Сущностные характеристики идеологии

Условно МОЖНО сказать, что политическая философия, равно как и другие социальные и гуманитарные дисциплины, имеет идеологическое или идейно-политическое измерение, проявляющееся, в частности, в приверженное- ти исследователя тому или иному направлению политико-философской мысли.

Поэтому мы и говорим, что мыслитель или исследователь по своим ориентациям, установкам, симпатиям, антипатиям является консерватором, либералом, социал-демократом, марксистом, радикалом и т.д. Весь вопрос состоит в степени и масштабах его ангажированности и тенденциозности. Конечно, идеален тот случай, когда исследователь как ученый беспристрастен и преследует цель найти истину независимо от того, кому результаты его изысканий выгодны.

Идеология же пристрастна и предвзята, поскольку она выражает интересы какого-либо класса или социальной группы. Подстраи- вание любой социальной и гуманитарной дисциплины к чьим бы то ни было вкусам и интересам неизбежно чревато ее выхолащиванием и вырождением.

Но опыт почти всех развитых стран Запада, особенно стран с ли- берально-демократическими политическими системами, убедительно показывает, что научный анализ политических феноменов нередко вполне уживается с идейными или идеологическими позициями исследователя.

В основе такой классификации, несомненно, есть и момент идеологической оценки.

Речь в данном случае должна идти не о новой идеологизации, а об утверждении плюрализма идейно-политических течений, подходов, методологических принципов, их сосуществовании, терпи- Мости и открытости в отношении друг друга. А это предполагает, что, хотя научный подход и отвергает идеологию в качестве инструмента или исходной посылки исследования, необходи- 111 мость изучения самой идеологии как неотъемлемого элемента мира политического остается.

Оставляя в стороне вопрос о причинах, условиях появления и эволюции этого феномена, отметим лишь, что возникновение и ин- ститунионализания идеологии теснейшим образом связаны с процессами вычленения и автономизации гражданского общества и мира политического, усложнения и плюрализации социального состава общества, разложения универсального средневекового мышления, появления политико-философской мысли и ее диверсификации, отделения идеологии от государства, выразившегося первоначально в отделении церкви от государства, и т.д.

Идеология теснейшим образом связана также с формированием и институнионализацией идей нации и национального государства. Более того, в течение последних двух-трех столетий идеология и национализм дополняли и стимулировали друг друга. Не случайно они возникли почти одновременно в качестве выразителей интересов поднимающегося третьего сословия, или буржуазии. Но в XX в. оба феномена приобрели универсальный характер и стали использоваться для обозначения широкого спектра явлений. Появившиеся в ушедшем столетии понятия «буржуазный национализм», «либеральный национализм», «мелкобуржуазный национализм», «национал- шовинизм», «нацизм» и т.д. по сути использовались в качестве идеологических конструкций для оправдания и обоснования политико-партийных и идеологических программ социально-политических сил.

Во многом различные идеологические течения явились результатом приспособления тех или иных направлений политико-философской мысли: либерализма, консерватизма, марксизма, социал-демократизма, различных течений радикализма — к непосредственным потребностям практической политики различных конфликтующих сил в обществе.

Но в отличие от политической философии идеология ориентирована на непосредственные политические реалии и действия, на политический процесс и руководствуется соображениями привлечения возможно большей поддержки предлагаемого той или иной силой политического курса. Поэтому естественно, что она носит более ярко выраженный тенденциозный характер. Все идеологии, независимо от их содержания, касаются проблем авторите- 112 та, власти, властных отношений и т.д. Они основываются на признании определенной модели общества и политической системы, путей и средств практической реализации этой модели.

Именно в идеологии в наиболее обнаженной форме находит свое практическое воплощение, оправдание и обоснование конфликтное начало мира политического, или характерная для него дихотомия друг — враг. Для консолидации идеологии внешний враг имеет, пожалуй, не менее, если не более важное значение, чем единство интересов ее носителей. Здесь внешний враг служит МОЩНЫМ катализатором кристаллизации этих интересов. Если врага нет, то его искусственно изобретают.

Особенно отчетливо этот принцип проявляется в радикальных идеологиях, которые вообще не могут обходиться без внутренних и внешних врагов. Более того, сама суть этих идеологий выражается с помощью образа или образов врагов. Как отмечал германский исследователь О. Ламберг, эффективность идеологии в данном аспекте наиболее отчетливо проявляется в случаях, когда остальной окружающий мир видится как враждебная сила, провоцируя тем самым инстинкты обороны, страха, агрессивности у членов группы или общества.

Любая идея, как бы совершенна она ни была, доведенная до абсолюта, превращается в свою противоположность или настоящий абсурд. И, естественно, попытки ее реализации не могут не обернуться далеко идущими негативными последствиями. Если теоретически допустить, например, возможность жизнеустройства, строго следующего нормам и установкам Евангелия, то не приходится сомневаться, что оно рано или поздно развалится.

Ни одна армия в мире не способна эффективно функционировать, во всех случаях строго следуя букве собственного же устава. Или же в экономической сфере известен эффект так называемых забастовок по-итальянски, которые приводят в буквальном смысле слова к параличу производства (например, работы железнодорожного транспорта) лишь потому, что все работники начинают скрупулезно соблюдать установленные правила и нормы труда и техники безопасности.

Именно такова участь всех радикальных идеологических конструкций. Наглядный пример этого дают тоталитарные идеологии. Так, постулируя возможность самостоятельного существования и реализации какого-либо одного элемента общества вне его связи с остальными элементами или вопреки им, тоталита- 113 ризм по сути осуществил изъятие одного-единственного «изма» из общего контекста множества «измов» и редукцию всей сложности, многообразия и полноты реальной жизни свел к единому знаменателю. К этому единственному «изму» примеривали и сводили всю действительность, отсекая от нее и ликвидируя все неугодные институты, организации, ценности, идейно-политические течения, религии, классы, сословия и т.д.

Когда отдельный человек или приверженцы какого-либо учения проникаются уверенностью в том, что они овладели «окончательной истиной», «универсальным ключом к решению всех проблем и достижению гармонии», они не сомневаются в близкой достижимости «царства правды и справедливости».

В итоге даже передовые по своему замыслу социально-философ- ские и идейно-политические системы оказываются замкнутыми системами, базирующимися на неподвижной основе и предусматривающими втиснуть реальную жизнь в прокрустово ложе отвлеченных и искусственных одномерных конструкций.

Массовость, демократизация любой идеи ведут к потере ею способности саморазвиваться, к приспособлению к усредненной психологии массы, энтропии познания, прогрессирующей потере научности и достоверности.

Поэтому не случайно, что тоталитарное государство использовало всю свою мощь для утверждения мифологической версии своей идеологии в качестве единственно возможного мировоззрения. Она была превращена по сути в государственную религию со своими догматами, со священными книгами, святыми, апостолами, со своими богочеловеками (в лице вождей, фюреров, дуче и т.д.), литургией и т.д. Здесь государство представляет собой чуть ли не систему теократического правления, где верховный жрец-идеолог одновременно является и верховным правителем. Это, по удачному выражению Н. Бердяева, «обратная теократия».

Так, нацистская идеология в гитлеровской Германии приобрела статус религиозной веры с элементами мистицизма, атрибутами фундаментализма с его фанатизмом, буквализмом и эс- хатологизмом. Ее «священными книгами» стали работа 114 Х.С. Чемберлена «Основы девятнадцатого века», которую

гитлеровская газета «Фелькишер беобахтер» в 1925 г. назвала «евангелием нацистского движения», «Миф двадцатого века» А. Ро- зенберга и др. Разумеется, над всеми ними стояла «Майн кампф» А. Гитлера, предлагавшаяся в качестве идейно-политической платформы «тысячелетнего рейха», создание которого провозгласили идеологи нацизма. Показательно, что почти во всех немецких семьях «Майн кампф» выставлялась на почетное место в доме, считалось почти обязательным дарить ее жениху и невесте к свадьбе и ученику после окончания школы.

Принцип редукции, как правило, обусловливает некоторые специфические особенности идеологии. В методологическом плане она призвана играть в сфере политики ту же роль, что система догматов — в сфере религии. И там и здесь вера, в первом случае секулярная, а во втором религиозная, играет центральную роль. «Рим — владыка, если богов чтит: от них начало, в них и конец найдем», — писал древнеримский поэт Гораций.

Падение с пьедесталов или смерть богов часто знаменует собой упадок и смерть старой и восхождение новой цивилизации. Как правило, народы недолго переживают исчезновения своих богов. Глубоко был прав Г. Лебон, когда писал: «Нет ничего более разрушительнее, чем прах умерших богов» |44, с. 128).

Идеи и люди, их воплощающие, руководят миром. Причем зачастую не имеет значения — истинны они или ложны. На судьбы народов глубокое влияние оказывают не только войны и революции, опустошительные следы которых рано или поздно изживаются, но и перемены в основных идеях, понятиях и верованиях, которые связаны с тем, что основополагающие элементы самой цивилизации осуждены на преобразование.

Настоящие революции, чреватые опасностью для существования того или иного народа, — это революции, происходящие в его мыслях.