ЭКСПОЛЯРНЫЕ МОДЕЛИ СОЦИАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ: ПОНЯТИЕ, ПРИЗНАКИ И ГЕНЕЗИС В.В. Самсонов

До последнего времени (конца XX века) изучение социально-экономического развития различных стран основывались на предположении, согласно которому естественное развитие общества ведет к устранению архаических по своих сущности социальных структур, а широкий спектр «нетипичных» социально-экономических структур и институтов общества и лежащие в их основании различные неформальные модели и способы социального взаимодействия являются либо пережитком, либо случайным (может быть, даже умышленным) отходом от доминирующих социальных правил, их субверсией.

В последние десятилетия положение изменилось. Стало очевидным, что «маргинальные формы» не сокращаются, а масштабы социально-экономической активности, осуществляемой вне доминирующих систем и соответствующей политэкономи- ческой логики, все возрастают. Это и послужило причиной возросшего исследовательского интереса к феномену социально-экономических структур и институтов, не укладывающиеся в классические схемы развития.

В ряду теоретических разработок, направленных на исследование феномена «некапиталистических» социально-экономических структур и неформальных практик, перспективным представляется подход Т. Шанина, предложившего термины «эксполярной экономики» или «эксполярных форм (структур)». Во введенном Шаниным понятии «эксполярности» совмещаются два смысловых аспекта (см.: [2]). Первый из них обусловлен «историческим происхождением» термина. Эксполярной названа экономика вне полиса, организация хозяйственной жизни за его пределами; причем под полисом, как в Древней Греции, понимаются государство и рыночное общество, а также социальное пространство неурбанизированных территорий (концепция эксполярных экономических форм была сформулирована исследователем в процессе исследования особенностей социального развития сельской России). Второй аспект обусловлен актуальной проблематикой XX в. и связывает это понятие с социально-экономическими образованиями, расположенными вне двух полюсов - капиталистического рынка и социалистического планового хозяйства. И в том, и в другом случае речь идет о наличии ряда универсальных ниш социально-экономической активности, существующих рядом с доминирующими структурами, но сохраняющих в процессе взаимодействия свою целостность, внутреннюю упорядоченность, способность к самоорганизации и саморегулированию. Будучи подвержены влиянию современной индустриально-рыночной экономики и методам государственного регулирования, эти образования, для которых характерны собственные закономерности развития, обладают значительной автономией и способны оказывать ответное влияние на доминирующую среду.

Описывая основные принципы оригинального подхода к изучению неформальной экономики и характеризуя объекты исследования, Т. Шанин употребляет два термина: эксполярные формы и эксполярные структуры, не проводя между ними четкого разделения, что могло бы, наверное, вызвать обвинения в методологической неточности. Однако, как представляется, это смешение двух достаточно различающихся понятий допускается вполне осознанно - говоря об эксполярной экономике и экспо- лярности как специфическом феномене социального бытия, исследователь описывает не какие-то конкретные социально-экономические институты, а модель социального взаимодействия, в соответствии с которой складываются своеобразные формы социально-экономической активности (социальные практики) населения, определяющие специфику социальных структур и общественных институтов, которые могут быть причислены к эксполярным.

Под социальным взаимодействием в данной работе понимается процесс непосредственного или опосредованного воздействия социальных объектов друг на друга, в котором взаимодействующие стороны связаны причинной зависимостью. Социальное взаимодействие как вид связи предполагает интегрированность действий различных субъектов социальных процессов, функциональную координацию их следствий, т. е. систему действий, и возникает из совместного участия объектов взаимодействия в сложной, подвижной сети социальных отношений, задавая способы и границы реализации совместной деятельности, оказываясь основанием общественной солидарности. Модели социального взаимодействия представляют собой качественно различающиеся системы институционализированных образцов поведения, подразумевающих существование специфических регулятивов деятельности человека, имеющих нормативный характер, определяемых общепринятой системой взаимных ожиданий (ценностным консенсусом) и порождающих определенные типы солидарных связей в социуме.

Обобщая теоретические положения, существующие в работах Т. Шанина и его последователей, изучающих непосредственно эксполярные модели социального взаимодействия (А.

1. Специфические регулятивы (регуляторами выступают культурные нормы, а не обезличенные законы рынка или нормы писаного права) и цели (нацеленность на выживание, а не накопление капитала; направленность на обеспечение занятости, а не на максимизацию средней прибыли).
2. Эксполярная организация социальной и хозяйственной жизни носит преимущественно неформальный и персонифицированный характер; представляя собой совокупность «незащищенного» труда, эксполярная экономическая активность интегрирует индивидуальные и семейные ресурсы, личный и семейный труд.

. Основой эксполярной организации социальной жизни являются социальные сети, основанные на родственных, соседских и этнических связях. Последние объединяют экономические и морально-экономические действия, направленные на воспроизводство не только конкретного домохозяйства (семьи) и ее окружения, но и более широкомасштабных социальных организаций (соседских объединений, территориальных общностей). В рамках сетевого подхода подчеркивается, что сети существуют не только и не столько как антитеза плану или рынку, а как скрытый структурный элемент в механизме как плановой, так и рыночной экономики. Исследование связей и социальных сетей, обнаруживающихся между домохозяйствами жителей села, социально-территориальными общностями, изучение экономики реципрокных обменов и исследование сетевых взаимодействий как ресурсного потенциала неформальной экономики позволили прийти к выводу о решающей роли в жизнедеятельности сельского социума социального капитала и его многообразного функционирования в форме сетей поддержки.

4. Особенностью экономической активности, основанной на эксполярном взаимодействии, является слияние собственно экономическо-производственных отношений, быта и культуры [3, с.
   11, 14]. Будучи экономически значимыми, такие взаимоотношения несут в себе неэкономические детерминанты как на личном, так и на социальном уровнях. Процесс производства, распределения и потребления материальных благ и услуг организован через посредство не специальных экономических, как при капитализме, институтов (рынок, частные предприятия, заработная плата и т. п.), а неэкономических, социальных. То, что такие отношения не являются сугубо экономическими, очевидно из неэквивалентного характера взаимодействий.
5. Эксполярные модели социального поведения зачастую основываются не на целерациональном действии, а на воспроизведении некоторых стереотипов, привычных форм поведения, имеющих зачастую архаический характер и не соответствующих меняющимся условиям социальной среды (поскольку рациональность человеческого поведения ограниченна системой индивидуальных мотиваций, разделяемыми сообществом ценностями или культурной традицией). Причем если социальноэкономическая активность в условиях развитой и четко структурированной формально институциональной рыночной среды предполагает успешность воспроизводства устоявшихся формальных моделей социального взаимодействия, то в «переходном» (например - российском) обществе такое поведение приводит к значительному росту числа ошибок в использовании ресурсов и формировании адаптационных стратегий, увеличению издержек упущенных возможностей, что обусловлено нестабильностью новых социальных институтов, дисфункциями в экономической и правовой инфраструктурах, сохранностью ценностей и норм, зачастую противоположных рыночным.

Существование эксполярной структуры требует определенного качества отношений внутри некоторой социальной группы, члены которой объединены определен-

U              U              T-v              U              U

ной культурой, ценностями. В основе эксполярной модели взаимодействия лежат три основополагающих принципа (дар, персонифицированный характер взаимодействий, выживаемость), которые можно противопоставить принципам формальной (капиталистической) организации общества (эквивалентный обмен, универсальный характер взаимодействий, зажиточность).

Историко-генетический анализ источников широкого распространения в современном российском обществе взаимодействий, эксполярных по своей форме, позволяет прийти к выводу, что важнейшей причиной возникновения и воспроизводства этого феномена в современном российском обществе является специфическая организация социальной жизни русской деревни, претерпевающая существенную эволюцию в ходе исторического развития, но в целом сохраняющая свои специфические черты (что позволяет говорить, что неформальные структуры сельского социума выполняют функции канала связи между традиционными и «современными» институтами) и даже воздействующая на социальное пространство «большого общества» (в том числе городское).

На протяжении веков «количественно крестьянство было Россией» [4, с. 30], и, в известном смысле, оно совпадало с тем, что принято называть русским или великорусским народом. Россия представляла собой, по образному выражению

Н.А. Бердяева, «огромное мужицкое царство» [5, с. 59], и это объясняет «окрестьянивание» российской ментальности и важную роль традиций российской деревни, среди которых следует, в первую очередь, выделить традицию «общинности».

Русская крестьянская община, анализируемая как социальный институт, соединяющий в себе черты «традиционного» и «предсовременного» общества, характеризуется всеми признаками, перечисленными при определении и уточнении понятия эксполярной социальной структуры, за исключением такой важной характеристики, как собственно эксполярность - в значении локализации за рамками доминирующей системы социального регулирования и нахождения на периферии социального пространства. Возникнув в раннем средневековье как важный субъект социальных, политических и экономических отношений, крестьянская община вплоть до начала XX в. представляла собой полюс социальной системы российского общества, хотя, начиная с эпохи первых попыток модернизации России, традиционное право крестьянского «мира» постепенно вытесняется и вступает в конфликт с утверждаемой сверху нормативной моделью.

Жизнестойкость российской крестьянской общины, вероятнее всего, объясняют факторы, вытекающие из специфики развития аграрной сферы России, обусловленной, в свою очередь, природно-географическими особенностями. Большая часть территории древнерусского государства отличалась невысоким плодородием почв, а условия континентального климата восточноевропейских равнин нельзя отнести к благоприятным для аграрного производства. При общем довольно низком уровне урожайности естественным компенсационным актом была частая смена участков пахотной земли. Отсюда вытекала необходимость постоянного подъема целины, использования залежей и перелогов или сведения леса, а такой труд требовал объединенных усилий нескольких хозяйств, а то и всей общины, т. е. кооперации. Необходимо также учитывать, что в силу природно-географических условий региона так называемый «рабочий период» земледелия был существенно короче, чем у земледельца Западной Европы или южных стран, что и диктовало целесообразность применения большой массы труда в ограниченный промежуток времени. Поэтому, несмотря на то, что почти весь цикл земледельческих работ был объектом индивидуального труда крестьянского двора или малой семьи, ключевые моменты этого цикла также были связаны с объединением производственных усилий, по крайней мере, нескольких хозяйств [6].

Крестьянскую общину можно охарактеризовать как социальную структуру, основанную на общественной собственности на средства производства (важнейшим из которых в условиях аграрного характера хозяйствования являлась земля, в ограниченных количествах находившаяся в распоряжении общины и во временном пользовании крестьянских домохозяйств) и взаимопомощи ее членов в процессе производства материальных благ. В соответствии с целью данного социального объединения, культура хозяйствования основывалась на нерыночных принципах организации производства и распределения благ, а конкретный механизм функционирования общины подчинялся законам «экономики дара», то есть такой экономики, в которой люди обмениваются не товарами, имеющими точный денежный эквивалент, а «дарами», под которыми может пониматься все и предмет, и услуга, и выказываемое уважение, и ценность которых люди определяют исходя из субъективных отношений, традиций, молчаливых договоренностей (см.: [7]).

Обычное право русской крестьянской общины включало в себя не только запрет на продажу и даже заклад земли (спецификой крестьянского общинного быта было непременное распределение земли по «душам» и тяглам, при этом многолюдная семья с большим числом работников, то есть крестьян-тяглецов, - в частности, неразделенные братские и отцовские семьи - имела больше земли), но также частично ограничивало возможности свободного распоряжения урожаем участка, находящегося в личном пользовании (предусматривалась сдача части урожая в хлебный магазин).

/¦—1              v              с»

С одной стороны, данные ограничения явно стесняли хозяйственную инициативу крестьян, ограничивая свободу хозяйственной деятельности, а с другой, эти нормы обеспечивали устойчивость общины и выживание крестьян-общинников в голодные, неурожайные годы или в случае неудачного стечения обстоятельств (потери кормильца и пр.). Совершенно прав С.Г. Кара-Мурза, утверждая, что, якобы «тоталитарное» общинное правило, гарантирующее выживание, ценилось крестьянами выше глотка свободы. Они сами говорили: «Если нарушить общину, нам и милостыню не у кого попросить будет» [8, с. 19]. Крестьянин не мог в полной мере распоряжаться и всем своим урожаем, будучи обязан был сдавать в общину его часть - для создания неприкосновенного запаса на случай неурожая и прочих социально-природных катаклизмов.

Каждый член общины обладал некоторым набором социальных гарантий, предоставляемых «миром» и необходимых для того, чтобы сохранить его жизнь и работоспособность. Начиная с в XVIII века в русских деревнях создавались «запасные хлебные магазины» для поддержки обнищавших и голодающих крестьян, причем хлеб туда сдавали и члены крестьянской общины, и помещик, который тоже не был заинтересован в голодоморе среди своих крестьян (правда, помещик давал хлеб в кредит, и крестьяне должны были вернуть его через определенный срок).

Как свидетельствует исследователь русского крестьянства Л. Милов, помощь общины не ограничивалась элементарным спасением от голода, поскольку «мир» не была заинтересован в том, чтобы какая-либо крестьянская семья разорилась, ведь тогда ее содержание ляжет еще большим тяглом на общину. Поэтому крестьянский сход предоставлял беднякам хлеб не только в пищу, но и для посева, весь «мир» помогал осуществить сев, если в семье крестьянина не хватало рабочих рук, и наконец, временно освобождал обедневших крестьян от выплат налогов и даже оброка поме- шику, перекладывая долю податей на зажиточные хозяйства [6, с. 125]. Другая важная социальная гарантия, разработанная русской крестьянской общиной - право на жилье, в условиях России означающее право на жизнь. Поэтому строительство жилья также относилось к общинным работам, которые делали «всем миром» («помочь»), в случае если крестьянин не мог справится силами своей семьи [9, с. 12].

Все это был «дар» общины своему члену. Ответным даром русского крестья- нина-общинника являлся труд на благо общины и помощь ее членам. Общинник был обязан участвовать в совместных коллективных работах общины («помочах») - строительстве прудов, дорог, мостов, которыми будут пользоваться все общинники, возведении тех же домов для новых общинников, уборке сена с общинных лугов, которое затем распределялось по дворам, помощи заболевшим общинникам, вдовам, инвалидам, старикам. Такой обмен не только был выгоден, но и укреплял общину, стягивал ее в одно целое межличностными связями.

Важной характеристикой общины является осуществление ряда властных функций (функций управления и социального контроля), причем отчасти властные полномочия этого социального института сформированы в рамках обычного права и фактически легализованы государственной властью, наделяющей общину также некоторыми административно-фискальными полномочиями. При этом действовала система круговой поруки или ответственности общины за неплательщиков. В Учреждении гр. П.А. Румянцева механизм этой помощи выглядел следующим образом: «За нерачительными о себе крестьяны первостатейным, соцким, пятидесяцким и десяц- ким накрепко смотреть, чтоб оные земель своих без посеву не покидали, или исполу сторонним не сеяли и в прочем дом свой не разоряли, в котором случае за всякой неплатеж государственных и моих доходов взыскивать с тех первостатейных, соцких, пятидесяцких и десяцких» (цит. по: [10, с. 500-538]).

Коллективная форма общежития русского крестьянства - община - была одним из фундаментальных факторов развития российского общества, значительно повлиявшим на его политическую и духовную жизнь, культуру. Община - универсальная форма организации аграрных и иных ранних обществ, через которую прошли (или проходят) все народы мира. Специфика же русской общины заключается в медленном преодолении родовых, патриархальных пережитков, в широких правах общины на все земли ее территории и крайне слабом в силу этого развитии частной собственности, в высокой роли общины в решении хозяйственных вопросов, касающихся ее членов,

длительном ее существовании в национальных масштабах и др.

В отечественной литературе общинный принцип организации сельского социума России зачастую рассматривался и как архаичный демократизм крестьянского сословия, и как основа податной политики помещиков, заинтересованных в максимально возможной эксплуатации, в частности, барщинного крестьянства. В этом как бы олицетворялся классовый подход исследователей при анализе исторических процессов. Однако глубокое исследование особенностей уклада и условий существования русского крестьянства позволяет подойти к проблеме выявления роли общины с более широких позиций. В обществе с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта, каким и была Россия, на первом месте, безусловно, стояла проблема увеличения объема этого прибавочного продукта. Но для господствовавшего класса не менее важна была и задача удержания основной массы производителей от разорения и гибели вследствие воздействия природно-климатического фактора и представлявшегося объективно необходимым ужесточения эксплуатации. В этой связи проблема выживания крестьянского индивидуального хозяйства была актуальной и для общины, основное предназначение которой в этом и заключалось [11].

Таким образом, крестьянская община в период своего расцвета в качестве социальной структуры, обладающей производственными, административными, социально-политическими функциями, направленной на стабилизацию сельского социума России (XVIII-XIX вв.), гарантировала своим членам удовлетворение их жизнеобеспечивающих потребностей и требует от них взаимной солидарности. В повседневной жизни крестьян две основные функции крестьянской общины - распределительная и управленческая - были направлены на выживание сообща благодаря «круговой поруке», позволяющей слабому надеяться на помощь сильного. Власть общины родовой, а позже территориальной означала зависимость крестьян от локального сельского мира, их тягу к автаркии, замкнутости. В таких условиях формируется специфика российского архаичного традиционализма, базирующегося на эмоциональной форме связи членов сообщества [12], и складывается оригинальная «традиционная» модель социального взаимодействия, регулирующая социальные и экономические отношения крестьянства и закрепленная в нормах культуры и обычного права.

Вместе с тем, было бы ошибкой полагать, что сильная община полностью препятствовала становлению индивидуального начала в хозяйственной и духовной жизни, и создавала условия для почти полного поглощения лица миром и рационального отрицания всякого личного права. В общинно-публичном функционировании крестьянских сообществ проявляется лишь одна сторона социальной жизни крестьянина, направленная на защиту общинного блага, поэтому социокультурная традиция, сосредоточенная исключительно на изучении общинного уклада, не рассматривает важнейшую сферу частного интереса крестьянина, основывающуюся на существовании частной собственности и определенной экономической независимости домохозяйств. В действительности, правила общинной организации сельского мира складывались из традиций общественного служения крестьянина-общинника и обычаев, защищавших хозяйственные интересы крестьянина. Реальную жизнь крестьянской общины характеризует своеобразный экономический дуализм, предопределивший и двойственный характер общественного сознания крестьянского мира, предполагающий различные формы деятельности. Суть этого дуализма заключалась в балансе интересов отдельных крестьянских семей и общины как целого, то есть как сложной совокупности крестьянских хозяйств, обладающей социальной и экономической субъектностью.

Виднейшим исследователем крестьянского хозяйства в дореволюционной России и в советское время был А.В. Чаянов, пытавший создать политическую экономию трудового хозяйства как уклада, существующего в пределах господствующих хозяйственных систем. Исследования Чаянова, посвященные специфике крестьянского хозяйства как второго полюса организации сельского социума на локальном (низовом) уровне, позволяют отчетливее понять механизм организации внутри русской крестьянкой общины, уточнить характер дуализма частного хозяйства и публичной власти общины, качественные особенности взаимосвязей атомарных элементов сельского социума, взаимодействия населения и домохозяйств, в рамках которого формировались специфические принципы социальной организации. Если частная собственность на средства труда детерминировала формирование у крестьянина сознания собственника, то необходимость адаптации способов организации и механизмов распределения продуктов труда к природным условиям диктовала необходимость усиления горизонтальных социальных связей внутри локальных сообществ. Вследствие этого в качестве определяющего принципа нормативной социальной структуры утверждается коллективизм с его основными требованиями - круговая порука, взаимная помощь, осознание и выполнение обязанностей перед общиной, общинное равенство, непосредственное участие в коллективных формах защиты прав и интересов от покушений на как извне, так и изнутри. Исключительно важное с практической точки зрения проявление этой особенности - органическое, хотя и отчасти противоречивое сочетание ценностей солидарности и коллективизма. Таким образом, в культуре крестьянского социума объективно функционировали две взаимодополняющие сферы, - сфера частного, крестьянского интереса, и публичная сфера, регулирующая крестьянское самоуправление, основанное на социокультурных традициях самоорганизации.

Итак, анализ русской крестьянской общины в том ее состоянии, которое было зафиксировано первооткрывателями сельской социологии и российскими исследователями, экономистами и этнологами, заложившими основу эмпирических исследования сельского образа жизни как специфического объекта исследования, показывает, что данный социальный институт обладал следующими признаками, характерными и для современных эксполярных структур:

1. Специфические регулятивы (регуляторами выступают нормы обычного права, культурные нормы, а не обезличенные законы рынка или нормы писаного права).
2. Неформальный и персонифицированный характер организации социальной и хозяйственной жизни, которая интегрирует индивидуальные и семейные ресурсы ради целей выживания сообщества (общины), обеспечения производственного процесса; опирается на социальные сети, основанные на родственных и соседских связях; объединяет морально-экономические действия, направленные на воспроизводство не только конкретного домохозяйства и ее окружения, но и более широкомасштабных социальных организаций - общины, волостных самоуправляющихся структур;
3. Слияние собственно экономическо-производственных отношений, быта и культуры; рациональность поведения общинного крестьянства, ограниченного системой индивидуальных мотиваций, разделяемыми сообществом ценностями или культурной традицией; важное значение реципрокных и редистрибутивных принципов социального взаимодействия.

Крестьянская община, сформировавшаяся как проект выживания сообща в ходе сложных исторических процессов, соответствует основным признакам эксполярной структуры (таким, как реципрокный характер отношений, специфические регулятивы, неформальный и персонифицированный характер взаимодействий). Русская крестьянская община - это сложное, исторически развивающееся социокультурное явление, представляющая собой органическое соединение самоуправляющейся социальной системы и окружающей природной среды [13]. Учитывая то значение, которое природно-географические факторы оказывали на вырабатываемые сельским населением Руси практики адаптации к внешним условиям, и принимая во внимание сформировавшиеся в течение веков нормы социальной организации и взаимодействия, можно сказать, что такой социальный институт, как община, функционировавшая как единый социально-природный организм, является разновидностью устойчивых социально-экологических систем. Община выступила институциональной основой формирования принципов эксполярного взаимодействия, положенных в основу обычного права, норм культуры, организации быта. Уникальные традиции хозяйственной деятельности и правила социальной жизни складывались и совершенствовались столетиями, поэтому можно говорить о том, что в общине, действующей как социокультурный организм, сформировались такие черты русского культурного архетипа, как равенство, приоритет коллективного над личным и уникальная модель социального взаимодействия. Все они нашли отражение в традиционной культуре крестьянства и наложили глубокий отпечаток на отечественную социально-политическую и экономическую культуру, самосознание нации.

Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 10-03-00500а

Литература

1. Шанин, Т. Формы хозяйства вне систем // Вопросы философии. - 1990. - № 8.
2. Подгайский, А.Л. Эксполярная экономика // Социология. Энциклопедия              / сост. А.А. Грицанов и др. Серия: Мир энциклопедий. - М., 2003.
3. Шанин, Т. Эксполярные структуры и неформальная экономика современной              России // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. - М., 1999.
4. Шанин, Т. Социально-экономическая мобильность и история сельской России 19051930 гг. // Социологические исследования. - 2002. - № 1.
5. Бердяев, Н. Русская идея. - СПб., 2008.
6. Милов, Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. - М., 2006.
7. Барсукова, С.Ю. Сетевая взаимопомощь российских домохозяйств: теория и практика экономики дара // Мир России. - 2003. - № 2. - С. 81-122.
8. Кара-Мурза, С. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до Великой победы. - М., 2001.
9. Берлинских, В. Крестьянская цивилизация в России. - М., 2001.
10. Милов, Л.В. По следам ушедших эпох: статьи и заметки. - М., 2006.
11. Милов, Л.В. О причинах возникновения крепостничества в России // История СССР. - 1985. - № 3. - С. 178-201.
12. Ахиезер, А. Хозяйственно-экономические реформы в России: как приблизиться к пониманию их природы? // Pro et Contra. - 1999. - Том 4, № 3.
13. Завьялов, Ю.С., Марков Ю.Г. Русская община // «Социализм - выбор истории». - Новосибирск, 1998. - С. 68-69.