1.4.1. Интенсиональность /экстенсиональность

Прежде всего интенциональность/экстенсиональность субъекта коррелирует с оппозицией Я. Хинтикки «знание по знакомству» и «знание по описанию» (см. выше). Определенность как коррелят референциального знания противостоит содержанию понятия (интенсиональное знание), которое в языке выражается набором сем двух типов, согласно Ф.

Применение функционально-семиотического метода неизбежно при анализе категории «языковой субъект». Знаковая природа категории, вбирающая в когнитивное представление и форму (синтактику) знака, и его значение (лексическое, грамматическое), и его функциональный диапазон, позволяет выделить его статические составляющие (константы) и функционально-динамические проявления, например, децентрализацию (редукцию и устранение) и окказионально-узуальные трансформации, зависящие от ситуации речи, жанра речи, речевого намерения (интенции) говорящего, анафоро-катафорического контекста и т.п.

Рассматривая «языковой субъект» как знак, мы можем провести условную параллель между представлением знака Огденом и Ричардсом [Ogden 1946; см. тж. Эко 2004], которое можно считать статическим и схематическим представлением трех составляющих семиозиса Ч. С. Пирса

[Пирс 2000], передающим прагматическую динамику знака-концепта в компоненте «интерпретанта»:

Схема № 2 Классическое представление семиозиса:

Т ело знака

понятие реф ерент сигнификат (семантика) интенсионал

В статической системе I можно отметить, что знак (план выражения) содержит два типа содержания: экстенсионал — объем понятия, т.е.

совокупность референтов, семантически коррелирующих с данной (языковой) формой знака, и интенсионал — содержание понятия, т.е. совокупность ингерентных сем (по Ф. Растье), которые и отличают один экстенсионал (референт), один знак от другого. Как уже отмечалось, в случае эксплицитного языкового субъекта его значение зависит от обоих компонентов. В схеме II динамику несет в себе интерпретанта « как внутреннее свойство знака быть интерпретируемым» [Пирс 2000]. Только контекстуально-ситуативное употребление («изотопия» по Ф. Растье) может выявить «финальную интерпретанту» (Ч.С. Пирс), т.е. смысл знака Х в контексте Y (ср. [Ducrot 1984]).

Так в лексикографическом описании приводимого у Ф. Растье слова (знака) ‘fox’ - «лиса» могут существовать два экстенсионала: «1. Хищное млекопитающее семейства псовых, с острой мордой, длинным пушистым хвостом...; 2. О хитром, льстивом человеке...» [СРЯ т.П, 186-187]. Несомненно,

одна из афферентных сем слова ‘fox’ (животное) — «хитрость» (напр., «Встреча с лисой может произойти только при случайной удаче: этот хитрый и осторожный хищник отлично умеет избегать опасности...» [Там же: 186]), в силу некоторого узуального употребления, становится ингерентной семой в интенсионале знака «лиса», референтом которого является человек. Ф. Растье пишет: «Признак / хитрый / имеет действительно разный статус в 'fox' (/животное/) и 'fox' (/человек/), в которых предстает соответственно афферентным или ингерентным. Как доказательство, сочетание a stupid fox «глупая лиса» вполне приемлемо в первом случае, но кажется странным во втором из-за противоречия in adiecto (взаимоисключающие признаки - А.Ч.). Значит, /хитрый/ не входит в семное ядро, которое условно ограничивают ингерентными семами. Деривационное отношение от 'fox' (/животное/) к 'fox' (/человек/) характеризуется переходом признака /хитрый/ из разряда аф - ферентной семы в разряд ингерентной семы (помимо нейтрализации прочих сем.). Тем самым можно, безусловно, пересмотреть и такое достойное понятие, как “переносный смысл”» [Растье 2001, 49].

В тексте (высказывании, дискурсе) на поверхности находится референт, определяющийся всей совокупностью ингерентных сем. Однако эмоциональнооценочная рамка высказывания [Гак 1998] добавляет субъективный элемент в виде афферентных сем в терминологии интерпретационной семантики.

Ф. Растье в своей работе [Растье 2001] приводит в качестве примера изотопии фразу из седьмой главы романа Э. Золя «Бойня», «когда к столу подают рагу из телятины под белым соусом. Воспользуемся ею: « Le saladier se creusait, une cuiller plantee dans la sauce epaisse, une bonne sauce jaune qui tremblait comme une gelee » [«Салатник быстро пустел, а великолепный желтоватый соус дрожал, как желе, и был такой густой, что ложка стояла в нем торчком» (перевод О. Моисеенко)]. Рекуррентной здесь оказывается сема /интенсивность/:

«совершенно нелепо отделять ингерентные семы от афферентных», подчеркивая, что «ингерентная сема есть отношение между семемами внутри той же таксемы (лексемы - А.Ч.), тогда как афферентная сема - отношение одной семемы к другой семеме, не принадлежащей строгому ее определительному множеству: значит, это функция от одного множества семем к другому» [Там же]. Таким образом, афферентная сема (или у других авторов — коннотативная, контекстуальная или даже имплицитная [Kerbrat-Orecchioni

1986] ) — это результат действия «интерпретанты» Ч.С. Пирса, которая предполагает также и личностные, индивидуальные смыслы (семы) (см., напр. о «тетраэдре Ф.Е. Василюка» в [Залевская 2005, 120-121]).

С точки зрения нашего исследования, рассматриваемая фраза Э.Золя — это пример децентрализации или редукции субъекта действия. Синтаксический субъект этой фразы 'saladier'-'салатник' семантически является объектом

действия, а сема действующего субъекта заключена в глагольной семеме 'se creusait'. Референт формируется динамически путем расширения или сужения содержания значения, т.е. изменения интенсионала знака. В данной изотопии (контексте) 'se creusait' трансформируется в глубинную активную модель «on creusait» с неопределенно-личным выражением семантического субъекта, а сам глагол содержит имплицитную сему «человек».

В остальном тексте описывается качество блюда, но аксиологическая сема «интенсивность», определение густоты («ложка стояла торчком») и оценочное прилагательное «великолепный» являются маркерами субъекта высказывания (субъект повествования) и направлены на субъект восприятия, субъект перцепции, не выраженный в приведенной изотопии. Фигура «наблюдателя» (экспериенцера) как бы выносится за скобки предметной ситуации (референта) высказывания, но имплицитно предполагается a priori (ср.

Так возникает обобщенное представление субъекта (ОПС) через присутствие маркеров субъективности или различных субъектных репрезентаций (СР). Прибегая к квазиклассической схеме — семиотическому треугольнику и ставя во главу нулевой знак «семантический субъект действия», данное положение схематически можно представить следующим образом:

Однако факт выраженности или невыраженности субъекта определяется сложностью типологии «субъект-субъектных» отношений, т.е. реальных адресанта и адресата (О. Якобсон), наличие в коммуникативном акте, коим является высказывание, референциальной функции, которая затрагивает говорящего на уровне произведения высказывания и адресата на уровне интерпретации, в которую, помимо самого содержания вплетаются обстоятельства внешней ситуации (интерперсональные, аргументативные и т.п.), элементы ситуации речи, в которую включаются, как известно, и дискурсивные элементы вступления в коммуникацию, и модально-оценочная рамка высказывания и проч. [Якобсон 1975].

Рассмотрим саму типологию субъекта, являющуюся предметом различных концепций и исследований.