Эта двойственность порой лишь в скрытой форме, но существовала с самого начала, а ФИДЕС после 1998 года лишь придал ей четкую политическую и культурную форму, обострив ее до крайности. И в этом смысле схватки на выборах в Венгрии начиная с первых же лет после смены политического строя были не борьбой политических объединений, а поединками двух, отличающихся друг от друга по интересам и настроениям, средних классов. Правда, до 1994 года некоторые группировки этих средних классов исповедовали «свободные политические ценности» и кочевали между правыми и левыми силами, подобно тому как сами партии сдвигались на политическом поле то влево, то вправо. И сами избиратели выбирали не из партий, а из систем. В конечном счете, снова и снова решался вопрос, который из средних классов получит возможность доминирования. То, что принято называть «холодной гражданской войной», было не чем иным, как экзистенциальной борьбой — причем не на жизнь, а на смерть — между различными группами среднего класса, тысячей нитей привязанными к государству, цепляющимися за него и повисшими на нем. А одержавший политическую победу в этой борьбе на выборах пытался консолидировать вокруг себя победивших, выстраивая свою собственную систему Систему «избранного» государством среднего класса я называю жесткой демократией. При данной — заново централизующейся, противопоставляющей себя либеральному разделению ветвей власти и правовому государству, рядящейся в «национальные» и «христианские» облачения — этатистской системе способ функционирования демократических институтов является антилибе- ральным, недемократическим, зачастую патерналистским и автократическим, а сформировавшаяся власть — заведомо несменяемой. А то, что ее действительно удалось сменить, абсолютно не изменило ее представлений на этот счет, ибо нет такого поражения на выборах, которое может послужить достаточным основанием для отстранения от власти, изгнания «истинных представителей нации», более того — самой «нации», для того, чтобы «насилием и кознями» свергнуть правительство, которому «законно» должна принадлежать власть в этой стране. Из чего — по этой логике — следует, что новая власть нелегитимна. Подобная несменяемая власть любое — в об- щем-то, самое прозаическое — поражение на выборах объясняет своим избирателям ударом в спину, заговором, путчем, предательством, национальной катастрофой. А отсюда прямой путь к нагнетанию истерии в обществе, эскалации уличной политической борьбы, усилению ан- типарламентских настроений, общественной дезинтеграции и даже к применению путчистских технологий захвата и удержания власти. Систему, связанную с «реально существующим» средним классом, можно назвать мягкой демократией. При та кой системе наличие демократии можно признавать в негативном плане, то есть как отказ от «жесткости», от «силы», от «устрашения». Формирующаяся при ней власть сменяема, ее блюстители и в этом смысле являются «мягкими»; они легко смиряются с результатами голосования, не ставят под сомнение ни легитимность выборов, ни легитимность нового правительства; они не формируют теневое правительство, теневое общество, теневой парламент. И поскольку «мягкая» власть противостоит «жесткой», «сменяемая» — «несменяемой», все те, кто не жаждут ощутить себя в уверенных отеческих руках дарующего и карающего государства, все те, кому такая система (бюрократическое и идеократическое наступление административного государства и вторжение его в частную и гражданскую сферы жизни) не по вкусу, вынуждены предпринимать все от них зависящее для сохранения этой мягкой демократии, этой «вялой системы». Раз в опасности «свобода» и «демократия» (другая сторона, как мы помним, в случае необходимости заявляет, что в опасности — «нация»), нельзя допустить, чтобы к власти пришли те, кто упразднят эту негативную (означающую скорее отсутствие авторитарного порядка, нежели наличие порядка свободы) систему. Однако в этом случае несменяемой, а следовательно, и недемократической становится сама эта провозглашающая «мягкую версию» демократии власть. Такова закономерность: в конфронтации с заведомо несменяемой, то есть автократической властью сменяемая власть рано или поздно превращается в несменяемую — со всеми характеристиками последней и, на более дальней дистанции, со всеми последствиями ее неизбежного провала. Вот это и является уловкой 22 для венгерской демократии. Такое положение сложилось потому, что в Венгрии носителем свободы является не общество, а государство и политические партии, поскольку демократия — в окончательной форме — пришла (и приходит) не снизу, а сверху, и гарантии ее остаются там же, «наверху». Как ни горька эта правда, надо признать, что венгерское общество, несмотря на то что подавляющее большинство выступает решительно против диктатуры или какого-либо другого автократического режима, в наши дни не способно своими силами защитить парламентскую демократию, в рамках которой вот уже пятнадцать лет протекают беспрестанные, постоянно обостряющиеся поединки. На наших глазах идет «холодная гражданская война» между двумя враждующими группами расколотого среднего класса, и ее ход сопровождается «сменами строя» («наша система — ваша система»). В таких условиях парламентарная демократия является не катализатором общественной интеграции, а напротив, ускорителем дезинтеграции, раскола политической общности. Она играет роль институциональных и организационных рамок для дестабилизации общества, экономического и политического распада, поспешных и необдуманных шагов — или, наоборот, нерешительности. Из этого, естественно, следует не то, что пора «заканчивать» с демократией, а то, что самое время положить конец этой перманентной «холодной войне» средних классов, борющихся за контроль над государством и беззастенчивое присвоение государственных средств. Проще говоря: необходимо отделить эти самые «системогенерирующие» средние классы от государства (а в каком-то смысле — и от общества). Но можно сформулировать эту мысль и по- другому: необходимо отделить государство от среднего класса, если такое в принципе возможно в модернистском обществе. И не потому, что государственное паразитирование этих классов ведет к вопиющей общественной несправедливости, а потому, что оно подрывает демократическую систему и разрушает правовое государство. Для того чтобы такое отделение произошло, не хватает главного — той общественной и политической силы, которая смогла бы это сделать, придав демократической системе общественный характер, интегрировав в политику ценности среднего класса. Пока даже слабо вырисовывающихся контуров такой политической силы — в партиях или вне их — не видно. «Холодная война» средних классов в полном разгаре, и, скорее всего, она не закончится до тех пор, пока один из них не одолеет наконец другой. Возможны и другие варианты: или будет заключен «классовый мир» (точнее, «межклассовый мир») в форме какого-нибудь общественного компромисса (пакта, коалиции), или (и это наихудший из всех возможных сценариев) они будут биться до тех пор, пока, следуя логике политической войны («любой ценой») и не останавливаясь ни перед какими жертвами ради достижения довольно неопределенных целей, не утянут за собой всю страну в пропасть. А там, на дне этой мрачной пропасти, будут испуганно хлопать глазами и тыкать друг в друга пальцем: «Ты виноват! Нет, ты!» Однако результаты как продолжения «холодной войны», дезинтегрирующей общество и угрожающей основам демократического устройства, так и «мира», заключенного за спиной у общества, а также последствий общественной интеграции, возникшей на основе такого закулисного «нового компромисса», будут для венгерской демократии удручающими. Хотя, конечно, даже худой мир все же лучше перманентной войны и хаоса. Угрозу для Венгрии представляет не возникновение двухпартийной системы, а формирование однопартийной парламентской системы (еще точнее — парламентской непартийной системы), при которой партии, конечно, формально продолжат свое существование, однако у власти будет бессменно находиться одна и та же формация среднего класса. На это однозначно указывают данные, касающиеся общественной поддержки и социальной базы демократических институтов. (Подчеркиваю: по меньшей мере половина венгерского общества довольно равнодушно наблюдает за этой войной, и даже среди нижних слоев среднего класса, материальное положение которых постоянно ухудшается, число тех, кого можно мобилизовать призывами и обещаниями предвыборных кампаний обоих средних классов, составляет не более 5—10%.)