ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Все ли значения понятия «субъект» входят в ядро категориального представления «языкового субъекта»? С одной стороны, все просто, если речь идет о синтаксисе. При всех инверсиях через разнопорядковые синтаксические единицы многих языков выводим инвариант: субъект - деятель, совершающий действие, либо заместитель субъекта (субъектный репрезентатив - СР) или, наконец, его отсутствие как такового (значимый ноль) - в случае безличного представления действительности. По форме это явный эллипсис, восстанавлиемый с точки зрения плана содержания. В русском языке в безличной конструкции (БК) нет и намека на языковой субъект, даже если она используется в речи неким совершенно реальным человеком.

Однако русский язык подразумевает дихотомию субъекта «что?/кто?» и компенсирующее его отсутствие косвенные местоимения, обстоятельства места, времени, состояния, указывающие на субъект высказывания.

Во французском языке данная морфосинтаксическая лакуна заполнена облигаторно за счет безличного il или указательного c'est (да). Эти местоимения синтаксически являются «исполняющими обязанности» субъекта.

Таким образом, субъектная интенция (план содержания + план выражения) принадлежит тому, кто произвел на свет данное высказывание в данной коммуникативной ситуации.

Основываясь на синтактико-семантическом анализе предложения (высказывания), считаем, что говорящий остается на периферии категориальной информации, так же как и БК в русском и французском языках.

Если предположить, что внутренняя структура категории организована в виде поля, тогда к ядерным элементам относятся возникающие первыми, на уровне рефлексивной реализации, категорийные автоматизмы — трансцендентные понятия - константы при актуализации категории «языковой субъект». Такие категории прежде всего выражаются двумя личными местоимениями Я и Ты, причем они образуют синергетическую общность(Я _ты ^ Ты _я). «Я» предполагает «Ты», как и наоборот. Причем эта обоюдная синергетическая ипостась противоположена «не-лицу» (ОН и ОНИ), по Э. Бенвенисту, сущности, выражаемой 3 лицом субъекта.

Однако противоречие заключается в том, что языковой субъект неотделим от социального субъекта, включающего все три лица в виде точек зрения на объект высказывания (субъект-объектные отношения). Таким образом, в высказывании и в дискурсе мы наблюдаем иерархию субъектсубъектных и субъект-объектных отношений:

В художественном произведении субъект речи может выступать в качестве авторского «я», повествователя, свидетеля или участника события.

Полифонии категории «языковой субъект» может быть противоположена синергетическая модель ядра категории. Внутренне диалогически связанные, синергетические Я/ТЫ могут включать в себя реальных производителей дискурса — говорящего и слушающего — этих интеракциональных прототипов автора и читателя. Модально-оценочная рамка вводит роли интенционального, переживающего и оценивающего субъекта, как говорящего, так и слушающего. В пропозициональном поле роль субъекта выполняет протагонист (деятель), который может быть полифоническим симулякром всех перечисленных выше ролей. Его имманентное качество — оставаться на нижнем уровне иерархии личностно-грамматической классификации ядра категории «языковой субъект», то есть соотноситься с местоимением ОН, даже если ОН принимает лицо Я или Ты (пропозициональных).

Таким образом, ядро категории «языковой субъект» синкретично совмещает в себе говорящего, переживающего и протагониста на трех уровнях иерархической синергетической модели ядра категории «языковой субъект». Несмотря на лексико-грамматические и прагматические превращения, мы на уровне когнитивного знания можем определить дискретность синкретического выражения Я/ТЫ/ОН, в каких бы лексемах они ни отражались или не отражались совсем (имплицитность, эллипсис). В приложении II приведен пример глубоко личностной, метафоричной поэтической речи, где ОНИ становятся ВЫ (причем, обращение автора включает апелляцию к «великим усопшим», к теням прошлого), а сам автор (Я) представляет себя (умершего) в образе «вечного курортника» (ОН - Я).

Исследование показало, что проблема субъекта и его выраженности касается не только поверхностного (семантико-синтаксического) уровня (см. выше), но и глубинного — когнитивного и прагматического (субъектсубъектного, интеракционального), — проявляемых во фразеологии и паремиологии. Эта парадигма приближается к изучению функционального аспекта субъективности в политическом речевом взаимодействии, рекламе, манипулятивной коммуникации и т.п.