Когда я впервые попал сюда, здесь был только ров. Ров на участке рыжей земли, равный по площади примерно 25 футбольным полям. Дюжина экскаваторов неуклюже долбили почву, будто что-то искали в ней. До начала Второй мировой войны здесь стоял один из крупнейших немецких сталеплавильных заводов, и теперь то, что от него осталось, превращалось в горы искореженного металлического лома. Я подошел к человеку в рабочем комбинезоне у края дороги. Он занимался подъемом и укладкой крупного фрагмента трубопровода в кузов грузовика. Когда он закончил, я окликнул его. По его словам, он разобрал, поднял и погрузил уже четырнадцать таких же кусков трубопровода, осталось обработать еще три — и это займет всю следующую неделю. Я поинтересовался, куда будет перевезен трубопровод. Рабочий выпрямился и махнул рукой куда-то в загадочную даль. «В Китай», — ответил он. Остальное оборудование было вывезено ранее: хранившиеся на складе кислородные конвертеры высотой в 200 футов; стан для горячей прокатки тяжелых стальных листов, длиной превышающий две трети мили; линия по утилизации шлаков; домна и множество других узлов и деталей. Все было шинковано в деревянные ящики, уложено в контейнеры и погружено на суда, а затем доставлено в пункт назначения, пн холящийся неподалеку от устья реки Янцзы. Именно.там, па плоском наносном берегу, завод был с дотошной точно- I I MO — до мельчайшего болтика — восстановлен — точная копим того, что работал в Германии. В совокупности было перевезено 275 ООО тонн оборудования, включая 44 тонны документации, разъясняющей детали процесса повторной сборки. Рабочий в комбинезоне сокрушенно покачал головой: • 11адеюсь, на новом месте все будет работать как надо». На сталеплавильном предприятии фирмы «Тиссен Крупп» в Дортмунде было занято около 10 тысяч человек. 11слые поколения жителей Хорда и Вестфалленхутта, где производственные цеха были сгруппированы вокруг дымовых груб, видных в городе отовсюду, целиком зависели от этого производства. Сталь здесь плавили почти две сотни лет, и когда барабанный бой германского милитаризма прокатился по этим землям в 1870,1914 и 1939 годах, именно этот уголок долины Рура обеспечивал сначала Пруссию, а затем всю Германскую империю полевыми орудиями, танками, снарядами и броней для боевых кораблей. Свидетельства гордости, с которой туг работали, попадались повсюду. Смотревшаяся приземистой сталеплавильная домна XIX века с вывеской о том, что она была привезена из Англии, стояла у ворот закрывшегося завода как монумент. Рядом мемориальная доска с именем здешнего инженера. Однако в теплый, яркий полдень в июне 2004 года город Хорд в долине Рура утратил свою ведущую роль. Место приобрело облик покинутый и безмятежный. Несколько человек на солнечной стороне улицы Альфред-Траллен, в кафе, ложечками с длинными ручками сосредоточенно поглощали сливочный десерт. Выше по дороге, у лотка рядом с магазином уцененных товаров «Зимен текстиль», толпились жен- шины, оживленно разглядывая спортивные футболки по 99 евроцентов. Находившиеся рядом три солярия, салон татуажа, рекламировавшие свои возможности по украшению тел всех желающих эмблемами или росписями в виде китайских иероглифов «ай», «фу» и «кан», соответственно означающих «любовь», «благосостояние» и «здоровье», были закрыты. В Хорд я приехал в попытке осознать, как сильно сейчас меняется жизнь, если даже сталеплавильные заводы уходят в небытие. Однако то, что я не говорил по-немецки, усложняло мою задачу. Я пытался обратиться к местным официальным лицам, но никто не проявил желания пообщаться со мной. Люди, к которым я подходил на улице, воспринимали мои вопросы с недоумением. Тогда я наведался в лютеранскую церковь и позвонил каждому из пяти священников, имена которых были указаны в особом буклете, сделав попытку пригласить кого-то из них на кофе. Но пастор Мартин Пенсе был занят, пастор Клаус Вортман отсутствовал, пастор Берн Вейсбах-Ламэй не ответил, пасторша Ангела Дике «была бы рада помочь, но у нее выходной», поэтому... извините. И только пастор Свен Фролих согласился поговорить со мной несколько минут по телефону. В своей мягкой манере он отметил, что смерть сталеплавильного завода была медленным, но неизбежным результатом потери конкурентоспособности предприятия. В начале 1990-х годов, когда южнокорейские сталеплавильные предприятия подорвали мировую конъюнктуру, рабочие в Хорде боролись за 35-часовую рабочую неделю. За объединение Западной и Восточной Германии тоже пришлось заплатить свою цену — правительство было вынуждено повысить налоги, и они тяжким бременем легли на экономику. К середине 1990-х годов вопрос о существовании сталеплавильного предприятия в Хорде стал предметом активного обсуждения. Вначале, как обычно и поступает управленческая элита, руководство склонилось к действиям, направленным на слия ние с конкурентами в целях повышения эффективности взаимодействия подразделений завода, снижения производ- I' гкснных расходов и повышения конкурентоспособности*. Но к >гому времени, а именно к 2000 году, мировые цены на стальную продукцию упали до самых низких значений и дискутировать стало не о чем. Казалось бы, мало что можно сделать в такой ситуации. По словам пастора Фролиха, почти половина прихожан лютеранской церкви покинули город, поскольку тысячи работников сталеплавильного предприятия потеряли рабочие места, и городское общество, в целом не бедное, приобрело •юрты замкнутости. Молодых людей, по-видимому, уже не привлекает религия, несмотря на энергичные усилия церкви, отраженные в информационных бюллетенях, призывающих к общественной деятельности в различных сферах. «Наша национальная идентичность утеряна, — заявил Фро- лих, — а ведь она, возможно, самое ценное, чего может лишиться человек. Восстановление идентичности может потребовать более десятилетия». Согласно заключению компании «Тиссен Крупп», завод к Хорде должен был закрыться, независимо от того, найдется ли на него покупатель. Покупатель нашелся, однако то, как активно китайские представители ухватились за сделку, подписав договор о приобретении завода буквально через месяц после его остановки, кое-кого насторожило: не слишком ли выгодной для китайцев оказалась эта сделка? Обозреватели к Хорде недоумевали. Но как бы то ни было, события, последовавшие за приобретением, ошеломили местное население. Словно бы из ниоткуда нахлынула почти тысячная толпа китайских рабочих. Они разместились во временном общежитии — в пустом производственном здании бывшего предприятия — и работали по двенадцать часов в сутки, семь дней в неделю в течение всего лета. Лишь позже, после того как кто- то из немецких менеджеров выступил с жалобой, энтузиасты из Китая все же обязались брать один выходной — местные законы их пс волновали. Потрясающее трудолюбие приезжих обратило на себя внимание кадровых рабочих Рура и дало им пищу для размышлений. И было отчего. Работая на высоте около двухсот футов над землей, на открытых переходах, китайцы перемещались по качающимся лестницам, карабкались по строительным лесам — и все без страховки. Это стало настоящей сенсацией. «Истинно китайский способ работать '‘навынос”», — написал кто-то из газетных обозревателей. А репортер с радиостанции «Немецкая волна» оказался свидетелем того, как китайский рабочий висел на тонкой проволоке на вершине трехсотфутовой факельной трубы. «Не акробаты ли прибыли в город?» — спрашивал он в своем материале. К концу 2002 года, менее чем за двенадцать месяцев, на год ранее запланированного срока, работа по демонтажу была закончена. Компания «Тиссен Крупп», надо сказать, полагала необходимым выделить для завершения работы на два года больше. Незадолго до отъезда китайцев для обращения к соотечественникам прибыл дипломат из посольства КНР в Берлине. Он сказал: «Все привыкли, что китайцы в Германии моют тарелки или содержат рестораны. Когда наши компании желают заняться здесь бизнесом, нам порой приходится упрашивать местных предпринимателей просто встретиться с нами. Но все видели, как вы работали, и теперь к нам будут относиться иначе». Спустя несколько недель по завершении работы китайские рабочие собрались домой. Перед отъездом для немецких официальных лиц и менеджеров был устроен банкет. Блюда на нем подавались в четырех разных стилях, в соответствии со вкусами четырех руководителей китайской команды — в традициях местностей, откуда они приехали. Общежития и кухонные помещения, где китайцы хозяйни- ‘шли в течение года, были оставлены в безупречной чистоте п н полном порядке. Единственным, что нашли после их on,езда, была пара черных ботинок. Специальная защитная otiyiih, как выяснили наиболее любознательные. Произведена и Китае под торговой маркой «Феникс». По словам немецких представителей, прежде работавших на сталеплавильном предприятии, это было особенно любопытно, ведь и завод, ны везенный китайцами, также носил название «Феникс» — it намять о событиях, когда город Дортмунд был восстановлен из руин после бомбежек 1944 года. Никто не мог сказать, оставили эти ботинки случайно или их «забыли» намеренно, с определенным намеком. Через восемнадцать месяцев после того, как «Феникс» сменил «местожительство», я попал в бар гостиницы «Цум Ораухаус» на улице Альфред-Траппен. Это было обычное занесение со столами из сосны, стульями с прямыми спинками, фотографиями местной футбольной команды на стене и игральным автоматом в углу — в данный момент к нему приклеилась невозмутимая женщина, механически бросавшая монеты в прорезь автомата. За столом позади нее какая-то девушка-подросток с бесцветным выражением лица потягивала из большой кружки крепкое пиво. Я стоял у стойки бара, и барменша представила меня мужчине по имени Джон. Он родился и вырос в Англии, в северном промышленном городе Болтоне, и через несколько лет после войны был направлен с британскими войсками в Германию. Здесь он женился на немецкой девушке, и после его отставки молодые переехали в Дортмунд, родной город невесты. На сталеплавильном заводе Джон проработал более двадцати лет, но сейчас, после его закрытия и-леремещения. на происшедшее смотрел философски. Китайская экономика бурно развивается, в то время как немецкая переживает спад. «Если в Китае сумеют запустить завод, тогда, вероятно, это выгодное приобретение*, — вздохнул Джон. Нельзя было не заметить, что местные жители остро переживали потерю завода-кормильца. В этом небольшом уголке в конце улицы Альфред-Траппен чувствовалось, что все каким-то образом пытаются обрести утраченное душевное равновесие. Недалеко, рядом с памятником на месте синагоги, разрушенной во время войны, в тени разросшихся берез сидела группа новоиспеченных безработных с банками крепкого пива, помещенными в пластиковые пакеты. Джон поднес большой палеи к губам и шумно втянул носом воздух. «Надо привыкнуть к мысли, что завода больше нет. — И добавил вслух: — Кто бы сказал, чем его можно заменить». И в самом деле — чем? Местные власти запланировали создание тут озера, по размеру большего, чем озеро Бинненальстер в Гамбурге. Посреди — четыре острова, где планируется проведение лотерей. Вдоль побережья намереваются оборудовать стоянки для яхт, сеть высококачественных ресторанов, а также выделить почти пятьсот акров земли для парка. Но до сего времени план по созданию яхт-пристани пока не получил всеобщего одобрения. В то время как Джон размышлял, к нашей беседе подключился еще один бывший работник предприятия, крупный, атлетического вида мужчина лет сорока. «Позвольте вас спросить, — прогудел он, — похожи мы на яхтсменов, как вам кажется?» Морской путь сталеплавильного «Феникса» составил 5600 миль и закончился в небольшом, отполированном ветром порту на наносном берегу реки Янцзы в ее нижнем течении. Воды эти, широкие и неторопливые, были достаточно глубоки для всех типов судов, кроме разве что крупнейшего морского транспорта. Предприятие было воссоздано всего а нескольких сотнях ярдов от берега. Я сразу узнал его. Оно выглядело даже несколько четче, чем на фотографиях, которые я видел в Германии, хотя это могло быть лишь иллюзией — шжруг завода простирались белые пески, и его прикрывало куполом серое, почти металлического цвета небо. Компания, купившая завод, называлась «Шаган» (это в переводе означает «песок и сталь»), с учетом характерных особенностей окружающего ландшафта тех мест, где первоначально был создан этот заводишко в виде скромного деревенского цеха в 1975 году, впоследствии развившийся в промышленного гиганта. В тот год все китайское валовое производство стали ненамного превышало возможности одного лишь Дортмунда. Но в последующие годы бизнес резко пошел вверх, и в результате цех поглотил сначала деревню, потом близлежащий город. Сейчас уже каждый в этой зоне, невидимому, находится в полной зависимости от производства стали и от действий бывшего сельскохозяйственного работника с неполным образованием, который сумел превратить цех с допотопной доменной печкой в одно из самых эффективных в мире предприятий по выпуску стали. Его имя Шэнь Вэньжун. Я зарегистрировался в гостинице «Стил таун» («Стальной город»), ниже по улице от отеля «Сэнд стил» («Сталь морского берега»). Портье, с которым мы обменялись парочкой фраз, успел объяснить мне, что каждый из местных жителей благодарен господину Шэню. Без него ничего бы здесь не было, подчеркнул портье. В настоящее время в индустриально развивающемся Китае можно отметить множество, казалось бы, совершенно несовместимых явлений. Так, на речном берегу, заросшем камышом, возводится пятизвездочный отель, на стене которого изображена мистическая богиня в развевающихся одеждах. Отель будет назван «Хэви индастри» («Тяжелая промышленность»). А недалеко отсюда находится ресторан «Свит уотер» («Очаровательные воды») — прямо рядом с горами зловонного мусора, гниющего в канале. В другой части города разбиты широкие бульвары, однако отсутствие доста точного количества канализационных стеков превращает езду по таки м дорогам в опасный слалом. У входа на стадион точная бронзовая копия фигуры быка, оригинал которой стоит недалеко от здания Нью-Йоркской фондовой биржи. На гранитном постаменте выгравированы стихи Шэнь Вэньжуна: Как ураган, вперед несется бык наш славный, Л коль излетит, сто тысяч миль покроет сразу. Скажи нам, бык златой: ты ждешь судьбы какой? Ведь можешь ты преодолеть и океаны — И чудом станет твой поступок главный... Этот город называется Цзиньфэн, и здесь царит атмосфера непостоянства. Большинство обитателей города составляют приезжие — рабочие из числа крестьян и фермеров. Они покинули свои деревни и наводнили город в надежде найти работу с оплатой хотя бы в 40 центов в час. Таких в городе около 30 тысяч, и сразу после рассвета длинные молчаливые очереди собираются у ворот сталелитейного предприятия, фабрик по обработке хлопка и производству стекла. Все хотят осуществить мечту и стать свободными от «рабства» на своих земельных наделах. А в сумерки фабрики извергают толпы рабочих обратно в их общежития — это усталая, угрюмая масса. Местная экономика несет на себе отпечаток се присутствия: в магазинах торгуют твердыми крестьянскими шляпами, подкованными ботинками, путь на работу обозначен длинными веревочными линиями. Имеется торговое помещение с уцененной одеждой, предназначенной для тех, кто хочет приодеться перед поездкой в родную деревню. Пара кожаной обуви с модными квадратными мысками продается всего за 4 доллара США, а колирующие известные брэнды спортивные футболки стоят 10 центов. Я заглянул в винно-водочный магазин. Водка. Но какие поэтичные названия: «Капля аромата» (90 центов), «Судьба кристальной реки» (75 центов), «Восточный перекресток» (95 центов), «Кипящий поток» (60 центов), «Столетний напиток счастья» (1,10 доллара США)! Последняя бутылка, на которую упал мой взгляд, с этикеткой «Ординарная» стоила 20 центов. Но едва я взял ее в руки, меня окликнул продавец. «Не пейте, — сказал он. — Вы не сможете. Это для рабочих- мигрантов». В тот же день после обеда по дороге недалеко от гостиницы «Стил таун» со скоростью молоковоза проехал белый грузовик. Из него лилась приятная мелодия, а из динамиков на крыше звучали рекламные фразы: «Кино города Цзиньфэн. Выдающиеся песни и танцы. Представление на колесах. Начало в пять часов. Не пропустите». На пассажирском сиденье восседала молодая женщина с нарумяненными щеками и скрещенными на полуобнаженной груди руками, что должно было привлекать прохожих. На другой стороне дороги грузовик, груженный железной рудой, взвизгнув тормозами, почти остановился: его водитель и пассажиры прильнули к окнам, дабы получше разглядеть действо. До приезда в Цзиньфэн я потратил недели в попытках добиться приглашения в «Шаган» для встречи с Шэнем. Но на каждом этапе мои планы нарушал некий господин У. Когда я связался с ним по телефону, намереваясь договориться о встрече, У попросил, чтобы я прислал факс. Я сделал это. Затем он сказал, что нужно внести в текст изменения. Я их внес. Далее он пожелал, чтобы я послал ему лист с вопросами, которые собираюсь задать Шэню. Я выполнил его просьбу. Когда наконец бумаги были приведены в соответствие с запросами господина У, его увертки приняли другую форму. Он заявил, что сейчас все невероятно заняты. Более благоприятным временем для визита может стать следующий год. Кроме того, в Цзиньфэне нет хороших отелей, и путешествовать по этим районам очень тяжело. В конце концов я просто поехал туда и однажды утром предстал у неприступных железных заводских ворот. Три су ровых охранника в униформе и островерхих шляпах встретили меня в пропускном пункте. Я поведал им о своем намерении найти офис господина Шэня. Они улыбнулись и показали, куда идти. Через главную дверь я вошел в зал. Шэня я прежде не видел даже на фотографии, но мне его описали как крупного мужчину с большими руками сельского труженика. Терпеливо пробираясь по залу, я пару раз огляделся. В открытых кабинках рядами сидели сотрудники, внимательно глядя на экраны мониторов. Какой-то крупный мужчина в паре футов позади меня раскладывал на письменном столе документы. Кипы документов. Группа рабочих, тоже с документами в руках, выстроилась к нему в очередь. Мужчина брал из их рук листки с текстом, с минуту изучал их и низким раскатистым голосом давал указания. Вероятнее всего, это и был Шэнь. Я сделал несколько шагов и пристроился в хвост очереди. Когда я почти приблизился к цели, какой-то человек подошел ко мне и поинтересовался, что я здесь делаю. Конечно, это был господин У. Он улыбнулся мне как ни в чем не бывало и сообщил, что безмерно рад меня видеть. И тут же объявил, что не уверен, сможет ли господин Шэнь принять меня сегодня. В любом случае, по мнению господина У, мне лучше проследовать с ним в его офис и заполнить бланки согласно протоколу. Но я уже был в трех футах от человека, с которым в течение нескольких месяцев мечтал встретиться, и отступать не собирался. Взглянув на меня, незнакомого иностранца, Шэнь, казалось, не был ни удивлен, ни польщен. Он некоторое время изучал меня поверх очков, затем быстрым жестом пригласил присесть на невысокий деревянный стул рядом с ним. Его письменный стол был не больше обычного школьного и значительно отличался от огромных полированных монстров из твердых древесных пород, этих «столов для боссов», которые обычно приобретают руководители крупных китайских корпораций. На стеклянной поверхности стола Шэня высились лис кипы бумаг, между которыми торчал простенький пластмассовый держатель с несколькими дешевыми шариковыми ручками. Не было ни фотографий жены или детей, ни каких- либо свидетельств об успехах в бизнесе, ни даже компьютера. ГТо-видимому, Шэкь предпочитал руководить бизнесом, как говорится, здесь и сейчас. Интересно, что многие менеджеры и рабочие, стоявшие впереди меня, держали в руках отчеты или написанные, или напечатанные на пишущей машинке. Когда я начал объяснять причину визита, Шэнь прервал меня на полуслове и попросил подождать его в задней комнате. Он появился примерно через полтора часа. Мы уселись за большим столом, и он предложил мне, отбросив формальности, прямо спрашивать обо всем, что меня интересует. Я хотел знать, почему он купил сталеплавильное предприятие «Тиссен Крупп». «Мне нужен конь, который быстро бегает и ест мало сена, — образно ответил Шэнь. — Кризис цен на сталь и стальную продукцию неизбежен, он наверняка случится в следующие несколько лет, и многие наши конкуренты, которые приобрели новое дорогостоящее оборудование за границей, столкнутся с проблемой банкротства или будут невероятно обременены долгами, которые не смогут выплатить. Когда наступит это время, вы увидите, что наша покупка — выгодная сделка». Компания «Шаган» приобрела завод по цене металлолома: за 24 миллиона долларов США. Его транспортировка по суше и морю из Дортмунда стоила 12 миллионов долларов. Восстановление (плюс покупка земли площадью почти в квадратную милю) обошлось в 1,2 миллиарда долларов. По всем данным, сделка обошлась примерно в 60 процентов стоимости нового предприятия. Вдобавок Шэнь был убежден, что ему удастся добиться ежегодной выплавки стали, на три миллиона тонн превышающей показатели в Дортмунде. Когда завод заработает на полную мощность, существующие про изводственные возможности комлании «Шаган» возрастут более чем в два раза, что выведет компанию в ряд ведущих двадцати производителей стали в мире. Остановись группа «Шаган» на покупке нового завода, значительно возросла бы не только стоимость его приобретения, но и увеличились бы сроки выполнения задуманного — примерно три года ушло бы на выполнение заказа и один или два года — на монтажные работы. Сопоставляя варианты, можно отметить, что для Шэня «Феникс» стал резвым, но неприхотливым в содержании скакуном. Шэнь отмстил также, что во время переговоров с компанией «Тиссен Крупп» у него были определенные соображения: в 2001 году, когда он покупал немецкую фабрику, мировые цены на сталь скатились на самый низкий уровень. Однако он уже тогда знал, что спрос на эту продукцию в Китае через два-три года вырастет. Немецкая же сторона была просто счастлива найти покупателя. Разве могли прежние владельцы «Феникса» предвидеть, что всплеск спроса на сталь в Китае в 2003 и 2004 годах подтолкнет общемировые цены до такого уровня, что существование сталеплавильного предприятия в Дортмунде без изменения статуса обрело бы новый смысл и оно получило бы весьма солидные прибыли? Немецкие партнеры, по словам Шэня, были серьезно настроены на сотрудничество. Оба китайских руководителя, сам Шэнь и господин Ци Гуаннань (главный инженер, отвечающий за демонтаж и отправку завода из Хорда), были восхищены техническими познаниями и способностями немецких специалистов. Они действительно любили свое предприятие. Господин Ци вспоминал, как немец среднего возраста, крупного телосложения, сопровождая его по заводу, не смог сдержать слез при виде двери цеха утилизации шлаков. Еще бы — он проработал здесь двадцать лет! Но самым существенным обстоятельством сделки было то, что «Феникс» поставлял стальную продукцию для автомобильного гиганта «Фольке- магсн». В Китае в то время лишь несколько компаний владели технологией по производству стального листа для автомобильной промышленности. И было очень выгодно заменить дорогостоящую импортную сталь на собственную продукцию, особенно в момент, когда продажа автомобилей внутри страны приобрела характер бума. Компания «Фольксваген» давно имеет собственный крупный автомобильный завод в Шанхае, недалеко от города Цзиньфэн. Итак, план господина Шэня ясен. Спроектированные в Германии, в городе Вольфсбург, автомобили по- прежнему будут изготовляться из стал и, произведенной по безупречной технологии, разработанной в Дортмунде. Отличие заключается только в том, что весь технологический процесс будет осуществляться в Китае, на небольшой территории дельты Янцзы, где великая река впадает в морс. Предприятие я покидал в сопровождении господина У. На его безмятежном лице резко выделялись кустистые черные брови. Он, можно сказать, был тенью Шэня, они, как я узнал, вместе росли. Идя по территории завода, господин У делился воспоминаниями, и его глаза оставались задумчивыми. Это место ранее было пустырем, заросшим камышом, и таким его увидели Шэнь и У, когда начинали свое дело. Кое- где сквозь забор предприятия можно было увидеть участки с крестьянскими постройками, затерявшимися среди массивных зданий. В одной из таких же хижин провел свое детство и Шэнь— в ужасающей бедности, какую можно увидеть лишь в наиболее нищих странах мира. Я поблагодарил господина У за прогулку. «Все прошло нормально, — ответил он. — Нотолько в следующий раз пришлите заранее факс»— Мои собеседники в Дортмунде высказали предположение, что их предприятие было приобретено китайской государственной компанией или, возможно, некоей тайной орга низацией, обслуживающей тоталитарный режим. Подобное толкование происходящего широко распространено в Европе и США. Да и обычный здравый смысл заставлял думать, что китайские компании, приобретающие оборудование или технологии в индустриально развитых странах, в какой-то степени являются агентами коммунистического правительства или по крайней мере финансируются государственными банками, чьи кредиты не обязательно возвращать. Действительно, некоторые компании, изъявляющие намерение приобрести некое оборудование и имущество за рубежом, относятся именно к этой категории. Но в случае с компанией «Шаган» это не так. История возвышения господина Шэня Вэньжуна отражает новую тенденцию в развитии страны, и она весьма поучительна для правильной оценки сил, способствующих преобразованию современного Китая. Чтобы лучше понять, что представляют собой эти силы, необходимо тщательно исследовать ключевые, однако зачастую неверно трактуемые события истории КНР. В обывательском представлении начало экономических реформ в стране в 1978 году было спланированной политикой, разработанной наверху и спущенной в массы человеком, которого обычно именуют архитектором китайской перестройки, Дэн Сяопином. Согласно такому вйдению, Пекин все время умело осуществлял действия по выполнению основного плана, предоставлявшего возможность проведения структурных рыночных реформ. Это ошибка. Многие важные события и действия, стимулировавшие продвижение страны к рынку, были не запланированы, непреднамеренны и даже почти случайны. Неопровержим факт, что в 1980-х годах, за десятилетие, прошедшее под именем Дэна, произошли серьезные изменения, ощутимо улучшившие жизнь миллионов китайских граждан. Но при более пристальном рассмотрении оказывается, что движущие силы, приведшие к повышению благосостояния в это время, в значительной мере формировались не в соответствии с политической линией, проводимой центральным правительством, а вопреки ей. На начальном этапе реформу подтолкнул вперед кризис платежей. Первое, чем занялся Дэн Сяопин, после того как выиграл борьбу за власть у преемника Председателя Мао Цзэ- дуна Хуа Гофэна, были попытки реализовать приоритетные направления, сформулированные в 10-летнем плане экономического развития страны. Документ был составлен в 197S году, но внутренняя политическая борьба, вызванная действиями так называемой банды четырех, которую возглавляла харизматичная жена Председателя Мао Цзян Цин, затормозила его воплощение в жизнь. В целом план сводился к масштабному импорту: список намеченного к приобретению составляли двадцать два полностью укомплектованных производственных комплекса, каждый из которых стоил в среднем 500 миллионов долларов, что в обшей сумме достигало 12 миллиардов долларов. На тот момент это соответствовало ежегодному совокупному доходу двадцати четырех миллионов китайцев. Дэн очень рассчитывал на то, что приобретения будут финансироваться из поступлений от продажи нефти с новых крупных месторождений. Китайские компании с помощью иностранных специалистов с огромным энтузиазмом бурили нефтяные скважины по всей стране. К сожалению, продуктивных пластов было обнаружено немного. В связи с этим ряд проектов был приостановлен, но те, на которые все же нашлись средства из государственного бюджета, оставили в нем изрядную брешь. Обстоятельства заставили Дэн Сяопина найти убедительные доводы для коллег, чтобы призвать их сконцентрировать усилия на развитии экономики, только начавшей оправляться после «культурной революции» целого десятилетия маоистского хаоса, конец которому был положен лишь в 1976 году. Дэн привлек к делам Чэнь Юня, эксперта в области преодоления экономических кризисов, для разработки новой экономической стратегии. По мнению Чэня, инициатива китайских крестьян — а их насчитывалось в стране 700 миллионов при общей численности населения в 1,1 миллиарда — слишком долго подавлялась в системе сельскохозяйственных отношений на основе крестьянских коммун, введенных лично Мао Цзэдуном. После 1979 года Дэн разработал новую политику, в соответствии с которой крестьяне могли уже в большей степени пользоваться плодами выращенного ими урожая, а не просто передавать продукцию в обшее пользование. На этом пути были сформированы так называемые рабочие группы, при этом каждая группа производителей обрабатывала выделенную ей землю и пожинала плоды своего труда на закрепленных за ней участках. Однако основной принцип новой политики четко давал понять, что подобные группы не могли состоять только из членов одной семьи, и земля, на которой они работали, оставалась государственной собственностью. Несмотря на это, крестьянские массы восприняли принципы новой политики в аграрном секторе как индульгенцию на возделывание семейных земель. Местные чиновники хорошо представляли себе динамику происходящих перемен и понимали, что фермерским хозяйствам дается реальная свобода и что время сельскохозяйственных коммун уходит в прошлое. Влияние новой политики ощутили моментально. К 1984 году национальный валовой сбор зерновых в Китае достиг 448 миллионов тонн по сравнению с 335 миллионами тонн в 1978 году, заметно возросло также и потребление мяса. С некоторыми оговорками в Китае был открыт путь для формирования основ частного бизнеса. На территориях вокруг дельты Жемчужной реки рядом с Гонконгом, как и в районах провинций Чжецзян и Цзянсу на юге и севере от Шанхая, стали создаваться компании, которые де-юре были социалистическими и государственными, а де-факто — капиталистическими и частными. Основная хитрость заключалась в гибком подходе к понятию «коллективный». Когда в свое время это слово использовал Мао Цзэдун, мир понимал: речь идет о полном государственном контроле над предприятием и отсутствии какого-либо частного интереса. В новом понимании данный термин стал означать, что в качестве владельца выступает группа частных лиц или в определенной степени отдельное лицо. По сути, это был фиговый листок; «напяливать красную шляпу», стали говорить в народе, и такая ситуация никого не могла обмануть, кроме тех, с кем должны были контактировать местные чиновники. На местах эта словесная маскировка использовалась повсеместно, поскольку вскоре все убедились, что в коллективах из категории прикрывающихся «красными шляпами» наиболее активно создаются рабочие места и они являются добросовестными налогоплательщиками. Конечно же, возникли и дополнительные соблазны сотрудничать с такими предприятиями — появилась возможность участвовать в их акционировании. В течение нескольких лет все эти разнородные объединения, коллективные организации и «городские и районные предприятия» образовали один из самых быстрорастущих секторов национальной экономики. Стремление местных чиновников не идти по пути слепого следования указаниям из Пекина стало, таким образом, ключевым элементом в проведении рыночных реформ в период 1980-х годов. Подобные маневры властей не ушли в прошлое и позднее, продолжившись в 90-х годах, особенно в области мероприятий по созданию тысяч не всегда законно учреждаемых «парков развития», куда активно завлекали корпоративных инвесторов путем предоставления им целого пакета льгот, зачастую противоречивших закону. Суммируя все изложенное, можно с большой вероятностью утверждать: Дэн Сяопин не был таким уж великим политиком, «архитектором перестройки», как все привыкли считать. Значительная часть приписываемых ему рыночных 2 KlM.HI M’lOpljft HOIpttC Vll|> успехов — заслуга местных властей, крестьян и предпринимателей, которые нередко проводили самостоятельную, не в полной мере соответствующую указаниям центральной власти линию. Вклад Дэна заключался прежде всего не в том, что он выработал стратегию, ставшую основой экономического бума в Китае, но в том, что он надлежащим образом старался использовать предлагаемые повсюду варианты экономических решений, направленные на повышение темпов развития страны, необходимость в которых ощущалась все острее. Это было решающим фактором: когорта консервативных идеологов в Пекине была начеку, готовая при первых же признаках неудачи броситься с обвинениями в ревизионизме. Осознание сути зачастую случайных событий, имевших место в Китае 80-х годов, помогает разобраться в том, откуда взялись люди, подобные Шэнь Вэньжуну. Беспокойное время вытолкнуло вперед четырех героев. Целый ряд предпринимателей, начавших в конце 90-х годов ездить на автомобилях «мерседес-бенц», летать первым классом на международные экономические форумы в Давос, в Швейцарию, посылать детей на учебу в лучшие школы Великобритании, в первой половине 80-х годов делали лишь первые шаги вверх по социальной лестнице. И невезение в то время — в особенности если оно проявлялось в виде отсутствия работы — на деле могло обернуться настоящей удачей. Кризис платежей, частично спровоцированный Дэн Сяопином в связи с большими бюджетными расходами, сопровождался кризисом в сфере занятости городского населения. Около семи миллионов образованных молодых людей, которых во время «культурной революции» сослали в сельские районы на перевоспитание — «учиться у крестьян», — в конце 70-х — начале 80-х годов плотным потоком потянулись обратно в города. Те, кто имел более слабую подготовку, нигде не могли найти работу. И пекинское руководство почувствовало: нет иного выбора, кроме как позволить этой категории граждан заняться мелким частным бизнесом. Таким образом, ситуация начала 1980-х годов позволила безработным — а в некоторых случаях и нетрудоспособным — ступить на «эскалатор», который в течение двух десятилетий поднял кого-то из них до высшего уровня благосостояния. Например, Ли Сяохуа начинал с уличной торговли часами как раз у ступеней лестницы офиса, хозяином которого он теперь стал. Для него просто не нашлось работы, когда он вернулся домой после завершения кампании по «улучшению земель» в период «культурной революции» в слаборазвитой северо- восточной провинции недалеко от границы с Россией. Поторговав на улице, Ли отправился поездом на приморский курорт Бэйдайхэ и вложил все свои сбережения в покупку автомата американского производства по розливу прохладительных напитков. Холодное питье на пляже — дело нелишнее. Торговал он и другими товарами, а весьма дальновидные инвестиции позволили ему в 1994 году занять вторую строчку в списке богатейших людей страны. В дальнейшем Ли перемещался на более низкие позиции, однако это его не огорчало. В подземном гараже офиса стояло его утешение — красный «феррари» с регистрационным номером — А 0001. «Это первый импортный автомобиль такого класса», — до сих пор не забывает заметить Ли. Более богатым, чем Ли Сяохуа, в середине 90-х годов был Моу Цичжун, который в 1979 году освободился из заключения и оставался без работы, материальной поддержки и не имел каких-либо определенных планов. Он сумел взять кредит для организации «компании по производству чемоданов», попутно реализуя будильники с декоративно украшенными латунными вставками в магазины Шанхая, и сделал на этом хорошие деньги. Затем пришел его звездный час. Моу узнал, что местный авиаперевозчик «Сычуаньские авиалинии» намеревается приобрести самолеты, но не имеет средств. Моу было известно, что в Советском Союзе есть самолеты необходимого класса и там остро нуждаются в товарах народного потребления. Поэтому наш герой выступил в качестве посредника: он организовал отправку пятисот грузовых вагонов, наполненных различной продукцией, включавшей пакеты с растворимой лапшой, обувь, одежду и другие товары, в обмен на четыре пассажирских самолета советского производства. Смелость, проявленная Моу в сделке, известной как «обмен носков на реактивные самолеты», вызвала восторг у пекинского руководства. Оно назвало его одним из десятка лучших предпринимателей, героем реформ. Слава его гремела повсюду. Используя свое несомненное внешнее сходство с Председателем Мао, Моу Цичжун старался усилить его, в частности, причесываясь в стиле «великого кормчего», и, как стало известно, совсем не возражал, чтобы его называли Председатель Моу. Со временем его идеи приобрели бредовый характер: он всерьез собирался пробить с помощью взрывов туннель в Гималаях и использовать гигантские турбины для перемещения больших масс влажного, на грани конденсации воды, воздуха из Индии в засушливые районы Китая. Планы по запуску спутников на российских ракетах обескровили финансовые потоки фирмы Моу и подвели его к банкротству. В конце концов проверки фирмы на предмет фактов мошенничества положили конец его деятельности. В 2000 году Моу был приговорен к пожизненному заключению за аферы в сфере валютных операций. Моу и Ли были яркими представителями тех, кто олицетворял собой новый, изменяющийся Китай. Однажды Дэн Сяопин заметил, что кое-кому сначала надо позволить «стать богатыми», но он оставил за скобками вопрос о том, откуда возьмутся кандидаты на эту роль. Большинство предпринимателей, поднявшихся в 80-е годы на волне социальных потрясений, были прежде всего представителями так называв- мых гэтиху (малых частных предприятий) или основателями собственного дела. Многим из них через пару десятилетий вновь подвернулась возможность выдвинуться в руководители корпоративных структур КНР. Так, Лю Чуаньчжи, который, будучи руководителем компании «Леново», купил в 2004 году серию персональных компьютеров фирмы «Ай-би-эм», в середине 80-х годов начинал как торговый представитель фирмы «Биг блю» в Китае. Позднее он вспоминал, как жил в те времена в крошечном закутке, примыкающем к навесу для велосипеда, и сушил носки над угольной плиткой, стоящей посреди комнаты, где ютилась вся семья. А впервые на заседание фирмы «Ай-би-эм* по продажам он пришел в костюме, одолженном у отца. (Более подробно я расскажу эту историю в главе 7.) Среди других поднявшихся из низов предпринимателей был Лю Юнхао, который к 2005 году стал самым крупным владельцем акций «Миншэн», первого в стране частного банка. Мысленно вернувшись к середине 80-х, мы могли бы увидеть, как Лю, заняв некую сумму у родственников, начинал разводить цыплят на собственном балконе. Купив инкубатор, он расширил дело и, пройдя различные стадии развития бизнеса, вскоре возглавил фирму «Новая надежда», самую большую компанию по производству животноводческих кормов в Китае. На заработанные деньги он приобрел долю в банке «Миншэн», который на тот период уже вышел со своими акциями на биржу. Лю Гуаньцю, чья фирма «Ваньсян» стала чрезвычайно успешной к 2005 году, организовав выпуск запасных частей для компании «Дженерал моторе», в 80-е годы только начинал производить подвески для карданных передач в своей маленькой кузнечной мастерской. Ли Шифу, основатель компании «Джили», частный производитель автомобилей, который к 2005 году занимался реализацией машин всемирно известных брэндов, два десяти летия назад занимался сборкой холодильников из бывших в употреблении запасных частей, приобретенных им всего за 2000 юаней — деньги дал в долг отец. Ли Дуншэн, частный производитель электроники и предметов домашнего обихода, который в 2003 году приобрел французскую электронную компанию «Томсон», в 80-е годы занимался выпуском магнитной ленты совместно с партнером из Гонконга. Интересно, что эта магнитная лента изготавливалась в гараже для сельскохозяйственной техники. Цзун Цинхоу, возглавляющий группу «Вахаха», которая к 200S году превратилась в серьезного конкурента компании «Кока-кола» в Китае, в 80-е годы продавал на улицах прохладительные напитки ценой менее пенни. Список можно продолжить. Любая история восхождения от нишеты к богатству уникальна, но каждый предприниматель столкнулся с фактором риска и преодолел множество трудностей на пути к успеху. В деревне на берегу устья реки Янцзы тягостный период лишений пришлось пережить Шэнь Вэньжуну после смерти отца. Тогда Шэнь был подростком. Его мать осталась с четырьмя сыновьями и двумя дочерьми. Выжить после самого страшного по последствиям голода в XX веке, который обрушился на Китай в первой половине 60-х годов и в результате которого, по ряду оценок, погибло около 30 миллионов китайцев, этой семье было нелегко. В связи с тем, что семья Шэня состояла в коммуне, а вознаграждение за труд в системе коммун выдавалось только в виде продуктов, Шэнь, как второй по старшинству сын, должен был зарабатывать своим трудом. Он отличался высоким ростом и крепким телосложением, поэтому было решено, что он более пригоден к физическому труду в поле, чем к занятиям в школьном классе. Те, кто хорошо знал тогда Шэня, отмечали, что, устроившись на работу в коммуну, он трудился так, будто его подгоняло обрушившееся на семью горе. Однако семье не хватало зара ботанных трудодней. Провиант в коммунах выдавался в соответствии с отработанным временем, и зачастую его хватало лишь на один прием пиши. Вскоре Шэнь понял, что его труд — пустое занятие. Те члены коммуны, которые хорошо питались, не отличались особым рвением на полях, к тому же имели приятельские отношения с заведующими зерновыми складами. Сделав это поразительное открытие, Шэнь подружился с Чжан Вэньжу- ном, руководителем производственной бригады, и извлек из этих отношений выгоду по меньшей мере в двух решающих моментах. Во-первых, время от времени Шэнь получал от Чжана подачки в виде еды. Во-вторых, когда представилась возможность, он взял у Чжана рекомендацию для устройства на работу на хлопковую фабрику, которая приняла решение принять на работу некоторое количество «грязных ног» (так называли сельских тружеников). Прыжок вверх, который Шэнь совершил, перейдя из коммуны на фабрику, оказался очень важным шагом в его карьере. Рабочие получали зарплату, а не баллы за трудодни. Они могли откладывать часть денег для накопления и имели перспективы продвижения по службе. Поначалу единственное, что отличало Шэня на текстильной фабрике, были навыки, приобретенные им на нелегкой сельскохозяйственной стезе: он мог ловко поднимать и перетаскивать тяжеленные тюки с хлопком. Но с течением времени стало ясно, что он заслуживает большего, чем быть просто разнорабочим. По натуре спокойный, рассудительный, сообразительный и умный, к середине 70-х годов, когда представился подходящий шанс, Шэнь им воспользовался. На фабрике трудились тысячи рабочих. Планировалось дальнейшее расширение предприятия. Но оно не могло осуществиться без поставок сталелитейной продукции, необходимой для возведения новых цехов, изготовления машинного оборудования и жилищного строительства. После «культурной революции» сталь была жестко распределяемым продуктом, ее острая нехватка наблюдалась по всей стране. Шэнь с помощью соратников решил взять дело в собственные руки и тайно построить на заднем дворе предприятия доменную печь. Цзиньфэн в то время был маленьким городком, который едва можно было отыскать на карте к северу от Шанхая. Даже китайцы находили его с трудом. Казалось невероятным, что жители подобного захолустья смогли преодолеть бюрократические препоны далекого Пекина и добиться разрешения на строительство сталелитейного производства. Руководству текстильной фабрики удалось умело замаскировать свои далекоидущие планы. Пока пекинские лидеры были заняты борьбой за власть и надвигающейся смертью Председателя Мао, Шэнь с друзьями договорились с местными чиновниками и уверили их в том, что, если они начнут работу и построят небольшой сталеплавильный цех, никто в столице не обратит на это внимания. Авантюра удалась. Но построенный цех был столь примитивным, что сравнить запущенную домну можно было лишь с британской домной образца XIX века, выставленной в качестве памятника у ворот завода «Феникс» в Дортмунде. В новом цеху переплавлялся металлический лом, свозимый из ближайших предместий, из лома изготавливалась железная арматура. Рабочие вручную выхватывали изделия прямо из горящей печи. Шэнь тут дневал и ночевал, неимоверно увлеченный самим процессом преображения металла. В то же самое время он раздумывал, как бы добиться новых финансовых успехов независимо от изменений, происходящих по всей стране. Коммуны как производственные единицы были к тому времени упразднены, а десятки миллионов мелких предпринимателей вступили на тропу собственного бизнеса. В начале 80-х годов спрос на сталь стремительно рос как на восточном, так и на южном побережьях Китая. Шэнь обладал спо собностью улавливать, «откуда дует ветер», и ему потребовалось лишь найти продукцию, которая была несложной в изготовлении и имела бы гарантированный рынок сбыта.. Он обратил внимание на то, что когда крестьяне зарабатывали какие-либо деньги, они в первую очередь тратили их на постройку более просторного жилого дома. Знал он также и о том, что перенаселенные города Китая, имеющие самую высокую в мире плотность жителей, будут вынуждены наращивать строительство. Постепенно Шэнь пришел к убеждению, что «лучшая перспектива в окнах, рамы которых будут сделаны из металла, а не из дерева». Он командировал своих инженеров в Шанхай, поставив перед ними задачу посетить лидирующих в области изготовления оконных рам производителей, таких как государственная компания «Син Ху», и постараться максимально скопировать технологию для последующего внедрения у себя на заводе. Старинный друг Шэня, У, сопровождавший группу инженеров во время поездки, рассказал, как это происходило: «Они так хорошо подготовились, что мгновенно схватывали суть, едва разговор заходил о каком-нибудь этапе производственного процесса. В отношении же непонятных технологических операций свой интерес сводили к одному-двум вопросам, ибо обоснованно опасались, что, если вопросов будет много, у противоположной стороны могут возникнуть подозрения». В течение нескольких лет марка «Шаган» заняла второе место среди крупнейших производителей оконных рам в Китае, объемы продаж ее продукции стали сравнимы с показателями компании «Син Ху». Однако господин Шэнь не был намерен почивать на лаврах. В 1987 году от одного гонконгского бизнесмена он узнал, что в городе Бидстоне, недалеко от Ливерпуля, выставлена на продажу восьмидесятитонная электродуговая печь производительностью 275 тысяч тонн стальной арматуры в год. Сталелитейная промышленность Великобритании, обремененная давлением со стороны иностранных конкурентов и ограниченная возможностями внутреннего рынка, находилась на тот момент в упадке. Но то, что не удовлетворяло британскую промышленность, для Китая в то время было чрезвычайно актуальным. Чтобы решить денежные проблемы, Шэнь взял крупный кредит и продал часть акций своей компании гонконгскому инвестору. Однако преодолевать ему пришлось не только финансовые преграды: правительственные чиновники и даже часть рабочих его собственного предприятия выступили против его идей. На одном из собраний в Цзиньфэне кто-то прокричал, что план руководства — это не более чем «желание заставить курицу-наседку летать, но итог будет один: яйца перебьются». Из Пекина к Шэню приехал заместитель министра металлургической промышленности в надежде убедить предпринимателя изменить позицию. Даже крупные государственные компании не могли себе позволить рискнуть и приобрести непроверенное иностранное оборудование, сказал чиновник. Подобного рода сделки, по его словам, — это «попытка попробовать небо на вкус». Но Шэнь не слушал ничьих возражений. «Если оборудование не заработает, — заявил он на митинге рабочих в Цзиньфэне, — мы выставим его в музее. И вы можете нанять меня, чтобы я стоял на улице и продавал туда билеты». План был на грани провала. Но завод купили и возвели под небом Китая. Эпопея продлилась три года, за это время инфляция почти полностью вышла из-под контроля, миллионы протестующих против политики правительства вышли на улицы больших городов, и Дэн Сяопин отдал распоряжение Народно-освободительной армии Китая (НОАК) сурово подавлять выступления несогласных в районе площади Тянь- аньмэнь в центре Пекина. Экономические последствия кризиса 1989 года привели к состоянию нестабильной стагнации, и Шэнь, обремененный выплатами значительных процентов по взятым кредитам, был вынужден продавать стальную продукцию по низким ценам просевшего рынка. В начале 1992 года Дэн Сяопин совершенно неожиданно отправился в поездку по стране, которая позже будет названа «знаменитым южным туром». Подобно старинным императорам, он с большой свитой чиновников передвигался по Китаю с целью уяснить реальную ситуацию в регионах за пределами его обособленной резиденции в Пекине. Дэн выбрал для визита регион дельты реки Жемчужная, который граничит с Гонконгом, и повсюду его встречали в торжественной обстановке. Первоначально сторонники консервативной линии в столице пытались замалчивать миссию Дэна, но постепенно стали просачиваться сведения, что он убеждает людей «проявлять энергию, действовать более активно». Эффект был подобен попаданию искры в стог сена. Всего через несколько недель вся страна получила огромный импульс для движения вперед, и компания «Шаган» оказалась на высоте — она отлично подготовилась к последовавшему вскоре экономическому буму. Таким был путь компании «Шаган» к проекту с Дортмундом. Китайские и иностранные инвесторы правильно восприняли линию Дэн Сяопина в ходе его визита в южные районы страны. Они откликнулись на его призыв к быстрой либерализации в сфере экономики. В прибрежные районы Китая потоком хлынули прямые иностранные инвестиции; фондовый и имущественный рынки Гонконга продемонстрировали значительный рост; были основаны собственно китайские фондовые биржи — одна в Шанхае, другая — в Шэньчжэне; страны Юго-Восточной Азии начали поставлять своему ближайшему соседу — встающему на ноги экономическому гиганту — все более заметные по объемам ресурсы; и только за один 199S год экономический рост Китая составил более 14 процентов. Все это только ярче оттеняло недостаточный уровень развития экономики в предыдущие десяти летия на фоне рывка, сделать который производительные силы смогли уже в самом начале двадцать первого века. Запросы, которые Китай адресовал всему миру начиная с 2003 года, и по сути, и по направлениям радикально отличались от изменений, последовавших за так называемым южным туром. Они были обусловлены потребностью всесторонней трансформации экономики огромной континентальной страны, переходом, осуществляемым в конкретный период времени, в определенном хозяйственном пространстве, через изменения в технологиях, культуре и идеологии. В течение нескольких прошлых веков Китай был крупнейшей экономической величиной в мире, и у него появилась возможность еще раз выйти па эту позицию, причем по направлениям развития, которых он не знал прежде. Этотбурлящий котел преобразований со всеми присущими им проявлениями кипения и выбросов наружу, по существу, был неразрывно соединен с различными событиями в мире. И в 2004 году я решил найти, где бы оно ни располагалось, такое место, которое как зеркало отражало бы изменения, происходящие в КНР, символический эпицентр, откуда бы шли преобразования, так или иначе влияющие на весь мир. И я нашел его. Много выше по течению бурных вод реки Янцзы, считая от плоских наносных берегов ее дельты, где находится компания «Шаган», стоит мало кому известный город Чунцин. Упоминание о нем, я уверен, наполнит это название новым звучанием.