ДЖОН БУШНЕЛЛ Д. МИЛЮТИН И БАЛКАНСКАЯ ВОЙНА: ИСПЫТАНИЕ ВОЕННОЙ РЕФОРМЫ

В предрассветной мгле 15 июня 1877г. (по старому стилю) русские войска форсировали Дунай в его среднем течении и вступили на болгарскую землю14. Разбив немногочисленное турецкое охранение у Систово, русские прочно укрепились на плацдарме.

Вся операция по форсированию реки была проведена почти точно по плану, она стала кульминацией весьма оперативно проведенной мобилизации русской армии. Россия имела достаточно времени для подготовки к военным действиям. Жесткое подавление турками восстаний в Боснии и Герцеговине в 1875 г. и в Болгарии в 1876 г., а также нанесенное ими сокрушительное поражение Сербии в 1876 г. поставили Россию и Турцию на грань войны. 1 ноября 1876 г. Александр II отдал приказ о мобилизации одной трети личного состава: 225 тыс. человек было призвано из запаса, из станиц было вызвано 33 тыс. казаков. Используя недавно построенные железные дороги, все 4 корпуса, предназначенные для действия на Балканском театре, заняли свои позиции вдоль реки Прут к 7 января, всего на 6 дней позже запланированного срока. После объявления Россией войны Турции 12 апреля 1877 г.

Сразу после форсирования Дуная и начала боев с турками планы'русских пошли насмарку. Главной причиной неудач была некомпетентность верховного командования. Руководство кампанией было возложено на младшего брата царя великого князя Николая Николаевича и его начальника штаба генерала А. А. Непокойчицкого. Составленный генералом Н. Н.Обручевым план предусматривал обход русскими войсками четырехугольника турецких крепостей в Восточной Болгарии— Си- листрии, Варны, Рущука и Шумлы, находившихся на прямом пути к Константинополю. В основе плана было стремление избежать длительной крепостной войны и добиться решительной победы над турками до того, как смогут вмешаться европейские державы; Обручев предлагал наступать через центральные районы Болгарии. Русские войска разделялись на две армии. Одной из них надлежало немедленно пересечь Балканский хребет через Шипкинский перевал и максимально быстро продвинуться к Константинополю — стратегической цели войны. Вторая армия обеспечивала фланги, блокируя турецкие войска, идущие из Видина, и заняв слабейшую крепость в Рущу- ке2. Первостепенное значение придавалось скорости продвижения; затяжных боевых действий следовало избегать всеми средствами. Однако именно обходившиеся дорогой ценой штурмы и продолжительные осады и были навязаньг русской армии в результате роковых просчетов верховного командования.

Вместо того чтобы быстро двинуть половину своей армии через Балканы, Николай Николаевич разделил ее на три отряда, ни один из которых оказался не в состоянии решить поставленной перед ним задачи.

Таким образом, изменив весь план кампании, великий князь свел стратегическую цель войны — удар по Константинополю — к второстепенной или даже третьестепенной задаче. Вместо обхода турецкой армии, которая была привязана к крепостям, русские позволили противнику диктовать его собствен- ные оперативные планы. Вместо концентрации всех имеющихся сил для. прорыва через Балканы и перенесения боевых действий к Константинополю они рассредоточили эти силы. Таким образом, развитие событий совершенно противоречило расчетам Обручева. Нерешительность и медлительность в проведении кампании великим князем были характерны и для оперативного командования. 3 июля Западный отряд, IX корпус генерала Н. П. Криденера, после слабого сопротивления турок взял Никополь, но потом три дня бездействовал. Лишь 7 июля Криденер отправил генерала Ю. И. Шильдер-Шульднера с усиленной дивизией (в общей сложности 9 тыс.) на захват Плевны, находившейся в 40 км южнее, гарнизон которой насчитывал 3 тыс. человек. Но сюда уже прибыл Осман-паша с 20 тыс. солдат. На следующий день русские, фактически без разведки, атаковали Плевну. Атака велась без применения ружейного огня, густыми колоннами, тактика которых безнадежно устарела уже ко времени Крымской войны.

Неудачей закончился и второй штурм Плевны. Ко времени новой атаки русских 18 июля, турки успели возвести мощную систему земляных укреплений. Криденер обладал небольшим численным перевесом, но повел наступление там, где турецкие позиции были самыми сильными: полагая, что противник имеет двойное превосходство, он выбрал для атаки место, которое было наиболее удобным для отступления. Вновь русские полки пошли под огонь турок в ротных колоннах; некоторые шли, не открывая ответной стрельбы. 7 тыс. русских было убито и ранено, весь Западный оперативный отряд оказался на грани беспорядочного бегства, хотя турки так и не покинули своих редутов. После этого русское командование приказало перебросить из России на театр боевых действий две с половиной уже укомплектованные дивизии, а также дополнительно провести мобилизацию в общей сложности 110 тыс. человек. Однако подкрепления не могли прибыть до конца года.

Русская армия оказалась в «котле» между четырехугольником турецких крепостей на востоке, Плевной на западе и Балканами на юге. Линия фронта растянулась более чем на 300 км. В ней были значительные бреши, на востоке и западе отсутствовали сильные опорные пункты, куда русские войска могли бы отойти в случае турецкого наступления. При неудачном развитии кампании можно было ожидать двойного окружения.3. Лишь благодаря поистине героической борьбе небольшого русского отряда на Шипкинском перевале в августе 1877 г. и полнейшей некомпетентности командующих турецких крепостей турки не отбросили русских на север от Балканского хребта и не создали угрозу всей их позиции в Болгарии. После провала третьего штурма Плевны в конце августа, общие потери в котором составили 16 тыс. человек, великий князь и его начальник штаба настаивали на отводе войск за Дунай и приостановке кампании до весны. Только по настоянию военного министра Д. А.

27 ноября Осман-паша сделал неудачную попытку прорваться из Плевны, а вскоре капитулировал. Это высвободило силы русской армии, которая теперь — с прибытием гвардии и гренадерского корпуса — обладала подавляющим численным превосходством. В конце декабря русские войска форсировали обледеневшие горные перевалы. Турецкие части в панике бежали, и русские быстро двинулись к Константинополю, остановившись у города только вследствие заключенного 19 января перемирия. Турецкие крепости были отрезаны и оказались не в состоянии защищать столицу, т. е. в конце концов произошло то, что первоначально планировал Н. Н. Обручев.

Ошибки общего стратегического руководства можно отнести на счет нескольких лиц во главе с великим князем Николаем Николаевичем, но не оправдал ожиданий и генералитет, и другие командиры. Русские войска шли в атаку сомкнутыми ротными колоннами, не открывали огня, пока не приближались к противнику на несколько сотен шагов, а иногда и вообще не стреляли (тогда как турки открывали огонь с 2000 и даже 3000 шагов), не умели окапываться. В одном сражении русский полк; не использовал винтовок даже в обороне, неоднократно отбрасывая наступавших турок штыками. Русские офицеры и солдаты постепенно усваивали необходимость рассредоточения и укрытия; к середине войны многие части атаковали уже в стрелковых цепях, а к концу научились окапываться так же хорошо, как и турки. Примечательно, что каждая прибывавшая на фронт новая часть проходила эту школу самостоятельно.

Под руководством М. Д. Скобелева, этого прославленного героя, превозносимого как лучший из русских генералов, войска всю войну шли под огонь противника стройными колоннами с развевающимися знаменами и под бодрые звуки оркестров. Апофеозом этой картины был сам Скобелев на неизменном белом коне. Подобное героико-романтическое видение войны было свойственно и многим другим генералам и офицерам.

Промежуточное звено между стратегическими замыслами и тактикой полевого боя — оперативное командование — также проявило свою слабость. Большинство генералов, подобно

Криденеру и Шильдер-Шульднеру, медлили с выступлением к намеченным объектам, были не способны сформулировать четкие планы и отдать точные приказы, не торопились развить успех, быстро поддавались панике и отходили. Очень плохо показала себя кавалерия., часто несправлявшаяся с возложенными на нее задачами, в первую очередь по блокированию подвоза туркам продовольствия и боеприпасов. Снова и снова, как под Плевной, русские штурмовали турецкие позиции не там, где они были более всего уязвимы, а в самых укрепленных местах. Русские не расплачивались за свои оперативные ошибки порой только потому, что турецкий генералитет был еще хуже.

По сравнению с указанными недостатками командования все остальные проблемы русской армии были не столь вопиющи, или, по крайней мере, простительны в неразберихе войны. Часть турецкой артиллерии обладала определенными преимуществами перед русской, которая имела снаряды совершенна неэффективные против турецких земляных укреплений. В некоторых русских частях винтовки были хуже турецких, а использование русскими двух различных моделей винтовки затрудняло снабжение патронами. Штабная работа была организована так плохо, что, когда в декабре 1877 г. русская армия начала движение, приказы поступали через несколько дней после того, как они должны были вступать в силу. Комиссариат и его пресловутые поставщики Грегор, Коган и Горвиц были совершенно некомпетентны и коррумпированы. Каждый из названных факторов затруднял операции русской армии, но лишь отчасти. Перевес в численности личного состава и количестве орудий, единство командования и четкая стратегическая цель должны были бы обеспечить русской армии решающее превосходство, на котором Обручев строил свой военный план. Однако кампания развивалась неважно вследствие бездарности русского командования.

Даже такой крупный успех, как зимний переход через Балканы и прорыв к Константиполю, не мог скрыть многочисленных трудностей и просчетов. Главный удар критики обрушился на великого князя Николая Николаевича как главнокомандующего, но он был лишь одним из двенадцати великих князей, участвовавших в кампании, которая уже к лету 1877 г. получила саркастическое название «войны великих князей». Все они вовсе не являлись хорошими командующими, к кому же их далеко не блестящие начальники штабов также плохо выполняли свои обязанности. Несколько генералов — Гурко, Радецкий, Скобелев — прослыли способными командирами, На и они нередко совершали дорого обходившиеся русским грубые просчеты. Малоуспешные в целом действия русской армии трудно было представить в более или менее достойном виде, поэтому и публикация официльного отчета о войне задерживалась. Комиссия, уполномоченная написать историю войны, была образована сразу же в 1879 г., но до 1898 г. ничего не пуб- .ликовала. Предпочтение было отдано документальным сборникам, к 1912 г. их было издано 97 томов: большинство материалов отдельных частей и рапортов о предпринятых действиях обнаруживали склонность русских командиров к самооправданию. Когда в 1897 г. были готовы к печати первые тома по истории войны, вмешался военный министр А. Н. Куропаткин (служивший во время нее в штабе Скобелева) и распорядился опустить критику отдельных лиц и особо выделить геройские действия. Глава комиссии ушел в отставку, а публикация официальной истории была снова отсрочена4.

Русско-турецкая война стала проверкой проведенных в России в 60—70-е годы военных реформ и выявила их ограниченность. Находившийся с 1861 г. на посту военного министра Дмитрий Милютин считал, что война полностью подтвердила правильность осуществленной им программы преобразований. В период мобилизации конца 1876 г. — начала 1877 г. он неоднократно отмечал в своем дневнике, что реформы доказали свою значимость, что многие, обвинявшие его в разрушении армии, теперь приумолки, что император Александр поздравил ^его. Милютин предусмотрительно заметил, что, хотя армия и находится в хорошем боевом состоянии, одна она не обеспечит успеха; многое будет зависеть от дипломатической ситуации и качества командования. Он открыто признавал, что не видит среди русского генералитета никого, чьи стратегические и тактические способности внушали бы доверие; в России подготовлены войска и материальные средства, но не главнокоманду- щие и корпусные командиры5. Признание Милютиным своей беспомощности в обеспечении должного командного состава практически было признанием будущей неудачи. Но сам Милютин так не считал.

Назначение на высшие командные посты оставалось прерогативой царя. Александр не спрашивал мнения Милютина, когда назначал одного из своих братьев главнокомандующим армией на Балканах, другого — русскими войсками на Кавказе, старшего сына — командиром отряда, блокировавшего Ру- щук, а младшего — командиром гвардейской пехотной дивизии. Не мог министр высказывать своего недовольства и при выдвижении на высшие должности многих некомпетентных людей не столь знатного происхождения. При заполнении вакансий царь лишь изредка советовался с ним. Милютин признавался, что перед началом войны он понятия не имел, составил ли царь уже список генералов, которым он доверит армию6.

Негативные последствия вмешательства царя в военные дела были очевидны уже в ходе подготовки к проведению перестройки армии. Крымская война не оставила ни у кого сомнений в необходимости преобразований. Генералы представили докладные записки, царь учредил комитет по выработке рекомендаций. Военным министром он назначил генерала Н. О. Су- хозанета, которого многие считали невеждой. Царь поручил ему проведение реформ, однако, хотя исполнительность была его главной добродетелью, Сухозанет не представлял, что же следует делать. Александр изложил собственные идеи, но большинство их касалось изменения военной формы. Сухозанет, движимый более соображениями экономии, нежели повышения боеспособности войск, освободил армию от некоторых совершенно бесполезных придатков. Однако, помимо этого, никаких серьезных шагов более не предпринималось вплоть до назначения военным министром в ноябре 1861 г. Дмитрия Алексеевича Милютина, т. е. на протяжении более пяти лет после окончания Крымской войны7.

Подробно разработанный план военной реформы Д. А. Милютин представил царю уже 15 января 1862 г., спустя два месяца после своего назначения. О путях преобразований в армии новый министр думал уже давно8. Он участвовал в заседаниях комитета по разработке военных реформ, а ранее уже опробовал новые принципы войскового управления, когда служил начальником штаба у главнокомандующего войсками на Кавказе князя А. И. Барятинского в 1856—1860 гг. (По рекомендации последнего царь назначил его товарищем военного министра при Сухозанете в 1860 г.). Перед ним стояли две вза* имоисключающие, казалось, задачи: сократить расходы и в то же время1 усилить боевую мощь армии. Он полагал, что сможет достичь обеих целей путем преобразования военной администрации и сокращения сроков службы. Громоздкий аппарат управления был дорогостоящим и малоэффективным. Чрезмерная продолжительность службы — 15 лет перед Крымской войной (по закону — 25 лет, но на практике 10 лет «прощались» за хорошее поведение) — приводила к тому, что армия имела незначительные призывные резервы, соответственно приходилось поддерживать крупный постоянный контингент. При сокращении срока службы можно1 было бы иметь в запасе больше подготовленных людей и в мирное время содержать меньшую армию. В докладе 1862 г. Милютин предложил уменьшить срок службы до 8 лет. Он хотел рекомендовать еще большее его сокращение, но не решился.

Милютин также выдвинул и ряд других преобразований, которые, как показал недавний трагический опыт Крымской войны, были насущно необходимы. Русская армия нуждалась в улучшении подготовки офицеров (в то время только четверть офицерского корпуса имела военное образование), а также порядка назначения на командные должности. Следовало изменить систему подготовки солдат: готовить их к действиям на местности, а не, только к парадам на плацу; нужно было учить их грамоте, чтобы они исполняли службу более осмысленно. Пехоту и артиллерию требовалось обеспечить нарезным оружием. В изменении нуждалась и система снабжения — от комиссариата до полков. Возникла острая потребность в строительстве казарм: в них было размещено чуть больше четверти солдат, а остальные расквартировывались среди населения и собирались в свои части только во время летних лагерей 9.

Александр II одобрил обширную программу преобразований, которая составила основу всей деятельности Милютина на посту военного министра вплоть до отставки в 1881 г. Конечно, при ее осуществлении возникали трудности. Так, Милютин постоянно сетовал на отсутствие средств и пренебрежение министра финансов М. X. Рейтерна интересами армии. Однако военный бюджет увеличивался пропорционально росту общих государственных расходов. На нужды армии в среднем шло 27% бюджета в 1858—1862 гг. и 29% в период с 1865 по 1875 г. А если исключить правительственную программу железнодорожного строительства, то доля армии в государственных расходах в 1865—1875 гг. в среднем ежегодно составляла 31% 10. К концу пребывания Милютина на своем посту вооружение русских войск находилось почти на европейском уровне. К 1881 г. более половины личного составаа армии размещалось в специальных казармах, а еще четверть — в перестроенных гражданских зданиях, вследствие чего соответствующее количество полков было укомплектовано круглогодично11. Имея больше средств в своем распоряжении, Военное министерство могло бы перевооружить войска и выстроить казармы гораздо быстрее, хотя, вероятно, оно получало столько денег, сколько можно было выделить. Бедность страны губительно сказывалась и на армии, но, учитывая финансовое положение России, у Милютина было немного оснований для жалоб на недостаток средств.

Потребность в использовании вооруженных сил и сопротивление традиционалистов, включая самого Александра И, затягивали осуществление основной цели Милютина — создания небольшой кадровой армии, которая при необходимости могла быть быстро увеличена за счет призыва обученных людей из запаса. В 1856 г. срок службы был уменьшен до 15 лет и тем самым была официально закреплена давнишняя практика, а в 1859 г. — до 12 лет. В связи с демобилизацией после Крымской войны, уменьшением срока службы и приостановкой набора вплоть до 1863 г. численность армии сократилась с 2,3 млн в1 1856 г. до чуть более 800 тыс. человек в 1863 г. Сокращение могло бы быть еще больше, если бы не Кавказская война (завершившаяся в 1864 г.). Солдаты очередного набора января 1863 г. были брошены на подавление восстания в Польше, что привело к призыву солдат из запаса. К 1864 г. численность армии вновь превысила 1 млн. человек, ее призывные резервы были исчерпаны. Однако к 1870 г. путем постепенного сокращения штатов мирного времени, уменьшения в 1868 г. срока службы до 10 лет и ежегодного несколько увеличенного призыва с целью досрочной демобилизации старослужа- ідих солдат численность армии была доведена до 700 тыс. человек, еще 500 тыс. могли быть призваны в любой момент 12. Таким образом, Милютин постепенно создал обученный контингент запаса. Но по численности солдат, способных в случае войны сразу встать под ружье, Россия еще отставала от ведущих европейских держав. Милютин хотел решительно снизить срок действительной службы и значительно увеличить запас, с тем чтобы Россия могла выставить 2 млн обученных солдат. Однако вплоть до франко-трусской войны Александр II не желал порывать с традиционной концепцией военной службы.

Гораздо быстрее Милютин смог осуществить радикальную реформу системы управления войсками. Раньше штаб армии выполнял как командные, так и административно-снабженческие функции в отношении подчиненных ему частей; аналогичные задачи возлагались и на корпусные штабы. На практике штабы не могли эффективно исполнять ни тех, ни других функций, особенно если подчиненные им части были рассредоточены по разным губерниям. Милютин предложил создать территориальную, окружную систему, при которой командование отделялось бы от снабжения. Снабженческие и материально- технические функции возлагались на штаб округа, а оперативное командование сосредоточивалось в руках дивизионных командиров. По удачному определению Форреста, Миллера, округа становились пуповиной, к которой всегда могли подключиться дивизии, где бы ни случалось им остановиться 13.

С самого1 начала идея создания военных округов не встретила особых возражений, поскольку прежняя система управления полностью дискредитировала себя, а новая заметно его упрошала. В 1862 г. в целях более гибкого реагирования на ухудшавшуюся обстановку в Польше вместо Первой армии учреждались Варшавский, Киевский и Виленский военные округа. Во время польского восстания 1863 г. система территориального управления сыграла важную роль в координации действий против повстанцев 14. Милютин так и доложил Александру, который вслед за тем с энтузиазмом одобрил окончательный переход к системе военных округов.

Была и другая причина быстрого признания окружной системы: новая структура отвечала господствовавшим в то время представлениям об оптимально организованном управлении. Командующий военным округом обладал большой ответственностью и автономными от центра полномочиями, он стоял во главе совета начальников различных материально-технических служб. Это соответствовало идеалу сильного и независимого губернатора, руководящего с помощью совета, который координирует деятельность различных гражданских органов. Несомненно, такой идеал был близок к своему воплощению в военной, а не в гражданской службе, поскольку губернаторы имели дело с учреждениями, относившимися к ведению многочисленных министерств, ревниво оберегавших свои прерогати- вы, тогда как все военные органы подчинялись одному министерству 15.

Само Военное министерство было также реорганизовано по образцу военного округа. До 1862 г. военный министр был не только отделен от всей цепочки командования полевой армии, но в его подчинение не входили многие центральные военные ведомства. Ко времени завершения реорганизации в 1869 г. все департаменты были объединены под властью военного министра, который опирался на совет. Существовали и институциональные связи между министерством и военными округами, однако командующих ими назначал царь.

Это было той ценой, достаточно высокой, которую Милютин вынужден был заплатить за проведение своих административных реформ.

Первоначально почти столь же широкое согласие существовало относительно необходимости глубоких изменений в системе подготовки офицерских кадров, но постепенно милютин- ские реформы в области военного образования вызвали отрицательную реакцию со стороны армейских традиционалистов и защитников дворянских привилегий (по большей части являвшихся представителями одной и той же группы). Так, еще в 1850-е годы приблизительно четверть офицеров обучались за счет государства в восьмилетних кадетских корпусах, по окончании почти все они поступали в привилегированные гвардейские полки. Остальные, преимущественно выходцы из низших слоев дворянства, становились офицерами после непродолжительной службы юнкерами в армейских частях и сдачи экзамена, в ходе которого проверялось в основном знание воинских уставов. Их невежество в военном деле много обсуждалось после Крымской войны.

В 1864 г. Милютин, последовав примеру некоторых корпусных командиров, которые после Крыма создали при своих штабах школы юнкеров, учредил юнкерские училища при новых военных округах; они обеспечивали базовую двухгодичную подготовку тем, кто поступил на службу, имея необходимое общее образование. Было создано также несколько военных гимназий, дававших в основном гражданское образование. Большинство кадетских корпусов было упразднено и заменено новыми четырехлетними военными училищами, поступить в которые мог любой юноша от 16 лет и старше, имевший гимназическое образование. Русская армия еще сохраняла «двухколейную» систему военного образования: дети элиты через военные училища попадали в гвардию, остальные (на первых порах в большинстве принадлежавшие к дворянскому сословию) через юнкерские училища пополняли армейские части. Вместе с тем общий уровень подготовки офицеров существенно возрос. Одновременно Милютин занимался и реформой военно- судебной системы. В основном она шла в русле гражданских судебных реформ 1864 г. Как и в гражданском судопроизводстве, дореформенные военные суды рассматривали дела на основе письменных материалов, защита не была предусмотрена. Командиры обладали полномочиями по своему усмотрению изменять приговоры, вынесенные судом. Новая система •военного судопроизводства, закрепленная в уставе 1867 г., предусматривала открытое судебное разбирательство, устное ведение процесса, участие защитника. Полковой суд назначался. командиром части и занимался делами рядового и унтер- офицерского состава. Военно-окружные суды рассматривали дела офицеров и некоторые категории преступлений солдат, а Главный военный суд в Санкт-Петербурге разбирал апелляции. Судьи окружных и Главного судов назначались царем и потому были независимы от командного состава. Тогда же, в 1867 г., для подготовки кадров военных юристов Милютин открыл Военно-юридическую академию.

Еще в начале своей деятельности Милютин предпринял усилия для того, чтобы сделать более человечными условия службы солдат. В 1863 г. новый устав о наказаниях за нарушение дисциплины отменил особенно жестокие наказания, такие, как прогон сквозь строй, и значительно ограничил применение и суровость других телесных наказаний. Когда в 1863 г. проводился первый после окончания Крымской войны набор в армию, призывникам было разрешено в ожидании медицинского осмотра оставаться в нательном белье, а не стоять, как бывало прежде, часами совершенно раздетыми. При направлении в часть их уже не обряжали в одежду каторжников и не выбривали лбы — старая предосторожность от побега, которая ставила рекрута в положение изгоя общества 16. Милютин развил программы обучения грамоте, которые появились сразу же после Крымской войны. Он, как и многие другие, считал, что грамотные солдаты лучше бы понимали свои обязанности, служили более сознательно, совершали меньше дисциплинарных проступков. Хотя обучение грамоте стало абсолютно обязательным лишь в 1875 г. (что сохранялось до 1880 г.), его поощрение министерством дало свои результаты. В конце 1860-х годов, когда лишь около 10% призывников отвечало минимальным требованиям к грамотности, по статистике военного министерства, 50% солдат срочной службы умели читать, а 28% — писать. Инспектора считали эти данные завышенными па треть, но, бесспорно, немалая часть солдат обучалась грамоте в армии 17.

В течение первых нескольких лет пребывания на посту военного министра Д. А. Милютин заложил основы организации и управления русской армии, просуществовавшие до 1917 г. Структура военного министерства, полномочия министра, военные округа, юнкерские и военные училища, военно-судебная система и многие другие более частные реформы, принятые в 1860-е годы, продолжали жить и после отставки Милютина.

Хотя он так и не смог убедить царя одобрить переход к армии с небольшим сроком службы и значительным контингентом запаса, Милютин все же сумел постепенно сократить продолжительность военной службы и создать определенные призывные резервы.

К концу десятилетия сопротивление военной реформе стало нарастать, отчасти вследствие общей политической реакции, вызванной покушением на Александра II. Самого Милютина подозревали в скрытом либерализме, считали, что он, как и его брат Николай, сыгравший важную роль в освобождении крепостных крестьян, является радикалом. В действительности же Милютин требовал проведения, жесткой антипольской политики, поддерживал русскую экспансию в Средней Азии, страстно стремился взять реванш у Англии, на которую он возлагал вину за горестное положение России. С другой стороны, он всегда ставил интересы государства и самодержавия выше эгоистичных интересов дворянства: он выступал против любых институтов, дававших дворянам решающий голос в принятии политических решений, желал ограничить привилегии, которыми они традиционно пользовались, но которые мешали развитию страны и укреплению государственной власти. Он знал, что реформа военного образования поставила под угрозу вековые привилегии знати и несколько облегчила продвижение на высокие посты людей недворянского происхождения. Он не видел оснований приносить боеспособность войск в жертву привилегиям18. Таким образом, после 1866 г. Милютин не случайно стал мишенью для нападок набиравшей силу и влияние партии аристократов во главе с Петром Шуваловым и вынужден был постоянно отражать попытки дискредитировать его самого и его реформы в глазах царя.

Милютин имел противников также и в военных кругах. Некоторые из генералов испытывали растерянность перед массой нововведений, других возмущала социальная направленность реформ. Неоднозначно оценивались и преимущества военных округов, многие не видели особой нужды в образовании солдат. Иные полагали, что посадить солдата за незначительные проступки на несколько дней под замок, вместо того чтобы выпороть, по сути, означает предоставить ему незаслуженный отпуск. Некоторые консервативные генералы уверяли, что даже сами солдаты предпочитают порку. Традиционалисты особо возмущались по поводу закрытия кадетских корпусов, которые1 многие из них посещали еще мальчиками и в которых, по их мнению, воспитывался настоящий воинский дух; они отвергали само название «военная гимназия». После отставки Милютина в 1881 г. вновь были образованы кадетские корпуса с их традиционной муштрой вместо серьезного образования 19.

Наиболее ожесточенные нападки и на самого Милютина, и на военные реформы исходили от его бывшего патрона, фельд- маршала князя Александра Барятинского. Последний предполагал, что русская армия будет перестроена по прусскому образцу и Милютин, как министр, будет ведать административными и снабженческими службами, а сам он займет новую должность начальника штаба. Но эти надежды рухнули, и страдающий подагрой Барятинский вышел в отставку и удалился в свое поместье. В 1868 г. он выступил с резкой критикой системы военных округов и нового полевого устава. Барятинский также обвинил Военное министерство в излишнем бумаготворчестве и коррупции. Будучи другом детства Александра II и его доверенным лицом, Барятинский был уверен, что тот прислушается к его обвинениям, и продолжал нападки на Милютина до начала 1870-х годов. Он проводил широкую кампанию, распространяя мнение, что Милютин уделяет слишком большое внимание проблемам управления и обучения в ущерб воспитанию воинского духа20. Неудивительно, что Милютин в своем дневнике неоднократно упоминал о комплементах, которые он получал во время успешной мобилизации армии в 1876—1877 гг.

Атака консерваторов на Милютина была столь мощной и всесторонней, поскольку военные реформы затрагивали главные принципы социальной организации России. Тем не менее Милютин и его программа устояли, так как заинтересованность государства в сильной армии взяла верх над всеми другими соображениями. Франко-прусская война 1870 г. своевременно напомнила об этом. Когда она разразилась, Петр Валуев, бывший министр внутренних дел и член Государственного совета, находился в Германии и смог лично убедиться в боеготовности немецкой армии. По возвращении в Россию он поддержал Милютина в вопросе о сроках службы. Более того, он выступил за то, чтобы в целях увеличения численности армии воинская повинность была распространена на всех членов общества, исключая лишь духовенство. Система запаса и всеобщая. воинская повинность фактически являлись отдельными вопросами.

По существовавшему закону призыву не подлежало всего около 20% населения, и Милютин мог достичь чисто военных целей и без ограничения привилегий дворянства. Но он не видел смысла в сохранении дворянской привилегии в данной сфере более чем в любой другой.

По настоянию Милютина и Валуева царь в ноябре 1870 г. публично объявил что новый закон о военной службе, включавший положения о всеобщей воинской повинности и системе запаса, будет одобрен. Однако свыше трех лет прошло в ожесточенных дебатах, борьбе не на жизнь, а на смерть с Барятинским и Шуваловым, до того, как были отработаны детали. 1 января 1874 г. Александр II законодательно установил шестилетний срок службы и практически всеобщую воинскую повинность. Тем самым программа преобразований Милютина была завершена21. Интересы государства восторжествовали над привилегиями.

Милютин, таким образом, сумел провести основные реформы, которые наметил в программе, представленной царю в 1862 г. В 1874 г. он писал: «Коренные преобразования в устройстве наших сил, начатые с 1862 г приводились в исполнение с настойчивой последовательностью в течение ряда лет и привели всю нашу армию и всю нашу военную систему на такую ступень силы и стройности, которая вполне соответствовала высшим государственным задачам»22. Но, как показала война 1877—1878 гг., реформы не оправдали такого утверждения: они не создали эффективной военной машины. Армия действительно хорошо управлялась, вполне возможно, военная администрация во времена Милютина была более отлаженной, чем любая другая. Однако этого было слишком мало, чтобы выигрывать сражения. Не решало дела и то, что солдаты были обучены, грамотны и с ними обходились хорошо, а также то, что офицеры (тогда еще младшие) прошли подготовку в. новых юнкерских и военных училищах. Представления Милютина об обращении с солдатами и об образовании офицеров были либеральными, разумными и заслуживавшими одобрения, но реформы, превратившие армию в более гуманный институт, не дали непосредственного военного эффекта. Офицеры и солдаты плохой, дореформенной армии дрались столь же храбро. Проблема состояла в том, что сражались они старыми способами: реформы Милютина существенно не изменили образа действий русской армии в бою, они не вели к пересмотру устаревшей тактики. Милютин также нес свою долю ответственности за это, ибо- принимал распоряжения, утверждавшие пресловутые национальные особенности. Главным творцом русской военной теории и новых пехотных уставов был Михаил Драгомиров, с 1860 г. преподававший тактику в Академии Генерального штаба. В 1862 г. Милютин назначил его в комитет, который занимался разработкой реформ в сфере подготовки и в структуре войск23. Драгомиров стремился приспособить тактику русской армии к менявшимся, условиям ведения войны, в то же время возрождая национальные военные традиции, которые он возводил к концу XVIII в., к А. В. Суворову. Взращивать суворовский культ помогал и сам Милютин, который начал овою академическую карьеру с изучения итальянского похода 1799 г.; он взял практический опыт Суворова за образец для современной русской армии и, кажется, никогда не ставил под сомнение «неосуворовскую» доктрину Драгомирова24. Некоторые суворовские принципы, которые воспринял Драгомиров, например, что солдат следует обучать тому, что они затем будут применять на поле боя, были весьма полезны. Он требовал положить конец традиционной парадной муштре и обучать войска на местности. В противоположность сторонникам слепой дисцип- лины, он был убежден в важности образования и сознательного побуждения.

Однако Драгомиров придавал решающее значение воле к: победе, воодушевлению людей. В этом его взгляды мало отличались от сентиментального национализма военных консерваторов, утверждавших, что воинский дух являлся сердцевиной русской военной традиции и неизменной опорой русского оружия.. Русскую концепцию силы духа Драгомиров также возводил к Суворову, который выдвинул принцип, что «пуля — дура, а штык—молодец». Драгомиров утверждал, что исход боя решается штыком, огонь же играет подчиненную, подготовительную роль перед решающей схваткой. Он понимал, что огонь нарезного оружия может наносить тяжелые потери наступавшим, что батальонное построение представляет уже слишком крупную цель и основной тактической единицей должна быть рота, что стрелковая цепь и рассыпной строй приобретают решающее значение. Однако он утверждал, что сомкнутый боевой порядок остается главным видом атаки. Более того, он настаивал на том, чтобы солдаты стреляли из винтовок как можно реже, и обращался к другой суворовской догме, что солдат должен стрелять «редко, да метко», так как прицеливание и стрельба замедляют движение. Он высказывался против усиленной стрелковой подготовки и использования укрытий, считая, что это развивает инстинкт самосохранения у солдат и подрывает их наступательный порыв. Хотя Драгомиров наиболее последовательно выражал подобные взгляды, в то время они были широко распространены.

Рекомендации Драгомирова нашли воплощение в пехотных уставах,1 принятых в 1862—1866 гг. Одна из пяти рот в батальоне получила название стрелковой и предназначалась для атаки в цепи, а остальные следовали за ней в прежнем боевом порядке, в колоннах. Стрелкам разрешалось открывать огонь по групповой цели с 600—800 шагов, по одиночной — с 300 шагов. Предпочтение отдавалось стрельбе залпами, а от четырех пятых батальона стрельбы вообще не требовалось. Пересмотр уставов в 1870-е годы лишь слегка смягчил упор на огонь залпами, наступление в колоннах и штыковой бой25. Конечно, русская армия была не единственной, столкнувшейся с трудностью приспособления, тактики к развитию вооружений, но ей было труднее, чем другим. Поэтому вплоть до Балканской войны русская армия готовилась в соответствии с национальными традициями доблестно маршировать под огнем. Милютин, кажется, не нашел изъянов в этой теории, вероятно, потому, что сам был приверженцем национальных традиций. Но как бы ни была плоха теория, практические знания и навыки солдат и офицеров оказались еще хуже, они не отвечали даже заниженным требованиям уставов. Во время летних занятий полковые командиры с большим усердием обучали своих людей действиям в закрытых боевых порядках и сомкну- тых рядах, чем в рассыпном строю и стрелковых цепях. Основная масса солдат упражнялась только в штыковом бою. Когда пехота стреляла из новых дорогих винтовок (проверка стрелковой подготовки не требовалась на летних смотрах до 1871 г.), то только залпами. Вместо того чтобы обучать солдат приспосабливаться к местности, сама местность для маневров выбиралась, исходя из эффективности готовящегося зрелища. При всем том пехота, вероятно, была лучше подготовлена, чем другие рода войск. Еще до Балканской войны кавалерия «славилась» недостаточной подготовленностью и абсолютным неумением вести огонь с седла. Артиллеристы во время маневров занимали позиции в непосредственной близости от противника. Командующие военных округов укоряли победивших в учебном бою генералов, если те не давали своему «противнику» возможность исправить допущенные им ошибки. После военных учений в Красном Селе в 1874 г., в которых обеими сторонами командовали великие князья Николай Николаевич и Михаил Николаевич, Милютин конфиденциально сообщал в дневнике: «На маневрах присутствовало много иностранных офицеров; не раз приходилось пред ними краснеть за наших генералов и командиров частей»26.

В определенной степени прежние традиции увековечивались из-за ограниченности военного бюджета. На протяжении 1860—1870-х годов в русской армии происходил переход от старой системы круглогодичного, за исключением нескольких месяцев лагерных сборов, расквартирования солдат среди гражданского населения к размещению их в казармах. Обучение в частях, находившихся на постое, могло носить лишь эпизодический характер. Но и там, где солдаты проживали вместе в казармах, времени на подготовку не хватало, поскольку они должны были заниматься производством предметов первой необходимости, которыми их не обеспечивало Военное министерство. Ежегодно часть солдат оставляла свои подразделения для того, чтобы заработать деньги на собственные и полковые нужды; другие работали на огородах, шили униформу и чинили сапоги. Существовало еще великое множество хозяйственных и подсобных работ, выполнявшихся солдатами. В конце пребывания Милютина на посту министра лишь в очень удачный день в зимние месяцы в роте из ста человек нашелся бы десяток солдат, которых можно было послать на учения. Нередко в летних лагерях собиралось менее половины полка. Даже при желании офицеры не могли обучать своих людей чему-либо, кроме обычной строевой ПОДГОТОВКИ27.

Недостатки тактической теории и практики обучения стали причиной тяжелых людских потерь, но, как показала Балканская война, они были не столь губительны для русской армии, как грубые ошибки генералитета. После Крымской войны Милютин и многие другие старшие офицеры сильної ругали командование и рекомендовали, чтобы при отборе на ключевые по- сты применялись новые критерии. Со своей стороны Милюти»' повысил требования для поступления в Академию Генерального штаба, улучшил учебный план и к 1870-м годам превратил ее в центр военного профессионализма. Преподаватели и выпускники академии, хотя и не всегда вызывавшие восхищение у своих менее образованных товарищей, бесспорно, составляли элиту армии. На страницах только что появившейся военной прессы они вели полезные дискуссии по военным вопросам. За время пребывания. Милютина в должности через академию прошло относительно немного офицеров, и к 1877 г. они еще не дослужились до высоких чинов. Однако в начале XX в. офицеры Генерального штаба доминировали среди высшего командного состава, и в том определенно была заслуга Милютина. Вероятно, не следует винить его за то, что выпускники академии привели русскую армию к поражению в годы русско- японской и первой мировой войн. Тем не менее тот факт, что после его отставки офицеры Генерального штаба выдвигались в основном благодаря умелой штабной работе, а не на строевой службе, может рассматриваться как отдаленное следствие милютинских преобразований28. Однако главное все же было не в этом.

Одним из выпускников академии был великий князь Николай Николаевич-младший, будущий главнокомандующий русской армии в первую мировую войну. В 1876 г. он сдавал экзамены в присутствии своего отца Николая Николаевича-старшего, ставшего вскоре главнокомандующим на Балканском театре29. Младший Николай, возможно, и заслужил статус офицера Генерального штаба, и, возможно, выбор его в качестве главнокомандующего в 1914 г. был удачным. Но его личные качества в данном случае роли не играли, так как назначение великих князей на высокие военные посты являлось традицией, в силу которой главнокомандующим стали и он сам, и его отец. Последнее проходило без участия Милютина, и он не смог бы, даже если бы и пытался, покончить с этой традицией.

Русским самодержцам и их родственникам нравилось выполнять свои военные обязанности. Они детьми назначались в полки, став старше, проводили время в компании офицеров, участвовали в маневрах, а заняв трон, продолжали дружить с молодыми гвардейскими офицерами. Александры плакал, когда читал список павших в атаке на Горный Дубняк 12 октября 1877 г. гвардейских офицеров, поскольку многих из них он знал лично30. Цари неизменно использовали свои самодержавные прерогативы для заполнения ключевых военных постов. Милютин мог лишь высказать — да и то далеко не всегда — свое мнение о генералах, которых царь выбирал в качестве командующих военными округами. Поскольку великие князья серьезно относились к своей военной карьере, Александр и его преемники по заведенному порядку назначали их на высокие должности. Штат инспекторов, система военного образования, военные округа — все это при Александре II и позже неоднократно возглавляли великие князья31.

Таким образом сложилась система протекций во главе с царем-патроном, выдвигавшим на ключевые посты своих родственников, друзей-сослуживцев или тех, кого они рекомендовали. Некоторые из подобных назначений оказывались удачными, например, назначение его давнего друга Барятинского главнокомандующим армии на Кавказе и, конечно, Милютина на должность военного министра. Однако патронаж являлся единственной дорогой к высокому посту: без протекции Барятинского, без поддержки дяди, графа Киселева, военная карьера Милютина едва ли зашла бы столь далеко. Наиболее же вероятными кандидатами на высокий военный пост при такой системе были расчетливые посредственности, вроде преемника Милютина П. Ванновского. В русско-турецкую войну Ваннов- ский служил начальником штаба Рущукского отряда под командованием великого князя Александра Александровича, где не проявил особых талантов. Но когда великий князь стал царем Александром III, он естественно сделал своим военным министром генерала, который его устраивал.

Лишь коренные изменения в политической системе могли бы сделать профессиональную компетентность основным критерием при продвижении к высшим командным постам. Как и в случае с другими реформами 1860—1870-х годов, сохранение принципов и практики самодержавия определило границы, выйти за которые военная реформа уже не могла. Однако связь между политикой самодержавия и неспособностью реформированных институтов адекватно выполнять свои функции более ярко проявилась в военных, нежели в гражданских делах. С трудом доставшаяся русской армии победа над третьестепенной державой в Балканской войне была недвусмысленным признаком провала, а сам характер и причины неудач напрямую восходят к самодержавной системе. Конечно, обновленная армия была лучше дореформенной. Заметные улучшения проявились даже в Балканской войне. Русская армия 1877—1878 гг. стала современной — по структуре, вооружению, образованию, тогда как армия, сражавшаяся в Крыму, была явно отсталой. Но неспособность добиться победы «малой кровью» явилась вовсе не результатом нескольких ошибок или стечения обстоятельств. Тактика русской армии, обусловившая огромные потери, имела в своей основе, во-первых, приверженность идее национальной исключительности в ее военном варианте и, во-вторых, недостаток средств, вследствие чего солдаты отвлекались от занятий, командиры не могли обучать их ничему иному, кроме традиционных построений. Самодержавная практика взрастила бездарное командование. Основные политические, интеллектуальные и социальные особенности императорской России обусловили серьезные недостатки в действии военного механизма. Если военная про- грамма Милютина отразила реформы в гражданском обществе, то трудности армии в 1877 г., вероятно, предвосхитили несостоятельность Великих реформ в целом в спасении царизма от краха.

•1 Описание и анализ военных действий на Балканском театре основываются на: Беляев Н. И. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. М., 1956; Золотарев В. А. Россия -и Турция. Война 1877—1878 гг. М., 1983; Керс- новский А. История русской армии. Т. 2 (От взятия Парижа до покорения Средней Азии). (1814—1881). Белград, 1934. С. 416—462; Милютин Д. А. Дневник Д. А. Милютина. Т. 2. М., 1949; Паренсов П. Из прошлого. Воспоминания офицера Генерального штаба. Т. 1. Спб., 1901; I азенкампф М. Мой дневник. 1877—1878 гг. 2-е изд. Спб., 1908; К у р о- п а т к и н А. М. Действия отрядов генерала Скобелева в русско-турецкую войну 1877—1878 годов: В 2т. Опб„ 1885; Скалой Д. А. Мои воспоминания 1877—1878 гг. Т. 1. Спб., 1913; Пузыревский А. Воспоминания офицера Генерального штаба о войне 1877—1878 гг. в европейской Турции. Спб., 1879; Карцов П. П. Из прошлого. Личные и служебные воспоминания. Т. ,2. Спб., 1888; Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—.1878 гг. на Балканском полуострове (далее — Сборник материалов). Т. 14, 25, 26. Спб., 1898—1899. Использованы многочисленные статьи в «Военном сборнике» за 1878—1880 гг. См. также: Greene F. V. Report on the Russian Army and its Campaigns in Turkey in 1877—1878. N. Y., 1879; Greene F. V. Sketches of Army Life in Russia. N Y., 1880; Baker-Pasha Valentine. War in Bulgaria. A Narrative of Personal Experiences. 2 vis. London, 1879. 2

О стратегическом плане Обручева см.: Газенкампф М. Мой дневник. Прилож. 1 -и 4; Б а р б а с о в А. П. Новые факты о планировании русско-турецкой войны 1877—1878 гг. // Военно-исторический журнал. 1976. № 2. С. 98—104. 3

См. рекомендации Милютина царю после второго сражения под Плев- ной: Записка Военного министерства об изменении плана кампании, доложенная 21 июля 1877 г. Императору Александру II//Сборник материалов. Т. 26. С. 152—156. 4

Оценку работы комиссии см.: Золотарев В. А. Россия и Турция.

С j g 5

Ом.: Милютин Д. А. Дневник. Т. 2. С. 52, 64, 65, 109, 117, 131, 164.

6 Там же. С. 65. 7

Brooks Е. W. Reform in the Russian Army//Slavic Review. Vol. 43,

N 1. Spring, 1984. P. 63—82. 8

Доклад Д. А. Милютина в январе 1862 г. см.: Столетие Военного министерства, 1802—1902. Т. 1. Спб., 1902. Прилож. С. 70—183. Я следую общепринятым оценкам в описании плана Милютина и последующих реформ; см.: Зайончковский П. А. Военные реформы 1860—1870-х годов в России. М., 1952; Miller F. A. Dmitrii Miliutin and the Reform Era in Russia. Vanderbilt, 1968; Исторический очерк деятельности Военного министерства в России в первое двадцатипятилетие благополучного царствования Государя Императора Александра Николаевича (1855—1880 гг.) / Под ред. М Богдановича: В 6 т. Спб., 1879—1881. Важным является также объяснение самим Милютиным ключевых реформ; Военные реформы Императора Александра П//Вестник Европы. 1882. № 1. С. 5—35. 9

О постое см.: Аничков В. Военное хозяйство. Сравнительное исследование положительных законодательств России, Франции,, Пруссии, Австрии, Сардинии, Бельгии и Баварии. Спб., 1860. С. 223. 10

Министерство финансов 1802—1і902. Спб., 1902. Т. 1. С. 636—639; Т. 2. С 642—643.

257

9 Зак. 251 11

О казармах см.: Зайончковский П. А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX—XX столетий. М., 1973. G. 270—271; В eyr a u D.

Militar und Gesellschaft im vorrevolutionaren Russland. Cologne; Vienna, 1984. P. 328—334. 12

Исторический очерк деятельности Военного министерства в России. Т. 3. С. 90—97, 112, 118; Прилож. 38. 13

Miller F. A. Dmitrii Miliutin and the Reform Era in Russia. P. 61. 14

Подробное описание см.: К a p ц о в П. П. Из прошлого. Личные и служебные воспоминания. Т. 1. Спб., 1888. Гл. 7—10. 15

S t а г г S. F. Decentralization and Self-Government in Russia, 1830— 1870. Princeton, 1972. 16

О рекрутском -наборе в 1863 году//Военный сборник. 1862. Т. 28. С. 385—392. 17

В u s h n е 11 J. Mutiny amid Repression. Russian Soldiers in the Revolution of 1905—1906. Bloomington, 1985. P. 8; В г о о k s E. W. D. A. Miliutin: Life and Activity to 1856. Ph. D. dissertation. Stanford University, 1970. P 260—261. В 1-860—1870-е ігодьі «Военный сборник» опубликовал много статей о практике и результатах обучения солдат.

13 Четыре опубликованных тома дневника Милютина представляют лучший источник для изучения его взглядов. Весьма полезным является написанное П. А. Зайончковским введение в первом томе (см.: Милютин Д. А. Дневник. Т. 1. С. 5—72). См. также: Brooks Е. W. D. A. Miliutin: Life and Activity to 1856. Ph. D. dissertation. 19

См.: Карцов П. П. Из прошлого. Т. 1. С. 51, 54, 232—234, 236— 238, 374—376, 492; Т. 2. С. 536—637, 650—651; Керсновский А. История русской армии. Т. ]2. С. 400—401. 20

См.: Зайончковский П. А. Военные реформы 1860—1870-х годов в России. С. 115—119; Fadeev R. Russlands Kriegsmacht und Kriegspoli- tik. Leipzig, 1870. S. 197—202; Фадеев P. Русское общество в настоящем и будущем. (Чем нам быть?). Спб., 1874. С. 132—154; Карцов П. П. Из прошлого. С. 484—486. Ответом на эти обвинения стала статья Д. А. Милютина «Военные реформы». 21

См.: 3 айончковский П. А. Военные реформы 1860—1870-х годов в России. С. 257—>261, 304—331; Он же. Подготовка военной реформы 1874 г. // Исторические записки. 1948. Т. 27. С. 170—201; Милютин Д. А. Дневник. Т. 1; Miller F. Dmitrii Miliutjn and the Reform Era in Russia. P. 194—225. 22

Цит. по: Золотарев В. А. Россия и Турция. С. 29. 23

См.: Драгомиров М. Учебник тактики. 2-е изд. Спб., 1881. С. 40—45, 63—65 и т.д.; Он же. Сборник оригинальных и передовых стратегий, 1850—'1889. Спб., 1881. С. 291—-354; Мещеряков Г. П. Русская военная мысль в XIX в. М., 1973. С. 196—,203, 215—216; Menning В. The Army of D. A. Miliutin and M. I. Dragomirov. 1984 (неопубликованная работа). 24

См.: Милютин Д. А. Суворов как полководец // Отечественные записки. 1839. Апрель. С. 1—32; Май. С. 71—94; Brooks Е. D. A. Miliutin: Life and Activity to 1856. P. 67—68, 127—132. 25

[H. 3.] Наш пехотный строевой устав//Военный сборник. 1878. №5. С 29—65; №6. С. 191—216; Зайончковский П. А. Военные реформы I860—1870-х годов в России. С. 187—191, 246—247; Мещеряков Г. П. Русская военная мысль. С. 203-^204; Menning В. The Army of D. A. Miliutin and M. I. Dragomirov. 26

Милютин Д. А. Дневник. T. si. С. 164. См. также: Пузырев- с к и й А. К. Отрывочные заметки из опыта минувшей кампании // Военный сборник. 1878. № 7. С. 70; Зедделер. Несколько практических выводов// Военный сборник. 1878. № 6. С. 220—222; [Н. 3.] Наш пехотный строевой устав. С. 195; Карцов П. П. Из прошлого. Т. 1. С. 384—385, 458—466; Епанчин Н. На службе трех императоров. 1939. Typescript text. Columbia University. Bakhmeteff Archive. P. 36; Зайончковский П. А. Военные реформы 1860—1870-х годов в России. С. 192—>200; Керсновский А. История русской армии. Т. 2. С. 404—406; Бутовский Н. Новое направление в смотровых требованиях. Спб., 1893. С. 3—6.

27 Buchnell J. Russian Soldiers' Artel, 1700—1900: A History and an Interpretation//Land Commune and Peasant Community in Russia (в печати); Buchnell J. Mutiny amid Repression. P. 11—15.

28 См.- Мещеряков Г. П. Русская военная мысль. С. 181, 183'—190. 218, 222; 3 а й о н ч к о в ск и й П. А. Военные реформы 1860—1870-х годов в России. С. 231—236; Fuller W. jr. Civil-Military Conflict in Imperial Russia, 1881—1914. Princeton, 1985. P. 9—10, 31—46; В uch n el 1 J. The Tsarist Officer. Corps, 1881—1914; Customs, Duties, Inefficiency//American Historical Review. Oct. 1981. P. 771—773. 29

См.: Милютин Д. А. Дневник. Т. 2. С. 33. 30

Там же. Т. 2. С. 231—232. 31

См., например: Зайончковский П. А. Военнные реформы 1860— 1870-х годов в России. С. 100, 106 и далее; Он же. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX—XX столетий. М., 1973. С. 31—77.