ГОСУДАРСТВЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО: ОТ ЗДРАВОГО СМЫСЛА ЧЕРЕЗ ДИАЛЕКТИКУ К ФИЛОСОФИИ В.И. Чуешов

Природа государственного строительства сегодня живо интересует управленцев многих государств, практически занимающихся его различными сторонами. Вопросы государственного строительства волнуют и обычных граждан, которые в качестве налогоплательщиков заинтересованы в рачительном расходовании средств на содержание и развитие государства.

В развитых странах они обычно связываются с задачами модернизации государства, его инновационной политикой, поиском общих границ свободы человека и ответственности государства перед ним.

В молодых и развивающихся странах государственное строительство увязывается с проблемами догоняющего развития, поиска оптимальных стратегий взаимодействия государства и общества, самоопределения государства в бурном потоке интеграционных и глобализационных процессов. Для постсоветского пространства проблемы государственного строительства также актуальны в практическом и теоретическом отношениях.

С одной стороны, двадцатилетняя история суверенного белорусского государства аккумулировала богатый эмпирический материал для конкретно-научного (исторического, юридического, экономического, социологического и пр.) исследования закономерностей белорусского государственного строительства. С другой стороны, этот материал в наши дни является подчас ареной столкновения различных, нередко взаимоисключающих мнений.

Для того чтобы адекватно оценить мировоззренчески и методологически поддерживающие данные мнения аргументы, необходима не только кропотливая и систематическая конкретно-научная работа по изучению отдельных (исторических, правовых и пр.) сторон белорусского государственного строительства, но и сопровождающей (опережающей) его логико-методологической рефлексии.

Эта рефлексия предполагает поиск ответов, по меньшей мере, на два вопроса.

Во-первых, о содержании и объеме понятия «государственное строительство» вообще, о его категориальном статусе в философии (в особенности, в политической философии и (или) философии государственного управления).

Во-вторых, о логико- и мировоззренческо-методологических предпосылках, которые сегодня уже используются в историческом, юридическом, экономическом, политологическом и пр. дискурсе об особенностях белорусского государственного строительства.

До сих пор в отечественной философии нельзя, к сожалению, найти не только ответов на эти вопросы, но и их самих. Это свидетельство определенного отставания отечественной философской мысли от запросов современной науки и практики. Оставляя в стороне ответы на второй вопрос, который должен быть объектом специального рассмотрения, здесь ограничимся лишь анализом его философских предпосылок, раскрывающихся в процессе изучения понятия «государственное строительство» и его места в концептуальной сетке современной философии.

Тема государственного строительства для философии абсолютно новой не является, поскольку необходимость рассматривать проблемы государства через призму его строительства обосновывалась еще Платоном. В «Государстве» древнегреческий мыслитель специально обращал внимание на то, что формирование государства является рукотворным процессом, который во многих отношениях напоминает строительство. В самом деле, и первое, и второе являются процессом, в котором слово и дело, замысел и его осуществление взаимно предполагают друг друга.

Платоновское уподобление формирования государства процессу строительства было тесно связано с метафизическим принципом тождества мышления и бытия, известного еще Пармениду. Значение данного принципа для мыслителя из Элеи состояло в том, что в сфере умозрения нельзя называть разные объекты одним и тем же словом. В такой перспективе применительно к формированию или строительству государства их замыслы, цели и результаты должны были друг с другом совпадать.

Идеалом государственного строительства Платон вслед за многими своими предшественниками считал оптимальное общественное разделение труда в соответствии со стандартами истины, добра и красоты.

Философия, как знание предельных оснований бытия и познания, согласно Платону, являлась общей теорией формообразования (строительства) государства, знанием о том, кто, как, зачем и в какой последовательности в нем что-либо должен делать.

Платоновская концепция государственного строительства в наши дни хорошо известна, а многие ее положения (о субъектах, условиях и т. п. государственного строительства) до сих пор играют важную роль уже не столько в платоновской, сколько в философии государственного управления вообще. В качестве мотто современной философии государственного строительства вполне можно было бы даже использовать утверждение Платона о том, что «если мы окажемся в состоянии изыскать, как построить государство (выд. мною - В.Ч.) наиболее близкое к описанному (т. е. к его платоновской философской модели - В.Ч.), согласитесь, мы сможем сказать, что. показали, как можно это осуществить» [1, с. 274-275].

Вдумываясь сегодня в смысл приведенного выше слогана, следует учитывать, что во времена Платона понятия государства, с одной стороны, и общества, с другой, аналитически еще не отделялись друг от друга, тогда, как в современной философии они иногда рассматриваются даже как взаимоисключающие.

В современных дискуссиях о взаимосвязи государства и социума решающими в наши дни нередко оказываются не философские аргументы Платона, а доводы здравого смысла, а также материал конкретных наук. Эти обстоятельства предопределило формулировку задачи нашего исследования: провести компаративный анализ потенциалов здравого смысла, конкретных наук и философской рефлексии в формировании категориального статуса понятия «государственное строительство».

Несмотря на то, что философская рефлексия может далеко отрываться от здравого смысла, она, в конечном итоге, никогда не порывает с ним окончательно.

Именно здравый смысл формирует наше убеждение в том, что в обычной жизни люди строят что-либо, в конечном итоге, для собственного самовоспроизводства (или уничтожения). Очевидно, что и формообразование государства (государственное строительство) с позиций обыденного сознания, в конечном счете, также является са- мовоспроизводством (уничтожением) человека. В связи с этим сразу же напрашивается вопрос о том, преследует ли данный процесс определенную цель.

Обыденная констатация телеологической природы государственного строительства является важным, но все же предварительным условием постижения его сути. Следовательно, она сама нуждается в специальном изучении хотя бы потому, что в противном случае без ответа остаются вопросы о специфичности целей государственного строительства, о возможности, так сказать, бесцельного строительства, например, в том случае, когда результат строительства без остатка растворяется в его процессе. Поскольку цель не только в обычной жизни, но и в философии считается атрибутом именно человеческой деятельности, то постановка вопроса о возможности бесцельного государственного строительства предполагает прояснение взаимоотношений между государственным строительством, с одной стороны, и жизнедеятельностью организмов, а также активностью неживой природы, с другой.

Средневековые алхимики исходили из того, что строительством в принципе способна заниматься и неживая природа. И сегодня мы не только при повторении их опытов можем наблюдать, как, например, иглы олова надстраиваются на цинке, а на капле ртути в соответствующих условиях с помощью человеческой руки выстраиваются в виде иглы серебряные кристаллы. Еще одним примером своеобразного (нетелеологического и т. д.) строительства в неживой природе являются «способности», например, мороза, выражаясь словами поэта, «рисовать узоры на оконном стекле».

Конечно, средневековые алхимики неживую природу считали не вполне неживой, о чем свидетельствовали их поиски философского камня, а поэт, уподобляя мороз строителю, использовал художественное сравнение, а не научное понятие.

Несмотря на то, что философский камень алхимики ищут до сих пор, не только эксперименты по соединению ртути и серебра и пр., но и многочисленные образчики «строительства» в неживой природе подпитывают представления здравого смысла о том, что строительство является не столько деятельностью, сколько активностью, формогенезом самой природы.

Убежденность здравого смысла в нетелеологической природе строительства еще более усиливается при сравнении строительства и разнообразных процессов живой природы. Уже мыслители Древнего мира неплохими «строителями» считали именуемых в наши дни общественными насекомых (муравьев, пчел), а также, к примеру, «индивидуалиста» бобра, возводившего плотины.

В Библии можно найти рекомендации человеку учиться искусству строительства у муравьев. В ранней философии Нового времени (Ф. Бэкон) жизнедеятельность пчелы стала рассматриваться в качестве парадигмы эффективного научного творчества. Соотечественник Бэкона Б. де Мандевиль развивал сходные представления, доказывая, что в отличие от животных, человек становится человеком благодаря отрицательным общественным качествам (а не государству и управлению, т. е. строительству). Русский писатель И.А. Крылов в басне «Стрекоза и муравей» по отношению к насекомым был менее категоричен, называя муравья, в отличие от стрекозы, образцом трудолюбия и прозорливой рассудительности.

Очевидно, что взвешенный ответ на вопрос о том, является ли строительство вообще, государственное строительство в частности, специфически человеческим феноменом, или оно встречается уже в неживой и живой природе, зависит одновременно как от нашей дефиниции понятия «строительство», так и предпосылок ее конструирования. Выявление последних связано с рефлексией, которая невозможна без прояснения предпосылок здравого смысла как с помощью конкретно-научного знания о закономерностях формообразования и формоизменения в природе, так и философского мышления о природе строительства и государственного строительства вообще.

Обращение к данным конкретных наук показывает, что, например, в мирмеко- логии (науке о муравьях) уже накоплен значительный эмпирический материал об особенностях «муравьиного строительства». Муравейник ученые сегодня чаще всего описывают по аналогии с человеческим обществом, доказывая, что он является многофункциональной, многокамерной структурой жизнедеятельности муравьев. В среднем муравейнике одновременно сосуществуют, удивительно эффективно взаимодействуя друг с другом около полутора миллионов особей.

Внешне муравейник, как и бобровая хатка, похож на первобытное человеческое жилище. В нем есть, например, крыша, состоящая из нескольких миллионов иголок и веток. И создают, и ремонтируют ее сами муравьи. В отдельной камере муравейника (именуемой учеными «царской комнатой»), живет матка, обеспечивающая его биологическое воспроизводство. Матка, однако, мирмекологами рассматривается не как руководитель, а как репродуктор муравейника, поскольку единственной ее функцией является ежедневное откладывание до полутора тысяч личинок, из которых может вырасти около 150 миллионов рабочих муравьев и около 10 тысяч таких же «цариц». В муравейнике существует разделение функций, при котором жизнедеятельность «царицы» поддерживают «солдаты» («стражи»), охраняющие вход в муравейник, «ремонтники», устраняющие неполадки в крыше, а также «фуражиры», обеспечивающие муравейник пропитанием и пр.

По расчетам мирмекологов, совокупная биомасса существующих на Земле около пятнадцати тысяч видов муравьев примерно равна весу, населяющих Землю людей, а количество муравьев на нашей планете превышает численность людей в сотни миллионов раз, да и появились они на планете почти сто миллионов лет назад. Сложная система жизнедеятельности муравьев основывается не только на внутренней специализации, в соответствии с которой каждый должен заниматься своим делом, но и на особом типе управления (координации жизнедеятельности и пр.). При этом процесс строительства муравейника направляется не целью, идеей (справедливости и т. п.), а закономерностями живой природы, в которых трудно, если возможно вообще, найти целесообразность, идеальное предвосхищение результата и пр.

Наоборот, результат человеческого строительства, каким бы он ни был - незамысловатым, как шалаш или землянка или имеющим форму ромбокубооктаэдра, как у Национальной библиотеки в Минске, - всегда телеологичен, даже если он совпадает с самим процессом строительства. Проявляться это может, например, в том, что дом человека, в отличие от муравейника, как результат строительства может соответствовать своей исходной цели по-разному. Он может быть не только стационарным и передвижным, приспособленным к резким изменениям окружающей среды, как, например, у кочевых народов Крайнего Севера или японцев, или не приспособленным, но и удачным, неудачным, хорошим, плохим и т. д. Человеческое строительство является, следовательно, не просто телеологичным, но и проективно телеологичным, предвосхищающим будущее процессом, в котором цель не только предшествует своему результату, но и опережает его и, следовательно, может отличаться от конечного результата.

На ранних этапах человеческой истории результаты совместного строительства жизни людей обычно чуть ли не в соответствии с инстинктами живой природы моделировали необходимые условия для их выживания. Сказанное в равной степени относится и к материальному жилищу, и к духовным продуктам первобытных людей, например, мифологии, одним из устоев которой является синкретизм.

В мифологии, как и в других первобытных «конструктах», отсутствовала внутренняя специализация, а в жилище производственные зоны отделялись от рекреативных весьма условно. Это обстоятельство позволяет полагать, что в первобытном обществе функции управления, как и в наши дни в муравейнике, реализовывались в виде надындивидного и этом смысле объективного по отношению к индивиду процесса, т. е. в квазителеологической форме, которая не могла не напоминать формогенез живой природы. Сегодня по опыту жизни мы также знаем, что отдельный человек в своей деятельности, обязательно преследуя какую-то конкретную цель, может, тем не менее, никак ее не соотносить с общей целью, «предвосхищающей» результаты его совместной деятельности с другими людьми. Эта последняя является особым типом цели, целью постфактум. Цель постфактум, строго говоря - квазителеологическая цель. Важнейшей предпосылкой современного человеческого строительства является его углубляющаяся дифференциация, специализация и пр., которые в принципе невозможны без идейного сопровождения, будучи внутренне телеологичными, и в которых свое законное место обретают идеалы и идеи справедливости, истины, добра, красоты, рассматривавшиеся Платоном как предпосылки государственного строительства.

Несмотря на то, что строительство государства и того же муравейника имеет определенное сходство, а общество будущего иногда называют «глобальным чело- вейником» (А.А. Зиновьев), одна телеологичность человеческого и, следовательно, государственного строительства еще не позволяет выявить содержание понятий «строительство» и «государственное строительство» в их опосредованности человеческой деятельностью. Строительство без остатка не делится на деятельность, поскольку одновременно имеет и реляционную и коммуникативную природу. Это обусловливает необходимость вписывания феномена строительства вообще, государственного строительства, в частности, в более широкий антропо-социальный контекст. Этот контекст, являясь относительно новым для конкретных наук и отдельных видов философской рефлексии, для здравого смысла абсолютно новым не является.

Об этом свидетельствует и словарь современного русского языка, в котором строительством называются неодинаковые явления. А именно: и отрасль науки и техники, занимающаяся возведением и реконструкцией зданий, сооружений, и их непосредственное возведение, и стройка. Более того, кладезь повседневной отечественной мудрости строительством в более широком смысле называет любое создание (организацию) человеком чего-либо. Очевидно, что обыденная мудрость как-то фиксирует и реляционную, и коммуникативную природу строительства, выявляемую, например, в том случае, когда какой-либо руководитель «строит» своих подчиненных. Она, с другой стороны, указывает на возможность рефлексии строительства, его превращения в науку. В обыденном сознании речь, конечно, идет не о том, что мирмекологией занимаются не муравьи, а люди, но о том, что строительство может быть наукой.

Совсем недавно, в четырнадцатом издании словаря русского языка

С.И. Ожегова, опубликованном в 1983 г., строительством, однако, не называлась отрасль науки и техники [2, с. 688]. Мы не найдем упоминаний о строительстве, как об отрасли науки и техники и в позже изданном словаре английского языка и культуры Лонгмана. В этом словаре строительством называется некоторое сооружение, у которого обычно есть крыша и стены. В нем, однако, выделяется отсутствующий в русском языке смысл данного понятия: процесс и бизнес по производству сооружений. Данное еще А. Смитом обоснование тезиса о том, что бизнесом не могут заниматься животные, а собаки, в отличие от людей, никогда не обмениваются костями, также указывает на то, что строительство является коммуникативным процессом. Строительство как телеологический, коммуникативный, рефлексивный процесс является также процессом конструирования, на что нам указывает, например, английский язык, в котором существительное «строительство» («building») является производным от глаголов «to build» (букв. - строить) и «to construct» (букв. - конструировать) (ср.: [3, с. 152, 153]).

Резюмируя особенности истолкования феномена строительства вообще в здравом смысле и конкретных науках, следует обратить внимание на следующее.

Существует расширительное истолкование смысла существительного «строительство», сближающее и даже отождествляющее его содержание с человеческой деятельностью, коммуникацией, отношениями вообще. На это, как представляется, и указывает, например, почти десяток значений глагола «строить» в современном русском языке.

Мы можем строить, во-первых, здание, машину, во-вторых, организацию, в- третьих, идею, в-четвертых, высотную конструкцию, располагая один ее этаж над другим, в-пятых, предложения, в-шестых, людей (в частности, управляя их поведением), в-седьмых, «глазки», флиртуя с кем-либо и пр.

Семантический, логико-методологический анализ существительного «строительство» показывает его различные онтологические характеристики и рефлексивную природу, проявляющуюся, в частности, в том, что наш дискурс о строительстве возможен на двух уровнях языка. На уровне языка-объекта, в котором мы описываем мир человеческой деятельности, отношений, коммуникации и на уровне мета-языка, в котором обычно выражаются наши знания об этих мирах.

В неклассической философии XIX-XX вв. для обозначения учений о рефлексивном уровне языка, описывающего человеческую деятельность, отношения, коммуникацию и их результаты, использовались различные понятия: «теория человеческой деятельности (действия)», «праксиология», политическая философия, философия государственного управления и др. С этой точки зрения, понятие государственного строительства является рефлексивно телео-, антропо-, соционагруженным, будучи однотипным с понятиями тех философских дисциплин, в которых человеческая деятельность, отношения, коммуникация рассматриваются через призму их опредмечивания в различных институтах.

Отмечая отсутствие в старых словарях русского и новых словарях английского языков ссылок на строительство, как отрасль науки и техники, проиллюстрируем социально-исторические основания данного явления.

Будем исходить из того, что мета-уровень языка в принципе уже известен обыденному сознанию, для которого метаязыковые выражения нередко связаны с различного рода противоречиями, парадоксами, затруднениями при их понимании. Ме- таязыковые затруднения здравого смысла обычно преодолеваются с помощью искусственного языка, научной терминологии. В философии еще средневековые мыслители различали формальную (естественную) и материальную, а также персональную суппозиции.

В отечественном дискурсе метаязыковое понятие строительства появилось в советское время. В середине ХХ в. в СССР появились учебная дисциплина и специальность, в названиях которых одновременно использовались понятия строительства и государства: «партийное строительство», «государственное строительство». По этим специальностям вели подготовку в советских высших партийных школах, выпускники которых еще в 1990 г. могли получить квалификацию - «специалист в области партийного и государственного строительства, политолог-преподаватель социально-политических дисциплин в высших и средних учебных заведениях».

Оставляя в стороне причины появления данной дисциплины и специальности здесь отметим лишь, что в начале 90-х годов прошлого века в СССР партийное строительство понималось как «составная часть маркситско-ленинского учения о пролетарской партии, наука (выд. мною - В.Ч.) о закономерностях развития и возрастания руководящей роли Коммунистической партии; о принципах построения, формах организации и и правилах ее внутренней жизни; о способах и методах организаторской и и политической работы в массах, руководстве хозяйством и культурой, государственными и общественными организациями» [4, с. 983].

Напротив, о такой науке, как партийное строительство, в то время за пределами СССР, и, шире, мировой социалистической системы ничего известно не было. С этой точки зрения, наделение «марксистской» рефлексивной совокупности сведений об особенностях строительства коммунистической партии статусом науки могло рассматриваться в соответствии с буквой марксистской теории, как придание некоторой частной мысли всеобщего статуса. Такую трансформацию мысли К. Маркс в работе «Восемнадцатое брюмера Луи-Бонапарта» называл не категоризацией мысли, а идеологической иллюзией.

У истоков категоризации науки партийного и государственного строительства парадоксальным образом оказались и К. Маркс, и Ф. Энгельс, и, в особенности,

В.И. Ленин, не без влияния которых на XII-ом съезде ВКП(б). И.В. Сталин сделал доклад «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве». Появление специальности «Партийное и советское строительство» было следствием принятого в 1956 г. Постановления ЦК КПСС о «Мерах по дальнейшему улучшению подготовки руководящих партийных и советских кадров». В постановлении предусматривалось, что в соответствии с учебной программой высших партийных школ на изучение дисциплины «Партийное и советское строительство» отводилось 150 часов [5]. Метаязыковая рефлексивная концептуализация «государственного строительства» в СССР была закреплена в 1961 г. в третьей Программе КПСС (программе развернутого коммунистического строительства).

Конкретно-научное и философское изучение феномена государственного строительства позволяет выявить два уровня его понятия: непосредственный уровень языка-объекта и рефлексивный, метаязыковой.

Метаязыковая рефлексия позволяет также глубже понять вторую составную часть интересующего нас понятия, представленную государством. В наши дни выделяется несколько атрибутивных признаков понятия государства: территория, аппарат управления, налоги, суверенитет, право и пр. Метаязыковая рефлексия, направленная на государственную составляющую государственного строительства, фиксирует наше внимание на том, что определенная территория - предпосылка строительства вообще, а также государственного строительства.

Площадку для строительства, например, жилого дома мы в наши дни можем купить, взять в аренду, получить по наследству и пр. Территория государства еще в XIX в. также могла быть куплена и, например, в 1803 г. США купили за 23 (15) млн. долларов французские владения, которые в начале девятнадцатого века еще принадлежали Испании, передавшей ее по секретному договору Франции.

Поскольку сегодня планета Земля уже поделена на национальногосударственные территории, нельзя исключить того, что государства и будущем будут получать предложения о покупке какой-то части ее территории, от некоторых из которых они не смогут отказаться. Вместе с тем, территория некоторого государства, в отличие от территории строительства, - всегда не только географическое пространство, регулируемое отношениями собственности, но и антропотерритория. Не случайно, поэтому, например, в третьей статье договора между императором России и президентом США о продаже Аляски речь шла о людях.

По данному договору, российским гражданам предоставлялось право выбора - в течение трех лет вернуться в Россию или остаться проживать на американской территории, получив такие же права, как и американцы. Что касается коренных обитателей Аляски, или, как они именовались в договоре, нецивилизованных коренных народов, то правительство США гарантировало им только такие права, которые оно им могло предоставить в соответствии с особенностями их адаптации к американской жизни.

Если в процессе строительства, например, жилого дома или производственного помещения, принципиальное значение имеют особенности местности (некоторые из которых не пригодны для человеческого проживания), то для государственного строительства, по-видимому, нет такой территории, которая не могла бы быть его площадкой. Не за горами, как представляется, начало лунной лихорадки, участниками которой будут уже не только отдельные граждане, но и национальные государства.

На перемещение человека с Земли на поверхность Луны и его возвращение на Землю ушло менее двухсот часов. Сделанный на Луне Армстронгом, по его словам, маленький шаг человека уже «оказался гигантским скачком для всего человечества», как, впрочем, и прилунение 17 ноября 1970 г. советского «Лунохода-1». Не означает ли это, что в будущем территория некоторого национального государства может быть уже не только антропотерриторией, но и, например, антропотехнотерриторией и т. п.

Следовательно, государственное строительство и зависит, и не зависит от особенностей некоторой территории, является, так сказать, экстерриториальным. В отличие от жилищного, промышленного и т. п. строительства, объектом государственного строительства всегда являются люди. В конечном итоге, любое государство строится «на костях людей» и в прямом, и в переносном смыслах этих слов.

Это обстоятельство заостряет внимание на антропологических предпосылках государственного строительства, антигуманные проекты которого нередко оправдываются различными негативно нагруженными «измами» (расизмом и пр.). Разумно предположить, что запрет (табу) на искусственный отбор народонаселения в процессе государственного строительства является его важнейшим рефлексивным регуляти- вом, антропологическим (гуманистическим) основанием государственного строительства. Государственное строительство характеризуется не только территориальными, антропологическими, но и юридическими, политическими и управленческими атрибутами, которые в наши дни нередко обсуждаются в контексте особенностей догоняющего (компенсирующего), модернизационного государственного строительства, нового суверенитета и пр. (см. напр.: [6] [7]). Модернизационные механизмы государственного строительства обычно увязываются с ориентациями молодых государств не только на уже имеющуюся практику государственного строительства в развитых странах, но и на институционально рассматриваемые достижения частного бизнеса. Центральной проблемой политической стороны государственного строительства является подчинение и(или) соподчинение государства и человека, а также государства и социума. В философии государственного управления государственное строительство соотносится уже не с властными отношениями и политической коммуникацией, а с особенностями управления вообще. А.Н. Морозевич и А.Г. Шрубенко верно в этой связи обращают внимание на то, что «целенаправленный процесс государственного строительства не представляется возможным без его организации и управления. При этом государственное строительство выступает как стратегия (выделено мною -

В.Ч.) государственного управления» [8, с. 6-9].

Государственное строительство имеет, конечно, не только антропологогуманистические, политические и государственно-управленческие аспекты, которые еще ожидают своей конкретно-научной категоризации, но и экономические, и культурологические, и иные стороны, разобраться в хитросплетениях которых без категориального аппарата философии, в особенности, политической философии, а также философии государственного строительства невозможно.

Философская рефлексия государственного строительства показывает, что его различные аспекты являются не рядоположенными, обособленными друг от друга, а взаимосвязанными в своем противоречивом единстве и различии. Философское учение о единстве и различии противоположностей издавна называлось диалектикой. Следовательно, можно сказать, что современная философия государственного строительства (политическая философия, философия государственного управления) «чревата» диалектикой, и именно от сознательного использования последней и будет, в конечном итоге, зависеть конкретно-историческое содержание государственного строительства как категории современной философии.

Литература

1. Платон. Государство // Соч. в 4-х тт. - М., 1971. - Т. 3 (1).
2. Ожегов, С.И. Словарь русского языка. - М., 1983.
3. Longman dictionary of English language and culture. - London, 1992.
4. Партийное строительство // Советский энциклопедический словарь.-М., 1980.
5. О мерах по дальнейшему улучшению подготовки руководящих партийных и советских кадров. Постановление ЦК КПСС от 26 июня 1956 г. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.knukimedu.kiev.ua/ download/ ZakonySSSR/ data04/ tex16186.htm. - Дата доступа: 10.09.2011.
6. Eisner, M.A, Lee Su-H. State-building in the contemporary Third World. - Seoul, 1988.
7. Lee, S.-H.; Eisner M.A. From warfare state to welfare state: World War I, compensatory state- building, and the limits of the modern order. - Pa., 2000.
8. Морозевич, А.Н. Философия государственного строительства / А.Н. Морозевич,

А.Г. Шрубенко // Проблемы управления. - 2010. - № 3.