«Новая философия» в идеологической жизни современной Франции

тивы левого движения, революцию и даже шире — на историю и место в ней человека.

Казалось, по прошествии почти десятилетия после упомянутых событий, выявившего несостоятельность политических иллюзий и социального утопизма леворадикального движения, «новые философы» должны были бы критически оценить свою прошлую деятельность.

Эти настроения выразительно сформулировал один из главных теоретиков «новой философии», Б.-А. Леви: «Прежде я верил вместе со всеми в радостную и освободительную революцию как в единственно стоящее благо. Я хотел политики и вмешивался в нее. Теперь я солдат, не верящий в победу»1. Разочарование в революции, прогрессе, пессимизм, вынесенный из майских событий, перемежаемые покаянной переоценкой прежних взглядов, сочетаются у «новых философов» с ярыми нападками на марксизм, на марксистско-ленинскую идеологию.

Отсюда понятно, почему это направление с самого начала своего появления сопровождалось столь широковещательной рекламой в западных средствах массовой информации. Буржуазия, как показывает история, буквально с распростертыми объятиями всегда принимала и принимает ренегатов левого движения, выступавших в прошлом под знаменем марксизма по убеждениям или кокетничая с ним в целях приобретения авторитета.

Внимание к только что появившейся «новой философии» было стимулировано также напряженной политической борьбой, развернувшейся в стране в преддверии парламентских выборов 1978 г. Монополистическая буржуазия и правые круги, опасаясь исхода выборов не в свою пользу, лихорадочно сплачивали тогда все идеологические резервы, стремясь не допустить победы левых сил. Союз социалистов и коммунистов, базировавшийся на совместном выдвижении антикризисной программы, намерении ограничить власть монополий, расширить социально-экономические права трудящихся, сократить безработицу, внушал надежды широким слоям трудящихся и имел серьезные шансы на успех. Активная деятельность группы молодых интеллектуалов, выдающих себя за раскаявшихся марксистов и предостерегающих против победы левых, способных-де ввергнуть страну в «социалистическое варварство», оказалась как нельзя кстати в развернутой правыми накануне выборов яростной идеологической кампании против прогрессивных сил 2.

С момента выхода «новой философии» на сцену идеологической жизни страны Французская коммунистическая партия подвергла политические заявления и теоретические концепции ее представителей острой критике, усмотрев в ней «многоголосый антимарксизм нового стиля и невиданного размаха», волну обскурантизма и реакции, захватившую сегодня страну. На XXIII съезде ФКП это явление было названо «идеологическим течением, в который раз хоронящим марксизм» и указано на его опасную цель — «совлечь массы, и прежде всего молодое поколение, с пути политической борьбы в рядах коммунистов»3. Марксистская критика отмечала иррационали- стические и пессимистические тенденции «новой философии», ее крайний антисоветизм и антикоммунизм.

Утверждение «новой философии» имело все признаки хорошо организованной идеологической акции, где ее самореклама и реклама буржуазных средств информации слились воедино, являя собой пример массированной идеологической атаки на общественное мнение.

Затем последовали их выступления в специальных теле- и радиопрограммах, организация серии «круглых столов» с участием авторитетных французских интеллектуалов (что вольно или невольно способствовало подогреванию интереса к новому направлению и придавало ему заранее определенную значимость), а также советологов и «критиков» марксизма. В довольно короткий срок появилось большое количество статей, интервью, выступлений, разъясняющих основные идеи и теоретическую программу направления, и т. д. По остроумному замечанию известного философа Ж. Делеза, средства массовой информации создали нечто вроде единой большой книги о «новой философии», «так что их труды, собственно говоря, могли бы вообще не существовать»5.

С выходом год спустя двух ставших сенсацией книг — «Варварство с человеческим лицом» Б.-А. Леви, явившейся философским и идеологическим манифестом движения, и «Властители-мыслители» А. Глюксмана, сформулировавшего и обосновавшего основные темы и теоретические позиции «новой философии», — она прочно вписалась в современную буржуазную французскую, а затем и западную философию в целом. Начиная с конца 70-х годов концепции «новых философов» подробно излагаются на страницах западной печати — в США, странах Латинской Америки, Италии, Португалии, Испании, Западной Германии и других, где необычно большими для теоретических работ тиражами выходят переводы их книг и возникают группы их последователей.

Со временем волна сенсационности вокруг этого течения постепенно спала, но их работы, особенно публичные выступления, по-прежнему остаются в поле зрения буржуазной «большой печати». Сегодня редкие идеологические и политические дискуссии во Франции и даже за ее пределами обходятся без участия «новых философов». Своими людьми стали они на радиостанциях «1 олос Америки» и «Свободная Европа», где весьма охотно излагают свою точку зрения на те или иные процессы, происходящие в мире, особенно в странах социализма. Привлекая «новых философов», эти подрывные пропагандистские центры рассчитывают придать «теоретический» вес своей деятельности по очернению социалистической действительности, искажению правды о внешней и внутренней политике стран социализма.

Им предоставляют и более широкую международную трибуну, в частности Глюксману, совершившему некоторое время назад большой лекционный вояж по западноевропейским странам в качестве «известного творца идей». Многочасовые выступления Глюксмана свелись к грубым выпадам в адрес Советского Союза и его миролюбивой политики, клевете на антивоенное движение в странах Запада, истерическим призывам не допустить «нового Мюнхена», под которым он имел в виду любую возможность переговоров между Западом и Востоком. Сменив красную рубаху «ультрареволюционера» на натовскую униформу, Глюксман предстал в роли послушного рупора пропагандистских служб НАТО6. Все это дает основание говорить о том, что «новая философия» отвечает политическим и идеологическим запросам не только французских, но и международных реакционных сил.

Для французской социальной мысли «новые философы» оказались явлением в некотором роде неординарным. С одной стороны, вызывала критическое отношение ье свойственная профессиональным философам, традиционно считающимся представителями академической науки, их активная деятельность по распространению, а вернее, по навязыванию с помощью буржуазных средств массовой информации своих взглядов, личная активность с целью саморекламы по методам «звезд» западного искусства и прочих знаменитостей.

В целом оценка «новой философии» французской критикой разных направлений представляет собой любопытный спектр определений, заключенных между двумя крайними мнениями: «величайшие философы нашего времени» («Монд») и «философский балаган» (критики Ф. Обраль и К. Делькур). Между этими оценочными полюсами есть и такие определения, как «новые гуру» — за их склонность к профетизму, «христогошисты» — за балансирование на грани философии и веры, «метафизики»— за теоретические спекуляции. Сами они охотно соглашаются с названием «потерянное поколение», отражающим пессимистическую рефлексию их политического прошлого, и т. д.

Что касается научных и университетских кругов, то они отнеслись к новому направлению весьма прохладно, практически отказывая ему в праве быть философией или по меньшей мере оригинальной философией. Такая позиция объясняется в значительной мере тем, что «новая философия» родилась не в рамках одной из сложившихся школ, она не обладает отличительными признаками систематически выстроенной теории. Это дает основание рассматривать ее как продукт саморекламы группы пре тенциозных интеллектуалов, как философию «с позиции силы», «литературно-философский маркетинг», а не как новую философскую школу.

««Новые философы», — отмечал Р.Арон, — не представляют оригинальную манеру философствования.

Основание для таких суждений давал прежде всего сам стиль философствования «новых» теоретиков. Казалось бы, во Франции, стране, где «целый ряд философских идей, получивших большой общественный резонанс, был высказан не профессиональными философами, а писателями, поэтами, историками, лингвистами, социолога- ми и психологами» трудно удивить кого-либо оригинальной формой рассуждений. Однако «новые философы» и здесь оказались исключением. Для многих из них характерно намеренно демонстративное пренебрежение к доказательности, систем но-логическому способу исследования, в котором они усматривают признак догматизма и схоластики. Это нередко оборачивается словесной эквилибристикой, вычурным, а подчас и просто туманным стилем изложения, введением произвольных и научно не оправданных неологизмов, морализированием, двусмысленной игрой понятиями. При этом они нападают на марксистскую традицию, требующую исходить при изучении социальных явлений из строго научного, конкрет- но-исторического анализа, умения видеть их сущность через призму таких основополагающих слагаемых общественной жизни, как способ производства, базис и надстройка, общественно-экономическая формация, производительные силы и производственные отношения, классы и т. д.

В стремлении «свести счет с диалектикой, материализмом, наукой, а заодно и с Марксом», замечает известный теоретик «левых» Р. Дебре, в целом критически относящийся к собственно философским взглядам «новых философов», молодое поколение теоретиков не отличается щепетильностью в том, что касается понятий, категорий, суждений, логики: «Оно играет в классики из прописных букв всех тем (Власть, Знание, Мысль, Желание, Господство и т. д.)... «Новые философы» знают все заранее, т. е. без рассуждений, без знания причин. О науке, не внося в нее ничего своего и не изучая ни одну из них; о социалистических странах, не побывав там ни разу, даже на каникулах...; о политической деятельности, не практикуя никакого политического действия (не говоря уже об ответственности); о «князьях», не общаясь с ними так часто, как Макиавелли; о государствах, не зная их механизма; о войне, ни разу не выстрелив из ружья и не пережив ни одной бомбежки... Критики без опыта, они громко рассуждают о том, чего не пережили сами» 10. По манере «новых философов» рассуждать на теоретические темы не на профессиональном языке самой науки их философию называют даже «поп-философией». Однако в этом отразились и более глубокие процессы, имеющие место в буржуазной общественной науке, а именно «новая философия» явилась ярким подтверждением определенной, все более углубляющейся на совре- менном Западе тенденции к размыванию специфики философии как науки, растворению ее в мифотворчестве, выходу за рамки философского профессионализма, к «философствованию» в нетрадиционной манере, подмене анализа игрой слов и символикой, сближению с образным, художественным стилем мышления. Эта тенденция, как отмечает Н. С. Автономова,— один из наиболее показательных симптомов кризисного состояния буржуазной философии, все более отказывающейся от того, чтобы быть строгой наукой, а также симптом общекультурного плана, говорящий о том, что «буржуазная цивилизация не выработала средств для глобального объективного самоописания: расширяя поле рационального, науч- но-теоретического охвата действительности в одних областях, она вынуждена ослаблять точность описания в других областях, вместо понятийной строгости пользоваться суггестивными намеками»11.

Для понимания того, какую эволюцию проделало мелкобуржуазное радикальное сознание, какие темы поднимает оно сегодня, немало дает дискуссия по поводу «новой философии» между «левыми» теоретиками и социалистами, организованная еженедельником «Нувель обсер- ватер» 12, которая показала неоднозначное отношение к ней и со стороны «левых». Одни приветствовали «новых философов» как «кандидов XX века, восставших против иррациональной реальности», «ярких стимуляторов мысли в вопросе о механизме господства человека над человеком» 13. Другие, например К. Касториадис, увидели их главную заслугу в том, что «левая» мысль впервые (западная печать упорно продолжает называть «новых философов» левыми без кавычек, хотя их левацкое прошлое дает о себе знать только в использовании мелкобуржуазной радикальной фразеологии, маскирующей давно уже правую, антимарксистскую, антикоммунистическую сущность их взглядов) сделала объектом своего анализа следующие темы: в теоретическом плане акцентировала внимание не на анализе экономических противоречий, а на системе власти; в плане практически-поли- тическом — не на политической организованной борьбе, а на автономном протесте личности против отчуждающей системы; в идеологическом плане она способствовала разрушению мистификаторского представления о том, что система власти оправданна сама по себе, поскольку она «научна» и «рациональна», а также разоблачению науки, идеологии и знания, которые стали ее послушным орудием и. Некоторые участники дискуссий рёзко возражали против претенциозных заявок «новых философов» на создание «новой метафизики», указывая на слабость собственно философской аргументации, декларативность выводов, поучающие интонации. Вместе с тем почти все они положительно оценили «роль» «новых философов» «в изучении левой мыслью опыта 68-го года», который, по мнению того же Р. Дебре, еще не проанализирован на Западе обстоятельно и не стал ни объектом серьезного анализа, ни предметом воспоминаний о прошлом 15. Другой «заслугой» «новых философов», по мнению, в частности, социолога Э. Морэна, близкого к левым социалистам, является «плодотворная идея» пересмотра марксизма с учетом опыта майско-июньского движения и решительная постановка вопроса о «коренной неудовлетворительности схемы так называемой левой мысли», опирающейся якобы на устаревший в сегодняшних условиях марксизм. Э. Морэн приветствовал также их «смелое обращение к следующим вопросам: должны ли понятия эксплуатации и господства относиться только к капитализму и единственное ли он сегодня зло? Марксизм, в который интеллигенция свято верила как в «непреходящую философию нашего времени» (имеется в виду известное высказывание Ж.-П. Сартра.— Л. //.), не искажает ли он скорее реальность, не мешает ли он рассматривать социалистическую действительность такой, какова она есть? Не нужно ли сегодня рассматривать Маркса как мыслителя гениального, но противоречивого, необходимого, но неудовлетворительного? Не нужно ли пересмотреть само понятие «социализм»?» 16.

Как можно видеть, и в этой дискуссии отразилось весьма двойственное отношение к «новым философам», идеи которых первоначально и в самом деле не вписывались в рамки привычных академических традиций. Однако их последующая теоретическая деятельность показала, что созданное ими направление— это отнюдь не преходящий, конъюнктурный эпизод в идейно-политиче- ской жизни Франции, каковым поспешили объявить его вначале многочисленные критики, и не только продукт буржуазных средств массовой информации или очередная вспышка антимарксизма. Теперь многие из них уже предостерегают против такого упрощенного представления. С появлением все новых работ этих философов становится все более ясным, что их концепции приобрели популярность на Западе еще и потому, что в них обобщены и обозначены уа^ьчу* прпбдАни. и тревоги сегод- няшнего мелкобуржуазного сознания, «оригинально выражено некое ощущение, своего рода реакция на зло нашего времени», как подметил тот же Р. Арон 17. И это не может не привлекать к ним внимание.

«Новая философия», как уже говорилось, объединяет довольно разнородных по своим теоретическим интересам философов. Одна их часть заметно тяготеет к антропологической проблематике (Бенуа, Долле, Жамбе, Лардро), другая —к историко-социологической: проблемам власти, государства, общества (Глюксман, Леви), третья — к левому спиритуализму (Клавель). К тому же они нередко полемизируют между собой по ряду вопросов. Вместе с тем сравнение взглядов «новых философов», уяснение общности исходных принципов и проблематики помогают обнаружить внутреннюю связь и концептуальную и идеологическую направленность выдвигаемых ими идей. В целом же «новая философия» выступает как совокупность ряда концепций о человеке, об обществе, об истории.

Рассматривать «новую философию» как единое течение дает основание прежде всего концентрация внимания всех ее представителей на проблеме власти, ее сущности и механизмах действия. Объектом их критики является любое современное государство, выступающее в их интерпретации в качестве инструмента тоталитаризма. Далее, их объединяет резко негативное отношение к рациональному методу мышления как якобы первопричине тоталитаризма и угнетения. Для них характерен склад мышления, тяготеющий к антирационализму, который с неизбежностью приводит к иррационалистическим спекуляциям. Критикуя разум, они вольно или невольно включаются в «крестовый поход» против рационализма, который осуществляется в невиданных масштабах в последнее десятилетие во Франции. Внешне связанный с пересмотром оценок наследия Декарта и французского Просвещения, он направлен против прогресса и разума, отстаиваемых в наше время наиболее последовательно и творчески марксизмом-ленинизмом, причем под Просвещением «новые философы», следуя за «франкфуртцами», в частности за Т. Адорно, подразумевают не столько исторически определенный этап в развитии человеческой мысли, яркий период интенсивного взлета науки и культуры, сколько якобы берущую с него начало гипертрофию роли человеческого познания и исторический оптимизм. Просвещение, а точнее, его «дух» отождествляется ими с Li.'-wj ,...униями на челове-

2-778 ~ 17 ческий разум вообще, которые нашли затем развернутое обоснование в гегелевском принципе тождества бытия и мышления, а позднее—в концепции М. Вебера о целесообразной рациональности как определяющей черте западноевропейской культуры.

Еще одной общей темой для «новых философов» является «человек в системе власти», его бытие в условиях организации социальной жизни современного буржуазного общества, причем индивид рассматривается как абстрактный человек, вне каких-либо связей с общественными классами, классовой борьбой и ее объективными целями. Ответы на перечисленные проблемы, которыми занимаются «новые философы» (это самое главное, что их объединяет), направлены не столько на положительное решение, сколько непосредственно против их марксистского понимания, на полное отрицание марксизма и его теоретических и практических средств познания и преобразования мира и человека. Платформа практического и теоретического объединений «новых философов»— стремление доказать несостоятельность научного коммунизма и марксистско-ленинской философии. На первый взгляд поднятые «новыми философами» проблемы обнаруживают общность их идеологических установок с установками «новых правых». Однако это только на первый взгляд. «Новые правые», появившиеся во Франции еще в конце 60-х годов, наиболее активно развернули свою деятельность десятилетие спустя в условиях общего поправения политической ситуации в стране, а точнее, с 1979 г., когда известный магнат печати, деятель крайне правого толка Р. Эрсан предоставил для широкого распространения идей «новых правых» свой многотиражные издания. Они нападали на демократию и принцип социального равенства, призывали к «европейскому возрождению» на базе реакционных расистских и националистических мифов о «крови и почве» в противовес «иудео-христианскому наследию», прославляли культ силы и сверхчеловека. Их идеи возрождали идеологические мифы, которыми некогда прикрывали свою ненависть к социальному прогрессу и гуманизму наиболее экстремистские шовинистические, националистические силы империализма— фашисты. Выступая с открыто элитарных позиций, «новые правые» для доказательства своих евгенических и расистских идей оперировали фальсифицированными данными биологической науки. Их концепции, направлены не только против марксизма, но й против либеральных и демократических тенденций, сторонники которых разделяли идеи социального равенства в их буржуазном понимании.

Казалось бы, что может быть общего между «новыми правыми» и «новыми философами», шумными критиками тоталитаризма и обвинителями современного государства в подавлении свободы личности? Разве что беспринципные методы проталкивания своих идей, заимствованные «правыми» у «неофилософов». В действительности между теми и другими существует естественное духовное родство. Его охарактеризовала французский критик-марксист И. Кинью. Девальвация в трудах «новых философов» науки и разума, отрицание марксизма, рассмотрение индивида вне его социального статуса и классовой борьбы, абсолютизация морали и «культурного сопротивления», сама проблематика и характер их выступлений подготовили идеологическую почву для появления «новых правых», отмечала она. «Имея такую теоретическую базу с пометкой «левая», вполне возможно переместиться на крайне правые идеологические позиции». Метание между гошизмом и идеологией правых, превращающее «новую философию» в идеологический маятник, замечает она, не должно никого удивлять. «Причиной хотя и не тождества, но известного совпадения взглядов явился антикоммунизм. Проводимый последовательно, он с логической закономерностью сталкивает на своем поприще самые крайние взгляды. При этом следует помнить, что нельзя безнаказанно отступать от позиций научной рациональности и что иррациональное в своей мягкой форме (у «новых философов») может питать грубую форму иррационального, которую представляют «новые правые»» 18.

Любопытно в этой связи признание ведущего теоретика «новых правых» А. де Бенуа, сетующего на то, что «левые» перехватили многие идеи, традиционно ассоциировавшиеся с правой идеологией. «С некоторого времени левые,— пишет он, имея в виду «новых философов»,— а не правые критикуют миф об абсолютном прогрессе, связанный с абсурдной идеей смысла истории... Именно левые подчеркивают границы редуцирующего рационализма и псевдогуманизма, констатируют, что дух масс скорее неустойчив, чем революционен, и т. д. Правые постепенно обнаруживают, что лишаются своих тем и теоретических установок» 19. Так же как и «новые философы», «новые правые» нападают на разум и рационализм, пропагандируют абсолютный пессимизм истории, основанный на отрицании идеи общественного прогресса.

Показательно, отмечает советский философ А. Д. Ма- зылу, рассматривающий преемственную связь этих двух течений как симптом консолидации всех реакционных идеологий на базе антикоммунизма, что, формально выступая с противоположных позиций, оба они в действительности оказываются в весьма близком идейном и духовном родстве. Антикоммунизм создает теоретический и моральный климат, в котором одинаково хорошо уживаются между собой, при их взаимной критике, и «новые правые», и вчерашние «неолевые». Они одинаково рьяно нападают на марксизм и гуманизм: одни — воюя против «варварства с человеческим лицом», другие—ратуя за «гуманизм с варварским лицом»20.