ПОЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ГЕГЕЛЯ: СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770—1831) — великий мыслитель-диалектик, творческие достижения которого представляют собой огромную веху в истории философской и политико-правовой мысли.

К.

Обширное теоретическое содержание и высокая философская культура гегелевского исследования общества, государства, права, социальных и политических явлений относятся к цепной стороне творческого наследия Гегеля. Они оказали значительное влияние на Маркса и Энгельса. Круг поставленных и освещенных в гегелевской политико-правовой философии проблем нередко совпадает или перекрещивается с проблематикой, привлекавшей их внимание как в ранний период творчества, так и в последующие годы. Политико-правовая теория Гегеля вот уже более полутора веков привлекает пристальный интерес многочисленных исследователей. Вокруг нее постоянно идут острые теоретические и идеологические дискуссии. Инте- рее к идеологическому, политико-правовому аспекту гегелевского учения особенно характерен для современных обращений к Гегелю.

В нашей стране уже давно уделяется большое внимание философским и политико-правовым произведениям Гегеля. Г. В. Плеханов, касаясь проблемы исторических судеб гегелевского учения, распространения и влияния его идей в различных странах, справедливо отмечал: «Вполне естественно, что влияние Гегеля всего больше на его родине, в Германии.

Заметное внимание к учению Гегеля в России обнаруживается уже в 30-е годы XIX в. Значительный интерес к его идеям проявили такие ведущие представители прогрессивной русской общественно-политической мысли, как Н. В. Станкевич, М. А. Бакунин, В. Г. Белинский, Н. П. Огарев, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, П. JI. Лавров и др. В своем подходе к философии Гегеля Герцен, Бакунин, Белинский и Чернышевский, критикуя идеи консервативного гегельянства в России, развивали плодотворную идею о необходимости союза повой философии (прежде всего гегелевской) с социализмом. Герцену принадлежит одна из самых блестящих во всей мировой литературе характеристик революционного смысла философии Гегеля как «алгебры революции» 1.

Линия прогрессивного, революционно-демократического и социалистического подхода к философии Гегеля в 60—70-е годы XIX в. в России была углублена п развита И. Г. Чернышевским, который, по характеристике В. И. Ленина, был «великим русским гегельянцем и материалистом» 2.

Заметное влияние идеи гегелевской философии права оказали на творчество таких видных русских ученых- юристов, как К. Неволип, П. Г. Редкнн, Б. Н. Чичерип, П. И. Новгородцев, чьи труды по гегелевской проблематике представляли собой в определенной мере положи- тельное явление в дореволюционной русской юридической литературе.

Начало марксистского, диалектико-материалистическо- го подхода к творчеству Гегеля в России восходит к работам Г. В. Плеханова. В его многочисленных произведениях были затронуты и проанализированы различные стороны и проблемы гегелевского учения, истории европейского и русского гегельянства, соотношения гегелевской и марксистской диалектики, роли Гегеля в истории философской и политической мысли, смысла последующей борьбы вокруг учения Гегеля в целом и его философии права, в частности.

Выдающаяся страница во всей истории исследований философии Гегеля связана с творчеством В.

Высокая оценка К. Марксом, Ф. Энгельсом и В. И. Лениным ценных и прогрессивных сторон учения Гегеля наряду с принципиальной критикой его идеализма, консервативных и антидемократических черт послужила исходной методологической основой для развертывания гегелеведческих исследований в советской литературе.

Наряду с трудами, посвященными анализу взглядов Гегеля, большая исследовательская работа в нашей стране проведена и проводится по переводу и изданию на русском языке (а также на языках ряда союзных республик) всех основных его произведений, в том числе по социально-политической и философско-правовой тематике 4.

О значении гегелеведческих исследований для всей нашей общественной науки, о росте влияния и авторитета советского гегелеведения на международной арене свидетельствует, в частности, тот факт, что первый в нашей стране международный конгресс по профилю философской и общественно-политической мысли — X Международный гогелевский конгресс (Москва, август 1974 г.) — был связан с именем Гегеля. Знаменательно и то, что в работе этого конгресса, в целом посвященного гегелевской диалектике, большое место было уделено вопросам политико-правовой теории Гегеля и ее связи с современностью, методологии философско-правовых исследований, актуальным аспектам диалектики общества, государства, права и политики.

В центре внимания советского политико-правового гегелеведення, в частности, стоят сегодпя проблемы дальнейшего углубленного сравнительного анализа гегелевской философии права и марксистско-ленинского учения о государстве и праве (аспекты исторической преемственности и принципиальной новизны; политико-правовые аспекты по томам «Гегель и Маркс», «Гегель и Ленин», «Гегель и молодой Маркс об отчуждении»; гегелевская и марксистская концепции соотношения личности, общества и государства).

ных лет, т. 1—2. М., 1970, 1971). а также перевод и издание его «Философии религии» (М„ 1075, 1977).

турному наследию прошлого и в тесной связи с решением актуальных задач современности.

Настоящее издание в заметной мере восполняет существенный пробел в деле публикации на русском языке ряда ранее не переведенных политико-правовых произведений Гегеля8. Инициатором начала работы по этому изданию был профессор А. А. Пионтковский, гегелевед- ческие труды которого широко известны у нас в стране и за рубежом.

Публикуемые в настоящем издании работы уже давно широко обсуждаются мировым гегелеведением и составляют предмет острых идейно-теоретических и источниковедческих дискуссий среди зарубежных исследователей Гегеля. Это особенно относится к ранним произведениям Гегеля, которые с начала XX в. и до настоящего времени продолжают привлекать интерес интерпретаторов различных направлений. Примечательно, что именно обращение к «молодому Гегелю» —«История молодого Гегеля» В. Дильтея (1905) и публикация в 1907 г. его учеником Г. Нолем ряда ранних гегелевских произведений — послужило начальной вехой «обновления» и «ренессанса» Гегеля. В молодом Гегеле был «открыт» тот «романтик», «мистик» и «иррациопалист», которого так недоставало, по многим представлениям, тогдашней философии.

Представление о Гегеле как политическом мыслителе сложилось в советской литературе под значительным влиянием его «Философии права». Политико-правовые произведения, включенные в настоящее издание, знакомят нас наряду с философско-правовым профилем творчества Гегеля (работы о естественном праве и системе нравственности) также и с его политической публицистикой (статьи о Вюртемберге и английском билле, комментарии к письмам Карта), с его взглядами на историю немецкого государства и права (Конституция Германии) и т. д. Как ранние, так и поздние произведения Гегеля свидетельствуют о его громадном и стойком интересе, помимо собственно философии, к социально-политической, исторической, правовой и нравственной проблематике. Так, уже в дневниковой записи от 1 июня 1785 г. юный Гегель отмечает, что «прагматическая история» зани- мается не пересказом голых фактов, а развитием характера великого человека, целой нации с ее нравами, обычаями, религией в сравнении с другими народами; показывает, как то или иное событие или изменение в государстве сказывается на жизни нации, ее характере ИТ.

Значительное влияние на становление и формирование философских и политико-правовых воззрений молодого Гегеля оказали уже в гимназический период произведения Платона и Аристотеля, трагедии Софокла. В результате ознакомления с историей и литературой античного мира, с подходом классиков античной политической мысли к проблемам государства, права и нравственности молодой Гегель воспринял, а в дальнейшем (применительно к новой социально-исторической и политической эпохе) модифицировал, углубил и развил идею Платона и Аристотеля о государстве как надиндиви- дуальной целостности и нравственной общности людей.

В университетские годы (1788—1793) Гегель наряду с работами античных авторов изучает философские и политико-правовые труды Руссо, Монтескье, Гердера, Шиллера, Якоби, Винкельмана, Канта и других мыслителей. Особый интерес Гегеля привлекает учение Руссо о воле («всеобщей воле» и «воле всех»), взгляд на государство как на «всеобщую волю». Всемирно-историческим событием того времени была Французская революция, влияние которой сказалось на всем творчестве Гегеля и его политических воззрениях. Не только для позиции молодого Гегеля, но и в целом для его взглядов на различных этапах эволюции характерны одобрительное отношение (в молодости — восхищение) к антифеодальному характеру, к первым шагам Французской революции, к идеям 1789 г. и резко отрицательные отзывы, неприязнь к якобинскому террору в дальнейшем ходе революции. Восприняв в политическом отношении антидеспотический, антифеодальный, антиклерикальный характер Французской революции и завоеванных ею политико-правовых свобод, в философско- теоретическом плане Гегель занимается поисками синте- 8а таких мировоззренческих компонентов его духовного опыта, как идеи Платона и Аристотеля, идеализированный образ античной Греции и греческого полиса, идеи французского и немецкого Просвещения, идеи и результаты Французской революции.

В одной из своих ранних работ — в «Народной религии и христианстве» (1792—1795) 7 — Гегель остро критикует христианскую религию в качестве частной религии и выражения только лишь моральной точки зрения отдельно взятого человека. Целостная нравственная жизнь народа нуждается, по мысли Гегеля, в нравственной «народной религии», как это имело место в античной Греции и в платоновских конструкциях идеального государства. Назначение «народной религии» Гегель видит в том, что она, развиваясь вместе с государственным устройством, призвана охранять всеобщность и целостность свободной и нравственной жизни народа, включающей в себя свободного индивида, от морально-религиозной автономии отдельных граждан.

Идеализированную им целостность дохристианского греческого полиса Гегель трактует таким образом, чтобы в этой нравственной целостности найти место и для свободы отдельного человека, т. е. примирить нравственный идеал целого, усмотренный в жизни греческого народа, с идеями Французской революции о свободе и праве. В этой связи представляется не вполне обоснованным утверждение доктора теологии Гамбургского университета Г. Шмидта, будто в это время «Гегелю не ясно, что греческий полис — как это показал уже провал Сократа — не мог никогда ни выполнить, ни признать требование отдельного человека» 8 (имеется в виду политическая свобода индивида в соотношении со свободной народной общностью). Дело не в том, будто Гегель плохо себе представлял меру свободы индивида в рамках гре- чесного полиса, ее ограниченность,— ведь Гегель и не делает из этой свободы отдельного члена полиса необходимого для современности идеала личной свободы. Гегель идеализирует не ограниченную меру индивидуальной свободы гражданина полиса, а сам полис как модель целостной правственной жизни народа. Таким образом, молодой Гегель уже в этот период признает права и свободы не в их атомистически-индивидуальной трактовке, не как свободу, с одной стороны, гражданина, а с другой — государства, но как целостную свободу, свободу целого народа, включающую свободу отдельных индивидов. Свобода как нравственное целое, обусловливающая вместе с тем и свободу составных компонентов этой целостности (в том числе — свободу индивида),— таков смысл концепции, которую развивает молодой Гегель в попытке примирения идеализированной античной нравственности и современной ему свободы, завоеванной в ходе Французской революции. Эта гегелевская концепция синтеза критически направлена против тогдашней немецкой феодальной государственности, против князей и церкви.

Окопчив университет, Гегель работает домашним учителем в Берне (1793—1796 гг.), Франкфурте (1797— 1800 гг.) и, готовясь к будущей университетской деятельности, углубленно изучает труды древних и новых классиков философской, исторической и политической мысли, в частности Платона, Аристотеля, Гроция, Гоббса, Юма, Локка, Вольтера, Монтескье, Руссо, Спинозы, Лейбница, Канта, Фихте, Шеллинга, Гиббона. В рукописи этого периода «Позитивность христианской религии» (над ней Гегель в основном работал в 1795—1796 гг., а затем неоднократно дописывал ее вплоть до 1800 г.) развивается и углубляется гегелевская концепция «народной религии» и критика христианства как частной религии 9. В данной работе Гегель с антифеодальных позиций критикует церковную систему и отстаивает права и свободы человеческого духа, человеческого разума. Замена языческой (античной) религии религией христианской знаменовала собой утрату наро- дом своей свободы и была следствием укоренения привычки подчиняться чужой воле и чуждым (для духа народа) законодательству и государственным учреждениям. Характеризуя изменения, происшедшие в процессе перехода от античной «народной религии» к христианству, Гегель писал: «Образ государства как результата своей деятельности исчез из сердца гражданина... незначительному числу граждан было поручено управление государственной машиной, и эти граждане служили только отдельными шестеренками, получая значение только от своего сочетания с другими...» 13 В этих условиях целостность нравственной жизни народа распалась, индивиды углубились в свою частпую жизнь, отчужденную от государства. Такую картину распада и отчуждения Гегель осксщает на примере позднего Рима. Сходные идеи Гегель использовал в дальнейшем при характеристике состояний правового отчуждения в «Фепоменологии духа».

Письма Гегеля бернского периода к Шеллипгу показывают, что верность «разуму и свободе» сочетается у него с выпадами против сторонников Робеспьера. Высокое достоинство человека состоит в том, чтобы быть свободным. «Это,— продолжает Гегель,— залог того, что исчезнет ореол, окружающий головы земных угнетателей и богов. Философы доказывают это достоинство, народы научатся его ощущать и тогда уже не станут требовать свое растоптанное в грязь право, а просто возьмут его обратно, присвоят его».

В процитированном выше письме (япварь 1795 г.) содержится следующее любопытное утверждепие: «С распространением идей того, каким что-либо должно быть, исчезпет безразличие серьезных людей, побуждавшее их без колебаний принимать то, что есть, таким, каким оно есть» и. Весьма поучительпо сопоставить это положение молодого Гегеля с прямо противоположным его суждением из Предисловия к «Философии права» (1820).

К берпскому периоду относится «Первая программа системы немецкого идеализма» (написана в начале лета 1796 г.), в которой содержатся столь чуждые для более позднего Гегеля — восхвалителя государства — мысли о 13

Там же, с. 188. 14

Там же, т. 2. М., 1971, с. 224, необходимости преодоления государства, установления вечного мира, достижения возможности равного развития для всех индивидов и т. д. «Прежде всего,— писал молодой Гегель,— идея человечества; я покажу, что не существует идеи государства, ибо государство есть нечто механическое, так же как не может быть идеи машины. Идею составляет только то, что имеет своим предметом свободу. Следовательно, мы должны выйти и за пределы государства! Ибо любое государство не может не рассматривать людей как механические шестеренки, а этого как раз делать нельзя... Одновременно я изложу принципы истории человечества и разоблачу до конца все эти жалкие творения рук человеческих — государство, конституцию, правительство, законодательство» 10.

Последующая эволюция гегелевского взгляда на государство (в частности, обожествление им государства в «Философии права») в свете тезиса молодого Гегеля о преодолении государства может показаться произвольным и малопонятным радикальным разрывом с собственными предшествующими представлениями, даже если последние и были временно заимствованы у сторонников иных воззрений. Однако изменепие в позиции Гегеля выглядит не столь разительным, если помимо внешней словесной формулировки гегелевского отношения к государству (отрицательное — в рассматриваемой работе, положительное — в последующих произведениях) учесть и собственно концептуальную сторону дела. Молодой Гегель отрицательно относился к государству как механизму, машине: государство отвергается им именно потому, что оно не есть воплощение и носитель идеи, что нет идеи государства. Поздний Гегель (в «Философии права» и других работах) восхваляет, обожествляет и философски оправдывает именно идею государства, государство как идею, но не государство как механизм и т. п. (отсюда — резкая критика Гегелем разного рода механистических концепций государства). И в том, и в другом случаях Гегель предстает как приверженец идеи — нравственного и разумного начала, наличие или отсутствие которого в рассматриваемом феномене (государстве) предопределяет

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ГЕГЕЛЯ: СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ 17

^^^иди^^^^и^д^м^ад і

отношение к нему Гегеля (и раннего и позднего). Этот момент концептуального постоянства (определяющая роль идеи) на фоне эволюции отношения Гегеля к тем или иным политико-правовым институтам и учреждениям составляет существенный аспект в формировании гегелевской философии государства и права в рамках завершенной системы идеалистической философии.

Существо дела, таким образом, состоит не в том, что на одном из этапов своей творческой эволюции Гегель просто заменил прежнее отрицательное отношение к государству положительным,— сама эта смена, носившая диалектический характер, была обусловлена углублением и конкретизацией прежнего подхода, в результате чего ранее отвергаемый и отрицаемый феномен (государство) был позднее понят и раскрыт в своей разумности, принят в сферу идеи и поднят до уровня идеального. Отходя от своего прежнего вывода, Гегель вместе с тем углублял и развивал свою позицию привержепца идеи, исходя из которой и был сделан этот, теперь оказавшийся несостоятельным, вывод.

В 1798 г. Гегелем была написана небольшая работа «О внутренних отношениях в Вюртемберге...» (с. 49) ,в. Друзья Гегеля отсоветовали ее публиковать ввиду ее явно оппозиционного характера. В ней Гегель, касаясь спора между герцогом Вюртемберга Фридрихом и ландтагом о месте и роли представительства, критикует феодальное государственное устройство Вюртемберга и выступает за введение справедливой конституции. Старое государственное устройство обречено па гибель, доверие населения к старому порядку управления утеряно. Необходимые изменения, ощущаемые всеми, должны быть осуществлены на новых справедливых и разумных началах (введение новой конституции, признание прав граждан формировать магистраты, уравнение прав сословий и т. д.), иначе, предупреждает Гегель, последствия окажутся еще более плачевными для правящих: произойдет взрыв и обманутая, угнетенная масса отомстит за несправедливость и бесчестность. Тогда и сами противники из-

18 Здесь и далее в скобках указаны страницы настоящего издания. менений окажутся под обломками пришедшего в полную негодность здания Вюртембергского государственного устройства.

Подход Гегеля к рассматриваемой проблематике показывает, что его позиция не исключает признания правомерности насильственного, по сути дела революционного пути преобразования отживших феодальных учреждений. Подчеркивая неизбежность изменений, Гегель патетически замечает: «Сколь слепы те, кто полагает, что можно сохранить учреждения, конституции, законы, живой дух которых исчез и которые не соответствуют более нравам, потребностям и взглядам людей; что формы, к которым не проявляют более интереса рассудок и чувство, достаточно могущественны, чтобы и впредь служить узами, объединяющими народ» (с. 50).

В 1798 г. во Франкфурте-на-Майне увидела свет первая публикация Гегеля — перевод с французского на немецкий язык и комментарии к работе швейцарского адвоката Карта (памфлет в письмах), представлявшая собой критику бернской олигархии (с. 54). В комментариях Гегеля содержатся острые нападки па деспотический произвол и беззаконие в деятельности бернских властей, особенно в вопросах судопроизводства. Он критикует форму правления, пе опирающуюся на конституцию и граждапские законы. При подобном правлении уголовная юрисдикция оказывается в руках чиновников правительства, обвиняемый лишается права иметь защитника, отсутствуют объективное следствие и суд. В этой связи Гегель ссылается на судебное дело одной девушки, которая была приговорена к смертной казни за вытравление плода. Нелепость приговора раскрылась лишь незадолго до казни, когда священник обнаружил беременность девушки. В Берне, заключает Гегель, нет уголовного кодекса, и само бернское правительство олицетворяет собой законодательную и судебную власть. Касаясь выборов в кантональный совет, Гегель рисует неприглядную картину политических махинаций бернской аристократии. С антифеодальных, буржуазно-гуманистических позиций исследует Гегель проблемы уголовного права и процесса, преступления и наказания и, критикуя феодаль- иую юстицию, отстаивает человеческое достоинство преступника (в суждениях о палаче и смертной казни, о тюремном заключении). Темы публичной казни Гегель касается в «Исторических этюдах» франкфуртского периода (фрагменты написаны в 1797—1800 гг.). Деспотизму, подчеркивает Гегель, удобнее убивать в темноте, нежели публично. В государствах, где судьба человека решается судом, не избранным самим народом из своей среды, публичность казни, по мысли Гегеля, приобретает какую-то видимость значения ввиду потребности суда оправдаться в глазах народа. Это соображение, однако, отпадает «в тех государствах, где у гражданина есть право требовать, чтобы его судили те, кто ему равны» 11. Гегель при этом имеет в виду, конечно, суд присяжных.

Внимание Гегеля во франкфуртский период привлекают и проблемы политической экономии. Так, он конспектирует и пишет комментарии к работе английского экономиста Джемса Стюарта «Исследование основ государственного хозяйства».

В «Исторических этюдах» Гегель подмечает и четко фиксирует основополагающее значение проблемы собственности в соотношении с законодательством и формами государственного устройства. «В государствах нового времени,— подчеркивает он,— обеспечение собственности — это ось, вокруг которой вращается все законодательство и с которой так или иначе соотносятся большей частью права граждан» 12.

В 1801 г. Гегель успешно проходит габилитацию (защита диссертации «Об орбитах планет» в ходе диспута и пробная лекция) и приступает к преподавательской деятельности в Иенском университете — центре тогдашней философской жизни, где ранее читали лекции Шиллер, Август и Фридрих Шлегели, Фихте, а с 1798 г. при содействии Гете — и молодой Шеллинг.

Идея, подчеркивает Гегель в тезисах к диссертации, есть синтез бесконечного и конечного, и вся философия заключается в идеях. Критическая же философия Канта, по оценке Гегеля, лишена идей. Противоречие, утверждается в первом тезисе, есть критерий истины, отсутствие противоречий — критерий заблуждения. Гносеологический смысл этого принципа сохраняется и в последующих произведениях Гегеля-диалектика, хотя как систематик он стремился его преодолеть, а как автор политического учения нередко злоупотреблял им. Весьма любопытен девятый тезис: «Естественное состояние не является несправедливым, и именно поэтому из него необходимо выйти» 13. В свете первого тезиса справедливое, непротиворечивое естественное состояние предстает как заблуждение; из последующего развития взглядов Гегеля мы знаем, что не добро, справедливость и т. п., а скорее зло — ведущее начало развития.

К 1798—1802 гг. относится незавершенная рукопись гегелевской работы — «Конституция Германии» (последняя редакция — в 1802 г.). В ней Гегель касается многих проблем, в частности истории Германской империи и ее распада на отдельные самостоятельные государства (княжества, земли и т. д.), современного ему положения дел с государственностью в Германии, характера взаимоотношений различных государств, европейской политики, войны, будущности германского государства и т. д.

Исходя из тезиса о том, что «Германия — больше не государство» (с. 65) и подкрепляя этот тезис многочисленными историческими, теоретико-правовыми, политическими и философскими соображениями, Гегель в конце работы высказывает надежду на возрождение Германской империи, на воссоздание в Германии единой государственной организации.

Гегель высмеивает тех авторов, которые упускают существо современного ему положения Германии в своем эпигонском применении аристотелевской классификации государственных форм (монархия, аристократия и т. д.). Гегель скорее склонен согласиться с вольтеровским определением состояния дел как анархии. Действительно, замечает Гегель, это было бы лучшим названием для германского государства, если бы Германия еще продолжала оставаться государством, но она уже даже и не государство. Германская империя, по характеристике

Гегеля,— не государственное целое, а конгломерат независимых и суверенных государств; в ней отсутствует необходимый общий центр (монарх и т. д.), обладающий верховной государственной властью.

Существенный момент понятия государства, по Гегелю, состоит в том, что масса людей объединяется (в государственную организацию) с целью создания совместной защиты своей собственности (Гегель при этом делает акцент на внешнеполитической стороне этой защиты) и государственной власти. Причем данная способность защищаться (от внешнего врага прежде всего) и власть государства должны быть реальны, а не фиктивны и иллюзорны. Постоянные поражения в войнах с другими европейскими державами (в последние годы — с Францией), потери все новых и новых имперских земель свидетельствуют, по оценке Гегеля, о том, что Германская империя не отвечает требованиям, вытекающим из понятия государства.

Расколотую на множество самостоятельных и враждующих между собой государств Германскую империю Гегель неоднократно сравнивает с раздробленной Италией. В этой связи он одобряет подход Макиавелли к проблеме объединения разрозненных частей страны в одно централизованное государство. Гегель отвергает поверхностные и пустые суждения людей, отождествляющих макиавеллизм с дурными принципами. Цель Макиавелли, замечает Гегель, состояла в том, чтобы возвысить Италию до уровня государства (заметим в скобках, что аналогичную цель применительно к Германии обосновывает и Гегель в рассматриваемой работе!), и совершенно неверпо расценивать учение Макиавелли как призыв к тирании или собрание морально-политических принципов, пригодных при любых обстоятельствах. Позицию Макиавелли Гегель раскрывает так: речь шла (в «Государе») о борьбе государственного начала против всякого рода анархии, которая включает в себя все остальные антигосударственные преступления; такая борьба — самый высший долг государства (самосохранение и уничтожение своих противников).

В своих надеждах на возрождение Германской империи Гегель вслед за Макиавелли делает ставку на великого государственного деятеля (типа Тезея или Ришелье), который сумел бы властной рукой завоевателя соединить толпу немецких обывателей, не желающих объединяться, в единую массу и принудить их к пониманию того, что они принадлежат к Германии (с. 176) 14.

Если Германия, пишет Гегель, не хочет после ряда войн разделить участь Италии и полностью подпасть под иноземную власть, она должна снова создать единую государственную организацию. Самым главным и существенным при этом является, по Гегелю, формирование государственной власти, которая осуществлялась бы верховным правителем страны при участии составных частей государства. Возрождение Германской империи в качестве государства (создание государственной власти и восстановление связи между императором и немецким народом) осуществимо, по мнению Гегеля, лишь посредством объединения всех немецких войск в одну армию.

Что же касается вопроса о тех или иных формах и путях организации судопроизводства, управления финансами и т. п., то Гегель относит их к числу несущественных для понятия государства. Речь при этом у Гегеля идет о принципиальной возможности двух типов государственного устройства — с централизацией и децентрализацией государственных функций (в области управления, финансов, суда и т. д.).

К первому типу — централизованному, «регулируемому государству» — Гегель относит Францию и Пруссию. В таком государстве все, имеющее сколько-нибудь общее значение, сосредоточено в руках центральной власти и изъято из ведения заинтересованных кругов населения.

Государство здесь предстает как машина, весь сложный механизм которой приводится в движение одной пружиной для регулирования всех существенных и несущественных (с точки зрения понятия государства) сфер общественной жизни. Имея в виду сторонников подобного государства-машины, Гегель критически замечает: они выдают за разумные принципы стремление педантично определять все детали, лишенное подлинной свободы рвение сосредоточить в руках цептральной власти все управление, неблагородную придирчивость центра по отношению ко всякой самостоятельной деятельности граждан, если только эта деятельность имеет какое-либо отношение даже не к государственной власти, а просто к вопросам общего значения.

Гегель защищает второй, децентрализованный, тип государства, в котором центральная государственная власть предоставляет своим подданным свободу во всем том, что не относится к прямому пазпачению государственной власти (ее организация и сохранение, внутренняя и внешняя ее безопасность). Священной обязанностью правительства (центральной власти) является, по Гегелю, как предоставление гражданам такой свободы самостоятельности, так и ее защита от разпого рода посягательств. Гегель пастойчиво проводит мьтсль об иллюзорности и эфемерности преимуществ государственной организации централизованного типа, которая не может рассчитывать на свободную приверженность своих подданных, на их чувство собствеппого достоинства и желание служить опорой государству — тот могучий дух, который проявляется лишь в государствах второго типа, где все, что можно, верховная власть передает в ведение своих подданных.

Резюмируя свои суждения по данной проблеме, Гегель пишет: мы различаем в государстве, с одной стороны, то, что необходимо государственной власти и, следовательно, должно находиться в ее прямом ведении; с другой стороны,— то, что необходимо для организованного в общество народа, но случайно, необязательно для государственной власти. Счастливым Гегель считает народ, которому государство предоставляет значительную свободу деятельности в вопросах общего характера, не имеющих первостепенного значения для государства в целом; в этом случае и само государство, опирающееся на свободный дух своего народа, оказывается безгранично сильным и могущественным.

В «Конституции Германии» Гегель выступает приверженцем сословно-представительной монархии. Принципом исконного германского государства, который утвердился впоследствии во всех европейских государствах, был принцип монархии, при которой монарх, возглавляя государственную власть, осуществлял управление страной при участии народа через посредство делегированных им представителей.

Говоря о создании обновленного немецкого централизованного государства, Гегель критичеп как к немецкой феодальной государственности, так и к французской модели буржуазного государства.

Возрождение и обновление немецкой государственности (Германской империи) Гегель связывает с необходимостью введения наряду с верховной властью монарха также и представительной системы. При этом Гегель — сторонник представительной системы в се обновленной, а не архаической форме. Однако модернизация форм государственно-правовой жизни (в том числе системы представительства) является, по мысли Гегеля, результатом самобытного развития каждой отдельной нации и не может быть решена путем простого заимствования достижений других народов.

Гегель высказывается за систему представительства и расценивает ее в качестве целой эпохи всемирной истории. Германцев Гегель рассматривает как народ, давший третий универсальный образ мирового духа — вслед за восточным деспотизмом и господством республики. Именно к германцам восходят, по Гегелю, истоки представительной системы. Но этой системы, распространенной во всех новых европейских государствах, не было в готовом виде в германских лесах, так как каждая нация должна самостоятельно пройти собственные ступени культуры, прежде чем вступить во всеобщую мировую взаимосвязь.

В этих положениях Гегеля присутствуют как влияние идей Монтескье, так и скрытая полемика с французским просветителем, который, рассматривая английскую представительную систему, в работе «О духе законов» писал, в частности, следующее: «Всякий, кто пожелает прочитать великолепное творение Тацита о нравах германцев, увидит, что свою идею политического правления англичане заимствовали у германцев. Эта прекрасная система найдена в лесах» 15.

Возрождение государственности в Германии должно, по мысли Гегеля, сопровождаться введением конституции, исходящей из признания принципа представительства (в ее сословно-представительной форме) и соответствующего преобразования всей системы государственных органов.

Имея в виду грядущего создателя Германской империи, Гегель подчеркивает, что этот новый Тезей должен обладать достаточным великодушием, чтобы предоставить народу право участия в общих делах. Поскольку же, добавляет Гегель, демократическое устройство афинского образца устарело и превратилось в условиях больших государств современности во внутреннее противоречие, необходимо участию народа в государственных делах придать форму организации, т. е. представительства.

Значительное внимание в «Конституции Германии» уделено рассмотрению проблем войны и мира, анализу взаимосвязи внутренней и внешней политики государств, характеристике войны как фактора и формы политики. В целом, подчеркивает Гегель, здоровье, жизнеспособность государства проявляются не только в покое мира, но и в движении войны. Свои суждения о войне Гегель высказывает в контексте освещения истории европейских войн в новое время и вытекающего из нее опыта. Бросаются в глаза реализм гегелевского подхода к данной проблематике и его отрицательное отношение к беспредметному и пустому морализированию по поводу вопросов политики, войны и роли силы в отношениях между государствами. Взаимоотношения различных государств Ге- гель трактует как коллизионные, конфликтные столкновения противоположных интересов, прав и сил; делом комбинации сил и политического решения является ответ на вопрос о защите подвергшихся опасности интересов и прав. И в этих условиях конфликта война решает вопрос не о том, какое из двух столкнувшихся прав есть подлинное — так как оба суть подлинные права,— а вопрос о том, какое право должно уступить другому.

В плане формирования гегелевской концепции философии государства и права «Конституция Германии» знаменательна прежде всего тем, что в ней определенно присутствует (хотя и непоследовательно, несистематически проводится) начало понятийного анализа политико-правовой действительности, стремление к постижению внутреннего смысла и разума происходящих явлений и существующего положения дел. Сюда относятся гегелевские попытки сформулировать «понятие государства», критика им подмены такого анализа реальности и ее тенденций разного рода благими пожеланиями, морализированием, порицаниями с точки зрения должного и т. п. В свете последующей эволюции взглядов Гегеля можно было бы сказать, что в «Конституции Германии» уже имеются довольно развитые фрагменты тех представлений, которые в завершенной форме сформулированы в Предисловии к «Философии права». В частности, мы имеем в виду гегелевскую формулировку задачи философии права (постижение в понятиях того, что есть,— разума действительности) , зачатки концепции действительности разума и разумности действительности, его критику подхода к государству и праву с субъективистских позиций должного и т. п.

Важной вехой в становлении и развитии гегелевской концепции нравственности, охватывающей социальную и политико-правовую проблематику, является работа «О научных способах исследования естественного права, его месте в практической философии и его отношении к науке о позитивном праве» (1802—1803). Наука естественного права, отмечает Гегель,— существенная часть философии. Гегель различает три способа научной трактовки естественного права: эмпирический, формальный и абсолютный. Два первых подхода Гегель критикует с по- зиций разрабатываемого им применительно к праву абсолютного способа. Эмпирический способ соответствует лишь первичным и начальным требованиям научного исследования — наличие формы единства при освещении предмета, а не простое повествование. Но требуемая наукой форма единства достигается при эмпирическом подходе случайным образом, поскольку в качестве сущности отношений рассматривается каким-нибудь образом выхваченная и зафиксированная определенность. Но тем самым не достигается и не исчерпывается тотальность и органическая целостность, хотя каждая из этих взаимо- сталкивающихся определепностей претендует па выражение цели и сущности целого.

В эмпирическом подходе (например, у Гоббса, Руссо — судя по гегелевской трактовке) господствует односторонность — при характеристике естественного состояния, природы человека и т. д. В отличие от эмпирического подхода формальный подход опирается па точку зрения рефлексии и абсолютизирует рассудок. Формальный подход, по Гегелю, представлен в учениях Канта и Фихте о естественном праве. В философии Капта отражена чистая абстракция, абстракция формы, безразличная к определенному содержанию.

Формальный подход проявляется и в учении Фихте о естественном праве. Хотя система Фихте страдает формализмом в меньшей степени, чем кантовская, однако и в ней едипство не внутренне присуще всеобщей воле, а достигается внешним и насильственным образом, поскольку отдельная субъективная воля противопоставлена всеобщей воле, а свобода индивида — всеобщей свободе. С этой позиции, замечает Гегель, возможно лишь внешнее единство всеобщего и отдельного, но невозможна нравственность — едипство всеобщей и индивидуальной свободы.

Смысл абсолютного подхода к естественному праву заключается в гегелевской конструкции абсолютной нравственности. Абсолютная нравственная целостность,— подчеркивает Гегель,— есть не что иное, как парод» (с. 228). Абсолютная нравственность обозначается Гегелем также как всеобщее, как дух народа. Подлинная нравственность представлена всеобщим, органически целым, а отдельный индивид, его мораль, право получают свой реальный смысл лишь как моменты тотальности. При этом Гегель ссылается на платоновское представление о справедливости как жизни в нравственном полисе и на аристотелевское положение о том, что государство по своей природе предшествует индивиду. Как болезнь или начало смерти живой нравственности характеризует Гегель состояние, когда отдельная часть выходит из-под господства целого, когда, например, моральный принцип возносят над абсолютной нравственностью, ставят на вершине публичного, частного и международного права. Легальность и моральность представляют собой лишь абстрактные моменты целостности, которые «снимаются» в абсолютной нравственности. Обосновывая свою концепцию абсолютной нравственности как целостности народной жизни, духа народа, Гегель ссылается на произведепие Монтескье «О духе законов».

Касаясь проблемы отношения философии естественного права к науке о позитивном праве, Гегель замечает, что значительная часть этой науки или даже она вся в целом могла бы войти в развитую систему философии. Ведь именно к компетенции философии относится выяснение внутренней истины и необходимости средств научного исследования, его понятий и принципов.

Как столкновение различных народных индивидуальностей, духов различных народов Гегель обосновывает необходимость войны, которая так же оберегает «нравственное здоровье народа», как движение ветра оберегает озеро от загнивания. С этих позиций отвергается длительный, а тем более вечный мир (с. 229).

Рассматриваемая работа не только в отдельных суждениях, оценках и ориентировках, но и по существу методологического подхода к политико-правовой сфере с позиций абсолютной нравственности во многом предвосхищает окончательные суждения Гегеля по затронутой проблематике и, в частности, идеи «Философии права».

Идея абсолютной нравственности развивалась Гегелем и в рукописи «Система нравственности» (с. 276), которая также относится к иенскому периоду. Нравственность трактуется в этой работе как синтез предшествующих моментов (абстрактной личности, семьи, морали). Она воплощается в народе как органическая тотальность.

Первое представление о гегелевской систематике философии, охватывающей как философию природы, так и философию духа, дают материалы лекционного курса, прочитанного Гегелем в 1805—1806 гг. Это — «Иенская реальная философия», впервые опубликованная И. Гофмейстером в 1931 г.16

Политико-правовая проблематика, относящаяся к сфере философии духа, раскрывается Гегелем в разделах о субъективном духе (проблема воли), действительном духе (вопросы договора, преступления и наказания, закона) , конституции. Гегель исходит из свободной воли индивида и абстрактного права индивида, которые получают свою реальность в действительности закона и государства. Представленная в государстве всеобщая воля субстанциальна по отношению к индивидуальным волям. С этой позиции Гегель критикует теории договорного происхождения общества и государства. Государство Гегель характеризует в этой работе как «дух действительности», «действительность царства небесного» 17. «Народный дух» употребляется теперь уже как синоним правительства (в широком смысле), государства. «Народ плох,— пишет он,— если плохо правительство, столь же плох, как и неразумен» 18

Говоря о той ужасной силе, которую получило государство, целое вообще, возникшее в результате Французской революции, Гегель подчеркивает необходимость и справедливость этой тирании и страшного господства, поскольку речь шла о конституировании и сохранении государства как действительного индивида и абсолютного духа (не различая пока объективный и абсолютный дух, Гегель в данной работе определяет государство как абсолютный дух). В этой связи Гегель солидаризируется со взглядами Макиавелли, согласно которому при конституировании государства убийство, коварство, бесчеловечность и т. д. не имеют значения зла: суверенитет госу- дарства можно основать лишь путем уничтожения противоборствующих претензий на суверенитеї.

В 1807 г. вышла в свет «Феноменология духа». Научная задача того времени видится Гегелю в раскрытии истины как научной системы, в том, чтобы понять и выразить истинное не только как субстанцию, но и как субъект. Но это тождество субъекта и объекта как истинное содержание науки (что присутствует уже у Шеллинга) должно постигаться не способом «интеллектуальной интуиции» (как это имеет место в системе Шеллинга), а в понятии, так как «только в понятии истина обладает стихией своего существования» 2\

На определенной ступени развивающееся сознание постигает нравствеппую субстанцию и дух как нравственную действительность. К этому разделу «Феноменологии духа» относится освещение совокупности нравственной проблематики (право, мораль, государство, война и т. д.).

Правовое состояние предстает как состояние отчуждения, когда нравственность народа распалась и всеобщее раздроблено на атомы — абсолютное множество индивидов; все они равны как лица. Принцип правового состояния соответствует индивидуализму стоицизма. Правовая личность (лицо) противостоит всем. Но подлинная жизнь отдельных частей лишь в целом. Дух и есть сила целого. Она представлена в правительстве (в широком смысле — как олицетворение власти) как целостности нравственной субстанции. Общественность может организоваться в систему личной независимости и собственности, личного и вещного права и независимым способом расчлененно добиваться осуществления своих единичных целей. Но эти права личности и правила общественной жизни, свидетельствующие о буржуазно-правовом характере гегелевской концепции личности и общества, действительны лишь в правительстве, в государстве. Другими словами, подлинно действительным является государство, а не общество и личность. Средством для преодоления возможной изоляции и отчуждения общества и индивидов от государства как целого является, по Гегелю, война. «Для того чтобы последние (т. е. формы изоляции от целого.— В. #.) не укоренились и не укрепились в этом изолировании, благодаря чему целое могло бы распасться и дух улетучился бы, правительство должно время от времени внутренне потрясать их посредством войн, парушать этим и расстраивать наладившийся порядок и право независимости; индивидам же, которые, углубляясь в это, отрываются от целого и неуклонно стремятся к пеприкосновенному для-себя-бытию и личной безопасности, дать почувствовать в указанной работе, возложенной на них, их господина-смерть» 19. Здесь война уже пе внешняя, а внутренняя политика.

Результат всей феноменологии духа резюмируется в том, что дух достиг своего понятия; дальнейшее развертывание духа, достигшего своего понятия, есть собственно философская наука в ее гегелевском понимании. Следовательно, значение всей «Феноменологии духа» в ее отношении к системе гегелевской философии состоит в обосновании понятия как специфического инструмента гегелевского философского анализа. Без выявления особого смысла категории «понятие» вообще невозможно уяснить ни один из разделов гегелевской философии, в том числе и «Философию права».

Но сама «Феноменология духа» не содержит в себе «понятие права», как это имеет место в «Философии права»; конечным ее (феноменологии духа) достижением является понятие вообще, дух, достигший своего понятия. Этот дух как попятие в своем развертывании в науку, в систему философии в одпом из своих обнаружений предстанет, как мы знаем из гоголевского учения, как понятие права. Но в сфере объективного духа (в философии права) Гегель уже не будет особо обосповывать научно-философский статус понятия права, поскольку в отношении понятия вообще он это сделал в «Феноменологии духа».

Таким образом, в «Феноменологии духа» нет понятийного рассмотрения предмета, по есть лишь путь являющегося и развивающегося сознания в направлении к понятию, тогда как в научной системе философии (начиная с «Логики» и включая «Философию права») речь идет именно о движении понятия. Понятийное рассмотрение политико-правовой проблематики на уровне философии права обладает более высоким рангом (собственно научным, философским статусом), чем в плоскости феноменологии духа.

С марта 1807 г. по октябрь 1808 г. Гегель живет в Бамберге, работая редактором «Бамбергской газеты». Журналистская работа, связанные с этим политические трудности и неоднократные стычки с цензурными властями тяготили его. Освободившись от газетного гнета и галеры, как характеризовал эту свою работу он сам, Гегель переезжает в Нюрнберг, занимая там в 1808— 1816 гг. должность ректора и профессора гимназии.

Уже в последние годы иенского периода Гегель находится под большим впечатлением личности и исторически-прогрессивных мероприятий Наполеона. С Наполеоном и его реформаторской деятельностью Гегель в это время связывает надежды на прогрессивное преобразование немецкой феодальной действительности в духе буржуазных прав, свобод и конституционных государственных учреждений. В Германии, по оценке Гегеля, отсутствует основной момент свободы, нет ясно очерченного круга обязанностей правительственных органов. «Есть великий, глубокий смысл в том,— пишет Гегель,— чтобы создать конституцию, тем более великий и глубокий, чем в большей степени в современной Германии правят и действуют безо всякой конституции, и это считают не только возможным, но даже более предпочтительным!» 20

Большие надежды связывает Гегель с введением в немецких государствах «Кодекса Наполеона», а еще лучше — также и некоторых частей французской конституции. Все это не может произойти добровольно, но лишь по воле французского императора, поскольку речь идет об устранении отживших, но все еще существующих государственных учреждений. «Но немцы,— отмечает Гегель в письме от 11 февраля 1808 г.,—еще слепы так же, как

98

двадцать лет тому назад» .

И Нюрнберге Гегель завершает одно из лучших творений своей философской мысли — «Науку логики» 29. «Паука логики», реализуя вывод «Феноменологии духа»,, освещает абсолютный метод познания, раскрывает диалектическое движение понятия, его «имманентное развитие» 30. На этом пути философия, по мысли Гегеля, предстает как объективная, доказательная наука. Называя свой подход спекулятивным, Гегель характеризует его как диалектическое постижение противоположностей в их единстве, постижение положительного в отрицательном.

«Наука логики», в которой разработана гегелевская диалектика, имеет не только специальный логико-философский, гносеологический, но и общесоциальный смысл. В ней представлены не только воззрения Гегеля-философа, но и Гегеля-исследователя социально-политической, этической и исторической проблематики. Разрабатывая свою концепцию логики и диалектики, Гегель исходит из того, что одна и та же диалектика, логика развития действенна и значима для всех сфер инобытия и бытия духа, в том числе, конечно, и для сферы общества, государства, права, политики, человеческой жизни, всемирной истории. Логическое изображение, подчеркивает Гегель, есть «всеобщий способ, в котором все отдельные способы сняты и заключены»31. Абсолютность диалектического метода Гегель видит в том, что ни один объект, в том числе государственно-правовая сфера и тематика, не может оказать ему (методу) сопротивления.

Представления Гегеля нюрнбергского периода о целостной системе философии и месте политико-правовых проблем в этой системе дает «Философская пропедевтика» (1808—1811) зг. В ней Гегель обосновывает широкий круг прав и свобод граждан. В основе права, подчеркивает он, лежит свобода отдельного человека, поскольку по своей сущности каждый является свободным человеком. 29

См.: Гегель. Наука логики, т. 1—3. М., 1970, 1971, 1972. Различные части работы были опубликованы Гегелем в 1812. 1813 и 1816 гг. 30

Гегель. Наука логики, т. 1. М., 1970, с. 79. 31

Там же, т. 3. М., 1972, с. 289. 32

Гегель. Работы разных лет. т. 2, с. 5—209.

2 Заказ № 2938

Отчуждать можно лишь внешнюю сферу права и свободы — собственность, тогда как свобода личности неотчуждаема.

Симпатии Гегеля па стороне наследственной монархии, необходимо ограниченной законами, чтобы не впасть в деспотизм. «Свобода,— пишет Гегель,— бывает вообще там, где господствует закон, а не произвол отдельного человека» 21.

Существенным для монархии Гегель считает как твердость власти правительства, так и защищенность прав граждан законами.

Реализацию подобных идей разумного правового и государственного устройства Гегель в этот период последовательно связывал с идущими из Франции влияниями, с военно-политическими успехами Наполеона. Отсюда его скептическое и даже отрицательное отношение к «патриотам» и «освободителям», к победам союзнической коалиции над Наполеоном.

Падение Наполеона Гегель воспринял как всемирно- историческую трагедию. «Великие дела свершились вокруг нас,— писал оп Нитхаммеру 29 апреля 1814 г.— Чудовищная драма — видеть, как гибнет небывалый гений. Это самое трагическое, что только бывает» 22. В том же письме Гегель отмечает, что этот поворот в событиях он предсказал уже в «Феноменологии духа». Принципиальная позиция Гегеля в этот период, исходя из которой он отрицательно относился к победе «казаков, башкир, прусских патриотов» и «прочих освободителей», состояла в том, что свободу он связывал с преодолением политико-правовых, государственных институтов и отношений старого феодального строя. А это мыслилось ему возможным лишь с помощью Франции, совершившей уже буржуазную революцию. В революционные возможности немецкой общественности он не верил, а немецкую национальную оппозицию, в том числе и движение студентов (буршеншафт), клеймил как «демагогию». Отрицательно, с иронией и сарказмом, относился он и к деятельности Венского конгресса. «Освобождение» от французов Гегель воспрппял как отход назад, чреватый реставрацией разрушенпых Наполеопом порядков. «Вчера,— иронически пишет Гегель 21 февраля 1815 г.,— я читал в «Moniteur», что герцог Брауншвейгский потребовал со своих вновь собравшихся сословий некую сумму денег, и, когда те отказали ему, велел арестовать их: хорошее зерцало грядущего» 23.

Как и Гете, Гегель не поддался царившим тогда в Германии антинаполеоновским настроениям и франкофобии. Временно торжествующая против Наполеона реакция, по мнению Гегеля, не может всерьез и надолго задержать ход исторического развития. Преодоление отживших политико-правовых порядков неминуемо. Все это хорошо понимал Гегель-диалектик. «Я считаю,— писал он 5 июля 181G г.,— что мировой дух скомандовал времени вперед. Этой команде противятся, но целое движется неодолимо и неприметно для глаз, как бронированная и сомкнутая фаланга, как движется солнце, все преодолевая и сметая на своем пути» 24.

Таковы общие стратегические параметры гегелевской политической ориентации после падения Наполеона и наступления реакции. Вместе с тем, как это видно из последующего творчества философа, эпоха' реставрации наложила определенный отпечаток и на взгляды Гегеля.

С октября 1816 г. Гегель — профессор Гейдельберг- ского университета, где он наряду с другими философскими дисциплинами читает также курс лекций по естественному праву и науке о государстве. В духе сложившейся обстановки Гегель уже во вступительной речи 28 октября 1816 г. с удовлетворением отмечает, что «немецкая пация с помощью оружия оставила худшее позади себя и спасла свою национальность — основу всякой живой жизни» 25.

В ноябре-декабре 1817 г. в «Гейдельбергских литературных ежегодниках» появляется работа Гегеля «Отчеты сословного собрания королевства Вюртемберг» 38, в которой он отстаивает идеи наследственной, конституционно оформленной, сословно-представительной монархии.

В названной работе Гегеля прослеживаются перипетии событий вокруг вопроса о вюртембергской конституции. Вюртембергский король Фридрих 15 марта 1815 г. предложил новую конституцию сословному собранию, куда входили главы княжеских и графских домов, выборные представители дворянства, а также депутаты городов. Конституция признавала свободу личности, равенство подданных перед законом, довольно широкие избирательные (активные и пассивные) права, предусматривала создание однопалатного сословного собрания. За представительным органом признавалось право участия в законодательстве, утверждения налогов, контроля пад государственными расходами и т. п.

Представители прежних привилегированных сословий (агнаты королевского дома, князья, графы, дворяне) и некоторые другие члены созванного королем собрания со ссылкой на решение Венского конгресса отказались принять эту конституцию, требуя восстановления и сохранения всех своих прежних прав и привилегий. Дебаты длились почти два года, но так ни к чему и не привели.

Отстаивая идеи королевского проекта конституции, Гегель в названной работе резко критикует претензии владетельных господ вернуть то, что ушло безвозвратно. Старое право, на которое ссылаются привилегированные слои, подчеркивал Гегель, может быть отменено, если изменится основа, служившая условием его существования. Точке зрения старого права он противопоставляет идею разумного права, которая должна быть реализована во всей государственно-правовой жизни. С этих позиций Гегель в ряде пунктов расходится и с королевским проектом конституции. Эти расхождения весьма характерны для гегелевских теоретических положений о государстве и праве.

Чрезмерную крайность этого проекта он видит в почти неограниченном пассивном избираіельном праве и широком активном избирательном праве, ограниченном лишь возрастом (25 лет) и незначительным имущественным цензом.

В этих положениях Гегеля не устраивает отсутствие органического принципа связи целого и части. «Граждане,— пишет он, критикуя проект конституции,— уподоб- .чиются изолированным атомам, а собрания избирателей — бесформенным, хаотическим скоплениям; народ в целом растворяется в сборище отдельных людей — облик, который никогда не должен принимать общественный организм при совершении целенаправленных действий. і)то самый недостойный его облик, наиболее отдаляющий 1»ГО от понятия духовного единства» 26. Противоядие против подобных «французских абстракций» и дробления органического целого на атомы Гегель видит в восстановлении политического значения средневековых корпораций и товариществ (сообществ) как важных жизненных сфер государства.

Правда, Гегель оговаривается, что эти организации следует включить в государство как некое органическое целое, предварительно лишив их прежних неправомерных претензий. Однако подобные оговорки не меняют существа дела: гегелевские мысли о государстве как органическом целом и корпорациях как такой его части, через которую и должно осуществляться участие индивидов в делах целого, направлены на примирение и компромисс нового и старого, носят определенно антидемократический, консервативный характер, столь типичный и для последующих политико-правовых построений Гегеля.

Подобные черты рассматриваемого произведения явно отличают его от работы о Вюртембергской конституции 1798 г. Поэтому нет оснований утверждать, как это делал Георг Лассон, будто Гегель даже в частностях остается верен прежней позиции27.

В тот же Гейдельбергский период в печати появляется гегелевская «Энциклопедия философских наук» (1817), третья часть которой — «Философия духа» 28 — содержит в уже почти завершенном виде основные положения гегелевской философии права. Вся проблематика права, морали и нравственности рассматривается как сфера объективного духа.

В октябре 1818 г. Гегель при содействии прусского министра Карла Альтенштейна получает место профессора в Берлинском университете. Во вступительной речи к лекциям 22 октября 1818 г. Гегель во многом повторяет аналогичное выступление в Гейдельберге, однако уже восхваляя Пруссию, «великую борьбу» ее народа в единении со своим королем «за самостоятельность, за уничтожение чужой бездушной тирании» (с. 369).

Политические настроения Гегеля в этот период хорошо отражены в его письмах. Как и прежде, студенческую оппозицию он квалифицирует как «политические махинации буршеншафта» 42. При этом Гегель не упускает случая взвалить часть вины на одобрительно относившихся к буршеншафту профессоров, в особенности на своего соперника профессора Якоба Фридриха Фриза, уволенного в 1817 г. реакцией с преподавательской работы.

Но Гегель не был, конечно, солидарен и с реакционными противниками буршеншафта. Его удручала вся обстановка деятельности так называемой Майнцской комиссии (специальная комиссия для расследования дел буршеншафта во всей Германии). В ряде случаев Гегель даже брал под защиту преследуемого полицией члена буршеншафта.

В берлинский период творчество Гегеля достигает своей вершины. Вместе с тем усиливаются консервативные черты его политических воззрений. В начале октября 1820 г. выходит из печати «Философия права» — одно из самых знаменитых произведений во всей истории политических учений.

В «Философии права» систематически разработана политико-правовая теория Гегеля как составная часть всей его философии.

Другие свои лекции в Берлинском университете (по философии истории, истории философии, истории религии и эстетике) Гегель сам не издал в качестве отдельных работ. Это посмертно сделали его ученики (Э. Ганс, Г. Гото, Ф. Мархейнеке и др.). Наибольший интерес из этих произведений с точки зрения проблем государства и права представляет «Философия истории», освещающая всемирно-исторический прогресс в сознании свободы. 42 Гегель. Работы разных лет, т. 2, с. 380.

Последней прижизненной публикацией Гегеля была статья 1831 г. «Английский билль о реформе». Статья отражает гегелевскую установку на такое постепенное вживание нового в уже существующее, которое исключило бы опасность революционного взрыва. Гегель выступает против проекта реформы, которая, по его мнению, предусматривает слишком значительное расширение избирательного права. После такой радикальной реформы народ, по его мнению, станет самостоятельной политической силой, вызывая у недовольных соблазн использовать его. Гегель высказывает опасение, что при слабости монархической власти недовольная итогами выборов в парламент оппозиция может опереться на народ, слишком широко вовлеченный биллем о реформе в активную политическую жизнь. А это, заключает он, повлечет за собой вместо реформы революцию (с. 413). Гегель берлинского периода в отличие от юпого Гегеля уже не ждет революции, а предостерегает от пее. Угроза возможной революции, использованная как аргумент в пользу прогрессивных изменений в работе о Вюртембергской конституции 1798 г., превращается в довод против поспешного прогресса. Критик бернской аристократии в конце жизни защищает позиции английской аристократии от опасности демократических нововведений.

Но берлинские работы Гегеля — не только консервативны. В педрах гегелевской системы живет, хотя и в свернутой форме, дух диалектики, изменений, критики. Идея свободы, как сказал бы Гегель, признана в ее необходимости. А в ту эпоху эта идея развивалась под определяющим влиянием Французской революции, всемирно-историческое значение которой признает и поздний Гегель.

По сути дела Гегель и в конце своего творческого пути остался верен антитираническим и антидеспотическим настроениям своей юности, навеянным Французской революцией идеям свободы и прав человека. Углубилось понимание этих проблем, изменились их смысл и трактовка. Сами политические настроения философа эволюционировали в сторону консерватизма. Показательно в этом плане сопоставление его работ о Вюртембергской конституции (1798) и об английском билле о реформе (1831).

Правда, и здесь не следует впадать в упрощенчество и конструировать некую прямолинейную схему наращивания во взглядах Гегеля охранительно-консервативных тенденций. Так, применительно к названным работам необходимо учесть, что для Вюртемберга конца 90-х годов XVIII в. характерны феодальные политико-правовые порядки, тогда как Англия 30-х годов XIX в. была буржуазной конституционной монархией. Революция, допускаемая и уместная в первом случае, опасна и вредна во втором — таковы крайние полюса гегелевского радикализма и консерватизма, вполне естественные для умеренного буржуазного идеолога. Допуская революцию в виде крайней радикальной меры против старого, феодального произвола, Гегель вместе с тем с консервативно-охранительных позиций берет под свою философскую защиту буржуазный строй, его институты и порядки: его радикализм носит антифеодальный характер, консерватизм — буржуазный. Гегелевское философское оправдание действительности — социально-политической и государственно- правовой — подразумевает, как это хорошо видно из всего творчества Гегеля и особенно из его «Философии права», ее буржуазный характер. Только такое допущение позволяет ему философски раскрыть эту действительность как идею свободы и права — в ходе диалектического самодвижения понятия права и его реализации в формы наличного бытия объективного духа, в реальный мир разумных, свободных и правовых отношений и учреждений. Именно буржуазному строю эквивалентны и адекватны, по Гегелю, развитые понятия разума, свободы и права: обоснованию такого соответствия логического и исторического посвящены по существу все философские усилия Гегеля при анализе смысла, результатов и перспектив всемирно- исторического прогресса свободы.

Буржуазная (по своему конкретно-историческому содержанию) действительность, о которой идет речь в «Философии права» и во всей его политической философии, существенно отличается от тогдашней полуфеодальной немецкой (в том числе — прусской) действительности (в обычном, негегелевском, употреблении этого слова). Однако эти две различные «действительности» критически не противопоставляются друг другу. И это не может быть объяснено простым приспособленчеством философа к прусским порядкам, прямым отходом в «Философии права» от той критики Пруссии, которая имелась в «Конституции Германии». Прежде всего следует иметь в виду, что со времени «Конституции Германии» в определенной мере изменилась — в ходе буржуазных по своему характеру реформ Штейна и Гарденберга — и сама Пруссия, вступившая в принципе на путь буржуазных преобразований. Несколько преувеличивая меру прогрессивно- буржуазных преобразований в Пруссии, Гегель вместе с тем никак не идеализировал существовавшие прусские порядки и не копировал их в своих философско-правовых концепциях. Он определенно отмечал необходимость дальнейшего прогресса страны на путях буржуазных рефом. Показательно в этом плане его письмо (октябрь 1820 г.) прусскому канцлеру Гарденбергу. Направляя ему только что вышедшую из печати «Философию права», Гегель даже в своем «верноподданпейшем» обращепин к канцлеру счел нужным отметить: «Я знал, что в моем изложении предмета, рассмотрение которого требуют от меня мои служебные обязанности, главной целью является научный разбор и теоретическая форма, что научные устремления мои направлены па удаление из философии всего того, что незаконно узурпировало это наименование, и, далее, па доказательство полного взаимосогласия философии с теми основоположениями, в которых испытывает нужду природа государства вообще, наиболее же непосредственно на доказательство полного взаимосогласия философии со всем тем, что отчасти обрело, отчасти же столь счастливо обретет в дальнейшем при просвещенном правлении Его величества короля и под мудрым руководством Вашего сиятельства Прусское государство, принадлежность каковому именно посему не может не быть поводом для особенного удовлетворения» 29. Как видим, удовлетворенность Гегеля Пруссией даже в таком щепетильном случае (все же письмо к канцлеру!) было условное, с оговоркой.

Кроме того, известная некритичность и приукрашивание существующей действительности диктовались и об- щеметодологическими установками гегелевского объективного идеализма: конструирование целостной философской системы, исходящей из принципа тождества мышления и бытия, действительного и разумного и требовавшей постижения разума действительности в философских понятиях, неизбежно вынуждало преувеличивать степень совершенства и разумности современной философу немецкой действительности. Иначе Гегелю пришлось бы, оставив позиции «действительности», вступить в отвергаемый им зыбкий «мир должного». Этим во многом обусловлены характерные для гегелевской политической философии черты компромиссности, терпимого отношения к устаревшим формам и институтам политической жизни.

Подобные моменты не должны, однако, вводить нас в заблуждение относительно политического содержания гегелевского политико-правового идеала — конституционной монархии, которой в современной Гегелю Пруссии, конечно, не было. Это была философски обоснованная политико-правовая программа исторически-прогрессивных буржуазных преобразований. «Наконец,— писал Ф. Энгельс,— и немецкая философия, этот наиболее сложный, но в то же время и надежнейший показатель развития немецкой мысли, встала на сторону буржуазии, когда Гегель в своей «Философии права» объявил конституционную монархию высшей и совершеннейшей формой правления. Иными словами, он возвестил о близком пришествии отечественной буржуазии к власти» 30. Имея в виду именно буржуазный смысл гегелевской философии права, К. Маркс характеризовал ее как «немецкий мысленный образ современного государства» 31.

В конкретно-историческом плане политически прогрессивный, по существу — буржуазный характер гегелевского учения, при всей его умеренности и компромиссности, не подлежит сомнению. Поэтому очевидна несостоятельность ранее имевшей хождение оценки философии Гегеля (в том числе и его философии права) как «аристократической реакции», по сутп дела зачислявшей ее в разряд феодальных доктрин.

Выяснение буржуазного политического характера гегелевского учения — важный, но не единственный аспект оценки политико-правового содержания гегелевской философии права, поскольку само это содержание не может быть сведено лишь к определенному набору умеренно- буржуазных воззрений. Эти воззрения лишь условно могут быть отделены от обосновывающих их логических форм и теоретических конструкций, поскольку в самом гегелевском учении они даны в единстве. Свой специфический смысл данные воззрения приобретают лишь в свете той роли, которую играют в гегелевской диалектике политики и права эти теоретические конструкции (в частности, концепция разумной действительности, реализация свободы в диалектически-конкретизированный и иерар- хизированный ряд прав, приоритет всеобщего и целостного над его составными частями, возвышение государства над обществом, народом и индивидом и т. д.). Поэтому при оценке политико-правового содержания гегелевского учения не следует упускать того, что теоретические конструкции его политической диалектики отмечены чертами антидемократичности, антилиберализма и конформизма.

Эти аспекты гегелевского учения были в свое время интерпретированы неогегельянцами (Г. Лассон, Ю. Бин- дер, К. Ларенц, В. Шенфелд, Т. Гаеринг, Д. Джентиле и др.) в профашистских целях. Для либеральных же критиков Гегеля (К. Поппер, Б. Рассел, И. Фетчер, Э. То- пич, В. Таймер, Я. Гоммес и др.) наличие в учении Гегеля таких аспектов послужило основанием для обвинения его в тоталитаризме и оправдания насилия. Если и те, и другие в своих односторонних трактовках и оценках гегелевской философии права явно игнорируют конкрет- но-исторический аспект ее содержания, то современные сторонники «реабилитации» философии Гегеля (3. Пель- чинский, В. Кауфманн, И. Риттер, Э, Вейль, Д. Ансбро, Р. Бэрки, М. Вестфал, Р. Плант и др.) акцентируют внимание лишь на ее прогрессивных моментах, обходя молчанием антидемократический и антилиберальный этический и политический смысл гегелевских теоретических конструкций.

Гегель не был ни либералом или демократом, ни предтечей «третьего рейха» и приписываемого ему тота- литаризма. Подобные оценки гегелевской политической философии противоречат ее содержанию, ее месту и роли в истории политической и правовой мысли.

Подобно другим раннебуржуазным идеологам Гегель идеализировал буржуазный строй как царство справедливости, абсолютизировал буржуазные идеи свободы и права. Переход от старого, феодального, строя к новому, буржуазному, Гегель трактует как переход от насилия к свободе, от силы к праву, от произвола к разумным началам. Философское обоснование современности как царства права и свободы означает, что Гегель — буржуазный идеолог, защитник буржуазного строя, буржуазных свобод, правопорядка, законности и государственности.

«Юридическое мировоззрение», охарактеризованное Ф. Энгельсом как классическое мировоззрение буржуазии в эпоху ее расцвета, выступает у Гегеля в его государственно-правовой, государственнической форме («государственное умонастроение»). Говоря о специфичном «этатистском» варианте развиваемого Гегелем «юридического мировоззрения», следует иметь в виду, что само государство у него — правовое образование, конкретное право. В соответствии с гегелевской диалектикой понятия права, движением от абстрактных форм права к конкретному праву государственного целого, находящему свое идеальное выражение в суверенитете, насилие и произвол представляют собой рецидив исторически и логически преодоленной несвободы и бесправия, неразумное и неправомерное проявление тех или иных моментов органической целостности.

В гегелевском разумном государстве все полномочия (частей и целого) легитимированы в виде правомочий, а взаимоотношения — в виде правовых отношений; разумны только отношения, опосредованные правом.

Требования государства к его составным частям, индивидам и их объединениям выступают в «образе правовой обязанности». Соответственно права и свободы индивидов и различных кругов целого (общин, корпораций, сословий, товариществ, общества), а также права самих государственных властей (монарха, правительства и законодательной власти) действительны, разумны и правомерны лишь в их диалектико-органическом проявлении в ка- честве определенных моментов расчлененного правопорядка, пронизанного идеей суверенитета государственного целого.

Основная мысль Гегеля, развиваемая им в различных вариациях, состоит в том, что уже достигнут уровень достаточно развитого строя свободы, права, разума и сформировался соответствующий этому уровню развития государственно-правовой принцип функционирования существующего строя, весь дальнейший прогресс которого должен происходить на собственной основе не только без насилия, но даже без видимых изменений. Признавая разделение властей только в форме их органического единства, Гегель предусматривает гарантии против возможного насилия со стороны различных властей. Государственный строй — предпосылка существующих властей, которые, не изменяя строя, должны содействовать его продолжающемуся формированию и движению.

Правовой характер гегелевского разумного государства приобретен, можно сказать, большой ценой, а именно — ценой заметной девальвации (на путях диалектики понятия) прав и свобод индивидов, их объединений, союзов и всего общества по сравнению с правом нравственного целого. Однако, согласпо смыслу гегелевской концепции, только таким путем могут быть признаны права субъективных моментов и частей целого и одновременно суверенные права этого целого. Жесткость гегелевской государственной конструкции предстает, таким образом, как следствие гегелевского стремления оградить идею свободы от всякого рода угроз и посягательств на нее, как момент самозащиты и самообороны развитой идеи свободы, как ее самосохранение и в конечном счете консервация. Это — старая проблема. Уже Платон в своих построениях идеального государства отвергал всяческие нововведения и изменения, стремясь таким путем спасти гибнущий греческий полис. В XX в. буржуазная либерально-демократическая мысль, критикуя Гегеля и приравнивая гегелевский этатизм к тоталитаризму, оказывается в старой проблемной ситуации: может ли свобода успешно защищаться, не выходя за свои границы. Но на решение именно этой проблемы в интересах сохранения буржуазного строя, буржуазного государства и правопорядка как раз и претендует гегелевская диалектика объективного духа.

Поскольку органические отношения в гегелевском государстве, как и оно само, носят правовой характер, может показаться странным то, что Гегель называет такое образование «политическим государством» 32. В контексте гегелевской концепции это — тавтология, поскольку для Гегеля, пользующегося терминами «политика», «политический» в платоповско-аристотелевском духе, «политическое» и есть «государственное»: в разумном, нравственном государстве представлена «политическая добродетель» 33. В «политическом государстве» Гегеля все пронизано государственным умонастроением и смыслом, определяется в конечном счете целями и интересами всеобщего. Поэтому всякий политический антагонизм между отдельными частями и целым, всякую партийную борьбу за власть и любое неорганическое, негосударственниче- ское обнаружение силы Гегель с консервативно-охрани- тельных позиций отвергает как неразумпую абстракцию воли, ее несвободу.

В свете этого можно сказать, что политика у Гегеля «снята» в государственное дело. Если, по Платону и Аристотелю, развитая и совершенпая форма общежития, государства есть политика и полития, то, но Гегелю, развитая, разумная форма политики есть государственная жизнь.

В рамках гегелевского государства непосредственное, неправовое применение силы (в том числе — политической) преступно и произвольно, поскольку диалектическая легитимация свободной воли требует легальности и соблюдения норм правопорядка. Уже Аристотель, определявший право как норму политической справедливости, видел в господстве права основной признак политической формы правления, отличающий ее от деспотии. Также и Гегель оценивает деспотизм как извращенную форму государства, в которой господствуют не конституция, право и закон, а произвол.

Огосударствление политической власти, государственная форма проявления политических отношений и т. п. в гегелевской концепции демонстрируют ту внутреннюю связь права и государства, в соответствии с которой всякая публично значимая компетенция в условиях развитой государственности есть правомочие, а не полномочие. Само нормотворчество в гегелевской концепции введено в правовое русло: закон (позитивное право) является одним из определений права, одним из «особых прав» — правом в его всеобщей определенности. Государственное законодательство, таким образом, является, по Гегелю, официальным формулированием и объективацией того, что есть «право в себе» 34. Отстаивая такие законы, Гегель отвергает право на произвол, произвол в форме права, неправовой закон.

Основным определением гегелевского «политического государства» выступает суверенитет, трактуемый как господство идеи целого над его составными частями и функциями, как идеальность этой власти целого над всеми особенными правомочиями. Суверенитет же предполагает такое правовое, конституционное состояние, когда цели, функции и свобода действия всех составных частей и сфер определяются интересами целого, благом государства. В гегелевской конституционной монархии акцент сделан не на власть одного лица, а на государственное единовластие и полновластие, т. е. суверенитет. Монархия в гегелевской трактовке противостоит анархии (безвластию), полиархии (многовластию), всякой партикуляризации власти и партархии (власти абстрактной, обособившейся части над целым).

Своей концепцией суверенитета Гегель, таким образом, отвергает всякое насилие, не легитимированное в качестве момента суверенитета, совокупности правомочий. Примечательно в этой связи то обстоятельство, что «нравственный момент войны», по Гегелю, коренится в правомочии государства требовать от индивидов, сфер и частей нравственного целого крайних жертв, если речь идет о судьбе самого суверенитета 35.

Нравственный момент войны, демонстрируя верховное право суверенитета (идеальность подчинения частей целому) во внутриполитической сфере жизни, резюмирует государственнические воззрения Гегеля. Речь по существу идет о своеобразном правовом этатизме, но не о милитаризме, оправдании внешней агрессии или тоталитаризме.

В гегелевской политической философии в целом речь идет об идеализации буржуазных социально-экономических и политико-правовых отношений. Гегелевская политическая диалектика как раз и берет под свою философскую защиту эти отношения, в своей абсолютизации их «разумности» игнорируя их исторически преходящий характер. Философская консервация Гегелем буржуазных порядков имеет два облика и находится в круговой обороне — и против регресса, и против прогресса — как будто современный философу европейский мир достиг (в принципе!) своего совершенства и всякий отход от достигнутого не нужен и чреват опасностями.

Учет различных сторон и аспектов гегелевского политического учения, соблюдение принципа историзма при оценке тех или иных его положений, рассмотрение гегелевских идей в контексте всей системы его взглядов, их генезиса и эволюции представляют собой необходимое условие адекватной и целостной характеристики как самой политической философии Гегеля, так и ее места в истории политико-правовой мысли, ее роли в современной идейно-теоретической борьбе.

Одной из прочных традиций гегелеведения в нашей стране является бережный подход к творческому наследию великого немецкого философа, внесшего немеркнущий вклад в прогресс человеческого познания. Настоящее издание произведений Гегеля — звено в цепи этих давних духовных традиций.

Доктор юридических паук В. С. Нерсесянц