§3. Защита права собственности
Обладание исключительным правом на вещь означает, что все третьи лица обязаны воздерживаться от установления какой-либо связи с вещью помимо воли собственника. Эго всеобщее требование исходит как от собственника, так и от общества в целом, находя выражение в положениях закона.
Нарушение права собственника создает на его стороне конкретное требование к нарушителю. В зависимости от того, утратил ли собственник владение, его претензия воплощается либо в виндикационном иске о возвращении вещи (rei vindicatio), либо в негаторном иске о недопустимости действий, нарушающих непосредственную связь господина с вещью и создающих препятствия для реализации воли собственника, направленной на вещь (actio negatoria). Права собственника защищаются также специальными исками об установлении границ имения (actio finium regundorum), а также — посредством рассмотренных выше исков и предупреждений об угрозе ущерба (actio aquae pluviae arcendae, cautio damni infecti, operis novi nuntiatio).Виндикационный иск имел различные формы в разные эпохи: lege agere sacramento in rem (законный иск о вещи посредством присяги), agere in rem per sponsionem (вещный иск посредством спонсии) и agere in rem per formulam petitoriam (вещный иск посредством петиторной формулы). Формула древнейшего виндикационного иска посредством присяги приводилась выше22. В этом процессе обе стороны — невладеющий собственник и владеющий несобственник — одновременно исполняют роли и истца, и ответчика. Оба одинаково претендуют: “MEUM ESSE АЮ” (“Я заявляю, что вещь принадлежит мне”), и судебная власть не имеет возможности не решить спор в пользу одного из них, даже если ни одна сторона в процессе не является истинным собственником. Выясняется, кто из претендентов относительно лучше управомочен на вещь, а не наличие абсолютного права. Поэтому возможно повторение процесса. Претендент рискует суммой присяги (а в древности — подвергнуться санкции за клятвопреступление), но сама форма процесса не нацелена на установление абсолютной принадлежности вещи.
Это обстоятельство согласуется с тем, что спор о принадлежности вещи переходит на второй стадии процесса в спор о неправомерном поведении, которое один из претендентов, очевидно, допустил в социально и сакрально значимом месте (in iure). Сама идентичность заявленных претензий исключает праведность одной из них и предполагает последующую смену предмета разбирательства. Когда новый предмет спора установлен, претор присуждал владение вещью (или фрагментами вещи, символизирующими целое, — “vindicia”) одной из сторон: “vindicias dicebat”. Примечательно, что поручителей в том, что вещь будет восстановлена победителю процесса вместе со всеми плодами и приращениями, полученными после litis contestatio, — praedes litis et vindiciarum — получает противник, тогда как претор заботится лишь об обеспечении уплаты суммы присяги. Форма временной принадлежности вещи не имеет значения для процесса, в котором идея исключительной власти над вещью отрицается самим фактом множества претендентов. Вещь будет присуждена опосредованно, когда выявится, чья виндикация была противоправной. Право на вещь принадлежит одной из сторон, и магистрат не вмешивается в это отношение.
Специфика legis actio Sacramento in rem не находит объяснения в рамках концепции относительной собственности (Rela- tiveigentum). Австрийский романист М.Казер и другие адепты этого подхода неправомерно переносят особенности процессуальных форм архаического периода в план субстанциальных явлений, тогда как достаточность доказательства относительно лучшей позиции сама по себе не свидетельствует об отсутствии института и понятия абсолютного права. Один из противников теоретически мог обосновать свое право собственности, что в процессе получило бы значение доказательства лучшего, чем у соперника, права на вещь. Судебное решение не определяет принадлежность вещи, но разрешает личный спор по поводу вещи.
Разрыв между средством защиты и подлежащим материальным правом отражает как неразвитость индивидуальной свободы, когда претензия “MEUM ESSE” не имела значения частной собственности, так и квазиполитический характер господства патриархальной семьи над имуществом, который исключал возможность прибегнуть к государству как всеобщему авторитету для решения спора о принадлежности вещи.
Конфликт принимает форму личного противостояния представителей семейств, которые, вооружившись символом управления — жезлом (festuca), в ритуальной форме демонстрируют исключительность своего права распоряжаться вещью. В этом контексте обсуждаться может только правомерность такого — относительного в условиях принадлежности вещи семейству — полномочия, индивидуальный характер которого допускает посредничество гражданского общества квиритов, — meum esse ex iure Quiritium. Эта распорядительная власть, значимая только в отношениях оборота (commercium), соотносится с субъектами волеизъявлений по поводу вещи так, что индивидуальное право, которое становится предметом спора, зависит от серии сделок и целой сети личных отношений, связывающих участников гражданского оборота. Текучесть и разнообразие этих отношений определяет невозможность учесть в процессе между двумя лицами весь комплекс установленных связей. Процесс об индивидуальной подвластности вещи в обороте, при исключении из этой сферы субъекта абсолютной и абстрактной принадлежности — семейной группы (familia), — обречен на неадекватность. Судебное определение неизбежно ограничивается фиксацией относительных преимуществ одной из сторон, тем самым оставляя открытой возможность пересмотреть дело.Виндикационный иск посредством преюдициальной спонсии (стипуляции) — per sponsionem — отражает следующий этап в развитии частной собственности. В этой форме процесса строго различаются роли истца и ответчика. Невладеющий претендент призывал владельца заключить с ним sponsio — вербальное обязательство (Gai., 4,93):
Отказ грозил ответчику потерей процесса (Cic., in Verr., 2,1,45,116), поэтому он принимал вызов. Затем владелец давал обещание — satisdatio pro praede litis et vindiciarum, гарантируя, что он выдаст вещь вместе с плодами истцу в случае проигрыша процесса. Название этого средства показывает, что оно пришло непосредственно на смену поручителям (praedes litis et vindiciarum) в процессе per legis actionem (Gai., 4,94).
Далее процесс разворачивался в форме legis actio per iudicis postulationem, специально предусмотренной для защиты обязательств из вербальных соглашений. В классическую эпоху претор составлял формулу in ius concepta по поводу долга ex sponsione. Судебное разбирательство могло выявить обоснованность претензии, только если истец доказывал свое право собственности на вещь. Приговор об исполнении долга тем самым устанавливал наличие вещного права на стороне истца. Чтобы получить вещь, истец требовал исполнения satisdatio, основываясь на факте выигрыша процесса.В этой форме процесса, таким образом, также не выносится непосредственного решения о праве собственности. Однако односторонний характер иска, когда положение сторон в процессе строго различается, создает для истца необходимость предоставить доказательства абсолютного права на вещь. Неизвестность правового основания владения ответчика не позволит суду сравнить относительное управомочение сторон. Эго распределение бремени доказывания (onus probandi) — характерный признак петиторного иска.
Итак, средствами спора о личном праве процесс per sponsionem выявляет наличие у претендента абсолютного права. Установление нового масштаба в защите права собственности отражает прогресс в индивидуализации вещных отношений, когда исключительность положения отдельного лица по поводу вещи уже не предполагает ситуацию распоряжения вещью в обороте. Личная связь сторон конструируется искусственно посредством sponsio praeiudicialis: обегцание уплатить символическую сумму не носит штрафного характера, но служит основанием, по которому суд может потребовать доказательств права на вещь (“ut per earn de re iudicetur”, — Gai., 4,94). Отношения по поводу вещи оказываются здесь независимыми от динамических связей в обороте и предстают в их чистоте как выражение принадлежности уже на индивидуальном уровне. Государственная власть тем не менее по-прежнему не вмешивается в сферу абсолютных прав, которые удерживают момент квазиполитической природы.
В классический период утверждается иск о собственности посредством петиторной формулы — per formulam petitoriam. Истец основывал требование выдать вещь непосредственно на своем праве на нее. В соответствии с этим осуждение ответчика ставилось в зависимость от способности истца доказать право собственности. Si paret earn rem, qua de Если будет доказано, что эта вещь,
agitur, ex iure Quiritium ® которой идет спор, принадлежит
A1 A1 esse, neque еа res arbit- Л.Агерию по праву квиритов, и эта
Но iudicis АО Ао restituetur, веш>ь w бУдет возвращена АЛгерию . , ^. .. . по приказу судьи, то ты, судья,
iudex quanti eaves erit, tan- n ^ уплатитъ /Аге.
tarn pecuniam N N А А уию столько, сколько будет стоить condemnato. Si non paret ab- эта вещь. Если не будет доказано, solvito. оправдай.
Если ответчик не возвращал вещь истцу, доказавшему свое право на нее, то он подлежал осуждению в размере стоимости вещи на момент вынесения судебного решения. Сумма присуждения определялась самим истцом под присягой (litis aestimatio), что позволяло полностью удовлетворить негативный интерес собственника и даже отчасти учесть его неэкономический интерес.
Арбитральный характер формулы сказывался в том, что в случае исполнения приказа судьи восстановить вещь истцу (arbitrium de restituendo), ответчик подлежал оправданию. Таким образом, истец лишался возможности требовать компенсацию ущерба (если вещь была, например, повреждена владельцем). Однако плоды, собранные ответчиком после litis contestatio, подлежали возвращению (уже по закону XII таблиц 12,3): при этом, поскольку восстановлению подлежала сама правовая ситуация вещи на момент установления процесса (“causa rei”, — D.6,1,20), владелец отвечал и за упущенную выгоду истца. Плоды, собранные до litis contestatio, становились собственностью добросовестного владельца и не подлежали восстановлению. Против владельца malae fidei следовало вчинить особый виндикационный иск для истребования fructus extantes или кондикционный, если плоды уже были потреблены (fructus consumpti).
Обоснованная претензия добросовестного владельца на компенсацию необходимых расходов, произведенных на спорную вещь (impensae), защищалась посредством exceptio doli (praesentis): если истец виндицировал вещь, не возместив предварительно ответчику такие расходы, он проигрывал дело. В этой связи источники говорят о праве ответчика на удержания — ius retentionis. Если владелец понес добровольные расходы ради улучшения спорной вещи, истец- победитель должен был позволить ему изъять произведенные улучшения (ius tollendi). Если улучшения заключались в создании объектов, ставших частью главной вещи и — соответственно — собственностью ее господина (например, в случае постройки на спорной земле), но были необходимы для нормального хозяйственного использования вещи, истец должен был на выбор либо компенсировать вла- дельцу-ответчику стоимость улучшений, либо позволить ему изъять материалы (D.6,1.27,5). Cels., 3 dig., D. 6,1,38: In fundo alieno, quem im- prudens emeras, aedificasti aut inseruisti, deinde evin- citur: bonus iudex varie ex personis causisque constituet. finge et dominum eadem facturum fuisse: reddat im- pensam, ut fundum recipiat, usque eo dumtaxat, quo pretiosor factus est, et si plus pretio fundi accessit, solum quod impensum est. finge pauperem, qui si reddere id cogatur, laribus sepulcris avitis carendum habeat: suf- ficit tibi permitti tollere ex his rebus quae posses, dum ita ne deterior sit fundus, quam si initio non foret aedificatum. constituimus ve- ro, ut, si paratus est dominus tantum dare, quantum ha- biturus est possessor his rebus ablatis, fiat ei potestas: neque malitiis indulgendum est, si tectorium puta, quod induxe- ris, picturasque со rradere velis, nihil laturus nisi ut officias. finge earn personam esse domini, quae recep- tum fundum mox venditura sit: nisi reddit, quantum
prima parte reddi oportere diximus, eo deducto tu con- demnandus es.
В чужом имении, купленном тобой по неведению, ты произвел постройки и насаждения, а его затем отбирают по суду: хороший судья выносит решение по-разному, в зависимости от лиц и обстоятельств. Представь, что и собственник сделал бы то же самое: чтобы получить имение, пусть он возместит [владельцу] расходы, но лишь настолько, насколько повысилась ценность имения, и если цена имения возросла больше [чем сумма расходов], — то только то, что было израсходовано. Представь бедняка, который, если его принудить это возместить, утратит ларов, кладбигца, предков: достаточно позволить тебе изъять из этих вещей, что сможешь, лишь бы поле не стало хуже того, -чем если бы изначально не было произведено построек. Ибо мы установили, что, если собственник готов уплатить столько, сколько владелец получит, забрав эти вещи, пусть будет в его власти; и не следует проявлять снисхождения к гнусности: если, допустим, вместе со штукатуркой, которую ты наложил, ты хочешь содрать и живопись, то ты ничего не унесешь, но лишь уничтожишь. Представь, что лицо собственника таково, что собирается сразу же продать полученное имение: если он не возместит [тебе], сколько, как мы сказали в первой части, он должен возместить, кондемнация против тебя должна быть уменьшена на эту сумму. Гипотезы, рассматриваемые Цельсом (вводимые словом “finge”), исходят из бытовых, а не из юридических особенностей persona истца (бедняк, скряга): конструкция ius retentionis давала
широкие возможности учесть различные интересы. Последний случай, когда истец намеревается сразу же продать полученное имение, то есть стремится получить его по суду в натуре, может быть понят в том смысле, что отказ возместить расходы мог привести к изъятию из формулы iussum de restituendo, с уменьшением размера condemnatio на сумму следовавшей ответчику компенсации.
Арбитральный характер петиторной формулы ставил пассивное управомочение на виндикационный иск в зависимость от возможности восстановить вещь: к суду мог быть привлечен владелец (ad interdicta) или его filius familias (D.44,2,11,8). Против держателей вчинение виндикационного иска допускалось только со стороны того лица, от имени которого они держали вещь276. В этом случае виндикация оказывается лишь одним из средств изъятия вещи, наряду с интердиктом и иском из контракта, причем не самым предпочтительным. Обобщая указанные фигуры по одному основанию, Ульпиан (D.6,1,9) называет критерием пассивного управомочения на виндикационный иск способность лица восстановить вещь (facultas restituendi).
Наличие владения (или facultas restituendi) определяется на момент litis contestatio: даже гибель вещи после установления процесса не освобождает от ответственности, тогда как утрата владения до этого момента позволяла избежать процесса (D.6, 1,25). Владелец, намеренно избавившийся от вещи (qui dolo desinit possidere), оставался пассивно управомоченным на виндикационный иск (D.6,1,36 рг).
Еще по теме §3. Защита права собственности:
- 5.4. Защита права собственности
- _ §11. Виды права собственности
- § 12. Защита права собственности
- § 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде
- § 4. Защита прав сторон в гражданском судопроизводстве
- § 68. Защита права собственности 206.
- Зашита права собственности и других вещных прав
- Статья 12. Способы защиты гражданских прав
- Статья 209. Содержание права собственности
- Статья 245. Определение долей в праве долевой собственности
- Статья 288. Собственность на жилое помещение Статья 289. Квартира как объект права собственности Статья 290. Общее имущество собственников квартир в многоквартирном доме
- Глава 20. ЗАЩИТА ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ И ДРУГИХ ВЕЩНЫХ ПРАВ
- Статья 304. Защита прав собственника от нарушений, не связанных с лишением владения
- Способы защиты интеллектуальных прав и ответственность за их нарушение (статьи 1250 - 1254)
- Основания приобретения и прекращения права собственности