ХРИСТИАНСКИЙ МЕТАТЕКСТ ЕВРОПЕЙСКОЙ СИСТЕМЫ ЦЕННОСТЕЙ Е.М. Бабосов

Безусловная и приоритетная значимость системы ценностей предопределяется тем, что ценностные ориентации задают общую направленность интересам и устремлениям личности, иерархию ее предпочтений и стремлений, целевую и мотивационную программу деятельности, представления о должном, о добре и зле, меру решимости и готовности к реализации собственной жизненной стратегии.

Когда мы рассуждаем о соотношении христианства и европейской системы ценностей, то здесь должно иметь место не отношение «или-или», но отношение «ии». В данном взаимодействии существует взаимное приспособление, одновременно неслиянное и нераздельное, единое и различное. Христианство еще на заре своего становления слилось с античной культурой, с превозносимой ею системой ценностей. Европейская система ценностей была рождена через симбиоз христианской веры, греческой философской мысли и римского права, поэтому мы можем различать их, но не сможем отделить европейские ценности от Христианства. Исторически христианство является основанием европейской системы ценностей.

Представление о принципиальной совместимости евангельских основоположений христианства и европейской системы ценностей господствовало в период Средневековья и в Новое время; в XIX - первой половине ХХ вв. оно подвергалось резкой критике и неуклонно вытеснялось из общественного сознания, а после краха Советского Союза, вновь широко распространяется. Духовно-нравственная традиция, базирующаяся на христианстве, и научно-техническая рациональность выступают ныне как основания европейской цивилизационной специфики. Все более прочно утверждается философско-религиозная парадигма, согласно которой научно-техническая рациональность может стать разрушительной и губительной для человека, если оторвется от своих духовно-нравственных корней и сделает техническое могущество единственным критерием прогресса.

Ментальную основу европейской системы ценностей составляют данные в Священном писании десять заповедей, которые выражают основные обязанности человека перед Богом и перед своими ближними. Две скрижали формируют единство религиозной и общественной жизни человека. Первое утверждение гласит: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душою твоею, всем разумением твоим», а второе: «Возлюби ближнего своего как самого себя». Именно человеческая личность помещается в центр христианской антропологии. Утверждается святость человеческой личности, созданной по образу и подобию Творца, обладающей как неотъемлемыми правами, так и обязанностями перед согражданами и обществом, которые зиждутся, в конечном итоге, на добродетельных этических ценностях, основанных на милосердии - верховном законе христианской жизни.

Утверждаемые христианством в качестве важнейших добродетелей милосердие, доброта, истина и красота составляют стержневой ориентир и основной контекст транскультурных европейских ценностей. Вне их вдохновляющего воздействия трудно понять истинную ценность «Божественной комедии» Данте, «Сикстинской мадонны» Рафаэля, «Страстей по Иоанну» Баха, «Мессии» Генделя, «Торжественной мессы» Бетховена, «Пиеты» Микеланджело, «Троицы» А. Рублёва, «Явления Христа народу» А. Иванова или «Братьев Карамазовых» Ф. Достоевского. Всем своим содержанием, духовной направленностью и яркими художественными образами эти шедевры европейской культуры внушают воспринимающему их индивиду вдохновляющую идею, согласно которой жизнь человека и неприкосновенность его достоинства должны стать высшей ценностью и непоколебимым столпом нравственного порядка в обществе.

Данная нравственная максима в различных интерпретациях более или менее отчетливо прослеживается в тысячелетней динамике европейской философской и богословской мысли.

В истории западноевропейской философской и социологической мысли нетрудно обнаружить широкий спектр хорошо обоснованных суждений о решающей роли христианского миропонимания и человекоистолкования в формировании европейской системы ценностей. Р. Декарт, например, выдвинул идею закономерности природы, исходя из неизменности Бога; веру же в неизменность Божества обосновывал при помощи закона причинности. Опираясь на эти умозаключения, в процессе обоснования предпосылок классического рационализма он исходил из идеи высшей разумности божественного творения и усматривал назначение разума в установлении «подлинной ценности всех благ», истинность оснований которых гарантируется Богом. Г. Галилей утверждал, что «истина, познание которой нам дают математические доказательства, та же самая, какую знает божественная мудрость, но. способ божественного познания бесконечно многих истин, лишь малое число которых мы знаем, в высшей степени превосходит наш» [1, с. 202]. Д. Юм в своей доктрине о противопоставлении добродетели и порока отправлялся от библейского истолкования сущности человеколюбия и справедливости, составляющих основание всех подлинно ценных нравственных побуждений. В полном соответствии с основоположениями христианства И. Кант привносит в свое рационалистическое учение теологическую перспективу, так как в его интерпретации над всеми нравственными поступками реет «абсолютная ценность», подталкивающая не только отдельного индивида, но и весь мир к осуществлению ценности личности.

В обоснованной М. Вебером концепции происхождения капитализма из протестантской этики, направленной на рациональное преобразование действительности, добросовестный профессиональный труд рассматривается как высший способ служения Богу и одновременно как самая главная задача нравственной жизни человека.

В своей самобытной философии «всеединства» выдающийся православный философ Вл. Соловьёв из основных христианских канонов выводит «оправдание добра, т.е. учение о нравственности, оправдание истины (учение о знании) и оправдание красоты (учение о красоте)». Тем самым истоки нравственных ценностей, равно как и ценностей знания и красоты, он трактует как укорененные в основоположениях христианства. Он подчеркивал, что подлинная нравственность «признает безусловное значение каждого человека независимо от его предпочтений» и рассматривает человеческую жизнь в качестве высшей ценности.

Эти размышления созвучны с философской доктриной Н. Бердяева, ориентированной (в полном соответствии с основополагающими христианскими догматами) на «абсолютный, сверхприродный антропоцентризм» [2, с. 62]. Бердяев утверждал, что истинная антропология может быть основана лишь на откровении о Христе, в соответствии с которым персоналистская философия признает человека центром всего бытия и считает высшей ценностью примат свободы и творчество над бытием. Предвосхищая всесторонне обоснованную Р. Мертоном концепцию о решающей роли христианства в становлении науки, Бердяев подчеркивал, что именно христианство расчистило духовную почву для развития научного естествознания и техники.

Сформулированный Н.А. Бердяевым постулат о подготовке христианством духовной почвы для развития естествознания Р. Мертон перевел в плоскость историкосоциологического исследования возникновения науки и ее институционализации в XVII веке в Англии. В этом решающую роль, по его утверждению, сыграло влияние пуританства на духовную ситуацию той эпохи. «Пуританская этика как идеальнотипическое выражение ценностных установок, базисных для аскетического протестантизма. стала одним из важнейших элементов усиленного культивирования науки» [3, с. 797].

Вступление современного общества в эпоху постиндустриализма, информационного развития и созидания экономики знания, базирующейся на достижениях науки и инновациях, существенно оживило и актуализировало интерес приверженцев христианства к вдумчивому восприятию и осмыслению ценностей науки.

Папа Римский Бенедикт XVI подчеркивает: «Ценности черпают свою неприкосновенность из того, что они истинны и отвечают подлинным требованиям человеческого бытия» [4, с. 54]. И далее первосвященник продолжает: «Новый миропорядок, в необходимости которого едва ли кто сомневается, должен быть рациональным... Критерий рациональности берется исключительно из опыта научно обоснованной технической деятельности. Главное не отстать от науки, которая сама определяет свое направление. Ставка на техническую рациональность и ее возможности выступает здесь как европейская специфика» [4, с. 100-101].

В последнее время в научных и околонаучных, а также в богословских кругах существенно возрос интерес к проблематике возникновения Вселенной в результате «большого взрыва». Этот интерес обострился в связи с теми работами, которые проводятся на Большом адронном коллайдере и направлены на то, чтобы по возможности точнее воссоздать те условия, которые существовали в преддверии взрывного возникновения Вселенной. В ходе торжественных мероприятий, посвященных 90-летию Белорусского государственного университета, мне довелось побеседовать по проблемам физической космологии с директором Института объединенных атомных исследований в Дубне. В ходе этого разговора мы пришли к выводу, что одной их интереснейших научных проблем нашего времени является поиск ответа на вопрос: «А что было до того, когда еще ничего не было.» Очевидно, что на этот вопрос не может ответить, опираясь лишь на свои внутридисциплинарные методы, современная физика, равно как не в состоянии ответить на него своими дискурсивными размышлениями одна философия. Доказательный ответ на этот вопрос следует искать только совместными усилиями философов и физиков.

К этому вопросу прикован интерес некоторых весьма влиятельных богословов. Именно богословскому истолкованию данной проблемы посвящена очень интересная книга весьма влиятельного православного мыслителя, епископа Василия (Родзянко) - внука того самого Родзянко, который перед октябрьской революцией играл большую роль в российской Государственной Думе.

Следует отметить, что в современном христианском богословии, первыми с почтением высказались о теории большого взрыва не православные иерархи, а католические первосвященники - сначала папа Пий XII, а затем папа Иоанн Павел II. Иоанн Павел II, в частности, выступая в 1981 г. в Ватикане на конференции по проблемам астрономической космологии, сказал, что ученые могут изучать эволюцию Вселенной после «биг бэнга» (большого взрыва), но им не следует вдаваться в самый «биг бэнг», потому что это «момент творения», а поэтому дело Божие. «Наука сама по себе, - по его словам, - не может разрешить все такие вопросы: человеческое знание этого рода должно подняться над наукой и над астрофизикой, и над тем, что называется метафизикой; знание должно прийти прежде всего из Откровения Божия» [6]. Из общего контекста этих высказываний вытекает, что, по учению католической церкви, «биг бэнг», в соответствии с Библией, и есть творение мира.

Несколько иные акценты в истолковании данной проблемы расставляет православное богословие. Епископ Василий, проживающий ныне в США, утверждает, что трагическое событие, воплотившееся в библейском сюжете о грехопадении и об изгнании первых людей из Рая, с естественнонаучной точки зрения может быть помещено в контекст принятой современной наукой теории «большого взрыва» - модели вселенной, образовавшейся в результате некоего «удара», «толчка». Что было до «большого взрыва», какой мир существовал до этого толчка, - науке не известно, здесь начинается другая «епархия», не познаваемая теоретическими научными исследованиями. Ответ на этот вопрос нам, христианам, дает Библия: был прекрасный мир, сотворенный Богом, - место обитания первых людей». Наука как раз и имеет дело со «второй» вселенной, небесами в результате катастрофического отпадения от Божьего мира, - в результате «большого взрыва». Этот мир надо познать, в том числе и научно. Мир истинный, подлинный мир Божий, возникает в Божественном акте творения, в самом начале всего. Но постичь красоту и могущество творческого Божьего промысла дано не науке, а Библии, поэтому, признавая высокую ценность научного знания, надлежит «не смешивать разные, по существу не смешиваемые области, - науку и религию» [5, с. 11]. Стало быть, сотворенный Богом мир - это запредельность, о которой наука ничего не знает, вера же обращена в запредельное» [5, с. 33].

Отсюда следует вывод: научные теории и истины, в том числе и самые современные, по утверждениям христианских богословов, имеют очень большую ценность, но более высокой значимостью для человека, в том числе и ученого, обладает абсолютная истина, воплощенная в Священном Писании.

Литература

1. Галилей, Г. Избранные труды. - М., 1964.
2. Бердяев, Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. - М., 1989.
3. Мертон, Р. Социальная теория и социальная структура. - М., 2006.
4. Ратцингер, И. (Бенедикт XVI). Ценности в эпоху перемен. О соответствии вызовам времени. - М., 2007
5. Епископ Василий (Родзянко). Теория распада Вселенной и вера Отцов. Апологетика XXI века. - М., 1996.
6. Papas addresses to the Conference of the Astronomical Cosmology at Vatican. 1981.