Лошадь и господство аристократии

В Западной Африке существует два типа царств: царства, возникшие в саваннах, где меч и копье используются в сочетании с лошадью, .и царства лесной зоны, где нашло распространение огнестрельное оружие. Первые расположены внутри континента и связаны с мусульманским миром, вторые находятся на побережье и поддерживают прямые отношения с европейцами.

«Лесные» государства приобретают у европейских купцов-католиков огнестрельное оружие, и при случае и обменивают его на рабов. Власть в лесных и прибрежных государствах более централизована в силу относительно легкого контроля над оружием и боеприпасами и постоянного местоположения пунктов обмена товарами с европейцами. Оружие хранится на столичных складах, и власть, не заинтересованная в его распространении среди населения, прибегает к нему лишь в случае надобности.

Государства саванны берут на себя полицейские функции по охране путей международной торговли, получая соответствующее вознаграждение, и нередко на их территории возникают центры торговли. Тем не менее государство не обладает монополией на торговлю. Она ведется свободно, и купцы, как правило Мусульмане, сотрудничают с местной властью, которая обеспечивает благоприятные условия для торговой деятельности, взимая за это налоги. Но именно в этих государствах сосредоточить средства разрушения в одном месте и установить на них монополию гораздо труднее, чем в прибрежных царствах. В саванной Африке лошади находятся в собственности всего господствующего класса и, в противоположность огнестрельному оружию, не могут быть монополизированы государством, что позволяет правящему классу успешно добиваться участия в политической власти как таковой. Политическая система опирается одновременно на раздробленность общества и на силу царской власти. Царская се-

мья отличается максимально разветвленными родственными связями, что воляет как можно больше раздвинуть границы группы, внутри которой ос^ ствляется преемственность власти, и это расширяет базу режима.

Централизованная власть — на дулах ружей

В государствах, располагающих огнестрельным оружием, царь опираете* довольно узкий династический круг родственников, не занимающих в общее! высокого положения, так как ему сподручнее иметь дело с рабами, чем с себер* ными, ХоТя при этом, естественно, возрастает опасность мятежей и восставд особенно СО стороны ВОИНСКИХ соединений, СОСТОЯЩИХ из пленных и рабе! О серьезных различиях двух типов государств — лошадь versus ружье — пис™ 1863 г.

«Мотыга — наше ружье»

Это местное изречение, цитируемое Клодом Мейассу, недвусмысленно зывает на производительную функцию «войны ради рабов», которую след) отличать от «войны ради политики».

«ВОЙНА ЕСТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОЛИТИКИ ИНЫМИ СРЕДСТВАМИ»

Эта формулировка принадлежит прусскому генералу Клаузевицу. Нередко ее произвольно выхватывают из контекста и придают ей смысл, которого автор не вкладывал. Клаузевиц имел в вЪду не войну как таковую и не политику как та~ ковую, а специфическую форму, в которой переплетаются оба явления. Попробуем сначала понять, что хотел сказать этой формулировкой сам генерал, а затем покажем, как она была истолкована Лениным и Мао Цзэдуном.

ФОРМУЛИРОВКА КЛАУЗЕВИЦА

В своей книге «О войне» Клаузевиц не обособляет войну от политики, не считает ее окончанием политики, но в самой войне ищет и находит причины, ее порождающие: отношения между правительствами и между нациями.

...

В 1805—1809 гг.

Формулировка «война есть продолжение политики иными средствами» : жет нести в себе смысл, который вполне допустимо назвать трансцеденталь’ ибо, как говорит Клаузевиц, «теория требует, чтобы перед всякой войной б] уяснено представление о ее вероятном характере и общих очертаниях, вытека щих из политическихданных и обстоятельств»37. Когда политика становится го" диозной и мощной, то таковой же становится и война, которая приобретаете" абсолютный облик.

Используя понятия из лингвистики, Клаузевиц сравнивает отношения ме ду правительствами и между нациями с обменом: общение между ними в ное время происходит с помощью дипломатических нот, в которых отражав' мысль наций. Война не означает утраты способности вести диалог между Пол тическими образованиями, но она являет собой лишь другой вид письма и ре - По этому поводу он замечает: «Война, конечно, имеет свою собственную Гра

матику, но не собственную логику». Иными словами, войну можно рассматривать как спеЦиФическУю идиому, законы которой вытекают из логики более вы- окого порядка или из универсальной грамматики, каковой является политика. ЕСЛИ войну рассматривать вне универсальной логики политики, то ее содержа- ^ие покажется алогичным, противоречащим правилам грамматики, т. е. лишенным смысла и цели.

Позднее суть написанного Клаузевицем будет искажаться, вплоть до ее радикального переосмысления. По Ленину, формулировка прусского генерала утверждает войну как истинную суть политики, в распоряжение которой она предоставляет свой синтаксис и свою семантику. Мао Цзэдун делает формулировку еще более радикальной, не признавая за войной никакой автономности. Такое прочтение Клаузевица следует воспринимать скорее как изложение новой концепции политики, чем ошибку в понимании прочитанного. Действительно, по Клаузевицу, «политика объединяет в себе и согласовывает все интересы как внутреннего управления, так и гуманности и всего остального, что может быть выдвинуто философским разумом, ибо сама по себе политика ничто; она лишь защитник всех этих интересов перед другими государствами»1. Таким образом, для прусского генерала эпохи Наполеона и Гегеля политика — «представитель всех интересов целого общества», «разум олицетворенного государства». Он считает, что в рамках государства-нации политика концептуально выражает общие интересы, гегелевское «общее благо» и что, используя такое средство, как война, она не ставит своей целью уничтожение. По Клаузевицу, в силу того что война есть искусство политики, дающее, однако, сражение вместо составления дипломатических нот, она не является борьбой не на жизнь, а на смерть или простым проявлением враждебности.