Выражение субъекта местоимением “qui” в интеррогативах
Практическая деятельность людей невозможна без познания окружающего мира - она требует постоянного совершенствования когнитивного аппарата индивидуума [Apostel 1981]. Прототипическим выражением стремления к новому знанию является вопрос [Langue fran5aise 1981].
Вопрос представляет собой необходимый момент в процессе познания. Он осуществляет переход от старого знания к новому. В этом сложном процессе познания вопросом выражается сомнение, основу которого составляет внутренняя противоречивость и изменчивость вещей. Сомнение же возникает у человека тогда, когда реальность остается неясной и неопределенной. Сомнение и вопрос предполагают друг друга. Неполное знание, сомнение характеризует такой момент в познании, когда картина происходящего еще точно не определилась.Вопросительное предложение как знак имеет свой денотат. Интеррогатив отражает сложную ситуацию, образующуюся в результате взаимодействия двух ситуаций референтного уровня:
1) . Когнитивную ситуацию, которая характеризуется как проблемная и вследствие которой возникают вопросы [Лимантов 1975].
2) . Пропозициональную ситуацию, которой управляет акциональный глагол, коррелирующий с глаголом повествовательного предложения.
Как мы видим, для того, чтобы возник вопрос, ситуация обязательно должна включать в себя проблему. Эту ситуацию можно определить также как ситуацию неразрешенной неопределенности. Она характеризует собой ту среднюю ступень размышления — ступень сомнения — questionnable, которая, по словам О. Есперсена, лежит между положительной ступенью — positive и отрицательной — negative, поэтому в семантическую структуру вопросительного предложения включается сема ‘дубитативности’ (сомнения, неуверенности) [Есперсен 1958]. Структура интеррогативной фразы, в которой выражается субъект речи, отражается человеческим мышлением и фиксируется в языке в виде той или иной конкретной вопросительной синтаксической конструкции [Барулин 1980].
Обозначенное формой вопроса событие содержит заявление о том, что отношения реальности в этом событии не представляются до конца ясными, т.к. неизвестен один из членов отношения [Hintikka 1974; 1981]. В
рассматриваемых конструкциях с местоимением “ qui”, выполняющим роль подлежащего, ведется поиск семантического субъекта, производителя действия. Поскольку деятель неизвестен для говорящего, вопросительный элемент “qui”, входящий в структуру вопроса, является формальным выражением семы дубитативности, лежащей, как уже было отмечено, в основе проблемной ситуации. Следует сказать, что вопросительный элемент “qui”, выполняющий функцию синтаксического подлежащего, уже сам по себе содержателен. Он несет некую, далеко неполную информацию о семантическом субъекте. Местоимение “ qui” является носителем семы “одушевленности” и как таковой соотносится с активной одушевленной субстанцией и её акциональными предикативными характеристиками (глаголами, причастиями и т.д.). В интеррогативных конструкциях, входящих в состав динамических ситуаций, местоимение “qui” встречается в сочетании c активными предикатами, в которых выделяются семы сознательности и усилия, добровольности, целенаправленности и т.д., — предикатами, которые допускают постановку вопросов: ‘Что делает?’; ‘Зачем?’ [Алисова 1971, 29]. Динамика ситуации, в которой задействован субъект, отмечается наличием семы “активность” в лексическом значении переходного или непереходного глагола. Вопросительное слово “qui” как один из основных компонентов семантической структуры местоименных интеррогативов рассматривается нами в качестве носителя информации, характер которой, её конкретика раскрывается в так называемом “постцеденте” (катафоре) — элементе
последующего текста (как правило, хотя и не всегда, выраженном в ответной реплике), к которому данное вопросительное слово отсылает [Dubois 1965]. Местоимение “qui” называют единственным выразителем категории вопросительности в интеррогативных конструкциях, направленных на выявление семантического субъекта.
Значение, смысл “дубитативности”, заложенный в семантике “qui”, придает характер вопросительности всей структуре. Местоимение “qui” в вопросительной конструкции, скорее, направлено на выяснение, на поиск реального деятеля, а не на его конкретное, адекватное реальности, выражение. С помощью “qui” в роли синтаксического подлежащего субъект речи пытается добиться от адресата идентификации, референциальности семантического субъекта. И хотя по своемусемантическому объему местоимение “qui” в интерррогативе не равно неопределенному “on” (“on”— семантически шире), “qui” в состоянии отражать любого деятеля или вообще никого. Это вопросительное местоименное слово соотносится с личными местоимениями. Иллюстрируя эту мысль, предлагаем следующую схему (ср. [Pottier 1992]):
![]() | |||
![]() | |||
Схема 4. Семантическая корреляция вопросительного субститута субъекта с неопределенными местоимениями
Соотносительность вопросительного “ qui” с неопределенными
местоимениями “quelqu’un”, “quiconque”, “personne” в позиции подлежащего в интеррогативе подтверждает наличие “дубитативности” в структуре вопросительного местоимения. На связь этих двух типов - вопросительных и
неопределенных - местоимений указывал еще А. Фрей в 1940 году [Frei 1940]. Взаимосвязь этих местоимений отнюдь не случайна: она предполагает общность в их семантической структуре семы “неуверенности”. Однако дубитативность предполагает дополнительную дистрибуцию элементов, выражающих её в ответной реплике — она редко допустима в ответе: “Qui a crie ? — Personne (n’a crie)”; ”Qui a crie? — Quiconque ”. (Кто кричал? - Кто- то).
Семантическая структура семемы “qui” включает общекатегориальную сему вопросительности, состоящую одновременно из сем дубитативности, неопределенности и одушевленности в оппозиции к “que".
Пресуппозиция одушевленности спрашивающего существует на уровне экзистально- пропозиционального знания, референциальные характеристики субъекта выявляются в ответе. Поэтому ответ на уровне общеэкзистальных знаний представляется неинформативным (иррелевантным). Хотя в определенных ситуациях вопрос направлен не на субъекта (его действие принимается как данное в пресуппозиции), напр., «Кто кричал?» (пресуппозиция ‘Кто-то кричал’), а на всю пропозицию: «Кто спросил?» (пресуппозиция ‘Спросил ли что-то кто-то?’, т.е. неизвестно, имело ли место само действие). Во французском языке, как и в русском, маркером становится более интенсивно восходящий тон в конце фразы: “Qui | a crie? ”(в пресуппозиции утверждение - «On a crie») VS : “Qui a crie|? (в пресуппозиции вопрос «Est-ce que quelqu’un a crie?»). Последний тип можно назвать вопросом с двойной дубитативностью. (О просодии как о коммуникативной базе и прагматическом операторе см. [Потапова 2003; 2006; Martin-Baltars 1977]).Иными словами, вопросом “qui?” говорящий как бы перебрасывает мостик между неопределенностью, незнанием субъекта к знанию конкретному, к его референту. Несмотря на невыраженность семантического субъекта, в вопросе отмечается презумпция его существования и обозначается его действие в динамике пропозициональной ситуации: он пока неизвестен, но постановка вопроса объективно каузирует его существование.
Говорящий, задающий вопрос, вербализует конструкцию, в которой “qui” эксплицитно выражает редуцированный субъект. Например:
(60) «— Pozzo, s’agrippant a Lucky qui, sous nouveau poids, chancelle: Qu’y-a-t-il? Qui a crie?
— Estragon: C’est Godot» (S. Beckett. «En attendant Godot», p.43);
(61) — Messalinus: Et qui t’a loue a moi pour un sou par jour?
— Jeune gar5on: Un type quelconque» (J. Giono. «Domitien», p.9).
Анализ примеров (60) и (61) выявляет градуальность референциальной информации (знания) в ответе на вопрос с “qui”: как уже отмечалось, имена собственные ориентированы исключительно на персональное, референтное знание [Йокояма 2005], в то время как неопределенность референции требует комментария, аргументации или её маркеров — неопределенно-личных местоимений или прилагательных (quiconque, quelconque), субъектных номинаций - ‘омнибусов’ (Un type).
Сопоставительный анализ синтаксической и семантической структур данного вида интеррогативов обнаруживает ряд особенностей, характерных для вопроса с его диафорическими (анафоро-катафорическими) связями. Например:
(62) « Argire: Qui combattra ?
Tancrede: Qui? Moi». (F. Voltaire. «Tancrede», p. 44);
(63) « Fraenkel: Qui vient avec vous? Riri leve la main.
Pierre Fournier: Moi (A. Adamov. «Le printemps», p. 87);
(64) « Madame de Thauzette: Monsieur de Bardannes aime Denise.
Madame de Bardannes, avec une sorte d’effroi: Qui vous a dit cela?
Madame de Thauzette: Lui-meme» (A. Dumas fils. «Denise», p. 103);
(65) «Pierre Fournier: Qui a pris possession de l’hotel de ville?
Premier garde: Brunel» (A. Adamov. «Le printemps», p. 18).
В приведенных примерах в качестве катафоры выступает “qui” интеррогатива. Анафорой вопросительного местоимения “qui” выступают, как правило, личные местоимения (moi, lui-meme), неопределенные (personne), имена собственные (Brunei). Следовательно, вопросительный элемент “qui” является катафорическим субститутом субъекта, лица, деятеля. Референция “qui” носит анафорический характер, т.к. устанавливается через денотативную соотнесенность со своими анафорическими коррелятами: личными,
неопределенными и т.д. местоимениями, именами собственными и проч.
Связь вопросительного “qui” со своим референтом графически выглядит
так: Таблица № 7. Примеры диафорической связи редуцированного субъекта - интеррогатива (qui)
|
Как известно, местоимения первого и второго лица не имеют постоянной референтной связи с действительностью.
Их референтные связи устанавливаются лишь в момент речи, распадаются, как только этот момент проходит, и вне его не существуют [Бенвенист 1974; Бюлер 2000; Падучева 1985; Benveniste 1966; Kerbrat-Orecchioni 2002 и др.].Например, вопросительные предложения Qui t’a dit cela?; Qui te le demande? могут пониматься как запрос информации о семантическом субъекте, неизвестном для адресанта, и как реплика, подчеркивающая реакцию с иллокутивной силой несогласия с предыдущими высказываниями, т.е. Moi, je ne l ’ai rien dit; Personne ne te demande rien.
При этом ’qui’, теряя сему субъекта действия, десемантизируется и выполняет функции иллокутивного маркера оправдывания, несогласия и т.д. Здесь также одна и та же синтаксическая структура может соответствовать нескольким семантическим, т.е. одно означающее соотносится с несколькими означаемыми. Эта асимметрия формы и содержания объясняется тем, что область семантики обладает большей подвижностью, тогда как сфера синтаксиса чрезвычайно стабильна и сочетательные возможности на уровне синтаксиса достаточно ограничены [Тарасова 1992].
Принятое в исследовании объяснение речевых употреблений вопросительной формы базируется на положении о “первичных” и “вторичных” функциях (см. выше). Явление асимметрии формы и содержания реализуется в возможности формы иметь ряд функций. В свете практического использования языка под функцией следует понимать назначение языковой единицы в речи. В более узком смысле понятие функции используется как роль языкового элемента в высказывании. Всякая грамматическая форма существует в языке для того, чтобы отобразить реальность в когнитивной системе человека. Эта семантическая значимость составляет фундаментальную и первичную функцию грамматической формы. Первичная функция всегда значащая, так как она отражает реальные связи вещей и базируется на существовании оппозиции [Gak 1974, 76]. Появление вторичных функций связано с существованием смысловых связей между понятиями. Среди вторичных функций выделяются функции нейтрализации (расширение смысла, генерализация), вторичная значащая функция (перенос смысла, метафора) и вторичная незначащая функция (десемантизация), которая теряя семантическое значение, приобретает либо строевую функцию, либо прагматическую [Гак 1998].
Генетически исходной функцией вопросительного предложения следует считать функцию вопроса. Однако развитие и обогащение самого языка вело к тому, что вопросительное предложение употребляется в различных условиях, переосмысливается, приобретает вторичные функции. Субъективное, т.е. по воле говорящего субъекта, модальное употребление вопроса с “ qui” в позиции подлежащего вместо редукции семантического субъекта приобретает функции выражения косвенного утверждения, косвенного отрицания, разных эмоциональных реакций говорящего в результате приобретения интеррогативом вторичных функций.
Формальным показателем изменения функции является, прежде всего, позиция вопросительной реплики в составе вопросно-ответного комплекса [Борисова 2007; Гак 1988; Девкин 1979; Roulet 1985]. Вопросительное построение в своей первичной функции занимает позицию исходной реплики. Для выявления семантического субъекта оно требует референциального ответа (см. Табл.7).
Вопросительное построение, назначением которого является намеренное сокрытие субъекта и, тем самым, выражения различных дополнительных смыслов, занимает позицию ответной реплики. Здесь в какой-то степени нарушается семантика «иллокутивного вынуждения» при формальном его соблюдении [Aрутюновa 1970; Баранов 1992; Демьянков 1982].
Рассмотрим субъективные причины невыраженности семантического субъекта вопросительной конструкцией с “qui” в позиции подлежащего.
Еще по теме Выражение субъекта местоимением “qui” в интеррогативах:
- 3.1.3. Редукция семантического субъекта местоимением “qui”
- Выражение субъекта местоимением “qui” в интеррогативах