «Новгородских губернских ведомостей» повышался. То, что Вишневский «прикрывается» приоритетами монарха в обсуждаемом вопросе, настолько же обязательно, насколько обязательно издание самих губернских ведомостей. Его собственные личные убеждения соответствуют заданному правительством вектору, а потому ему достаточно легко использовать свои публицистические возможности для энергичных выступлений на страницах издания.

Результат не замедлил сказаться. «19 числа сего месяца городское общество в зале своего собрания подписало приговор об устройстве здесь женской Гимназии. Событие это займет одну из лучших страниц в летописи Новгорода. Оно будет доказательством, что мы, в сознании современных потребностей, вполне разделяем мысль и чувства нашего

Л

Монарха» , - кратко и спокойно констатирует Вишневский. В подобных выражениях он сообщает еще об одном общественном свершении: «Еще одна светлая страница в летописи Новгорода, еще одно отрадное явление в жизни общественной - 27 числа Июля месяца последовало у нас открытие Детского

Приюта на 50 человек»^[115]. Утверждать, что именно ведомости повлияли на открытие социальных учреждений в городе, было бы не совсем верно. Но даже учитывая ограничения, накладываемые программой издания и цензурой, нельзя не признать за редактором искренних чувств и стремления к большим преобразованиям.

В обойму общественных реформ попадает и ремесленное профессиональное образование. И. Вишневский обращает внимание на участь подмастерьев. Двусторонняя проблема хозяев и учеников решалась, однако, в рассуждениях редактора единственным способом: «Весьма полезно было бы Ремесленной управе учредить управу подмастерскую, ввести, как требует закон, чтобы каждый подмастерье имел диплом, чтобы у каждого был аттестат. Эта полезная мера пресекла бы в подмастерьях самовольство, на которое жалуется почти каждый хозяин, потому что с дурным аттестатом ни кто бы не стал их принимать»^{[116] [117].}

В течение 1859 года Вишневский освещает все новые и новые области общественного интереса. Все смелее и конкретнее становятся его рассуждения. Литературные приемы используются лишь для зачина, порой они представляют из себя общее место. Это показывает утрату журналистом инфантильных представлений о средствах и назначении публицистики. «Есть истины столь очевидные, столь осязательные, что доказывать их было бы так же излишне как доказывать, что дважды два не четыре а три. К разряду таких истин принадлежит необходимость и польза устройства путей сообщения, - начинает он разговор о трудностях строительства судоходных путей в губернии; и снова он уличает имеющих власть и деньги на организацию полезного дела: - А между тем, люди знакомые хорошо с местностию, утверждают что есть возможность устранить все эти препятствия посредством проведения канала, который следует начать в 24 верстах выше первых Волховских порогов...» .

Редактор продолжает поддерживать консолидирующую функцию издания, только теперь обращается к иной аудитории. Ранее он направлял усилия на собирательный образ обывателя, который в удобной домашней обстановке разделит ворчание и юмористические заметки журналиста о хозяйственных делах и посочувствует народному делу. Теперь Вишневский ощущает в себе власть обратиться к деловым читателям, потенциально влияющим на изменение общественной ситуации. Он вводит их в курс важных свершений и делает соучастниками. В этом нашли отражение капитализация жизни и активизация общественной мысли, которые складывались под влиянием реформ.

Журналист позволяет себе выражать покровительственное и степенное одобрение героям своих сообщений. «Переходим к городским новостям: на этот раз мы с удовольствием заносим на листки наши, как факт разумного осознания торговым сословием потребностей времени, - приговор городского общества об открытии городского банка с капиталом в 98,641 р. 66 У к. Не нужно говорить как важно учреждение местного кредита для развития торговли и промышленности, благодетельные последствия не замедлят оправдать пользу учреждений банка, а осуществитель идеи его - городской Голова Соловьев - заслужит благодарность коммерческого класса» ¹ . Деловитость интонации, прекрасная осведомленность в сути вопроса, - все это уже составляет предпосылки для восприятия текста как газетного.

Закономерно было бы ожидать появление обстоятельных статей до и после крестьянской реформы 1861 года. В официальной части был опубликован манифест Александра II, но «Местные известия» в традиционном духе зафиксировали лишь день его прочтения. Особое внимание Вишневский обратил на народную реакцию, вызванную манифестом. Интерес жителей («Много собралось народу по случаю торгового дня, не менее было и таких, которые нарочно приехали в Новгород, чтобы услышать Царское слово, дающее в обширной семье Русского народа новую жизнь нескольким миллионам людей») и благодарность крестьян («Когда же читающий произнес слова: «Осени себя крестным знамением Православный Русский народ» многие из мужичков невольно преклонили колени с молитвою на устах, о щастии и долгоденствии благодушного Монарха нашего»¹) были искренними. Даже если учесть то, что тему отмены крепостного права губернские ведомости не могли поднимать, деятельность комитета вполне могла настроить сообщество помещиков, а через них и крестьян на положительное восприятие реформы.

Финал своеобразного общественно-публицистического цикла И. Вишневского в «Местных известиях» совпал с его отставкой в начале 1863 года. Благодаря использованию им многочисленных литературных приемов: аллюзий, метафор, эпитетов, большей частью ироничных, проблемы, действительно серьезные, приобретали в его текстах еще большую значимость и остроту. А издание избавлялось от казенной скуки, от рутины официоза, период которого ему еще предстоит пережить во всей полноте.

Вопросы о реформировании не только общественного уклада, но и нравственных традиций редактор Вишневский поднимал и в театральной теме: «Другим средством, влияющим также на нравы и понятия народные, можем назвать театр, устройством которого мы обязаны г. Курдюмову. И нужно отдать ему справедливость что назначением за места весьма умеренных цен он дал возможность посещать театр даже людям бедным». Для Новгорода это действительно важное событие. В императорской России даже при таком необыкновенном всплеске интереса к театру, который наблюдается в эти годы во всех слоях общества, доступный театр - явление редкое.

Сам редактор не углублялся в достоинства труппы Курдюмова, удовлетворившись следующим замечанием: «Выбор пьес и исполнение их идет довольно хорошо, так что при незначительности населения нашего города, в особенности же видя со стороны содержателя театра старание доставить

удовольствие публике, мы большего и требовать не можем»^{[118] [119]. Не находя в себе либо способностей, либо большой любви к театру, Вишневский предоставляет другим право выразить впечатления о театре.}

Заменяя Вишневского в должности редактора на время отпуска в июле 1860 года, некто Н. Соколов раздражительно описывает грязь и неудобство городских бань. Но примечательно в этой статье не формирование гневного и обличительного пафоса в заботе об общественных нуждах, а философское обобщение, приготовленное автором на финал. И сам Соколов сознается в своих намерениях. «Мы повторили печатно только то, что всякому жителю Новгорода очень хорошо известно, - заключает он описание, а дальше продолжает, - Никто не может в настоящее время гласности сказать, что мы злоупотребляем вниманием читателей». Впервые на страницах «Новгородских губернских ведомостей» - официального печатного органа - звучит упоминание гласности. И какой же цели, по мнению автора, служит гласность? «Величайшее зло, которым может страдать страна, состоит именно в том, что пороки и дурные ее стороны остаются в тайне. Подобно ранам, которые никогда не перевязывают и не врачуют, эти пороки страны заражают скоро весь общественный организм. Напротив того никакое зло не страшно в стране, которая не страшится говорить самой себе самые резкие и жестокие истины;

Л

без боязни оскорбить национальную гордость, или испугать Правительство» .

Именно Соколову принадлежит честь первым озвучить и так подразумеваемое предназначение ведомостей в новую эпоху реформ. Можно заметить, насколько комично выглядит соседство неустроенности городских бань и призыв «говорить самой себе самые резкие и жестокие истины; без боязни оскорбить национальную гордость, или испугать Правительство». В этом соотнесении государственного мышления с мелкими бытовыми событиями проявляется провинциальное сознание, испытывающее влияние официальных идеологических установок.

Также Н. Соколов был озабочен тем, чтобы наполнить традиционную рубрику «Местные известия». При всем том, что журналист обладал несомненной индивидуальностью, в образе его мыслей отчетливо выступают тенденции, заданные Вишневским. Вот как он отзывается о масленичных гуляниях: «Прошла эта бестолковая неделя блинов, катанья и других увеселений - как все проходит на свете своим обычным чередом, как прошли и канули в вечность года давно минувшего нашего детства; - наступил и великий пост - но в душе еще свежи все масличные воспоминания и с пера невольно просится несколько строчек для того, чтобы было чем помянуть покойную или беспокойную - не знаю как вернее назвать - масленицу»¹. Уже знакомые литературные приемы, метафоры, каламбуры, а главное - выразительное отношение к народному празднику - все это как бы продолжает общий идейно­эмоциональный фон издания.

Других текстов, без сомнения принадлежащих Соколову, в «Новгородских губернских ведомостях» не обнаруживается. Однако, исходя из некоторых косвенных наблюдений, можно приписать его авторству еще ряд публикаций. Уже было отмечено, что редактор Вишневский не жаловал современные культурные события города. Эту тему охотно подхватил Соколов. И, как редактор активно позиционировал среди читателей реформенную политику правительства, побуждая общественность к преобразованиям, так Соколов взялся позиционировать древнюю и современную культурную жизнь города. Объяснение этой активности находим в первом же сообщении: «Может быть и вам будет интересно знать, любезный читатель, как Новгород проводил нынешнюю масленицу, потому что в настоящее время при общем стремлении нашей журналистики к ознакомлении читающей публики преимущественно со всеми проявлениями жизни городов нашей необъятной матушки России, которая далеко раздвинувшей свои пределы, жизнь Новгорода этого чудного исторического старца, как губернского города, так близко отстоящего от обеих столиц - не должна остаться незамеченною: только из атомов, из отдельных частиц слагается это необъятное целое - тысячелетнее существование - России»¹. В этом жизнерадостном тексте Соколов демонстрирует то, что редакция держит руку на пульсе российской печати и осознает ее возможности - раздвигать пределы, а вернее, консолидировать население с помощью обмена сведениями об общественной жизни. А главная тому причина - приближающееся тысячелетие России.

В другом месте «один из жителей» вторит представлениям о современном Новгороде, заявленным в предыдущие годы. И это позволяет предположить авторство Н. Соколова. Только вопрос поднимается в более широком контексте. «Губернская жизнь подвергалась в последнее время частым нареканиям в недостатке сочувствия к литературе, наукам и современным вопросам. Конечно в этом обвинении лежит доля правды, но оно далеко не так основательно, как кажется с первого взгляда», - пишет журналист. И далее выносит приговор, уже звучавший на страницах издания (по поводу изучения губернской фауны): «Не сочувствия, а инициативы недостает губернской жизни». А затем как бы спохватывается: «Умственная деятельность России сосредотачивается по преимуществу в столицах. Туда стремятся талантливые люди, там они находят нравственную и вещественную поддержку и все средства к усовершенствованию своих дарований». С одной стороны, автор готов справедливо обвинить новгородцев в отсутствии инициативы, с другой, отмечает естественный процесс перетока лучших кадров в столицу.

Общественный фон Новгорода и губернии выводил на эти аналитические рассуждения, но непреодолимое для сознания журналиста противоречие заключается в том, что те, кто подвергал губернскую жизнь «частым нареканиям», как раз и не проявляли должной инициативы, списывая это на счет близости столицы.

Еще одна статья данной темы, под заголовком «Спектакль и вечер в пользу новгородской воскресной школы», осталась неподписанной. В ней Новгород назван «Русским первенцем» и выражено удовольствие тем, что его жители «заявляют себя на стороне прогресса». Метафорическое обозначение губернского центра может указывать на стиль Соколова (ср. «чудный исторический старец»), на это же указывает не свойственная Вишневскому игривость в вопросах общезначимых: «Давно-ли говорено было, что наш Великий Новгород, по воле судьбы, не смотря на соседство его с Столицами далеко отстал от всего современного; давно ли утверждали, что в нем нет даже книжной лавки, не говоря уже о воскресных и женской Гимназии? и вдруг каким то непостижимым мановением магического жезла, родились почти разом две воскресные, учреждена публичная Библиотека за весьма умеренную цену для любителей чтения, дано три спектакля, из которых два были в пользу бедных, а третий в пользу Новгородской воскресной школы»¹.

Снова мы сталкиваемся с длинной прелюдией, регулярно подводящей итоги социальных преобразований, все более и определеннее позиционирующих Новгород, как передовой, прогрессивный, активный, предотвращающий «все нападки и упреки, которыми его так немилосердно подчивали истые защитники народности». Казалось бы, журналист отвечает на возникший вопрос о той силе, которая мешала формированию положительного имиджа города. Но упоминание это для непосвященных читателей остается в тех же рамках представлений об условных оппонентах, на возражении которым автор строит свой оправдательный и возвышающий пафос.

Журналист не хотел идти на открытый конфликт и вступать в полемику, недостойную официального органа печати. Но гроза должна была разразиться, поскольку «нападки и упреки» вышли на страницы главной газеты страны - «Санкт-Петербургских Ведомостей». Там было помещено несколько корреспонденций из Новгорода, приблизительно в течение 1860 - 1861 года. Остановимся на второй публикации, получившей отклик.

«Мм. Гг. Наш государь-великий Новгород до того заинтересовал, в последнее время, почтеннейшую публику своею историею о собаках, что, без- сомнения, несколько слов о новгородских собаках вообще не покажутся теперь лишними», - обращался в форме корреспонденции некто Новгородец. Не стремясь придать сообщению какой-либо литературной утонченности, он позволяет возмущенному перу описывать события, как есть. Новгородец переходит от скопления собак, поведение которых стало угрожать горожанам, к вопросам общей безопасности. Его сарказм прост и беспощаден: «Такая мера , употребляемая во всех благоустроенных городах, если не совсем уничтожила бы воровство и грабеж, то значительно бы уменьшила смелость мошенников. Но мы еще до этого не доросли, и я уверен, что многие наши домохозяева, прочитавши эти строки, найдут их излишними».

Мы узнаем, что «скука губернских маскарадов всем известна». Он воображает себе, «что было бы с истинным ценителем Гоголя, если бы он увидал, например, «Женитьбу», совершенно-искаженную актерами даже высшей аристократической крови». Это замечание, сделано на счет любительских благотворительных спектаклей. Не принимая в качестве оправдания их благородную цель, Новгородец уничижительно отмечает погрешности против художественности: «Между тем, мне положительно известно, что в некотором царстве, в некотором государстве, т. е. в некотором губернском городе, многие места этой пьесы были найдены тривиальными и потому изменены; между прочим, слово картуз было признано таким неблагородным, что заменено словом фуражка». Эти замечания нельзя не признать основательными и оправдать любительской формой.

Кроме того, корреспондент прямо выступает против общественного фона, формируемого верхушкой губернского начальства, и восклицает: «В том же губернском городе, в одной из пьес, слово губернатор заменено было словом предводитель и выброшены все куплеты, где упоминался уездный суд и другие губернские власти, дабы никто из зрителей не мог отнести чего-либо на свой счет. Все это имеет свою смешную сторону и ясно выказывает градус губернской щепетильности...» Но не только «смешное» разглядел автор в этой ситуации. Его резкость доходит до того, что он рискует быть уличенным в клевете и сообщает, что «слышал, что в другом губернском городе, после благотворительного представления, была дана замечательная траги-комедия, под заглавием: угощение насчет бедных, после спектакля, данного в их пользу.»

Понимал ли Новгородец, какая ответственность заключается в обвинении ложности дела, которым гордилась городская общественность? Видимо, отчасти отдавал себе отчет в последствиях, потому что продолжал «.но я этому не верю, и не могу себе представить, чтобы благородные дилетанты решились лакомиться мороженым и конфектами, ужинать и пить шампанское, на деньги, собранные за билеты. Это уж, я думаю, просто губернские сплетни, которые давно бы пора уничтожать печатными объявлениями о числе вырученных за спектакль денег и о их назначении» (здесь необходимо отметить, что в скором времени такая традиция стала обязательной для «Новгородских губернских ведомостей»).

Наряду с общим фоном общественной губернской жизни, Новгородец подвергает нареканиям и губернские ведомости. Многолетнее формирование на страницах издания положительного имиджа региона подвергается сатирическому осмеянию. «Впрочем, похвала самим себе составляет, кажется, наше неотъемлемое качество, и нет такого доброго дела, о котором мы не прокричали бы и изустно и печатно. Не успеет в губернском городе завестись или открыться что-нибудь полезное, как сейчас туземные сладкопевцы отравят доброе дело своими хвалебными гимнами. Так, недавно у нас открылась бесплатная воскресная школа; кажется, дело новое только для Новгорода . Так нет, нашелся таки опять какой-то восторженный хвалитель и размазал это простое событие на нескольких страницах».

С точки зрения профессионального долга и статуса издания, в деятельности редактора и корреспондентов Ведомостей нет ничего предосудительного. Он имел дело с озлобленным личностным противостоянием, опирающимся, с одной стороны, на веское библейское высказывание, с другой стороны, на совершенно пустой аргумент о том, что «воскресные школы теперь есть везде». В полемическом задоре автор обращается за помощью к литературным цитатам, что, по сути, является абсолютной софистикой: «Подобные статьи живо напоминают «Мертвые души» и тот знаменитый город N (уж, полно, не Новгород ли? Я думаю, многие новгородцы готовы принять на свой счет!) где, в местных губернских ведомостях, воспето было раз гулянье под ветвистыми аллеями городского сада, разведенного бдительным градоначальником, между-тем, как весь этот сад состоял из нескольких только-что посаженных деревьев, привязанных к зеленым палкам. Одна пословица говорит: «всякое начало трудно», а другая отвечает «добрый конец лучшего худого начала», и так, принимая в- соображение обе, не будем хвалиться, «едучи на рать», и профанировать доброе дело лишними возгласами! Пусть оно само говорит за себя!........................................................................ »

Категорическая позиция в отношении «профанации» доброго дела тем более не состоятельна, что далее Новгородец приводит в цифрах состояние социальных учреждений, которое вполне соответствует общему уровню местной социальной активности в провинции в начале реформ. Необходимость перемен и нововведений, заинтересованность в общественной поддержке достигнутых результатов (тем более, что они связаны с конкретными именами, традиция их упоминать на страницах издания сложится на пике реформ). Таковы были задачи времени, и «Новгородские губернские ведомости» на доступном на тот момент профессиональном уровне выполняли эти задачи.

Кажется, только объявленное правительством послабление насчет гласности, заставило автора пойти в такое наступление. Безликая подпись «Новгородец» вряд ли надежно оберегала его от разоблачения в родном городе, тем более что «каково же видеть гг. дилетантов, играющих, например, ту же «Женитьбу» Г оголя в полной уверенности, что она написана только для того, чтобы потешить и посмешить почтеннейшую публику, и не заключает в себе никакой более-высокой идеи». То есть, филиппика схожа с той, которая возникла в единственном путевом очерке предыдущего редактора «Новгородских губернских ведомостей». Подтвердить идентичность автора писем в столичную газету и редактора начала 1850-х годов (предположительно Лесневский) не представляется никакой возможности в виду отсутствия каких- либо документов.

Но, даже если и случайное, совпадение, а также общая обеспокоенность за судьбу театрального искусства в своем городе, выдает в корреспонденте первого сознательного театрального журналиста. «Отчего бы хоть не выбрать русской , родной, так как зрители были все русские. И притом, если везде уже спектакль составляется так, что в основании его лежит какая-нибудь капитальная пьеса, то почему же и у нас не проследовали этому правилу?»^{[120] [121]}

Самое важное в этой тираде то, что журналист подхватывает общероссийские театральные настроения, связанные с современным репертуаром и проявляет национальную позицию. Правда, авторов губернских ведомостей также нельзя обвинить в плохом вкусе. В ранее изданном номере по поводу того же спектакля читаем: «Но признаемся, что первая пиеса «Шила в мешке не утаишь, девицы под замком не удержишь»; - на нас произвела весьма невыгодное впечатление, как по своему содержанию имеющему самое посредственное приложение к жизни, так и потому что пьеса эта не в Русском духе, а чистое произведение больной французской фантазии, растравленное

л

плохим Русским переводом» . Но Новгородец высказывается более профессионально. Ведь дело вовсе не в «приложении к жизни» и не «больной французской фантазии», а в условности, схематичности сюжетов, кочевавших из переделки в переделку.

Естественно, что это выступление не осталось незамеченным. «Письмо г. Новгородца, помещенное в 50 № С. Петерб. Ведомостей, не могло не обратить на себя внимания всякого Новгородца, которому сколько-нибудь близка и интересна жизнь его бедного города, несколько раз публично награжденного именем отупевшего старца» ^[122] , - сообщал «Отголосок Непрошенного хвалителя». Не вызывает сомнения, что под Непрошенным хвалителем скрылся сам И. Вишневский. Ведь именно ему принадлежит большинство побудительных публикаций и своевременных откликов на свершившиеся события. Его не могло не задеть то, что общественные преобразования Новгородец относил на счет своей публицистической сознательности и надеялся на дальнейшее самопродвижение в столичной газете: «Этим закончу я нынешнее письмо мое ... чтобы многое упомянутое в нем как-можно-скорее осуществилось: вывелись непрошенные хвалители добрых дел, спектакли устроивались как можно удачнее, а собаки и мошенники не составляли бы характеристической черты нашего города!...» ^{[123] [124]}.

Истину восстановил сам Непрошеный хвалитель: «Из под пера г. Публициста Новгородского вышла одна полуправда, оскорбляющая действительность, как несогласная с истиною, с потребностями нашего общества, его состоянием, профанирующая стремление его по возможности к разумной жизни и самое слово как выражение ее проявлений в обществе. Скажите, какая основная мысль письма г. Новгородца? Желчное раздражение и желание придать своему авторитету первостепенное значение в общественной деятельности. Эта мысль ярко бросается в глаза каждого читателя в заключении письма. Это заключение гласит, что голос Новгородца - будильник для Новгородской публики; без него она вечно покоилась бы в летаргическом

3

сне» .

Суммируя сделанные наблюдения, можно выдвинуть гипотезу о том, что единственный случай своеобразной полемики на страницах «Новгородских губернских ведомостей» связан с деятельностью двух редакторов - настоящего и предыдущего. Учитывая высокие публицистические дарования обоих, различность их интересов и повышающийся профессионализм, воспитанный на образцах столичной журналистики, можно было бы ожидать от этого явления значительного эпизода в истории новгородской журналистики. Но, по сути, печатный обмен позициями остался в рамках выяснения личных отношений, мало чего добавляющего к освещению общественной жизни губернии и не расширяющего границ деятельность местного органа печати.

Редактор старательно выстраивал политику взаимодействия издания с публикой. Проведение правительственных реформ обещало улучшение социального фона губернии, консолидации горожан и губернских жителей, а потому благоприятное отношение к социальным изменениям должно быть сформировано заранее. Несмотря на остроумный слог и подкупающую образованность, а также профессиональную осведомленность в некоторых вопросах (как театральное искусство, например), Новгородцу вряд ли удалось бы поколебать отношение самих новгородцев к окружающей их действительности, а вот авторитету «Новгородских губернских ведомостей» мог быть нанесен значительный ущерб. Но Вишневский нашел достойный ответ человеку, попытавшемуся в личных интересах разрушить искреннее содействие преобразованиям, выражаемое на страницах губернского официального издания.

Описания благоустроенности города в разные сезоны тоже способствовало утверждению позитивного образа. Редактор писал, что жизнь, по примеру других городов, в Новгороде в летнее время не замирает. «Наступление лета не производит в Новгороде той пустоты, на которую жалуются другие города; у нас нет эмиграций на дачи и потому цифра городского населения ни в какое время года, не представляет разницы; общественная жизнь - застоя, гулянья, - отсутствия знакомых личностей», -

рассказывает Вишневский с упоением. Объяснение этому он находит в деловой активности различных слоев новгородцев, которым необходимо постоянно присутствовать в губернском центре. А также в том, что «Новгород в летнее время в состоянии удовлетворять многим условиям дачной жизни: у нас нет громадных и сплошных строений, препятствующих свободному движению воздуха...» ¹ . Эта статья в преддверии нового сезона призвана продемонстрировать благоустройство города и привлечь к нему внимание столичных гостей, приезжающих на отдых.

При такой редакционной заботе как можно правдивее, и в то же время занимательнее представить свою губернию, подготовка к празднованию тысячелетнего юбилея России должна была выйти на первые места. Но в отношении этой темы в редакционной политике произошел необъяснимый сбой. В течение 1861 - 1862 годов появилось три местных публикации, рассказывающие о приготовлениях к празднику. «В будущем 1862 году, праотец городов Русских, наш Господин Великий Новгород вступит в тысячелетний период своего исторического существования. Время и события унесли его величие, но истории и предания сохранили в памяти народной его прошедшее. этот, в настоящее время столь незначительный во всех отношениях городок, дал начало жизни Русской.», - таким зачином открывается краткий официальный отчет о закладке памятника О. Микешина.

Благодаря ему становится очевидным, что, несмотря на стремление способствовать продвижению Новгородской губернии на общеимперский уровень с помощью ведомостей, издание не смогло побороть до конца тематическую дифференциацию. Как только разговор зашел об истории, в тексте возникли штампы, не изменившиеся более чем за 20 лет регулярного выхода в свет. Новгород тут же становится «незначительным во всех отношениях городком», который дал жизнь всему Российскому государству.

Это клише в формировании пространственного мифа региона оказалось неподвластно ни времени, ни личностям редакторов-публицистов. Оно могло быть вполне выгодно каждому вновь назначаемому губернатору, которому оказывалось сложно проводить в жизнь новые начинания, и которым это служило оправданием и защитой чести. Ведь Новгород - не просто провинциальный городок, каких много в Империи, а культурное наследие государственного значения. Археологические сюрпризы, которые приготовили для современных «русичей» предки, также были частью пристального внимания: «При копании земли для фундамента, на глубине двух сажен, открыто было много брусьев дубовых, сложенных в виде сруба, и довольно хорошо сохранившихся, некоторые из них имели до 14 вершков в диаметре. В недавнее время Новгородский купец Комаров, так же открыл два дубовых венца, существовавшей когда-то постройки, на глубине 3-х аршин; из некоторых уцелевших частей бревен он сделал стол, доски которого крепки как кость и имеют до 16 вершков в диаметре»¹, - гласит сноска.

Информированность горожан о готовящемся торжестве с помощью печатного органа, за которым стоит личность публициста, неуклонно повышалась. «Местные известия» в преддверии праздника создали особую атмосферу подъема, оживления и гордости за свой город, который вскоре должен стать местом общероссийских событий. Удивляет то, что этих сообщений оказались единицы, а само освещение событий празднования не было выполнено редактором или новгородскими корреспондентами. В № 39 от 29 сентября 1862 года помещен официальный дневник за 8 - 10 сентября, опубликованный ранее в «Северной Почте». Таким образом, событие, к которому готовились горожане, губернским же изданием оказалось пропущенным.

Возможно, в отношении редакторской деятельности Вишневского уже назревало недоверии со стороны властей, приведшее к его отстранению от

должности в апреле 1863 года. Возможно, это шаг был своеобразной страховкой губернатора В.И. Филипповича от публикаций, способных вызвать неудовольствие императора. Тем не менее, повествование о тысячелетнем юбилее России прошло без участия новгородских журналистов, лишив тем самым читателей интересного и осмысленного рассказа о значительном событии.

Стремление поговорить о значении Новгорода проникает из исторических статей через рекреационно-досуговую тему и в другие публикации. А. Поляков обрамляет обязательный (но ставший менее регулярным в этот период) отчет о ярмарке рассуждениями, вроде: «Но мы, обитатели древнего Новгорода, вполне уверены, что у нас действительно существует ярмарка. Правда наша ярмарка не может быть сравниваема даже с той которую описывает несравненный Гоголь, наша не представит ни того вида, ни того положения... Но зачем позволять себе с видом иронии рассказывать о том, чего вы сами, может быть, не видали и потому имеете полное право слушать меня не совсем доверчиво?»¹.

Не случайно здесь и упоминание Н.В. Гоголя, благодаря поддержке редакции ведомостей, ставшим своеобразным мерилом образованности и культурного уровня новгородцев. А также отчетливо видно влияние позиций редактора и корреспондентов издания, представляющих скромную экономическую жизнь Новгорода в сожалеющих, ироничных тонах, но при этом искренне переживающих за позитивный образ губернии. Эта двойственная публицистическая позиция и смутила Полякова, который отважился осудить наблюдаемую им ярмарку несколько витиевато, но вполне определенно: «Осмотрев нашу ярмарку, вы, благосклонный читатель, может быть впадете в раздумье о былом и о настоящем Новгорода; но что было, тому ж не бывать, и оно быльем поросло, а про настоящее можно сказать пословицею: всякому свое и не мытое бело»^[125]. В связи с этим важно отметить еще одну тенденцию, заложенную деятельностью редакции ведомостей - частое использование в тексте пословиц и присказок для доказательства своих мыслей.

Тема общественной жизни была поддержана и корреспонденцией из уездов, которая, правда, часто приходила со значительным опозданием. В дореформенный период уездные города могли заинтересовать редакцию только происшествиями. Например, некто А. Звездин (вероятнее всего местный учитель) из Кириллова дает подробный отчет о пожаре. Стилистическая и фактографическая манера напоминает статьи П.И. Пузино, который к этому времени уже отстранился от корреспондентских трудов: «11 июля день был жаркий; вскоре после полудня на небосклоне показались небольшие облака, которые постепенно сгущаясь слились наконец в одно целое и черным покровом повисли над городом. вскоре раздался страшны удар грома и в то же время молния ударила в деревянную крышу каретника, принадлежащего помещику Воинову; - произошел пожар, который несмотря на все усилия сбежавшегося народа распространился на ближайшие постройки

В это время к месту пожара явился соборный священник Виноградов, с иконою Казанской Божией Матери, а вслед за ним и настоятель Кирилло- Белозерского монастыря Архимандрит Феофан с Иконою Смоленской Божией Матери

Как будто устыдились разъяренные стихии, присутствия иконы Небесной Заступницы; тише и тише стал ветер, слабее и слабее раздавались громовые удары»^[126].

Таким образом, независимо от даты происшествия, рубрика «Местные известия» наполнялась всей возможной местной информацией, как того требовала цель издания. Сам факт, что находились уездные корреспонденты, желавшие сообщить в губернский центр информацию о чем-либо кроме

хозяйственных и археологических сведений, показывает рост влияния губернских ведомостей и активности деятельности редакции, его существенное воздействие на читателей, которое практически не достигалось в первые 15 лет издания неофициальной части.

Но со второй половины 1863 года начинаются изменения в занимаемой изданием позиции. Не только продолжающиеся реформы (в том числе и земская, как наиболее влиятельный фактор), но и сама личность нового редактора привела к появлению качественно иного издания под тем же названием.