Набросок к введению

Здание немецкой государственности — дело прошедших веков; оно не соответствует нашему времени, в его формах нашла свое полное выражение более чем тысячелетняя судьба; в нем живут справедливость и насилие, мужество и трусость, честь и кровь, нужда и благосостояние давно прошедших времен, давно истлевших поколений. Жизнь и силы, чье развитие и действие составляет гордость нынешнего поколения, безучастны к нему, не интересуются им и не зависят от него; это здание с его колоннами и украшениями стоит в стороне от духа времени.

До нас дошла легенда о немецкой свободе, о времени, равное которому едва ли можно найти во многих странах; тогда в Германии каждый отдельный человек был независим, не склонялся перед всеобщим, не раболепствовал перед государством, его честь и его судьба заключались в нем самом; тогда он по своему разумению и нраву либо расстрачивал силы в борьбе с миром, либо формировал его в соответствии со своими желаниями,— ведь государства еще не было, и отдельный человек, принадлежавший по своему характеру, нраву и религии к целому, не ограничивался этим целым в своей деятельности и в своих поступках (в своем противодействии миру), по ограничивал себя по своему разумению без страха и сомнений в себе.

Устойчивость, которую постепенно обрели эти владения, породила множество прав, лишенных единства и принципа и образующих скорее некую совокупность, чем систему; и требовалась величайшая проницательность для того, чтобы при их непоследовательности и хаотическом многообразии хотя бы несколько сгладить их противоречивость и привести их к какому-то единству. Так возникло здание немецкой государственности, отдельные части которого, каждый княжеский дом, каждое сословие, каждый город, каждый цех, все, обладающие какими-либо сословными правами, сами завоевали себе эти права; государству оставалось только подтвердить то, что уже было отторгнуто от него. Политическая власть и право отдельного человека в качестве государственного служащего или подданного не являются в Германии долей участия в управлении, определяемой в соответствии с организацией целого, а выполнение обязанностей отдельного сословия или должностного лица также не требуется в соотношении с устройством целого; но каждый член политического тела располагает властью в государстве, обладает правами и несет определенные обязанности только по воле своего сословия или корпорации. Поэтому принципы немецкого публичного права следует выводить не из какого-либо государственного правового понятия, например монархии, аристократии или демократии и т. п., а воспринимать их как повествования о реальных данностях; ведь владение появилось раньше, чем закон, и возникло оно не из законов, но то, что было приобретено, превращалось в законное право. Поэтому по своей исконной правовой основе немецкое государственное право является по существу частным правом, а политические права в Германии — законными владениями, собственностью.

Подобно тому как частное лицо «А» наследует, покупает или получает в дар дом «а», частное лицо «В» — сад «в» и т.

И какое государство может обладать лучшей организацией, чем то, где каждое право участия в действиях государственной власти определено самым тщательным образом, каждое связанное с этим обстоятельство становится темой самой продолжительной дискуссии, чем то государство, где забота об этой политической собственности осуществляется с самой скрупулезной пунктуальностью по отношению ко всему, к самым как будто не- значительным мелочам, подобно упорядочению занятия мест, ходьбы, титулов и т. д., с бесконечной, поразительной точностью в сохранении каждого права? В этом отношении Германская империя подобна царству природы — она неистощима в великом и непостижима в мелком, и именно эта ее сторона преисполняет посвященных в бесконечные детали ее прав изумлением и трепетом перед достоинствами немецкой государственности.

Стремление превратить власть государства в частную собственность есть не что иное, как путь к распаду государства, к уничтожению его в качестве силы.