Объяснение и понимание

^ Именно на основании подобных повторяющихся фактов были сформулированы такие политологические конструкции, как «же- к лезный закон олигархии» Р. Михельса, теории правящей элиты 5 итальянских политологов и социологов Г. Моска и В. Парето, g марксистская концепция об определении политической надії стройки экономическим базисом и др. Другое дело, что при их о формулировании в расчет брались лишь отдельные факты, так § или иначе подтверждавшие эти конструкции, и практически игно- § рировались факты, которые им не соответствовали. Поэтому есте- 2 ственно, что они не всегда и не во всем выдерживали испытание 2 временем и социально-политическими реальностями. Дж. С. Милль ™ утверждал, что «индуктивные науки в новейшее время больше

CD

го сделали для прогресса логического метода, чем все профессио- 1- нальные философы».

Это, по-видимому, верно, но вопрос в том и состоит, 308 что социально-исторические и общественно-политичес- кие феномены и процессы не всегда поддаются строго логическому анализу и закономерностям причинно-следственной детерминации.

Политология и политическая философия представляют собой научные дисциплины в том смысле, что они имеют дело с объективно существующими феноменами, которые развиваются в соответствии с определенными закономерностями, поддаются квантификации, количественному измерению и математическим методам анализа. Вместе с тем важно учитывать, что четко сформулированные логические теории, конечно, привлекают своей стройностью, но на поверку оказываются слишком упрощенными и механистическими. Говорят, что Н. Бор не доверял чисто формальным и математическим доводам. «Нет, нет, — говорил он, — вы не размышляете, вы просто логично рассуждаете». Мало что дает и поиск математически точных определений и формулировок, в рамки которых можно было бы втиснуть все многообразие реальностей жизни.

Английские политэкономисты XIX в., сетовал в этой связи Й. Шум- петер, стремились к постоянному совершенствованию своих дефиниций, но оказались не в состоянии дать современникам четкого экономического руководства.

Политический анализ — это в некотором роде искусство, требующее реконструкции не только рациональных, поддающихся квантификации, калькуляции мотивов, интересов людей, но их иррациональных, подсознательных, неосознанных побуждений. Они не поддаются квантификации, математизации и другим атрибутам естественных наук, а требуют воображения, интуиции, психологичес- ш кого проникновения и т.д. Разумеется, мы можем выразить и изме- | рить в количественных терминах результаты выборов, их стоимость, 1 динамику численности сторонников тех или иных партий и т.д. Но о для таких важных категорий, как «благосостояние», «свобода», «ра- х

си

венство», «справедливость» это нереально. |

Можно сказать вслед за лордом Эктоном, что «любая власть раз- х вращает, а большая власть развращает абсолютно».

конкретно определить ту черту, за которой власть становится «большой», а развращенность «абсолютной». Причем сам 309

этот постулат следует рассматривать не как неоспоримый факт в духе непреложного естественного закона, а как тенденцию, возможность реализации, формы и степень которой зависят от конкретных личностей, обстоятельств, условий и т.д. В данном контексте политический анализ требует воображен ия, своего рода способности «мысленного эксперимента» по принципу «что было бы, если бы произошло то-то, или если бы было предпринято то-то». Он сопряжен не только с ретроспективой, но и перспективой в смысле предвидения и предвосхищения событий.

Важную роль в выявлении тех или иных особенностей и характеристик политических феноменов играют просто наблюдения за ними в течение более или менее длительного исторического периода. Именно на таких наблюдениях, а не на строгом научном анализе были построены, например, такие ставшие общепринятыми постулаты, как «человеку свойственно стремление к власти», «человек стремится к власти ради осуществления своих эгоистических интересов», «чувство страха толкает людей к бегству от свободы в объятия тиранов», «свобода экономического выбора неотделима от политической свободы».

Истина об общественной жизни лежит как в объективной реаль- з ности, так и в сфере мифологического, традиционного и т.д., оказы- о вающих значительное влияние на формирование основных контурі ров и содержание картины мира. К тому же в современных условиях ^ ряд важнейших социальных и политических проблем в обществе < приобретает социокультурное измерение. Поэтому очевидно, что по- ^ литические реалии, в том числе и политическое поведение отдель- ного человека или социальной группы в конкретных ситуациях, не- к возможно адекватно объяснить без учета социокультурного фона го политических явлений.

S Использование средств массовой информации, особенно визу- к альных, еще более усиливает значимость чувственного, эмоциональ- § ного, иррационального за счет рационального.

Человек как социальное существо имеет индивидуальное, 310 групповое, национально-историческое, социокультурное, об- щечеловеческое и иные измерения. Поэтому он является предметом изучения различных обществоведческих дисциплин — антропологии, этнографии, социологии, философии и т.д. Естественно, что человек как центральный субъект политических отношений и политического процесса не может оставаться вне поля зрения и политической философии.

Наука, претендующая на освещение реальной жизни, где центральное место занимает человек, не вправе игнорировать то, что можно обозначить понятием «человеческое измерение», которое весьма трудно, если не невозможно, втиснуть в прокрустово ложе искусственно сконструированных теорий, моделей, математических формул и т.д. Постигать не поддающиеся количественным измерениям и строгому научному анализу духовное начало, символический аспект общественной жизни — удел интуиции. Именно благодаря творческой интуиции постигается реальность в ее существенных чертах.

С этой точки зрения можно понять тех представителей западной общественно-политической мысли, которые сетуют на дегуманизацию политической науки, на исчезновение человека, его интересов и потребностей из фокуса ее внимания. Необходимо восстановить роль и значение человеческой личности как главного субъекта общественно-исторического процесса, вернуть в центр исследования человека и его основополагающие интересы, потребности, устремления.

Важную роль в социально-политическойжизни людей играет господствующая в обществе система политической символики.

го

Символы и знаки - это орудия, с помощью которых люди взаи- f модействуют друг с другом, и в этом отношении они являются сред- о ствами регуляции социального поведения. Более того, каждая на- s ция, каждый народ, каждое сообщество людей в процессе своей g истории вырабатывает собственный образ, или «самообраз», в зна- х чительной мере в разных символах и знаках. 3

Поскольку любая информация, воспринимаемая субъектом, О предстает в его глазах в качестве некоторой совокупности визуальных и звуковых символов и знаков, то он расшиф- 311

ровывает ее в формулах, имеющих для него смысл, усваивая и воспринимая лишь те из этих символов и знаков, которые вкладываются в систему координат его мировоззрения и картины мира. Знак, жест, чтобы служить в качестве адекватного элемента коммуникации, нес в себе одинаковый для всех ее участников смысл. Например, избиратель может голосовать разными способами, скажем, поднятием руки, опусканием бюллетеня и т.д., но не всякое поднятие руки есть акт голосования, необходимо, чтобы таковым его считали все те, для кого он имеет значение.

Эффективным средством в руках политолога и политического философа может стать политико-культурный подход, призванный объять социокультурное измерение политики. Он позволяет преодолеть формально-юридическое понимание политики, традиционный подход к ней в терминах политической системы, государственно-правовых институтов и т.д. Обосновывая необходимость отказа от формально-правового подхода к политике, один из зачинателей концепции политической культуры Г. Алмонд предлагал выделить два уровня исследования политической системы: институциональный и ориентационный.

Если первый уровень концентрирует внимание на исследовании институциональной структуры политической системы, то второй предусматривает изучение ориентации людей на эту систему и институты.

Политико-культурный подход дает возможность определить, почему одинаковые по своей форме социально-политические институты действуют по-разному в разных странах или же в силу каких причин те или иные институты оказываются дееспособными в одних странах и неприемлемыми в других. Он позволяет проникнуть вглубь обычного, поверхностного и одномерного видения политической системы и ее институтов, их деятельности и т.д., нащупать глубоко запрятанные корни национальных мифов, традиций, представлений и т.д., существующих в сознании всех членов общества от главы государства до маргинала.

Достоинством политико-культурного подхода является то, что он интегрируете себя социологию, социокультурологию, национальную психологию и новейшие методы исследования социальных и 312 политических установок людей в единый междисциплинар- ный подход. Это дает возможность полнее и глубже понять механизмы и закономерности реализации политических процессов. Этот факт особенно важно подчеркнуть, так как одной из главнейших проблем, которой занимается политология, является политическая культура, включающая ориентации, установки, национальные мифы, стереотипы и т.д. й т.п.

Незавершенность социальной и политической действительности, ее многообразие и многовариантность оставляют место для ее различных интерпретаций. К тому же познание социальной действительности связано с изменением ее самой. Сам акт познания может поставить под сомнение существующий порядок и, более того, подорвать его. Причем это является следствием не практического применения результатов познания, а самого процесса познания. Если в естественных науках упор делается на объяснении, то в общественных науках — на понимании. Объяснить — значит выявить внутренние и внешние связи между составными частями лабораторного эксперимента, призванного повторить или создать природный эффект.

В социальной и духовной сферах речь идет не только об объяснении вещей, но и об адекватном их понимании в смысле постижения. Объяснить социальный феномен — значит прежде всего «описать его». Например, «объяснение-описание» экономического кризиса заключается в установлении предшествовавших ему спекуляций, первых банкротств, повышения банковских учетных ставок и т.д.

Описание составляет существенную часть социальных и гуманитарных дисциплин и основу классифицирующего знания. Поскольку социальное - процесс реализации потребностей и устремлений людей, то понять его - значит определить совокупность намерений и представлений, лежащих в основе социальных феноменов. Классифицирующее знание требует теоретического фундамента, который в социальных и гуманитарных науках пронизан идеологическим содержанием. Если объяснение предполагает поиски причинно-следственных связей, то понимание — выявление глубинных мотивов человеческой деятельности.

Очевидно, что исследователь-гуманитарий вносит свой жизненный опыт в трактовку изучаемых им явлений. Прав был В. Диль- тей, говоривший, что исследование человеческих деяний, познание истины в сфере человеческой культуры требует внутреннего постижения с помощью иных средств, нежели наука, изучающая неодушевленные предметы. 313

Поэтому концепция социальной и гуманитарной науки, скопированная с естественной науки, была бы слишком ограниченной и бедной. Как отмечал Х.-Г. Гадамер, «науки о духе сближаются с такими способами постижения, которые лежат за пределами науки: с опытом философии, с опытом искусства, с опытом самой истории, все это такие способы постижения, в которых возвещает о себе истина, не подлежащая верификации методологическими средствами науки» [ 11, с. 39]. Дело в том, что социальные факты не являются фактами как таковыми в смысле застывших, овеществленных «фактов» природы. Они слагаются из действий людей и носят динамический характер.

Здесь немаловажную роль играют, как образно говорит С. Ля- туш, человеческие «жесты», которые, вызывая социальную трансформацию, оставляют ощутимые результаты в виде, например, произведений искусства, предметов потребления, машин, законов и т.д. Они составляют «социальную реальность в процессе реализации» [ 124, р. 49]. Оторвать результаты от сотворивших их «жестов» — значит закрыть путь к адекватному пониманию социальной реальности, которая в отличие от природной представляет собой некий «эпистемологический субъект» в том смысле, что исследующий ее ученый интегрально включен в нее. Ученый — часть исследуемого им объекта и в некотором роде участвует в процессе ее воспроизводства.

Так, Фукидид, Цезарь, Платон, Аристотель, Макиавелли, Маркс в той или иной степени вмешивались своими практическими действиями в качестве исторических субъектов в те феномены и процессы, которые они анализировали. Фукидид был изгнан из Афин как сторонник аристократии. Цезарь представлял себя читателю в своих «Комментариях о галльской войне». Платон пытался реализовать на практике свои теории в Сиракузах и составил свои законы, потерпев в этом неудачу. Аристотель разработал конституцию своего родного города Стагира. Макиавелли руководил иностранными делами Флоренции и лишь на основе уроков, извлеченных из этого опыта, написал книгу «Государь». Маркс анализировал необходимость исчезновения капитализма, руководя Первым Интернационалом.

Отношения между политической системой, политическими институтами и сферой общественно-политической мысли, как указывалось выше, складываются в тесном взаимодействии друг с другом, испытывая взаимное влияние. Уже в силу этого поли- 314 тический анализ не может основываться на одних только

фактах, поскольку конкретные факты приобретают значимость лишь в той мере, в какой их можно соотносить с целым, обеспечивающим теоретически обоснованный контекст для интерпретации фактов.

В определенном смысле невозможно рассматривать политические институты в отрыве от политической мысли, поскольку мысль и действие пронизывают друг друга. Задача политолога состоит в достижении самого тесного взаимодействия теории и эмпирического начала, рефлексии и действия, интерпретации и практической вовлеченности. В странах Запада достижения и разработки обществоведческих дисциплин нередко используются для решения экономических, социальных, политических и иных проблем.

Показательно, что на протяжении всей истории западного об- ществознания имела место социологизация его отраслей, усиление их прикладного характера. В частности, развитие эмпирических исследований в области политической социологии имело своей целью оказание практической помощи государству — составление конкретных рекомендаций по реализации политического контроля над обществом. Симптоматично, что в последние десятилетия в результате тесного взаимодействия и взаимослияния политологов, социологов, политэкономистов и т.д., с одной стороны, и представителей государственно-политических институтов - с другой, в большинстве развитых стран Запада образовался своего рода «политико-академический комплекс». Видные представители общественных наук часто совмещают политическую и академическую деятельность.

В «Критике чистого разума» И. Кант показал, что средства научного познания не в состоянии дать необходимую и обязательную для всех картину мира. Указав науке ее пределы, он провозгласил самостоятельность нравственных и эстетических доводов, ш полагая, что нормы науки составляют лишь один аспект в уясне- | нии высших ценностей. Здесь наряду с ними, но независимо от f них действуют также нормы нравственного сознания и эстетичес- о кого чувства. И в наше время беспрецедентно высокого уровня = развития научных знаний многие ученые четко осознают необхо- | димость признания наукой собственных границ и возможностей, т Они обосновывают мысль о том, что познание социально-истори- 3 ческого мира невозможно поднять до уровня науки, применяя ин- О дуктивные методы естественных наук. Х.-Г. Гадамер подчеркивал: «Единичное не служит простым подтверждени- 315

ем закономерности, которая в практических обстоятельствах позволяет делать предсказания. Напротив, идеалом здесь должно быть понимание самого явления в его однократной и исторической конкретности» [И, с. 745—746|.

Политики и государственные деятели чаше принимают решения на основе сложившихся у них мнений и даже интуиции, нежели одного только научного знания, математических формул и расчетов. В этом смысле политика скорее искусство, чем наука. Без добротной гипотезы эмпирические данные могут быть просто бесполезны. Здесь воображение и научное знание действуют рука об руку. И функции художника и ученого совпадают. Изображение мира политики в целом можно представить не как фотографирование, а как создание художественного портрета. То, как художник изображает, это не точная фотография, а концепция характера, его видение изображаемого объекта.

Подобным же образом мир, который мы рисуем в наших политических рассуждениях, постигается, а не только воспринимается. В нашем изображении политической реальности мы скорее представляем наши политические доводы, нежели воспроизводим политическую практику. Это по своей сущности субъективный образ. Доводы, образ, оценка — часть мира политики, так же как портрет, о созданный художником, является его частью мира. В мире полити- й ческого, в противоположность платоновскому разграничению между рЕ знанием и верой, знание и есть вера.

< История — не наука, а искусство, считал О. Шпенглер, по- ^ скольку историческое познание основывается на интуитивном §" восприятии «жизни и души», а не на логике. В отличие от науки, к история, утверждал он, может быть не «истинной» или «ложной», ^ а либо «глубокой» или «мелкой», и ее главным средством явля- g ются аналогия, образ, символ. При всей правоте Шпенглера к нельзя не дополнить его рассуждения замечанием, что история ? одновременно и наука, и искусство, она может быть и истинной, о и ложной, а историческое познание просто не может не основы- н ваться одновременно и на логике, и на интуиции, которые допол- 5 няют друг друга. Эти оценки еще более верны применительно к 2 миру политического.

л В политическом, особенно политико-философском, исследова- го нии равновеликое значение имеют как объяснение, так и оценка. ^ Без проникновения в сферу целей и идеалов не может быть и речи об адекватном изучении мира политического. Поэтому не 316 случайно, что, признавая значимость науки, которая долж- на установить закономерности причинно-следственных связей, И. Кант вместе с тем в качестве неотъемлемых элементов человеческого сознания рассматривал религиозные, нравственные, эстетические, этические начала, лежашие в основе свободы воли. Он был убежден в том, что точное естествознание возможно только в тех пределах, в которых применимы математические методы. Что касается истории, то ее невозможно вычислить в количественных терминах, и поэтому она есть совокупность всего того, что не имеет отношения к математике.

Политическая философия, как указывалось выше, имеет дело с пониманием и толкованием человеческих целей, а там, где речь идет о целях, непременно присутствуют ценности. Поэтому уже по самому определению изучение политики не может не иметь моральное измерение. Не случайно еще И. Кант выделял два самостоятельных уровня реальности — феноменальный, соответствующий науке, и ноуменальный, соответствующий этике.

Если первый создается человеческим разумом и рационален по своей природе, то второй трансцендентален по отношению к человеческому разуму, на нем зиждется этическая и духовная жизнь человека. Хотя в реальной жизни такое разграничение носит весьма условный характеру точки зрения идеально-типологической и эпистемологической оно вполне правомерно и даже необходимо. Такое разграничение следует провести и в сфере политической, особенно политико-правовой.

Вопрос о политической ассоциации — моральный; поскольку относится к ранжировке человеческих ценностей и наилучших средств их достижения. Другими словами, политико-философское исследование пронизано морально-этическим началом. В данном контексте исследователь концентрирует внимание прежде всего на наиболее актуальных в данный момент политических проблемах, не скрывая своих симпатий и антипатий, исходя из того, что наука ф не может быть ценностно нейтральной. Факт нельзя отделить от цен- I ности, ценностные соображения должны быть соотнесены со зна- | нием фактов. о

Задача исследователя состоит в том, чтобы выявить пути дости- s жения наибольшего совпадения между миром сущего и миром долж- § ного. Это говорит о том, что политический философ, как И ПОЛИТИ- х ческий ученый в самом широком смысле этого слова, должен нести J ответственность за общество, защищая человеческие ценности и не О превращаясь в изолированного от общественных проблем бесстрастного техника. Он должен поставить знания на 317 службу интересов переустройства общества. И зучение политики уже само по себе есть политический акт, и человек, занимающийся ею, должен способствовать исправлению всех форм несправедливости.

Политическое включает как статику, так и динамику, воплощающиеся соответственно в политическом порядке и политическом процессе. Важно учитывать, что динамизм бытия делает его вечно не завершенным и, наоборот, незавершенность бытия есть признак его динамизма. Эта незавершенность делает его открытым, что дает ему возможность теснейшим образом связаться с окружающей средой, постоянно получая из нее новую энергию.

Здесь необратимость и случайность являются не исключением, а общим правилом, они лежат в основе большинства процессов самоорганизации. Обратимость и жесткий детерминизм в окружающем нас мире характерны только для простых предельных случаев. Что касается человеческих сообществ, то они представляют собой сложные, открытые и нелинейные системы, способные к самоорганизации. Как известно, нелинейные уравнения в математике могут иметь несколько качественно различных решений. Подобным же образом нелинейность в социальном мире дает не один предопределенный, а несколько альтернативных путей развития, хотя спектр этих путей или направлений более или менее ограничен.

Поэтому очевидно, что таким сложно организованным системам, как человеческие сообщества, нельзя навязывать пути их развития. Для них существуют несколько альтернативных путей. Законы общественного развития, которые значительно менее устойчивы, нежели естественные законы, проявляются в разных институциональных, ценностно-нормативных, интеллектуальных условиях, раскладе социальных и политических сил, стечении обстоятельств и т.д. по-разному. Каждая конкретная общественно-историческая данность имеет собственные социальные и политические реальности и собственную систему детерминаций, приоритетов, предпочтений. Будучи переменными образованиями или величинами, они находятся в состоянии постоянного изменения и обновления.

В реальном социальном бытии, не просто сосуществуя, а взаимодействуя в постоянных противоречиях и конфликтах и как бы пронизывая друг друга, они создают целый веер возможных направлений общественно-исторического развития. Их отнюдь нельзя представлять как самодовлеющие прямые линии, обозначаемые либерализмом, консерватизмом, социал-демократизмом и марксизмом, способными двигаться каждый самостоятельно и изо- 318 лированно по своему пути.

Здесь действует принцип дополнительности, и согласно ему существуют разные линии и направления развития, которые как бы дополняют и стимулируют друг друга (например, по схеме: не будь идеализма, не было бы и материализма). Все это делает прогнозирование общественно-исторического процесса весьма трудным. Единственно, что мы можем точно знать, это то, что будущее имеет своей отправной точкой современное состояние вещей. В целом же наука о человеческой природе и обществе не способна установить точные рамки, в которых должна развиваться человеческая история, в том числе и мир политического.

Верно говорят, что история освещает не дорогу впереди, а, подобно кормовым огням корабля, только след, остающийся позади. Поэтому будущее нив коем случае нельзя представлять просто как расширенное настоящее. В развитии современного человечества могут быть некие «взрывные» фазы, результатом которых может стать радикальная перестройка структур, ценностей, норми т.д. жизнеустройства людей. Сам экспоненциальный рост, ставший динамической закономерностью современного мира, исключает прямолинейную экстраполяцию современности и усиливает возможность многовариантности мирового развития.

Таким образом, можно сказать, что ученый, исследующий социальную реальность, интегрально включен в нее. Он — часть исследуемого объекта и в некотором роде участвует в процессе ее воспроизводства. С данной точки зрения творение мира никогда не прекращается и, как говорил В. Соловьев, человек как сора- ботник Божий активно участвуете незавершенном еще сотворении мира.

Именно в силу этой незавершенности и открытости социального и политического мира политология должна концентрировать внимание на его динамической стороне. Сущностная характеристика политики — не покой, а движение, и в центре внимания по- ф литической науки находится политический процесс. Поэтому прав т Ж. Бордо, который говорил, что «политика не дает себя сфотог- | рафировать». о

Но динамику мира политического нельзя правильно понять без s всестороннего исследования, существующего в каждый данный ис- g торический период положения вещей. Политическая наука и поли- х тическая философия должны в равной степени охватывать как су- 5 шествующий политический порядок, где доминируют постоянные, О неизменные величины, так и политический процесс, где доминируют переменные величины. 319

Политический порядок включает структурные и системные элементы. Здесь важно исследовать проблемы политического господства и правления, господства и сотрудничества; формирования власти и политического неравенства; механизма правления в рамках различных государственно-политических систем; отношения людей с институтами власти; механизмы обеспечения единства, жизнеспособности и бесперебойного функционирования общества; политической социализации.

Очевидно, что все науки, как естественные, так и социальные и гуманитарные, невозможно поставить в один линейный ряд, связав их неким универсальным методом, основанным на монистическом законе в смысле регулярного постоянства явлений. Это не в последнюю очередь относится к политологии и политической философии. Они призваны исследовать мир политического во всей его тотальности. Основополагающим их принципом является разграничение не между фактом и ценностью или между средствами и целями, а между частью и целым.

При этом речь идет о том, чтобы соотнести часть с целым, рассматривать различные части в рамках целого. Например, отдельно взятого индивида невозможно понять в собственных терминах, если не учесть, что индивидуальные цели и идентичность конструируются его участием в семейных отношениях; семью, в свою очередь, нужно поставить в более широкий контекст социальных и политических отношений и т.д.