ПРОБЛЕМА ФОРМИРОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ НА ОСНОВЕ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ БЕЛОРУССКОГО НАРОДА А.И. Осипов

Понятие идентичности означает твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя во всем богатстве отношений личности к окружающему миру, чувство адекватности и стабильного владения собственным «Я» независимо от изменений как самого «Я», так и ситуации.

Поскольку идентичность есть осознание субъектом самого себя и своего места в исторически меняющемся мире, она предполагает соотнесенность субъекта с самим собой и с более универсальными и фундаментальными образованиями. «В самом широком плане вопрос об идентичности - это вопрос о соответствии определенного субъекта (личности, группы) источнику норм и поведенческих реакций, где источник имеет более универсальную природу, чем сами эти нормы; идентичность есть осознание именно личностью своей принадлежности к некоторому целому, дискурс собственной легитимации в пространстве определенного социально-культурного поля, или символического универсума культуры» [6, с. 25]. Такие характеристики идентичности, как сопричастность, принадлежность, включенность, рождают у субъекта чувство уверенности, защищенности, онтологической безопасности, легитимируя, т. е. санкционируя и оправдывая, его поведение.

Идентичность не есть нечто раз навсегда данное. Это не свойство, а отношение, причем отношение динамичное как результат открытого и незавершенного процесса идентификации. Поэтому идентичность можно приобрести, но можно и утратить. Утрата или кризис идентичности сопряжены с мучительными сомнениями относительно себя, своего места в группе, обществе, с неясностью жизненной перспективы.

Утрата советской идентичности, вызванная распадом СССР, и часто неадекватные попытки обретения новой идентичности породили множество острых проблем в постсоветских республиках. Если к этому добавить, что утрата прежней идентичности происходила в контексте процессов глобализации, то станет понятна актуальность проблемы формирования национальной идентичности белорусского народа, а также тех культурно-исторических оснований, на которые должен опираться этот процесс.

Советский Союз был многонациональной державой, которая по государственному устройству формально представляла собой федеративное образование. Этнические общности в пределах территории СССР назывались нациями, а фактически существовавшая гражданская нация называлась советским народом. Советский народ определялся как новая историческая общность людей, в которой этнические и национальные черты находятся в гармоническом единстве, даже сплавлены воедино. Во времена могущества СССР, в частности, в период Великой Отечественной войны монолитная сплоченность советского народа оказалась реальным историческим фактом. С началом войны не произошел распад СССР как многонационального государства, на что очень рассчитывали нацистские идеологи, в частности, А. Розенберг. Это на деле оказалось колоссальным просчетом нацистов. Однако со временем жизненная сила и энергия великого государства иссякла, и произошел его распад, которому способствовали неумелые действия перестроечных реформаторов. По мере ослабления СССР к концу периода «застоя» и во время «перестройки» произошел мощный всплеск этнического национализма, который привел к кровавым межэтническим столкновениям.

Этот всплеск национализма стал свидетельством того, что в СССР, несмотря на декларируемое «сближение наций через расцвет, и расцвет наций через сближение», не было достигнуто гармонии в межнациональных отношениях. Растущее недовольство ущемлением, а порой и подавлением национально-этнического самосознания в угоду советскому интернационализму вырвалось наружу, как только центральная власть ослабла и утратила контроль над управлением национальными республиками.

Необходимо детально проанализировать такие понятия, как «нация» и «этнос», чтобы лучше понять проблему национальной идентичности, хотя в трактовке этих понятий до сих пор много дискуссионного. С точки зрения современного понимания в большинстве случаев нация связывается с государственностью, включает в себя различные этнические общности, проживающие в государстве, объединенные по признаку государственно-политической и территориально-гражданственной принадлежности. Таково, в частности, западноевропейское понимание нации. Да и в новой философской энциклопедии нация определяется как совокупность граждан одного государства как политического сообщества. Члены нации отличаются общегосударственным самосознанием, чувством общей исторической судьбы и единого культурного наследия, а во многих случаях - общностью языка и даже религии. Гражданские нации были и остаются многоэтническими образованиями с разной степенью культурной и политической консолидации [5, с. 41]. Распространено также понимание нации как этнической общности, или этнонации [5, с. 42].

В странах Восточной Европы понятие нации как раз и базируется на основе этнокультурного, лингвистического, этногенетического родства населения реальной или мнимой общности его происхождения. Например, в Беларуси почти до конца XVIII в. были распространены оба варианта («родом литвин польской нации» и «родом поляк литовской нации», «рода русского литвинской нации»). Таким образом, идентификация этнической принадлежности, формы самосознания, составляющие понятие этническое (также национальное) самосознание, традиционно связывалось в Беларуси с определенными конфессиями, местом рождения, территорией проживания и ее географическим самосознанием и т. п. [10, с. 43].

Если понятие этноса выражает культурно-языковую общность, исторически сложившуюся на определенной территории, имеющую собственную систему традиций, верований, то понятие нации характеризует общество на стадии интеграции этнических групп в политико-государственном, экономическом, культурном плане [10, с.

Как уже отмечалось, в Советском Союзе, согласно официальной идеологии, сформировалась новая историческая общность - советский народ. Это некое суперэт- ническое, наднациональное образование, в котором хотя и сохранились национальное своеобразие, но преобладающими считались черты интернациональной общности. Формально провозглашалось и конституционно закреплялось право наций (советских республик) на самоопределение, вплоть до отделения, т. е. выхода из состава СССР. Однако на деле, в условиях тотального идеологического контроля, осуществить это право было нельзя. Официальная идеология и пропаганда всячески боролись с проявлениями этнического национализма, которого не должно было быть в «братской семье народов». А на практике это нередко вело к игнорированию национально- этнических особенностей, а то и ущемлению национальных прав. В итоге за парадным фасадом советского интернационализма, сохранение которого было одной из главных задач официальной идеологии, накапливалось недовольство, обиды, взаимные претензии, которые ждали своего часа, чтобы вырваться наружу.

Проблема идентификации на официальном уровне решалась, прежде всего, в государственно-политической, идеологической плоскости. Но эта идентификация так или иначе присутствовала в сознании советских людей не только на официально государственном, но и на региональном, а также бытовом уровнях. Как бы мы ни относились к советскому прошлому, необходимо признать, что советская идентификация, построенная на идеологических принципах, была важным консолидирующим фактором, что проявилось как в период войны, так и в первые послевоенные десятилетия. Все-таки что-то определенное виделось за словами популярной песни: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес - Советский Союз». В любом уголке Союза советский человек ощущал себя гражданином огромной страны, причем чувствовал себя достаточно комфортно, чего нельзя сказать о последних годах существования СССР.

Отсутствие (по крайней мере, явное) нищих, безработных, голодных, бездомных в условиях скромного (по сравнению с западными странами) существования создавало у людей ощущение гарантированной стабильности, защищенности, уверенности в завтрашнем дне. Официальная пропаганда всячески старалась убедить народ в преимуществах советского образа жизни и в условиях идеологической и информационной закрытости государства делала это весьма успешно (за исключением последнего десятилетия существования СССР). Простой человек ощущал себя гражданином великой страны, идущей в авангарде борьбы передового человечества за светлое будущее - коммунизм. Это ощущение сопричастности великому делу, великому народу, великой стране, занимавшей шестую часть нашей планеты, рождало чувство оптимизма, гордости, собственной значимости, что с успехом компенсировало проблемы, связанные с более чем скромным существованием в бытовом плане. Человек, шагаю-

U              U              и              U              /              U              \

щий в стройной и монолитной колонне (советский народ), которая уверенно шла к светлой и великой цели всего человечества (коммунизм) под руководством мудрого руководителя (КПСС), чувствовал себя в психологическом плане весьма комфортно.

Распад СССР явился одним из самых значительных и драматичных событий ХХ в. Это событие кардинально изменило всю геополитическую архитектонику современного мира. Во внутреннем плане распад СССР привел к крушению привычных, устоявшихся форм организации жизни и обосновывавших их фундаментальных идеологических ценностей, которые казались незыблемыми. А новые продуктивные формы организации жизни и адекватные им ценности еще не успели сформироваться.

Также распад СССР привел к глубокому духовно-нравственному кризису, усугубленному, по крайней мере, в первой половине 1990-х гг., социальноэкономическим кризисом. Ломка базисной системы ценностей оказалось очень болезненной и имела далеко идущие последствия, в том числе и утрату прежней идентичности. Это вызвало у многих людей острый психологический дискомфорт, чувство растерянности, неуверенности, незащищенности, оставленности. «Распалась связь времен», если выражаться словами Гамлета.

Человек всегда живет в трех модусах времени - в прошлом, настоящем и будущем. Прошлое, с которым связана историческая память народа, традиции, опыт и достижения предшествующих поколений, составляет необходимый фундамент жизнедеятельности людей. Человек, корнями прорастая в прошлое, опираясь на него в настоящем, устремляется в будущее, проектирует свою деятельность, не замыкаясь в рамки сиюминутного настоящего. Если же эта преемственная связь времен нарушается, деятельность человека лишается надежной опоры и перспективы, превращаясь в некий конъюнктурный набор судорожных действий.

Период конца 1980-х - начала 1990-х гг. (до распада СССР) удивительно напоминал период после Февральской революции в 1917 г. Та же эйфория, опьянение свободой, отрицание прошлого, те же ожидания скорого рая на земле, только уже не социалистического, а капиталистического, в котором чудесный волшебник - рынок сделает людей счастливыми и свободными. Путь от тоталитаризма к демократии мыслился по-большевистски просто: отречься от проклятого тоталитарного прошлого, сломать все построенное, освободить человека от гнета тоталитарной системы, и тогда произойдет чудо - свободный человек, проявив инициативу, предприимчивость, создаст общество всеобщего благоденствия. Упования на магическую силу рынка были так похожи на упования большевиков в 1917-м на чудодейственную преобразующую силу общественной собственности. В политической сфере наблюдалось нечто весьма похожее. И в 1917-м, и в начале 1990-х гг. громко звучало все то же большевистское «Долой!». Только в 1917-м кричали: «Долой буржуев», а в 1991-м - «Долой коммунистов!».

Но вскоре эйфория угасла, иллюзии исчезли, и наступили почти всеобщие разочарование и усталость. Оказалось, что рынок - это не просто магическое слово, с помощью которого можно чудесным образом накормить народ, а сложная система отношений, требующая, помимо объективных экономических, организационных и правовых условий, еще и наличие соответствующего типа личности. Личности, которая чувствует свою ответственность, проявляет инициативу, предприимчивость. А такие качества у большинства людей, воспитанных в годы тоталитаризма в патерна- листско-этатистком духе, можно сказать, атрофировались.

Оказалось, что и в политической сфере переход от тоталитаризма к демократии - это долгий, трудный, сложный и мучительный процесс демократизации. А демократия от демократизации отличается примерно так, как канал от канализации. И здесь наступило разочарование. Оказалось, что свобода - это не стихия вседозволенности, а тяжелое бремя, связанное с персональной ответственностью. Свободу нельзя получить сверху, ее нужно выстрадать, обрести в своей душе.

И большевистское желание решать сложные проблемы быстрыми и простыми способами, и исторический нигилизм, как оказалось, имеют далеко идущие негативные последствия. С одной стороны, это привело к стремительному обнищанию огромных масс населения, резкому социальному расслоению (для России это характерно в гораздо большей степени, чем для Беларуси). С другой - к утрате идентичности, преемственности, потере идеалов и деформации системы ценностей.

Желание отречься от своей истории, вычеркнуть определенные ее страницы не остается безнаказанным. Какой бы ни была наша история, даже если она написана кровью, - это история, нами сотворенная, заслуженная и выстраданная. В ней все переплелось - светлые и темные страницы. Каждое поколение есть продукт этого сложного и противоречивого развития. Стремление же отречься от «темных» страниц истории, вычеркнуть их, приводит к нарушению целостного восприятия истории и ее искажению. В таком случае человек превращается в конъюнктурщика, утратившего связь со своими корнями, переделывающим историю в угоду своим сиюминутным интересам. Такое неуважение к истории свидетельствует об отсутствии исторического сознания. А народ, у которого отсутствует историческое сознание, уважение к своей истории, обречен на то, чтобы в будущем повторять прошлые ошибки, только с более тяжелыми последствиями.

Поэтому необходимо не отрекаться от своей истории, а извлекать из нее уроки, видеть преемственную связь времен и поколений, строить свою деятельность с учетом этой сложной и противоречивой целостности. Уважительное отношение к своей истории, какой бы тяжелой и драматичной она ни была, есть признак культурности и цивилизованности народа.

Проявления духовно-нравственного кризиса после распада СССР, включая кризис идентичности, весьма многообразны. С одной стороны, наблюдается всплеск преступности, наркомании, насилия, немотивированной жестокости, прежде всего, среди молодежи. С другой - повсеместное распространение утилитаризма и меркантилизма, снижение нравственного уровня общества. И то, и другое есть следствия ломки и деформации всей системы ценностей и идеалов, т. е. аномии. «Аномия означает, прежде всего то, что ценности, которые люди считали само собой разумеющимися, и воспроизводимый порядок вещей, достигнутый практически и поведенчески, разрушаются. В результате сегодня мы не имеем коллективных представлений о различии добра и зла, о том, что такое сострадание, справедливость, жалость, милость, доброта, хороший тон, правильная речь, самоуважение, уважение к другому, потеряло смысл традиционное русское понятие правды и пр.» [8, с. 12].

Происходит сужение поля социального интереса, вплоть до торжества самых откровенных форм одномерности и ценностей выживания, вытеснение любых нравственных вопросов на периферию сознания. Такие ценности, как солидарность, консолидация, взаимное доверие, открытый диалог, к сожалению, все более утрачивают свое значение в реальной повседневной жизни. Наблюдается рост ненормативного поведения, неуважения к закону и принятым в обществе нравственным регулятивам, равнодушие к чужому горю, разрушение традиционных связей между поколениями [1, с. 10].

Распад СССР привел к разрушению прежних форм организации жизни и к крушению обосновывающих их фундаментальных ценностей. Социализма, гарантировавшего человеку пусть скромное, но стабильное существование, уже нет. А капитализма с его эффективной рыночной экономикой и высоким уровнем жизни, требующего от человека личной ответственности и инициативы, еще нет. В итоге возникает глубокое противоречие. Желание жить как при развитом капитализме уже возникло, причем быстро и легко. Но при этом еще остались привычка, желание думать, работать и вести себя как при социализме. Западный образ жизни, потребительские стандарты, массовая культура очень быстро стали притягательными для многих людей, особенно молодежи. Но при этом мало кто замечает, что высокий уровень потребления обеспечивается на Западе упорным трудом, высокопроизводительным и эффективно организованным.

Действительно, желание легко и красиво жить, получать от жизни все (по западным меркам), сразу и целиком, здесь и сейчас, возникает у многих. Массовая культура, шоу-бизнес, реклама через СМИ всячески подогревают такое желание. На страницах глянцевых журналов обыватель видит счастливые, улыбающиеся лица, дорогие иномарки, роскошные коттеджи, виллы. Эта гламурная жизнь в нашем обществе, в отличие от западного, не имеет под собой широкой социально-экономической базы. Те образцы коммерческой рекламы, которые создаются западными менеджерами в расчете на «среднего» потребителя, в нашем обществе по-прежнему воспринимаются как символы и знаки отличия, как признаки элитарности. Но в таком качестве они не выполняют своей психологической функции сглаживания противоречий социального неравенства. Символический язык нашей массовой культуры эклектичен и брутален [2, с. 14].

За пределами гламурного мира, притягательного, но малодоступного для большинства, человек вступает в будничный мир повседневного существования со своими заботами о хлебе насущном; в мир, где проблемы выживания стоят на первом месте. Кардинальный разрыв этих миров создает опасное эмоционально-психологическое напряжение, чувство острого психологического дискомфорта.

В условиях кризиса, распада привычных форм организации жизни люди научились как-то выживать, приспосабливаться к нестабильному, неопределенному, негарантированному существованию. Эта адаптация является естественной реакцией на кризис, в том числе и на кризис идентичности. Но эта приспособительная реакция носит стихийный, нерефлексивный характер и не является адекватной. Одни смирились с существованием на грани прозябания, редуцировав свои притязания до уровня утилитарно-меркантильных. Для них «мыльные» телесериалы о красивой жизни - некая психологическая отдушина. Они не идентифицируют себя с этой жизнью и ее героями. Другие, наоборот, рассматривают эту гламурную жизнь как эталон, образец, стремятся идентифицировать себя с экранными героями. Стремление красиво жить, жажда немедленного успеха и невозможность достичь этого по объективным и субъективным причинам порождает у них раздражение, озлобление, агрессию. Это приводит к всплеску преступности, немотивированной жестокости, росту наркомании.

Советская идентичность давала человеку, при всей скромности материальнобытового существования, возможность приобщиться к великим целям и задачам, почувствовать свою включенность в фундаментальные социально-политические структуры и ценности, предоставляя высокие образцы для подражания: Павел Корчагин, Зоя Космодемьянская и другие. Советская идентичность была пронизана идеологическим, патриотическим смыслом. Теперь этого нет. Отсутствие четких идеологических ориентиров, неопределенность, незащищенность, фрагментарность, нестабильность бытия человека, дезориентируют его, порождая растерянность, неуверенность в себе, в сегодняшнем и завтрашнем дне. Произошла утрата идентичности.

Попытка выстроить свою идентичность, ориентируясь на обитателей «потребительского рая», отождествлять себя со звездами» шоу-бизнеса, спортивными знаменитостями, высокооплачиваемыми актерами, преуспевающими бизнесменами гораздо менее реалистична и достижима, чем попытка в советские времена формировать идентичность на основе высокого, жертвенного, классово-идеологического служения. Стараясь во всем походить на стопроцентных американцев, перенимая, как им кажется, в точности манеру поведения своих кумиров, многие даже не подозревают, что выглядят на самом деле просто смешно и нелепо. То, что на Западе является вполне естественным и органичным (внутренняя уверенность, раскованность, напористость), в исполнении наших подражателей принимает уродливые и циничные формы (самоуверенность, разнузданность и нахрапистость). Многие, вожделенно мечтая подключиться к западному «водопроводу» (в смысле образа жизни, достижений культуры), не заметили, что на самом деле подключились к западной «канализации».

Как отмечает В.Г. Федотова, российский опыт догоняющей модернизации в процессе реформ 90-х гг. не оказался успешным ни теоретически, ни практически. В России была применена так называемая негативная мобилизация. Людям сказали:

ТТ              и              и              и              II              T-v              и              и              и

«Делайте, что хотите, но голосуйте за ». В стране со слабой самоорганизацией такой «социальный контракт», основанный на «негативной» свободе, расщепил социальную ткань, произвел аномию неукорененного негативного индивида, вызвал кризис национально-государственной и персональной идентичности, особенно в молодежной среде, криминализацию общества [9, с. 3]. Хотя эти процессы для Беларуси характерны в меньшей степени, но это не повод для самоуспокоенности.

Попытка радикальных российских реформаторов, «шокотерапевтов» в 1990-е гг. механически перенести на российскую почву западные либеральные идеи и модели окончились неудачей. Отторжение этих идей во многом обусловлено тем, что реформаторы не учли особенностей культурно-исторического субстрата, восточнославянского менталитета. Такие цивилизационные феномены, как правовое государство, рыночная экономика, рационально-инструментальны, организационнотехнологичны по своему характеру. Это означает, что они имеют общие черты, что позволяет их тиражировать, переносить в другое культурное пространство. Но необходимо учитывать, что эти цивилизационные феномены имеют и специфические черты, обусловленные неповторимостью культурно-исторической почвы, их породившей. Поэтому при переносе цивилизационных феноменов, взращенных одной культурной традицией, необходима их адаптация к другой культурной традиции. Иначе может произойти их отторжение.

Восточнославянские традиции и ценности рассматриваются радикал- реформаторами как анахронизм, досадная помеха, препятствующая осуществлению рыночных реформ. Плохую приживаемость ценностей западного либерализма на российской почве и свою неудачу они именно этим и объясняют («народ не тот»). Их очень удивляет, что когда они пытаются вставить «штепсель», сделанный на Западе (западная модель либерального капитализма), в нашу «розетку» (восточнославянская культурно-историческая почва), почему-то не загорается «лампочка» всеобщего восторга и энтузиазма. Они считают, что «розетка» не та, а «штепсель» абсолютно хорош. Поэтому радикал-реформаторы предлагают сломать отечественную «розетку» и заменить ее на западную. Они не понимают или не хотят понимать, что это неосуществимо. Не «розетку» надо ломать (тем более, что такой слом, если бы он был осуществим, означал бы национально-культурную катастрофу), а адаптировать «штепсель» к нашей «розетке», «почистив», конечно, и саму «розетку», но не пытаться ее заменить.

Иначе говоря, надо адаптировать идеи рынка к нашим неустранимым особенностям, а не пытаться слепо и бездумно копировать чужой опыт, взращенный в ином культурном пространстве. По мнению А. Зиновьева, в России «не получится ни демократия западного образца, ни рыночная экономика в том виде, как она реально существует на Западе, а не в воображении российских реформаторов» [3, с. 3]. Как бы ни пытались апологеты постмодернизма доказать торжество ценностей глобализации и неолиберализма, необходимо признать, что уважение к нравственности и великим духовным ценностям были и останутся непременным условием любых позитивных программ реформирования общества и успешного преодоления периодов кризиса и растерянности духа [1, с. 10]. Как отмечает В.М. Межуев, можно говорить о наличии иных, отличных от западных приоритетов и ценностей. В самом общем виде они заключаются в утверждении особого типа человеческой солидарности, не сводимого лишь к политико-правовым и экономическим связям и отношениям и выражающего более гуманные, нравственно оправданные формы жизни [4, с. 10-11].

Нам не стоит «ломать» и перекраивать самих себя (именно ломать), свою душу, свой менталитет, чтобы в погоне за западными стандартами занять очередь в потребительский «рай». Все равно такими, как они, мы не станем, ибо слишком велики исторические и этнокультурные различия. Было бы стыдно превратиться в третьесортных (по западным меркам) людей, стремящихся во всем походить на преуспевающих американцев, завидующих им и преклоняющихся перед ними. Променять наше национально-культурное богатство, накопленный в течение столетий духовнонравственный потенциал нашего народа на материальный комфорт и благополучие - значит совершить роковую историческую ошибку. Сытость и духовность - антиподы, ибо сытость подразумевает самодовольство, летаргический сон души. Именно сытость, а не материальное благополучие, которое вполне может сочетаться со стремлением человека к высшему, чистому, светлому.

Нам необходимо, опираясь на свои культурно-исторические и религиозные традиции и ценности, не утрачивая своего лица, перенять у Запада все действительно ценное и нужное для нас. Нам бы стоило поучиться у Запада демократическим принципам организации политической и гражданской жизни, уважению достоинства человека, чувству личной ответственности и др. А вот перенимать западную расчетливость, прагматизм, сухость межличностных отношений, не говоря уже о духе потребительства и гедонизма, вряд ли стоит. И уже совсем не гоже отрекаться от собственных традиций и ценностей, превращаться в культурных мутантов и маргиналов. В Беларуси, как и в России, сохранение национально-культурного своеобразия является важным и необходимым условием формирования новой идентичности, которая должна не только учитывать, культурно-исторические и религиозные традиции и ценности наших народов, но и опираться на них. Подобно тому, как разнообразие генофонда популяции является необходимым условием ее успешной эволюционноадаптационной динамики, разнообразие культурного «генофонда» человечества является необходимым условием его развития.

Культурно-историческая традиция есть некий необходимый способ фиксации, закрепления и селективного сохранения определенных значимых элементов социального опыта, прошедших отбор, выдержавших проверку временем. Это некий механизм трансляции внутренне структурированного и аксиологически нормированного опыта поколений, который обеспечивает генетическую связь, устойчивую преемственность в культурно-историческом процессе, приобщение к которому - необходимое условие национальной, групповой и персональной идентичности.

Отказ от культурно-исторических традиций своего народа ведет к разрыву преемственности, дестабилизации, дезинтеграции, кризису идентичности. Другая крайность - консервация сложившихся социально-культурных форм жизнедеятельности народа, нации. Поэтому процесс формирования национальной идентичности должен включать как сохранение традиций, так и творческое развитие накопленного опыта, инновации в их органической взаимосвязи. Таким образом, сохранение означает не консервацию, а бережное отношение к своим традициям, которое предполагает уважительное отношение к чужим традициям, открытость к продуктивному диалогу с ними, результатом которого должно стать духовное взаимообогащение, а не уничтожение, растворение, поглощение. Но заимствование чужого опыта может быть полезным и эффективным только при условии наличия собственной основы, собственного ядра и своей смыслообразующей идеи [7, с. 234]. Консервация же контрпродуктивна, закрыта для диалога, ведет к изоляционизму, отсталости, выпадению из мирового процесса. Консервация - неадекватная защитная реакция на перемены, ведущая к напряженности, конфликтам, фундаментализму.

Бережное отношение к традициям означает гармоничное сочетание преемственности и инновационности. Необходим всесторонний, глубокий, вдумчивый анализ культурно-исторических традиций с точки зрения того, что следует сохранить из накопленного опыта как ценность, а что оставить в прошлом. Такой же селективный подход необходим и в отношении инноваций. Только в таком случае возможно формирование адекватной национальной идентичности белорусского народа, осознание им себя как интегрированной общности свободных индивидуальностей в гражданско - политическом, социально-экономическом, культурно-историческом смыслах. Тогда мы будем уважать себя, нас будут уважать, а наш народ, наша страна займут достойное место в мировом сообществе.

Литература

1. Глобальный мир перед новыми вызовами. - Минск, 2002.
2. Захаров, А.В. Массовое общество и культура в России: социально-типологический анализ // Вопросы философии. - 2003. - № 9.
3. Зиновьев, А. Русский эксперимент. - М., 1995.

4. Межуев, В.М. О национальной идее // Вопросы философии. - 1997. - № 12.
5. Новая философская энциклопедия. - Т. 3. - М., 2000.
6. Проблема религиозно-культурной идентичности в русской мысли XIX-XX веков: современное прочтение. - Минск, 2003.
7. Современные глобальные трансформации и проблема исторического самоопределения восточнославянских народов. - Гродно, 2009.
8. Федотова, В.Г. Апатия на Западе и в России // Вопросы философии. - 2005. - № 3.
9. Федотова, В.Г. Типология модернизаций и способов их изучения // Вопросы философии. -

2000. - № 4.

10. Этноконфессиональные процессы в Беларуси и формирование патриотизма. - Минск,

2001.