Однажды во второй половине дня я ехал на видавшем виды такси домой. Это было весной, на пороге лета. Водитель говорил с заметным грассирующим акцентом, сопровождавшим суффикс «эр» в конце большинства слов, что выдавало в нем «Лао Бэйцзин», или, говоря проще, жителя «старого Пекина». В английском мы осознаем разницу между тем, как говорит Лондон, и тем, как говорят лондонцы, Нью-Йорк — и ньюйоркцы. Но китайский не делает различий между выговором жителей улиц города и выговором обитателей домов, окруженных внутренними дворами, из которых состоят старые кварталы китайской столицы, где люди жили поколение за поколением. Обе категории совпадают в одном названии «старый Пекин», словно длительное совместное существование каким-то образом соединило их в одно целое. Улочки, на которых традиционно проживают «старые пекинцы», называются «хутун». Они формируют облик всего Пекина. В своем большинстве они длинные, узкие и иногда обрамлены по сторонам китайским «гинкго» или другими какими-нибудь широколиственными деревьями. Летом, когда дневная жара немного спадает, жители домов выносят на улицу длинные скамейки, ставят их в тень и предаются неторопливым беседам. Беседы эти могут быть затяжными и зачастую беспорядочными, для них даже существует специальный пекинский термин — «кань да шань» — «вести беседы о большой горе». Здесь сталкиваются точки зрения, пародируются различные заявления, критикуются абсурдные высказывания, мешаясь с местными слухами, бородатыми историями и ироническими замечаниями по поводу творящегося вокруг. Юмор, как правило, всегда лежит на поверхности. За последние десять лет большинство улочек в старых кварталах Пекина были снесены, и вместе с ними канул вЛету более чем семисотлетний период истории. Изящные карнизы домов, гранатовые деревья, тщательно ухоженные и аккуратные, и резные камни, что использовались столичными жителями в прошлые времена для того, чтобы взобраться на лошадь, — все приводится в соответствие с темпом современной жизни. Город, со всеми его чертами древней привлекательности, соперничающий в своей оригинальности с Венецией, в настоящее время сохраняет эти черты лишь на фотографиях. Постепенно теряя свое архитектурное воплощение, душа старого города проявляется в основном только в человеческом общении. И сейчас можно видеть жителей «старого Пекина» гуляющими в парках, основанных еще в императорские времена, — они отдают дань почтения Солнцу, Земле, Луне и Небесам. Они запускают там своих воздушных змеев, как только легкий ветер появляется в юроде весной или осенью. «Старые пекинцы» любят также гулять в этих старых районах вместе со своими певчими птичками в ротанговых клетках или со своими любимцами, китайскими мопсами, которых они нежно держат на руках. Такие места когда-то представляли собой значительную ценность для города, в настоящее же время на их месте разбиты перекрестки городских магистралей и подъездные площадки возле грандиозных офисных зданий. Появляясь в современных кварталах, старожилы выглядят немного одинокими, словно забрели сюда по зову прежней памяти — того духовного наследия, которое гласит, что на участках безликих бетонных покрытий под их ногами когда-то была, например, канава Усы Дракона, или змеился переулок Рисовых Рядов, или покоилось основание старой мечети на улице Бычьей. За годы, что я прожил в Пекине, одним из самых приятных видов времяпрепровождения стало для меня общение именно с этими людьми. Поэтому всякий раз как я садился в такси и узнавал, что водитель мой из «старых пекинцев», я испытывал наплыв особенно теплых чувств. В большинстве случаев это подразумевало, что я встречу забавною и интересного собеседника. Так случилось в тот весенний день. Моя поездка началась с обычной перебранки таксиста с другими водителями и ругани в адрес пекинского правительства, не способного организовать надлежащий контроль дорожного движения, крепкие выражения звучали в адрес всего сущего. Но среди этих, по своей сути добродушных, нодтруниваний часто звучат нотки, которые выделяют таких вот говорунов из числа других: отрывки из поэтических произведений, идиоматические выражения из четырех иероглифов — «чэньюй», фрагменты из древних верований, старинные мудрые поговорки. Вслушиваясь в речь водителя, я чувствовал себя так, будто нахожусь на археологических раскопках лингвистического наследия. Слой за слоем наследуемая мудрость цельной культуры представала передо мной все более рельефно и многогранно. В одном из высказываний прозвучала скрытая цитата из Конфуция, а буквально через несколько мину!' (и соответственно через период в 2500 лет) — изречение Председателя Мао. Затем, чуть позже, я услышал исторические выражения, которые затруднился соотнести с источником или хоть как-то датировать. Не было и мысли о том, что водитель стремился завуалировать смысл сказанного, просто китайский язык еще раз продемонстрировал мне свое живое многообразие. Когда мне случается столкнуться с особенно красочными выражениями, пришедшими из старины, я достаю свой блокнот и тут же записываю услышанное. В тот день я обогатил свое собрание фразой «Бросать пельмени, чтобы отогнать собаку». Фраза выражала отношение водителя к тщетности попыток протестовать против правительства. Затем наступил черед фразы «Оу дуань сы лянь» — «Сломанный лотос возрождается». Мелкие клейкие волокна растения, почти невидимые глазом, соединяют две половинки корня лотоса, даже если он был переломлен пополам. Это выражение описыва ет сохраняющееся эмоциональное притяжение между расставшимися влюбленными. Объяснение последней фразы заняло у водителя некоторое время, и я еще не успел записать до конца его мысль, когда услышал, как он включил радиоприемник. Звучала передача в стиле «сяншэн», скоротечный комический диалог, который также является частью традиционных привычек «старых пекинцев». Водитель замолчал, а я со своего заднего сиденья подался вперед, чтобы лучше слышать выступление артистов. Хотя я и пропустил кое-что из сказанного, однако понял: один из выступающих попросил другого назвать свое любимое животное. После некоторого балагурства отвечающий сказал, что его любимое животное — обезьяна, по-китайски «хоу». И пояснил, почему ему нравятся обезьяны. Они волосатые, шумные, энергичные. Они ему нравились до такой степени, что однажды по необъяснимой причине он почувствовал, что скучает по ним. И пошел в зоопарк, чтобы найти кого- либо из этого племени. Но когда он добрался до места, то не увидел ни одной обезьяны. Тогда он стал звать их: «Хоу... Хоу... Хоу...» Никто не появился. Тогда он стал звать громче: «Хоу!.. Хоу-эр!.. Хоу-эр-о!.. Хоуэро!.. Хорро!.. Хэлло!» По аудитории прокатилась волна смеха. Актер снова прокричал «Хэлло!», и смех стал громче. Можно ли было не понять этого сравнения? Жителей Запада он сравнивал обезьянами. Конец моей поездки совпал с кульминационным моментом передачи. Водитель улыбнулся немного застенчиво, получив плату за проезд, и мы пожелали друг другу всего доброго. Ни в малейшей степени я не был обижен; я также смеялся над выступлением. Я давно оставил позади возможные обиды, которые раньше приходилось мне ощущать, когда звучали насмешки над моим иностранным происхождением. Ситуации, когда я чувствовал себя униженным, обычно случались в мои студенческие годы, а иногда и позже. Однажды в 1982 году, через несколько недель после того, как я прибыл в Шаньдунский университет, руководители студенческого городка повели мою фуппу в театр. Я не многое понят в сюжете пьесы, которую мы смотрели, но запомнил, что главная шутка того вечера заключалась в том, что у иностранцев большие носы. Я вспоминаю также своего университетского тренера по легкой атлетике, доброго и преданного делу человека. Однажды после занятий он отозвал меня в сторону и принялся объяснять, что чернокожие и белые атлеты лучшие спринтеры, чем китайцы, поскольку «научно» доказано: у них больше генов человекообразных обезьян. С годами я понял, что среди некоторых китайцев распространены предвзятые мнения, подобные тем, которых не от большого ума придерживаются и отдельные иностранцы. В жизни это встречается часто. Передача по радио в стиле «сяншэн» с акцентом на обезьян настроила меня на размышления, возможно, и потому, что во время моей поездки на такси и позже в Пекине и других городах Китая день за днем по нарастающей происходили антияпонские демонстрации. Организованные марши против японцев, разрешенные властями, отражали характерные особенности политической жизни на протяжении десятилетий. Но эти проявления носили более неприятный оттенок, чем другие, которые я наблюдал ранее. Язвительность насмешливых замечаний, колонны протестующих, большинству из которых чуть больше двадцати лет, выражения ненависти и ярости на их лицах неожиданно расстроили меня. Много времени я пытался найти рационалистическое объяснение тому, что увидел. Я был поглощен поиском ответов на вопросы настолько актуальные, насколько и банальные: похожи ли китайцы на нас? Являемся ли мы друзьями? Можем ли мы с ними дружить? Дружба. Это понятие по-своему воспринимается разными людьми. Одно из значений касается дипломатических отношений между государствами. Другое отражает чувства меж ду отдельными людьми. Первое значение формируется кропотливой работой; она должна быть четко структурирована и прописана до мельчайших деталей. Второе понятие является произвольным, обусловленным стечением обстоятельств и, естественно, добровольным. Но в Китае границы между этими двумя категориями весьма расплывчаты — они носят отпечаток целенаправленных, поддерживаемых государством усилий по созданию «дружеских отношений» между китайцами и иностранными представителями, что рассматривается в качестве важного инструмента международной политики. Такие действия описываются выражением «вайши», что означает «международные отношения», целью которых являются попытки сформировать облик Китая, то есть как он воспринимается внешним миром не только со стороны иностранных правительств, но и с точки зрения общества этих стран. Главой системы «вайши» в китайском правительстве является один из ведущих политиков, и фактически каждое правительственное агентство, муниципальные органы и государственные предприятия имеют соответствующие подразделения для работы по линии «международных отношений». Дружба как таковая совсем не то направление, которое коммунистическая партия желала бы отдать на волю случая. С определенной точки зрения такая система не является оригинальной. В Советском Союзе существовала подобная система обращения с иностранными гостями. Но, как мне кажется, китайские устремления в этой области раскрывает описание взаимоотношений с иностранцами, приводимое в сборнике инструкций, предназначенных для операторов «вайши». Эти издания защищены грифом «Для внутреннего пользования», что, по сути, означает «секретно» для иностранцев. Они предназначены для практической помоши китайским служащим в их работе по оказанию нужного воздействия на иностранных гостей. Можно отметить, что ряд положений из этих сборников использованы Анной-Марией Брэди, автором книги «Заставляйте иностранцев служить Китаю», в недавно вышедшей из печати исследовательской работе, которая производит глубокое впечатление. Правила поведения, приводимые в этих пособиях, являются достаточносложными и распространяются на большинство ситуаций. Эти правила подчеркивают, что интимные отношения запрещаются и что установление дружеских отношений с иностранцами рассматривается как «работа». Одна фраза, которая неожиданно бросается в глаза, звучит так: «Ней вай ю бе» («Иностранцы и китайцы — разные люди»). Здесь также цитируются указания Чжоу Эньлая, премьер-министра с изысканными манерами, который занимал свой пост во времена Мао Цзэдуна, по поводу того, что «эффективность» установления дружеских отношений с иностранными журналистами требует тщательной подготовки и сбора материалов, потому что работники сферы «вайши» должны знать «своих врагов и знать свои возможности». Показательным добавлением к общей картине того, как деятели «вайши* пытаются преодолевать естественные различия, является иллюстрация, приведенная на обложке одного из наставлений в этой сфере, изданного в середине 1990-х годов, — на ней изображено рукопожатие. Одна рука здесь лишена волосяного покрова, другая сплошь покрыта толстым слоем шерсти. В той же книге ревностный поборник дела «вайши» Чжао Питао резюмирует задачи, стоящие перед сотрудниками офисов по международным связям: «Установление дружеских отношений с иностранцами является эффективным путем борьбы за приобретение симпатии и поддержки со стороны международной общественности. Это важная задача в работе по линии международных связей». В книге говорится, что одним из направлений по становлению и развитию «дружбы» является формирование взаимных чувств. Это может происходить различными путями, один из которых предусматривает поиск общих интересов. Сюда не должна примешиваться политика. Общие интересы могут касаться воспитания детей, садоводства, спорта, видов увлечений. Но какую бы форму это ни принимало, выявление различных общих интересов становится существенно важным для формирования чувств взаимной благосклонности. «Проявления чувств обусловлены реакцией людей на объективные события. Они представляют собой важные побудительные мотивы для человеческой деятельности. Для того чтобы уметь оказывать влияние на людей, в первую очередь мы должны научиться владеть чувствами» — в таком ключе был написан один из фрагментов книги, касающейся вопросов «вайши», под названием «Дипломатическое искусство Чжоу Эньлая». Другим путем для «обеспечения» теплых чувств рассматривались действия в отношении иностранцев, призванные дать им понять, что они представляют собой персон особой значимости. Временами такие действия походили на комический театр. В конце 1970-х — начале 1980-х годов часто применялась непонятная методика, которая касалась даже отдельных нелепых мелочей выброшенных носков, использованной бритвы или пачки открыток, — всего того, что иностранец оставлял в своем гостиничном номере после отъезда. Вскоре после выписки гостя из гостиницы какой-либо служащий этого учреждения (обычно местный сотрудник «вайши») запрыгивал в машину и несся вслед за такси или автобусом, на котором уехал иностранец. Он сигнализировал водителю с требованием остановить машину и затем вручал «забытую» вещь смущенному, но благодарному иностранцу. В конце 1980-х годов иностранцам, проявлявшим дружеские чувства к китайцам, предоставлялись определенные привилегии, как их понимали сами китайцы. Иностранцам приходилось или окунаться в очарование милой лести со стороны местных жителей, или восхищаться пленительным обращением, оказываемым им на эксклюзивном уровне как самым выдающимся персонам. В число примеров упомянутых выше вариантов подобного жанра входит и реальная история, приключившаяся с Грэгом Барретом, впоследствии ставшим главным управляющим компании «Интел», когда «стихийно возникшая» толпа в десятки тысяч человек приветствовала его приезд в юго-западный город Чэнду. Они окружили его на улице, напевая многоголосно и с повторениями «Ин-тэ-эр», «Ин-тэ-эр» («Интел», «Интел») до тех пор, пока Баррст, по его собственному признанию, не почувствовал себя прямо-таки Элвисом Пресли. Позднее компания «Интел» одобрила план инвестиций по строительству предприятия по производству модулей на базе электронных чипов — того, чего так старательно добивались в городе Чэнду. Эдгар Бронфман, который впоследствии стал председателем правления компании «Сигрэм», столкнулся с подобным поведением встречающих его людей в отдаленном районе недалеко от реки Янцзы в 1998 году. Его пивоваренная компания выразила намерение инвестировать 55 миллионов долларов в проект по созданию апельсиновых садов в этом регионе, который мог бы помочь преобразованию местной экономики. Отправившись вниз по реке на круизном судне, он видел тысячи крестьян — они заполняли склоны холмов, толпились на улицах, создавая проблемы для общественного транспорта и даже залезали на плоские крыши домов. Все они приветственно размахивали руками. Чувства, вызванные у Бронфмана таким теплым приемом, были настолько сильны, что даже позднее, когда компания «Сигрэм» была куплена компанией «Вивенди», занимающейся средствами массовой информации, он настаивал на том, чтобы проект апельсиновых садов оставался темой, отличающейся особой важностью, несмотря на то что это направление настолько отличалось от основного содержания бизнеса компании, насколько можно себе это представить. Иногда упор делается в большей степени на исключительные отношения, а не на проявления массового угодничества. Заморский гость может лицезреть огромные массы народа вокруг него, когда его провозят по городу в лимузине с полицейским эскортом, но такие мероприятия стоят особняком и отличаются от выражения энтузиазма со стороны простонародья. Описанные случаи более подходят к образу шествия мандаринов, восседающих в своих паланкинах во время передвижений по стране. Наиболее редкие проявления эксклюзивного «восхищения» зарезервированы для самых важных персон, подобных Руперту Мердоку, магнату, который контролирует корпорацию известий «Ньюс корпорейшн». В течение ряда лет он пытается внедриться на китайский рынок. Ему даже удалось получить доступ к некоторым строжайше охраняемым тайнам коммунистической власти. Его приглашали на званые обеды, в том числе в «Чжуннаньхай», самые высокопоставленные персоны страны. Это место охраняется по высшему уровню безопасности, как в старые времена охранялся только Запретный город, где жили китайские императоры. Ему предоставили фактически уникальное право выступить с лекцией перед будущими лидерами страны, обучающимися в Центральной партийной школе. Тема его лекции — эффективность средств массовой информации — изящно контрастировала с тем фактом, что в данную партийную школу вход строго закрыт и для китайцев, и для иностранцев, если они заранее не получат соответствующего разрешения. Тем не менее предоставляемые привилегии, теплота взаимоотношений, определенная доверительность и уважение — все это подчинено достижению чисто утилитарных целей. То, что эти «дружеские отношения» представляют собой не более чем форму временного соглашения, учитывающего взаимные интересы, подтверждается массой примеров. Но до сих пор трудно привести более яркий пример такого поведения, чем события, происходившие с Эдгаром Сноу, американским журналистом и автором целого ряда публикаций, который познакомился с Мао Цээдуном, еше когда будущий председатель партии руководил партизанскими соединениями, базировавшимися в провинции Шэньси. Нижеследующий отрывок, приводимый в неопубликованных дневниках Сноу, показывает, каким действенным средством может быть принцип «вайши», направленный на «формирование чувств» для последующего влияния на иностранцев в целях создания у Р них ощущений особого к ним отношения. В этом отрывке ^ описывается, как Сноу и Джордж Хатем, ливанский доктор, который также впоследствии был назван «настоящим другом 'г Китая», после трудного путешествия прибыли на коммунис- У тическую революционную базу в Китае. «Отряды и воинские подразделения несколько позади нас ?' двигались колонной по центральной улице под аккомпане- е' мент громких лозунгов «Добро пожаловать, американские Р~ друзья! Ура китайским товарищам! Ура мировой революции!» и* и тому подобное. Плакаты и транспаранты со словами при- ак ветствия висели на стенах близлежащих домов, некоторые были написаны по-английски, некоторые латинскими бук- ie' вами, передающими звучание иероглифов, но большинство по-китайски. Впервые меня встречало правительство в пол- ет~ ном составе, впервые целый город вышел меня приветство- |МИ вать. Оказанный мне прием отличался высокой степенью ить эмоциональности, я был растроган. Если бы меня попроси- ^е- ли выступить с речью, я был бы не в состоянии этого еде- ^ти лать*. *ию Сноу со временем стал самым известным другом Китая в 1ТЬГ]> послереволюционный период. Его книга «Красная звезда над Китаем» стала бестселлером в Соединенных Штатах, а Мао, КУС" который называл его «друг Сноу», приглашал американца ства стоять рядом с ним на главной трибуне площади Тяньань- ^еЙ мэнь во время национального праздника. Но неизбежно при- 1! К'иын китами тнр*с мир ходит время, когда за все приходится платить. Так и случилось — Пекин постарался использовать в своих целях самое ценное, что есть у журналиста: его доверие. В отличие от других «друзей Китая» Сноу проживал в Соединенных Штатах. В 1960 году он получил специальное приглашение посетить Китай, когда там разразился голод, вызванный политикой Мао по индустриализации страны. Пекин надеялся, что человек, который сделал намного больше других для поддержки образа китайских коммунистов в глазах иностранцев, вновь приедет в страну и напишет еше одну книгу в защиту режима. Мао он был нужен для поддержки своих заявлений о том, что в Китае нет никаких признаков голода и что слухи об острой нехватке продовольствия, циркулирующие в западных средствах массовой информации, — полный вздор. Сноу проехал по стране в сопровождении Джорджа Хате- ма, который остался в Пекине после революции в качестве члена избранного круга профессиональных «друзей Китая». Книга Сноу «Другая сторона реки: Красный Китай сегодня» приукрашивала ситуацию в стране, в чем страстно было заинтересовано ее руководство. Сноу утверждал, что он не видел в Китае голодающих людей, хотя «отдельные примеры» нехватки продовольствия могли иметь место, и что, несомненно, в стране существует проблема недостаточного питания. «Массовый голод? Нет», — заявлял Сноу. В действительности же, по оценочным данным, около тридцати миллионов человек умерли от голода. Феномен «вайши» интересен с разных точек зрения. Он может восприниматься как один из аспектов общественной дипломатии или как отдельные воплощения социальной психологии. Но я рассматриваю его как комплексное понятие, отражающее отношение китайского правительства к внешнему миру. Почему правительство ощущает необходимость печься о личных дружеских отношениях и почему Пекин не одобряет настоящую дружбу, основанную на искренних чув ствах? Возможно, это как-то связано с «патриотическим образованием», которое преподается китайским школьникам, или с пропагандой против «иностранного», что иногда находит отражение в правительственных газетах. В обоих случаях иностранцы изображаются как люди, которые недружелюбно относятся к Китаю. Точнее выразился Председатель Мао, стоя на главной трибуне площади Тяньаньмэнь во время объявления декларации об образовании Народной Республики 1 октября 1949 года: «Китайцы всегда были великой, отважной и трудолюбивой нацией; и только на современном этапе они оказались позади других. Такое положение целиком вызвано угнетением и эксплуатацией со стороны иностранных империалистов и местных реакционных правительств... Мы больше не будем нацией, терпящей оскорбления и унижения. Мы встали на ноги». За последнее десятилетие или чуть более Пекин предоставил китайцам гораздо больше свободы в плане установления настоящих дружеских отношений с иностранцами, и, конечно, возникающие личные связи носят глубокий, доверительный характер, отличаются взаимной преданностью, как и везде во всем мире. И все же государство продолжает предпринимать попытки по использованию своих граждан в целях формирования нужного образа Китая в глазах иностранцев. Самым последним примером такого поведения является новая серия справочников, напечатанная государственными издательствами с целью научить своих граждан производить хорошее впечатление на иностранцев в период, когда в Пекине в 2008 году будут проводиться Олимпийские игры. Эти книги призывают к вежливости даже в мелочах, соблюдению высокого уровня личной гигиены и проявлению «теплоты» по отношению к прибывающим гостям. В определенной степени, однако, все это является искусными уловками. Реальный взгляд китайского правительства на иностранцев на самом деле не изменился. В школах детей по-прежнему учат тому, что сто девять лет до революции 1949 года характеризуются вероломствами тайных интриг против Китая со стороны западных и ориентированных на Запад стран — России, Великобритании, Франции, Германии, Японии и Соединенных Штатов, которые нападали на старинную китайскую империю и захватывали сотни квадратных миль ее территории. Они принуждали пекинское правительство подписывать неравноправные договоры, прибегали к дипломатии «канонерок», развязали две опиумные войны в целях легализации торговли наркотиками, жгли императорские дворцы, похищали бесценные сокровища и унижали китайский народ. Фактически это так. Но то, что отсутствует в школьных учебниках или в газетных публикациях и телевизионных про- фаммах на подобные темы, так это какие-либо предпринимаемые попытки провести различия между историческими преступлениями и современными реалиями. Каждый школьник должен заучивать наизусть отрывки из историй, в которых японцы описываются как «черти» и изображаются как злодеи. Школьники начальных классов уже учат в качестве наипервейшего среди десяти «необходимых к усвоению» исторических событий тот факт, что коммунистический Китай был образован на основе «столетней борьбы китайского народа против иностранной агрессии». Почти незаметны официальные попытки, направленные на поддержку духа примирения или прощения. В то время как демонстранты, собравшиеся вокруг японского посольства в конце лета, скандировали «черти», «японские карлики», «собаки» и другие обидные эпитеты, власти не предприняли никаких действий, чтобы успокоить толпу или по крайней мере рассказать им о всей масштабной помоши и инвестициях японского правительства и компаний из этой страны, которые вкладывали средства в Китай на протяжении двух с половиной десятилетий. Никто в Пекине не сказал ни слова о том, что сегодняшние японцы могут по-разному относиться к действиям солдат японской имперской армии, которая пронеслась по Китаю до и во время Второй мировой войны. Иногда кажется, что правительство взращивает национализм, превращая его в такую мощную силу, что было бы опасным потерять над ним контроль. Один высокопоставленный чиновник как-то сообщил мне, что Пекин не имел возможности выбора, кроме как разрешить проведение в течение нескольких дней яростных акций протеста со стороны толпы, бросающей булыжники в посольства США и Британии в Пекине после бомбардировки китайского посольства в Белграде силами НАТО в 1999 году. Когда я спросил его «почему*, он ответил: «Потому что мы не хотим, чтобы нас называли Ли Хунчжан», — ссылаясь на самого «большого предателя» интересов Китая в период Цинской династии, которого повсюду осыпают бранью за подписание неравноправных договоров с иностранными державами. Разногласия по проблемам дружбы и национализма трудно точно определить и подробно описать. Скорее всего вы даже почувствуете неловкость при постановке вопросов, на которые нет прямых ответов, типа «Нравимся ли мы им?». Несмотря на это, с определенной точки зрения вопросы на подобные темы являются самыми важными. История свидетельствует о том, что становление великих держав сопровождается напряженностью, неурядицами и антагонизмом между государствами, существующими в рамках сложившейся до этого иерархической системы. Причины Первой мировой войны во многом определялись ростом мощи Германии, а национализм поднимавшейся Японии в значительной мере способствовал началу агрессивных действий в Тихоокеанском регионе во время Второй мировой войны. Можно согласиться с тем, что хотя побуждение к установлению теплых отношений между народами, возможно, в конечном счете и не явля ется фактором, достаточным для предотвращения применения силы в отношениях между государствами, но оно препятствует переходу мирной конкуренции в стадию откровенной враждебности. Этот момент и представляется наиболее важным для Китая и Запада, поскольку конкуренция, которая вносит беспокойство в коммерческие и дипломатические отношения между странами, уже проявила себя как мощный инструмент мировой политики, и ее роль будет только усиливаться. Но прежде чем заняться рассмотрением этого вопроса, необходимо проанализировать соотношение сил. Следует отметить, что с точки зрения глобальной перспективы быстрое развитие Китая сулит огромные экономические выгоды. Ценности, создаваемые трудом четырехсот миллионов человек, вырвавшихся из бедности; миграция более ста двадцати миллионов из сельских районов, где они, вероятнее всего, занимались птицеводством, на фабрики и заводы, где они производят большие объемы электроники и техники; значительный скачок вперед в уровне образования для десятков миллионов детей; создание первоклассной инфраструктуры; рост городов — население сорока из них превысило один миллион человек; коммерциализация рынка жилья и потрясающий прогресс в освоении технологий — все это позволило добиться одного из величайших подъемов благосостояния в истории страны. Главным получателем выгод, конечно, является сам Китай, но повышение достатка населения в таких масштабах в обязательном порядке, в совокупности всех проявлений, повышает шансы на рост благосостояния всей планеты. Целый ряд конкретных преимуществ уже очевиден. Запасы иностранной валюты, накопленные Пекином, которые в конце 2005 года составляли более 710 миллиардов долларов, как правило, в больших размерах направляются на приобретение долгосрочных казначейских облигаций США. Это не только помогло американскому правительству финанси ровать общественные расходы и оплачивать войну в Ираке, но также способствовало и поддержанию процентной ставки на низком уровне. В свою очередь, относительно низкий уровень процентной ставки в США влияет на уровень ставки рефинансирования по всему миру и провоцирует бум в области приобретения собственности в наиболее развитых странах. В то же время производство и предложение столь дешевой продукции, которая продается на рынках в городе Иу, приводят к тому, что покупательная способность населения повсеместно возрастает. Следует обратить внимание на то, что плоды развития распределяются по мировым регионам неравномерно. Бросается в глаза тот факт, что страны, которые получают наи- высшие доходы, обладают значительными ресурсами в энергетической области или другими природными ресурсами, но отстают в сфере производства промышленной продукции. Африка в этом плане имеет исключительные преимущества. Торговля между Китаем и африканскими странами за последние три года утроилась и способствовала африканскому экономическому подъему, который, по оценкам экспертов, приведет в 2005 году к максимальному росту их потенциалов за прошедшие тридцать лет. В Азии также складывается в целом позитивная картина. Торговля с десятью странами — членами АСЕАН должна, по имеющимся данным, превысить в 2005 году 130 миллиардов долларов, увеличившись примерно на треть объема всего за один год. Отношения с дальневосточными странами также развиваются весьма энергично. Для Южной Кореи и Японии Китай в настоящее время стал крупнейшим торговым партнером. Австралия полномасштабно пользуется запросами китайского рынка, экспортируя туда железную руду, глинозем, природный газ и целый ряд других полезных ископаемых и товаров. В Латинской Америке картина взаимодействия с Китаем более сложная — наблюдаемый подъем в торговле товарами и ресурсами отчасти натал киваете я на проявления последствий жесткой конкуренции с промышленными производителями продукции из Мексики и Бразилии. Что касается Европы и Соединенных Штатов, то, как мы уже отмечали, они переживают гораздо более неспокойное время. И поскольку интересы ведущих мировых регионов задеты, это может привести к весьма сложным проблемам для будущего развития Китая. Более двух третей экономики Китая зависит от торговли (для сравнения — у других крупных экономических держав такое соотношение остается на уровне около одной четверти), поэтому Пекин будет весьма уязвим в случае введения протекционистских мер, которые могут последовать за утратой со стороны Запада кредита благосклонности по отношению к Китаю. Многие достижения Пекина за прошедшие двадцать лет были бы невозможны без притока капитала из-за рубежа, заимствованных технологий и допуска к иностранным рынкам. Но в Америке и Европе в основном из-за появляющихся в этих странах новых проблем во все большей мере затрудняются выделить непосредственные преимущества от их развивающихся отношений с Китаем. Таким образом, в будущем основным встанет вопрос не о том, как укрепление Китая будет влиять на окружающий мир, а о том, до какого предела мир позволит Китаю продолжать подъем. В случае возникновения кризиса общий спад в мировой торговле имел бы катастрофические последствия для мировой экономики и по этой причине маловероятен. Даже частичное сокращение коммерческих связей или постепенное повышение уровня протекционистских мер со стороны Запада по отношению к Китаю в значительной степени повлияло бы на мировое благосостояние и привело бы к возникновению напряженности, которая распространилась бы и на другие сферы взаимоотношений. С точки зрения экономической перспективы такое развитие событий было бы иррациональным, поскольку уста новление торговых барьеров негативно сказывается не только на тех, против кого они направлены, но и натех, кто добивается проведения протекционистской политики. Но подобные решения весьма редко подвергаются беспристрастному экономическому анализу; вместо этого они могут приниматься с целью оказания определенного воздействия на избирателей — жители таких регионов, как город Рокфорд в Иллинойсе, или Прато в Тоскане, или в тысячах других мест, ощущают давление мощного производственного потенциала Китая. И в этом-то и кроется камень преткновения. Мое (предположим, не столь научное) описание всего этого учитывает и тот факт, что американцы, а в меньшей степени и европейцы нечасто одобрительно отзываются о заметных улучшениях, которые китайские производители привнесли в их жизнь. Так на улице в городе Рокфорде, недалеко от «Уол-марта» я спрашивал у покупателей, ощущают ли они желание сказать спасибо китайским рабочим за низкие цены на те товары, которые они только что приобрели. Я услышал массу точек зрения двойственного характера, заметил несколько странных взглядов, а один мужчина просто повернулся и зашагал прочь. Только один или два человека каким- то образом выразили свою признательность. Я подозреваю, что, если бы я со своими вопросами обратился в организации, выдающие ипотечные кредиты, и спросил бы покупателей недвижимости, ошушаютли они положительный эффект от приобретения Китаем долгосрочных казначейских облигаций США, что помогает поддерживать низкий уровень основной процентной ставки, реакция респондентов могла бы быть даже более приглушенной. Если говорить серьезно, то дело заключается прежде всего в том, что множество положительных моментов, которые Китай привнес в экономику Соединенных Штатов и Европы, менее заметны, чем нотки недовольства, вызванные «вредным» влиянием Пекина на количество рабочих мест в этих регионах. Таким образом, если политический деятель в ходе борьбы за победу на выборах предлагает прекратить перенос рабочих мест на территорию коммунистического гиганта под предлогом «несправедливых» торговых условий, созданных китайцами, включая несоблюдение прав интеллектуальной собственности, фиксированный курс национальной валюты и эксплуатацию собственных рабочих, он наверняка может рассчитывать на попадание в готовый список популярных кандидатов. Наоборот, предложения, базирующиеся на правильных, но требующих большего числа доказательств положениях, подчеркивающие взаимную выгоду от «свободной торговли» для ее участников, могут не пользоваться большой популярностью у избирателей. Позиции Китая особенно уязвимы именно в этой области. Недостатки системы управления в стране не позволяют Пекину правильно реагировать на подобные критические высказывания. Он, например, не может уничтожить «пиратство» как явление, поскольку многие злоупотребления в этой области происходят при попустительстве преследующих собственные цели местных правительств. Он не может позволить создание независимых профсоюзов, потому что они способны создать огромные проблемы для партийной власти. Никому не позволено разрешить свободный курс обмена национальной валюты, потому что даже очень незначительные флуктуации ее уровня могут свести на нет прибыль китайских производителей, пытающихся создать свои собственные брэнды. Вообще с учетом огромных масштабов коммунистического гиганта заметно, что для Пекина очень непросто решиться на существенные перемены, поскольку если экономика страны больше и не является коммунистической, то управляется она по-прежнему коммунистической партией. Все эти моменты приводят к неудобоваримому парадоксу: Китай по большей части обязан своим восхождением системе свободной торговли, созданной Америкой после Второй мировой войны, но он кровно не связан с этой системой. В отдельных отношениях его экономическая, а также и политическая система, культура, военная структура и общественные ценности сильно отличаются от таковых для большинства других народов, которые укрепились в рамках системы «Паке Американа». В прошлом все это, может быть, и не имело столь большого значения. Отличия Китая от Запада не привели к отчуждению Запада от Китая за прошедшие два с половиной десятилетия (исключая краткий период после жесткого подавления выступлений на площади Тяньаньмэньв 1989 году), так почему эти различия заслуживают гораздо большего внимания именно в настоящее время? Ответ на этот вопрос можно связать с началом 2004 года, когда крышки канализационных люков стали исчезать с улиц по всему миру в связи с растущим спросом на металлический лом со стороны поднимающегося азиатского гиганта. Именно в то время Рубикон был перейден. Будущее Китая было предопределено: ему предстояло стать совсем не таким, как прошлое этой страны. Даже хотя центральное правительство и не может полностью контролировать потребности страны, оно не имеет альтернативы, кроме как делать все, что в его власти, для удовлетворения потребностей развивающейся страны. Если оно не сумеет справиться с такими задачами, то это может привести к панике или неожиданному экономическому коллапсу, который отзовется сотрясением устоев партийной власти. Когда бы это ни произошло, Китай столкнется с серьезнейшим кризисом. Рассвет новой эры международных отношений характеризуется геополитическим подходом к жизни в условиях нехватки ресурсов. Наблюдается постоянно возрастающая конкуренция как в торговой, так и в политической областях, настраивающая страны друг против друга в погоне за ограниченными природными ресурсами и источниками энергии. Еще пять лет назад пекинские лидеры почти не имели причин беспокоиться по поводу того, где и как их компании будут обеспечивать для себя поставки нефти, газа и массы других видов товаров и сырьевых продуктов. В то время запросы национальной экономики, хотя и весьма значительные, относительно легко удовлетворялись предложениями, существующими на мировом рынке. Но в настоящее время Китай уже стал вторым импортером нефти в мире после Соединенных Штатов. Его объемы импорта алюминия, никеля, меди и железной руды возросли с примерно семи процентов мировой потребности в этих товарах в 1990 году до, по оценочным данным, сорока процентов в 2010 году. В результате Пекин весьма озабочен вопросами поставок основных природных ресурсов, запасы которых подходят к концу, или вынужден переключаться на другие страны — источники сырья, чтобы снять угрозу темпам экономического роста в стране, позволяющим создавать двадцать четыре миллиона новых рабочих мест в стране ежегодно. Огромная нехватка природных ресурсов или поиски путей их восполнения буквально за несколько лет перекрыли планируемые показатели и стали основным фактором мотивации при решении вопросов внутренней и внешней политики. Настоятельная побудительная тенденция к реализации своих устремлений все активнее подталкивает Китай к стратегическому и дипломатическому конфликту с Соединенными Штатами Америки. Поскольку у Пекина отсутствуют сомнения в необходимости решения вопроса об удовлетворении своих потребностей в ресурсах, он проводит энергичную политику по получению доступа к резервам, которые можно использовать для своих целей, и не важно, где они находятся. Многие источники поставок сырья находятся в странах, которые являются соперниками Соединенных Штатов или выглядят изгоями в глазах Вашингтона. По этой причине Америка со все возрастающей тревогой наблюдает за тем, по пробует ли Пекин вторгнуться в области, затрагивающие ее жизненные интересы, или угрожать уже созданным ею каналам поставок энергетических ресурсов. Можно сказать, .что пока ситуация не воскрешает времена «холодной войны», когда великие державы применяли изощренные методы в борьбе за страны третьего мира, но условия для перехода в это состояние уже есть. Возьмем, к примеру, Венесуэлу, страну в Латинской Америке, пятого по величине производителя нефти в мире. Руководит страной Уго Чавес, ориентированный на социалистический путь развития союзник кубинского лидера Фиделя Кастро. Президент Чавес обвиняет Вашингтон в подготовке заговора с целью его убийства и захвата нефтяных богатств его страны. Он использовал трибуну ООН, чтобы повесить на США ярлык «государства-террориста», и поклялся перед своими гражданами ликвидировать зависимость экономики своей страны от Соединенных Штатов. Несмотря на все это, Венесуэла остается важным источником нефти для США, ежедневно поставляя около трех миллионов баррелей нефти для мировой сверхдержавы. Но сравнительно недавно Чавес предпринял попытки найти альтернативных потребителей для экспорта своей нефти, и Китай оказался на самом верху списка возможных покупателей. Президент Венесуэлы был приглашен в Пекин в 2004 году, и ему был оказан весьма теплый прием. Находясь в Пекине, Чавес подписал соглашение, которое предусматривало китайские инвестиции в нефтяной сектор Венесуэлы в размере трех миллиардов долларов, что почти в два раза превышало существующие вложения в эту отрасль. В 2005 году близкие отношения получили дальнейшее развитие, когда вице-президент Цзэн Цинхун встретил дружеский прием в Каракасе, устроенный Чавесом. Президент Венесуэлы заявил Цзэну, что его страна имеет «очень большую заинтересованность стать надежным поставщиком нефти и нефтепродук тов для Китайской Народной Республики». Тем не менее прозрачный контекст сделки намекал на то, что если с Китаем действительно будет подписан долгосрочный контракт на поставку нефти и нефтепродуктов, то эти поставки будут осуществляться за счет объемов, ранее предназначенных для США, и, таким образом, Вашингтону остается только пребывать в неопределенном состоянии. Как отметила государственный секретарь США Кондолиза Райс, Соединенные Штаты «приветствуют развитие самостоятельного, миролюбивого и процветающего Китая» и в то же время надеются, что он «сможет и будет желать соотносить свои возрастающие возможности со своими международными обязательствами». Говоря другими словами, Соединенные Штаты не хотят видеть, как Пекин поддерживает противников Вашингтона для того, чтобы перевести каналы поставок нефти, которые обеспечивают рост американской экономики, в другую сторону. Основной вопрос заключается не в том, что Китай может серьезно влиять на каналы поставок природного сырья в США, а в том, что в своей готовности обеспечивать поступление нужных ресурсов он развивает дружеские связи со странами, в отношении которых Вашингтон проводит политику изоляции. С этой точки зрения ярким примером является Судан. В 1997 году, когда правительство в Хартуме, состоящее в подавляющем большинстве из мусульман, развязало жестокую войну против повстанцев-христиан из южных районов, Вашингтон ввел для американских компаний запрет на деятельность в этой восточноафриканской стране. Такая ситуация предоставила китайцам возможность вплотную заняться нефтяными месторождениями Судана. С того времени Судан стал крупнейшим зарубежным проектом Китая в нефтяной области, а Китай превратился в основного поставщика оружия для Судана. Изготовленные в Китае танки, истребители, бомбардировщики, вертолеты, пулеметы и реак тивные гранатометы оказали дополнительное разрушитель* ное воздействие на ход гражданской войны между севером и югом страны — войны, которая длится уже больше двух десятилетий. Следует отметить, что деньги на приобретение этого вооружения поступили из доходов, полученных прежде всего по результатам деятельности государственной китайской компании — Китайской национальной нефтяной корпорации — КННК. КН Н К владеет сорока процентами, что составляет основной пакет акций, стоимости нефтедобывающей компании «Великий Нил», консорциума, который наиболее влиятелен на нефтяных месторождениях Судана. Другая китайская компания, «Синопек», прокладывает нефтепровод длиной в сотни миль до Порт-Судана на Красном море, где «Китайское инженерно-строительное объединение в области нефтедобычи» строит терминал для танкеров. Суммарные инвестиции в проект составляют миллиарды долларов. С учетом наращивания выхода продукции Судан обеспечивает Китай поставками нефти в размере десяти процентов от его потребностей. Но выгоды, получаемые от такого «сотрудничества», необходимо рассматривать с точки зрения ущерба для репутации Китая. Фактически Китай стал главным поборником суданского правительства, которое совершает преступления с массовыми проявлениями геноцида. Согласно информации, полученной от групп по правам человека и местных правозащитников, приводимой Питером Гудманом, репортером газеты «Вашингтон пост», установка китайских нефтебуровых установок прямо приводит к массовым убийствам мирных суданских граждан. По утверждению основанного в США «Бюро по наблюдению за соблюдением гражданских прав» — организации негосударственного типа, — войска суданского правительства создают «санитарный кордон» вокруг нефтедобывающих установок путем удаления этнических племен нуэр и динка, которые в основном проживали в этих местах. 26 февраля 2002 года нуэрский город Нхиальдю был практически полностью очищен от жителей в ходе одной из таких операций. Эти меры были направлены на обеспечение работы китайской нефтяной скважины, которая в настоящее время активно используется недалеко от города Леал. Были задействованы значительные силы; минометный огонь, а затем и огонь с вертолетов были направлены прямо на жилища людей. Бомбардировщики марки «Антонов» метали бомбы, а около семи тысяч солдат правительственных войск при поддержке проправительственных отрядов местной милиции «зачищали» территорию с помощью огнестрельного оружия и более двадцати танков. Такие данные приводил Гудман, ссылаясь на многочисленные местные источники. «Китайские фирмы хотят качать здесь нефть, поэтому нас отсюда выгнали», — цитировал Гудман слова одного из местных жителей, Рустала Я кока. Последний добавил, что его жена и шестеро детей были убиты в ходе операции. Руководитель города Леал — Тангар Куигун, — который также в то время потерял троих из своих десятерых детей, сообщил Гудману, что примерно три тысячи из общего числа в 10 тысяч жителей городка погибли, а все их дома сожжены. Вместе с тем нет свидетельств о том, что китайское правительство или его крупнейшие нефтяные компании каким- либо образом советовали суданскому правительству действовать настолько агрессивно и проводить политику «выжженной земли» в окрестностях города Леал. Пекин также отказывается от любых обвинений в свой адрес по поводу участия в развязанном в Судане геноциде. В 2004 году заместитель министра иностранных дел Китая Чжоу Вэньчжун заявлял: «Бизнес есть бизнес. Мы стремимся к отделению политики от бизнеса. Я полагаю, что ситуация внутри Судана является его собственным внутренним делом, и мы не намерены влиять на нее». Однако всего через несколько месяцев после этого китайские дипломаты успешно «выхолостили» конкретную суть резолюции ООН, осуждающей Хартум, и таким образом свели на нет усилия Вашингтона по возможному введению санкций против Судана в нефтедобывающей отрасли в знак протеста против других проявлений геноцида в суданском регионе Дарфур. В то же время, добившись снятия остроты формулировок из резолюции, представитель Китая при ООН Ван Гуан’я отверг утверждения о том, что предпринятые Пекином действия каким-то образом связаны с намерениями защитить нефтяные интересы китайского государства в Судане. Судан отнюдь не является единственным примером, когда Пекин преследует свои собственные цели в области энергоносителей и природных ресурсов за счет своей международной репутации. Когда президент Узбекистана Ислам Каримов совершал официальный визит в Пекин в 2005 году, китайское правительство оказало ему самый теплый прием, расстелив перед ним красные ковры, несмотря на тот факт, что всего за двенадцать дней до этого узбекская армия уничтожила сотни протестующих из числа гражданского населения7 на городской площади одного из населенных пунктов на востоке этой центральноазиатской страны. Прием, оказанный Каримову в китайской столице, контрастировал с возмущением, наблюдавшимся по всему миру. Были даже призывы провести международное расследование происшедших событий — эти призывы были инициированы Соединенными Штатами и их партнерами по НАТО, которые на тот момент содержали военные базы на территории Узбекистана. В Пекине в честь Каримова на площади Тяньаньмэнь был дан салют из двадцати одного орудия, при этом не было никаких публичных упоминаний о событиях в Андижане, городе в Ферганской долине, где произошло столь жестокое подавление массовых выступлений. Но прошло не так много време ни, и стало понятно, что скрывалось за реальными мотивами проявления почтения со стороны китайцев в отношении «настоящего друга», как государственные средства массовой информации называли Каримова. Узбекский президент привез с собой проект сделки на сумму в шестьсот миллионов долларов, касающейся допуска Китайской национальной нефтяной компании к двадцати трем нефтяным полям Узбекистана. Через пару месяцев после визита Каримова наступила очередь диктатора Роберта Мугабе из Зимбабве, который также был удостоен салюта из двадцати одного орудия, относительно небольшого кредита и ряда ободряющих речей из уст Ху Цзиньтао. Гораздо более существенным по сравнению с укреплением связей с Узбекистаном или Зимбабве явилось развитие теплых отношений Китая с Ираном — еще одной страной, возглавляющей вашингтонский списокстран-изго- ев. Иран обеспечивает одиннадцать процентов нефтяного импорта Китая, поэтому он уже стал ключевым партнером страны по поставкам природных ресурсов. Но уровень взаимовыгодных интересов предстоит поднять еще выше, в частности, «Синопек» — вторая по величине государственная нефтяная корпорация Китая — занимается осуществлением соглашения в нефтяной и газовой областях с Тегераном, стоимость которого, по оценочным данным, будет составлять семьдесят миллиардов долларов. Такая сделка является самой крупной в области энергетики, совершаемой какой-либо страной — членом ОПЕК (Организация стран — экспортеров нефти). В соответствии с данным соглашением Пекин обязуется осваивать гигантское нефтяное месторождение Яда вран и закупать 275 миллионов тонн сжиженного природного газа в течение последующих тридцати лет. Тегеран также согласился экспортировать в Китай около 150 тысяч баррелей нефти ежедневно по рыночным ценам в течение периода в двадцать пять лет. Масштабы такой сделки внесли огромный вклад в укрепление взаимных связей и превратили Пекин в верного друга Тегерана в Совете Безопасности ООН, где Китай является одним из пяти постоянных членов, имеющих право применять вето в отношении любой резолюции, которая вносится на рассмотрение этого органа. Пекин за последние два года использует это свое право или недвусмысленно намекает на такую возможность, чтобы отклонять предпринимаемые Соединенными Штатами попытки ввести в рамках ООН санкции в отношении энергетического сектора Ирана. Вашингтон подозревает Иран втом, что тот, вероятно, развиваеттех- нологии, связанные с созданием ядерного оружия, и надеется использовать угрозу санкций для принуждения Тегерана предоставить соответствующим представителям ООН доказательства ненарушения им условий Договора о нераспространении ядерного оружия — международного соглашения, которое предназначено противодействовать распространению ядерных вооружений и технологий по их производству. Но по всей вероятности, эти планы в настоящее время эффективно блокируются китайскими интригами в Совете Безопасности ООН. Беспокойство в Белом доме, которое вызывается подобными действиями Китая, трудно переоценить: недопущение Ирана к технологиям производства атомной бомбы в течение длительного периода времени является стержневой задачей с точки зрения государственного департамента США на глобальное развитие ситуации в мире. Китайская готовность «облагораживать» образы богатых ресурсами стран-изгоев в ходе заседаний Совета Безопасности становится основным отступлением от процедур, по которым организована его работа как органа ООН. Неестественность ситуации продолжает усиливаться, но пока предупреждениям Вашингтона не уделяется должного внимания. В июне 2005 года помощник государственного секретаря по вопросам Восточной Азии и Тихоокеанского региона Крис Хилл сообщил подкомиссии палаты представителей США, что важной задачей для Америки и их союзников в Азии является «получение гарантий того, что в своем поиске ресур сов и товаров, призванных обеспечивать функционирование своего экономического механизма, Китай не будет поддерживать сохранение режимов, которые проводят политику, направленную более на подрыв, чем на укрепление безопасности и стабильности международного сообщества». Несколько месяцев спустя, не заметив никаких видимых изменений к действиях Китая, Роберт Зеллик, заместитель государственного секретаря, высказался более откровенно: «Учаегие Китая в сотрудничестве с причиняющими беспокойство странами демонстрирует в лучшем случае недальновидность в отношении последствий своих действий, а в худшем — кое-чго более уфожающее». Он добавил, что если Пекин будет пытаться использовать свое влияние для «вытеснения США со своих позиций, то в ответ он получит соответствующую реакцию». Первые проявления «соответствующей реакции» мы, по- видимому, уже наблюдали. Отвод предложения китайской нефтяной компании КН М Н К в отношении своего американского партнера «Юнокол» летом 2005 года показал, насколько американское общественное мнение оказалось чувствительным к быстрому развитию Китая и потенциальному ощущению исходящих от него угроз. С точки зрения объективного рассмотрения наступление третьей по величине китайской нефтяной компании на среднего по масштабу американского производителя никоим образом не могло представлять угрозу для национальной безопасности США. Как- никак суммарный выход нефти со скважин «Юнокола» в Америке покрывал только один процент от потребностей Соединенных Штатов. Но в условиях демократии эмоциональное восприятие событий зачастую имеет более сильный эффект, нежели объективный расчет. Но с учетом внимания, оказываемого Китаем противникам Америки в различных частях света, публикаций заявлений, призывающих США убрать свои военные базы в Центральной Азии, стимулирования создания условий для переноса американских рабочих мест в Китай понятно, что члены конгресса не нашли для себя возможным оказать поддержку китайской нефтяной компании. Впрочем, не подняли ставки китайской компании в Америке и комментарии китайского генерала, сделанные им за несколько дней до решения конгресса по вопросу о том, поддержать ли или проголосовать против предложения нефтяной компании КНМНК. В подготовленном им для иностранных журналистов заявлении генерал Чжу Чэнху предупреждал, что если «американцы подтянут свои ракеты и боевые средства к зонам поражения на территории Китая, то, по моему мнению, мы должны ответить с помощью ядерного оружия. Мы, китайцы, сами подготовимся к уничтожению всех городов восточнее Сиани (в центральном Китае). Конечно, американцам придется подготовиться к тому, что сотни городов будут уничтожены самими китайцами». После всего этого неудивительно, что палата представителей конгресса США проголосовала в соотношении 398 к 15 голосам за передачу предложения компании КНМНК на рассмотрение президенту Джорджу Бушу на основании причин, затрагивающих национальную безопасность. Заявления, подобные сделанному генералом Чжу, производят сильное впечатление независимо от того, в какой степени они могут отражать реальные намерения Пекина. Неудача компании КНМНК в Америке, хотя и весьма заметная, оказалась лишь одним из эпизодов. Но он ярко демонстрирует гораздо более серьезную и весьма реальную опасность того, что однажды конгресс и американские избиратели станут недвусмысленно рассматривать Китай как своего противника. Если такое ощущение начнет захватывать общество все сильнее, оно может вынудить Вашингтон задуматься над возможным использованием имеющегося арсенала средств для решения стратегических и коммерческих проблем и привести к постепенному изменению политики взаимодействия, которая выполняла роль фундамента для столь значительного развития Китая за последние двадцать восемь лет. Если восприятие Китая в качестве врага проникнет достаточно глу боко в американскую политическую психологию, то целый ряд широко бытующих аргументов, имеющих антипекинскую направленность — например, что Китай проводит несправедливую торговую политику, манипулируете курсом своей валюты, нарушает права интеллектуальной собственности, нещадно эксплуатирует своих рабочих, использует выгоды финансового субсидирования со стороны государственных банков и тому подобное, — могут стать реальными факторами проводимой в отношении Китая политики. Но Пекин, подгоняемый своим ненасытным аппетитом, может и не пойти на уступки американскому общественному мнению, создавая, таким образом, безвыходное положение, которое постепенно сформирует более решительную ответную реакцию Белого дома. В некоторых отношениях данный сценарий может показаться надуманным. Однако в нем учитывается целый ряд обстоятельств, касающихся того факта, что стратегическая и военная конкуренция между Китаем и Соединенными Штатами продолжает усиливаться. В основе такого соперничества лежат два взаимосвязанных спорных вопроса. Первым является фактически устоявшийся, но разжигающий рознь спорный вопрос вокруг Тайваня. Второй — во многом новые проявления растущей у Пекина уверенности в своих возможностях: намерение обеспечить себе безопасные поставки нефти и других ресурсов, которые Китай приобретает в других странах. По вопросу Тайваня ситуация заметно ухудшается. Основа разногласий якобы проста: Китай утверждает, что Тайвань является частью его территории, и угрожает захватить остров, если тайваньские лидеры когда-либо официально заявят о его независимости. Соединенные Штаты допускают, что Тайвань географически связан с Китаем, однако хотят, чтобы воссоединение произошло мирно. У США также имеются обязательства в рамках американского закона — Акта о взаимоотношениях с Тайванем — прийти на помощь Тайбэю, если Китай когда-либо решится атаковать остров. За этими основными принципами, однако, кроются более тонкие и эмоциональные аспекты. Тайвань занимает положение как раз между морскими путями, которые проходят по краям Южно-Китайского моря и ведут в Японию, что превращает остров в стратегический пункт огромной важности в плане торговли и демонстрации военной мощи в данном регионе. Его привлекательность для Вашингтона еще более возрастает с учетом наличия демократического правительства в Тайбэе и последовательных шагов со стороны главных официальных лиц Тайваня по привлечению членов конгресса США для поддержки своей политики. Для Китая тайваньский вопрос также характеризуется в высшей степени эмоциональным и националистическим подходом. Пекин рассматривает политику острова как проявление давнишнего неуважения к его престижу, напоминание о том, что унижения, которые испытывал Китай от иностранных держав сто девять лет назад, считая до 1949 года, должны быть ликвидированы. Дело по возвращению Тайваня, который был отторгнут от Китая в 1895 году после войны с Японией, превратилось в пережиток прошлого для коммунистического правления. С учетом таких непримиримых подходов двух держав малейшее изменение в балансе военных сил, разделяемых Тайваньским проливом, чревато ростом напряженности по всему Азиатско-Тихоокеанскому региону. Нельзя не заметить, что такие изменения в последнее время уже происходят. Американский эксперт по китайским вооруженным силам Дэвид Шэмбо отмечал, что в связи с возрастанием наступательного потенциала НОАК — Народно-освободительной армии Китая — баланс вооруженных сил в этом районе заметно склоняется в пользу Китая. Согласно недавно полученным оценкам Пентагона, Пекин установил более семисот ракет, нацеленных на Тайвань, рядом со своим юго-восточным побережьем и наращивает развернутую здесь группировку, добавляя от семидесяти до семидесяти пяти ракет в год, что значительно больше ежегодного роста в прежние времена, который составлял тогда около пятидесяти ракет. По мнению ряда американских и тайваньских аналитиков, такое размещение может проводиться последовательно для обеспечения возможности по проведению молниеносного «обезглавливающего» удара по Тайваню. При этом планируется использовать системы точного наведения. Целью плана является выведение из строя правительства, разрушение коммуникаций и, как результат, принуждение тайваньских лидеров сесть за стол переговоров в течение нескольких часов, прежде чем военно-морской флот США сможет доплыть до Тайваня, чтобы оказать ему помощь. Все же, несмотря на разногласия по Тайваню, Соединенные Штаты и Китай со времени установления между ними дипломатических отношений в 1979 году сумели избежать определений друг друга в качестве будущих противников. Но эта ситуация также может незаметно измениться. Во время визита в Сингапур в 2005 году министр обороны США Дональд Рамсфельд задал на открытой конференции вопрос, почему Китай продолжает расширять свои ракетные силы, так что они смогут достигать целей во многих частях мира, а не только в районе Тихого океана: «Поскольку никакая страна Китаю не угрожает, можно поинтересоваться, почему происходит это наращивание мускулов?» Один из руководящих сотрудников министерства иностранных дел Китая, присутствующий на заседании, возразил ему, задав встречный вопрос: «Вы действительно верите, что Китай не подвергается никаким угрозам ни с какой бы то ни было части мира?» Через год в ходе своего визита в Пекин Рамсфельд вновь вернулся к этой теме, спросив своего высокопоставленного армейского собеседника, почему Китай, по оценкам Пентагона, тратит около 90 миллиардов долларов в год на военные цели. Представитель принимающей стороны ответил, что Пентагон оперирует неверными цифрами и что китайский военный бюджет в 2005 году, как ни удивительно, составлял только двадцать девять миллиардов долларов — всего лишь маленькую часть того, что ежегодно тратят Соединенные Штаты на подобные цели. Тем не менее обмен подобными высказываниями помогает понять растущие опасения Америки. Уровень беспокойства повышается еще более с учетом попыток Пекина усилить свое военное присутствие в Азиатско-Тихоокеанском регионе, где США являются неоспоримым арбитром в вопросах безопасности со времен Второй мировой войны. Китай не стремится провоцировать Вашингтон, но у него не остается выбора, как только укреплять свои маршруты поставок нефти с Ближнего Востока в Малаккском проливе, а также морские пути между Индонезией и Малайзией, по которым перевозится почти весь импортный объем нефти для Азии. Потенциальная возможность конфликта с Соединенными Штатами из-за Тайваня означает, что Пекин не может надеяться на американский флот с точки зрения обеспечения безопасности судоходных путей по проливу. Китай нуждается в формировании своей собственной системы военно-морской поддержки в регионе, и решать эту задачу он старается быстро и решительно. Согласно докладу, подготовленному для Пентагона поставщиком министерства обороны «Буз Аленэнд Гамильтон», «Китай уже приступил к реализации стратегии по усилению дипломатических и военных связей со странами, которые, подобно «нити жемчужного ожерелья», вытянуты в линию вдоль маршрутов их нефтяных танкеров на пути с Ближнего Востока». Каждая «жемчужина» указывает на наличие там благоприятных условий для вооруженных сил или постов прослушивания, которые уже сейчас могут быть использованы китайцами или находятся в стадии строительства. Один из таких пунктов — это Гуадар, пакистанская военно-мор- ская база, в строительстве которой Пекин оказывает помощь. Дипломаты полагаютгчто после завершения ее строительства китайские военно-морские корабли получат регулярный доступ в доки этой базы. Китайцы помогают также строить контейнерный терминал в порту Читтагонг, в соседнем Бангладеш. Этот порт является еще одним стратегическим пунктом на важной морской артерии, ведущей с Ближнего Востока. В Мьянме, стране, правительство которой каждый год получает от Пекина щедрую военную помощь, были размешены электронные пункты прослушивания. Они базируются на островах Бенгальского залива, так что китайцы могут следить за деятельностью индийского и американского флотов в районах вокруг Малаккского пролива. Конечно, такие действия китайцев вовсе не означают, что конфликт между Китаем и Соединенными Штатами неизбежен или даже вероятен. Однако они отражают существенное повышение напряженности и взаимной подозрительности. Если эти факторы проникнут в коммерческую сферу, как это произошло в случае с попыткой КНМНК приобрести «Юно- кол», тогда медленно, но верно обязательства со стороны Запада в отношении Пекина, которые значительно способствовали быстрому развитию Китая с 1978 года, могут быть подорваны. Если такое случится, то самое большое явление экономической жизни второй половины двадцатого века может быть низвергнуто ходом событий первой половины двадцать первого века, что вызовет дезорганизацию хозяйственных связей, способную потрясти не только Китай, но и многие страны мира. Такая перспектива, которая может принести невероятный ущерб многим сотням миллионов людей, возможна в связи с наиболее существенным ограничением, привносимым глобализацией: хотя мировая торговля усиливает экономическую взаимозависимость стран, участвующих в этих процессах, сама по себе торговля не делает отношения жителей этих стран друг к другу более теплыми. Поэтому, когда отношения становятся хуже вследствие проблем, не имеющих никакой связи с коммерческими делами, каждая сторона начинает возмущаться по поводу своей зависимости от других. В таких случаях у партнеров быстро проявляется наличие или отсутствие доброй воли по отношению к остальным участникам торговли. Недавним примером, вызывающим в этом плане наибольшую обеспокоенность, явились отношения между Японией и Китаем. Две страны вовлечены в тесное экономическое сотрудничество, беспрецедентное с точки зрения стремительности и глубины. Около шестнадцати тысяч японских фирм занимаются бизнесом на территории континентального Китая, а резко возросшие объемы торговли с Китаем способствовали выходу Японии из десятилетней стадии незначительного экономического роста и периодически повторяющихся спадов. Кроме того, импорт из Китая снизил цены на товары для японских покупателей. Более 150 тысяч китайских студентов обучаются в японских университетах, и около миллиона китайцев работают в японских компаниях. В Шанхае, где японская деловая активность растет еще быстрее, постоянно проживает около 100 тысяч японцев. Несмотря на все это, отношения двух азиатских гигантов как в дипломатической сфере, так и просто эмоциональные стали не лучше, чем они были в 1978 году, когда присутствие японского бизнеса на китайском рынке было практически равно нулю. Можно сказать, что оба соседа расходятся в подходах к политическим вопросам так же быстро, как объединяются в сфере экономического сотрудничества. Популярный национализм в этих двух странах побуждает политиков потворствовать своим избирателям, что усиливает брожение вредных настроений. Премьер-министр Японии Дзюинтиро Коидзуми регулярно посещает храм «Ясукуни» в Токио, который посвящен японским солдатам, погибшим за императора, и такими действиями оскорбляет китайцев, которые слишком хорошо знают, что несколько военных преступников, принимавших участие в массовых зверствах во время второй Китайско-японской войны, также почитаются в этом месте. Всвою очередь, в Китае высокопоставленные должностные лица, которые обычно занимаются предотвращением уличных манифестаций, дают «зеленый свет» на регулярные сборы бушующей толпы анти японских демонстрантов на территории вокруг япон ского посольства. Вполне резонно, что на определенной стадии происходящие ухудшения политических и дипломатических отношений отразятся и на торговле и что китайское население может произвольно начать бойкот японских товаров, подобно тому, как это происходило в 30-х и 40-х годах, когда на китайской территории шла война. В какой-то момент один из случаев бойкота может вылиться в нечто более существенное, более длительное и приводящее к большему ущербу. Не исключаю, что описанный мной сценарий может показаться излишне пессимистическим, слишком нерадостным. На самом деле, когда бы я ни размышлял над всеми затронутыми выше вопросами, такими как раздражительные реакции партнеров, вредные настроения и стратегическое соперничество, которые однажды могли бы привести к разрыву торговых отношений Китая с Западом, вновь возникали мысли о том, что эти озабоченности могут быть преодолены. Подобные воспоминания приходили мне на ум и во время нахождения на территории посольства в Пекине после бомбардировок силами НАТО китайского посольства в Белграде. Еще не рассеялся столб дыма, поднимающийся из каменных обломков с территории китайского посольства, как Вашингтон выступил с заявлением, в котором говорилось, что бомбардировка была «трагической ошибкой», вызванной, по словам допрашиваемого пилота, использованием устаревшей карты. Но Пекин отверг такие объяснения: состоялось заседание политбюро, на котором было решено, что Пентагон умышленно нанес удар по посольству, в результате чего несколько человек из числа персонала погибли. Когда такое решение было обнародовано, неподдельная ярость охватила не только Пекин, но и большую часть страны. Негодующие толпы студентов и простых граждан собрались рядом с территориями американского и английского посольств в течение нескольких часов после объявления новостей, и, поскольку, как казалось, первый день протестов тянулся медленно, неистовство лишь нарастало. Китайские охранники из числа военных и полиции, которые постоянно на ходятся вокруг огражденных территорий для защиты иностранных посольств, ничего не предпринимая, смотрели, какдемон- стрзнты метали камни, предметы с краской и бутылки в здания посольств. Когда один из них прицельно метнул свой снаряд через стену и разбил окно, толпа взорвалась торжествующими возгласами. Временами даже охранники присоединялись к ликованию. Между тем иностранцы, проживающие в Пекине, ощутили на себе более пристальные, чем обычно, испытующие взгляды китайских граждан, которые интересовались, из каких они стран. Если ответ был — из Британии, Соединенных Штатов или другой страны — члена НАТО, реакция никогда не была благожелательной. Неожиданно число иностранцев, называющих себя британцами или американцами, стремительно сократилось, в то время как представляющихся австралийцами. южноафриканцами и канадцами заметно возросло. Один высокопоставленный британский дипломат, которого я знаю, заявил, когда к нему пристала разъяренная толпа недалеко от центральных ворот посольства, что он албанец. Другие в своем желании сохранить слабую анонимность причисляли себя к «выходцам» из Исландии. Когда вечерние сумерки завершили первый день протестов, я начал лихорадочно подводить итоги, силясь себе представить, каким это образом появляются новые «выходцы» и как они передвигаются по всему городу. Злобы в отношении китайцев я не чувствовал и простодушно не видел реальных причин, почему они должны испытывать злобу ко мне — как- никак вопрос о том, была ли бомбардировка в Белграде ошибкой или нет, относится к моему правительству. Я не имею к этому никакого отношения. Я топтался, делая журналистские заметки, в середине толпы из нескольких сотен демонстрантов, бросающих камни в британское посольство, когда кто- то спросил меня, откуда я. Я ответил, что из Британии. Среди окружавших меня внезапно повисло молчание. Толпа подалась назад. Кто-то вдруг выкрикнул: «Английская свинья!» Кто-то другой добавил: «Английская собака!» Третий закричал: «Английская плюгавая собака!» Выкрики слились в один и волнами покатились по толпе: «Английская свинья, английская собака, английская плюгавая собака!» С каждым возгласом гнев толпы нарастал. Я мог лишь предположить, что случится далее, поэтому стал выбираться прочь. Сборище демонстрантов позволило мне удалиться, но сопроводило мой уход несколькими пинками, толчками и затрещинами. Почувствовав себя свободным, я бросился бежать и бежал так быстро, как могла уносить ноги только «плюгавая собака». Несколько брошенных мне вслед камней ударили меня по ногам и повредили левое плечо. Толпа, наблюдая мое отступление, ликующе гудела. На следующее утро я стал южноафриканцем. Я стоял недалеко от американского посольства, наблюдая, как в окна рабочего кабинета посла летят камни. Я знал, что посол в здании, поскольку британский военный атташе, используя свой опыт, приобретенный в Северной Ирландии, сумел обойти толпы протестантов, проскользнуть на боковую улочку и перелезть через надежно защищенный забор, доставив спальные мешки для заблокированных в здании сотрудников посольства. И вот в момент, когда я брал интервью у кого- то из демонстрантов, я неожиданно заметил знакомое лицо. Эта дама занимала влиятельный пост в министерстве внешней торговли и экономического сотрудничества Китая и была одним из ведущих участников, представляющих китайскую сторону на проводившихся в то время переговорах по вступлению Китая в ВТО. Я считал ее своим другом и был очень рад встречаться. Обычно мы встречались за чашечкой кофе в кафе «Хааген-Дац» и в перерывах между размышлениями о вопросах торговли мило шутили по поводу того, достаточно ли мы «отважны», чтобы съесть по порции высококалорийного мороженого, представленного в меню. Но когда я на этот раз устремился к ней, ее лицо исказилось гримасой ярости. Мы были на расстоянии двух футов друг от друга, когда она ударилась в крик. Я не знал, что ей ответить. Я про- сто замер м изумлении Мне конкретно напомнили. умная война в Кише щукнш I. уже не один раз», чи» ра столетия Китай иепмм.ншл стыд и унижения от иншпм и экспансии» и что *иы, иткцг.иты, должны поишь. мини цы однажды возьмут спой 1x411111111, и тогда вы поймои ? ••• останется в проигрыше!». М спросил, когда она зикон'шм свой монолог, булутли прногынонлены переговоры и ш ни лении Китая в ВТО по причине происшедших собышИ ищ они продолжатся. «Конечно, прекратятся! Как вы можт t • • ворить о торговле, когда нрошмоноложная сторона бпмищ ваше посольство?!» — выкрикнула она. Но наша краткая история общения этим не закончили*» Примерно через месяц мы ннош. иоретились в кафе «XIM ген-Дац», и моя знакомая сообщили, что обсуждение попри са о вхождении Китая в ВТО продолжается. Я пойнтера о вался, когда и при каких условиях но «обновились riepeioim ры. На этот вопрос моя знакомая прямо ответила, что они ни на минугу и не прекращались. «Мы готовы пойти на уступ ки, чтобы создать для нашей страны благоприятные возмо* ности на длительный период», — добавила она. И можно привести еще массу примеров невообразимой гибкости и реального прагматизма, проявляющихся в про цессе становления Китая, что только добавляет в сценарий развития будущих событий краскн предопределенности и пессимизма. Однако надо помнить: Китай сейчас уже довольно глубоко вошел в систему международного распределения труда и в значительной степени связан с международными организациями, являясь участником многих международных договоров. Поэтому ему бы следовало весьма и весьма серьезно подумать, прежде чем выдвигать претензии по отношению к партнерам , которые его поддерживают.