Положения о «гарантиях» верховной власти и «идеологического обоснования» местничества «Поучения» главы церкви монарху в «чине венчания»
Поставление российского монарха на царство было важнейшим ритуалом, означающим вручение ему Богом государства, легитимизирующим ему право на власть над подданными и, соответственно, превращающим государя в источник права, повеления и решения которого обретают характер нормативного юридического акта.
Чины - церемониалы, именуемые также «уставами»[604], вероятно, утверждались какими-то государевыми указами, хотя за первые столетия их применения эти указы не сохранились, так что неизвестно, были ли эти указы писаными. Тем не менее «чины венчания», по нашему мнению, можно считать государственными актами.В «Чин венчания» великих князей и царей, появившийся в русской традиции с конца XV в., в качестве важного элемента входило «поучение» руководившего ритуалом церковного иерарха (обычно это был глава церкви: митрополит, патриарх), который наставлял венчаемого о его монарших обязанностях, как помазанника Божьего. В наиболее ранней, так называемой Пространной, редакции I чина венчания (вел. кн. Дмитрия Ивановича - «Внука», 14 февраля 1498 г.) митрополит «поучает... о полезных»: «И ты, господину сыне, имей страх божий во серцы, имей послушание во всем ко своему государю деду, великому князю, и люби правду и милость и суд прав, имей попечение от сердца о всем православном крестьянстве». Имеется в «чине» и краткое поучение Ивана III, который, в частности, повторяет слова митрополита - «lt;...gt; и ты, внук Дмитрей, имей страх Божий в сердцы и люби правду и милость и суд прав»[605]. В следующем по времени чине венчания - Ивана IV на царство в 1547 г., «поучение» сильно расширяется, приобретя вполне законченную форму произведения, и в таком виде неизменно повторяется в церемониях последующих лет вплоть до конца XVII в. По мнению исследователей, «поучение» как элемент коронационного ритуала не имеет аналогов в сербском и византийском источниках «чина венчания» и разработано, видимо, митрополитом Макарием, неоднократно наставлявшим юного царя в своих речах и посланиях.
Можно предположить, что причиной ввода и дальнейшего совершенствования «поучения» являлось особое положение юных неопытных монархов - Дмитрия, соправителя при деде, и сироты Ивана IV, нуждавшихся, по мнению их окружения, в руководстве, однако в дальнейшем оно приобрело и иной смысл.В основе «поучения» лежат «Послание императора Василия сыну, Льву Философу» 886 г.[606] и, отчасти, сочинения Иосифа Волоцкого, который в послании к дмитровскому князю Юрию объяснял ему обязанности правителя[607]. Именно Иосиф впервые применяет термины «место» и «отечество» в интересующем нас смысле: «...тебе бо Господь Бог избра в себе место, постави на твоем отечестве...», тем самым сакрализовав эти понятия - князь сидит на уделе, полученном «по отечеству», согласно «месту», данному ему самим Господом. Бог поручает князю «правление своего отечества» - это, конечно, не означает управление своей родиной (удел - категория временная), а обязанности, переданные «по отечеству». Среди всех этих обязанностей монарха находятся и отношения с подданными. «Отечество» имеется не только у суверена, оно, как некая привилегия, имеется и у его подданных, с чем приходится считаться монарху; это право на определенное место при его дворе и на занятие там тех или иных должностей. И в «поучение» царю при венчании включается: «...бояр же своих и вельмож жалуй и береги по их отечеству, ко всем князем и княжатом и детям боярским и ко всему христолюбивому воинству буди приступен, и милостив и приветен по царскому своему сану и чину; всех же православных христиан блюди и жалуй и попечение имей о них ото всего сердца, за обидящих же стой царски и мужески...»[608]. Таким образом, если всех служилых людей монарх должен был «блюсти и жаловать», то к высшему слою надо было относиться «по отечеству», чему венчанный на царство фактически присягал. Эта формула повторяется практически без изменения в чинах венчания на царство Федора Ивановича, Бориса Годунова, Михаила Федоровича[609]; видимо, как дань традиции она сохраняется и у последующих монархов, до Ивана и Петра Алексеевичей включительно[610], несмотря на отмену местничества и негативное отношение властей к упоминанию привилегий по «отечеству».
Понятие «жаловать» связано с отношениями вассалитета. Иван IV в своем завещании указывает сыну-наследнику Ивану Ивановичу, «как людей держати и жаловати и от них беречися и во всем их умети к себе присваивати». Нетрудно заметить, отмечает A. JT. Юрганов, что слово «жаловать» семантически связано со словом «служить»[611]. Вероятно, в обязанности государя «жаловать и беречь» своих бояр проявился «пережиток обычая дружинной службы, составлявшей своего рода неписаную конституцию феодализма»[612]. Первой обязанностью князя, отмечает С. Б. Веселовский, было оказывать своему дружиннику покровительство и защиту, второй - «жаловать» бояр за службу и смотря по службе. В понятия княжеского «жалованья» входили как существенный элемент и понятие воздавать честь по делам, держать в чести и не обесчестить; под честью здесь понималось и место в иерархии, на которое человек имел право рассчитывать по службе родителей и личным заслугам[613]. Понятие «бережения» - оберегания, оказания покровительства в «поучении» как бы слиты с понятием «жалованья», но весьма четко раскрывается в другом «поучении». В виде поучения митрополита Макария в Никоновской летописи изложен первый, так называемый «Владимирский» приговор об отмене местничества на время Казанского похода. Поучая подданных государя - «боляр и воевод и князей и всех людей воинства царева», Макарий писал: «lt;...gt; А государь вас за службу хочет жаловати, а за отечество беречи, и вы бы служили, сколько вам Бог поможет, а розни б и мест никакоже меж вас не было»[614]. Таким образом, здесь четко разделяются понятия: «за службу - жаловати»; «за отечество - беречи». Глава церкви тем самым разъясняет, что если «жалованье» - награда за индивидуальные заслуги, «службу», то «бережение» - это ответственность верховной власти, которую она берет на себя в деле охранения «отечества» - местнической чести служилых людей на время объявления безместия. Категория «службы» наравне с категорией «отечества» далее появляется в речи царя Федора Ивановича в церемонии венчания на царство.
Обращаясь к митрополиту, царь заявляет: «А яз о сем молю, Ваше святительство, а вы бы, наши бояре, нам служили потому же, как есте служили отцу нашему lt;...gt;, а мы вас учнем жаловати и держати по вашей службе и по отечеству»[615]. Здесь также аналогичный порядок терминов - «жаловати... по службе», «держати» - «по отечеству» (слово «беречи» заменено аналогичным по смыслу «держати» - удерживать, защищать). Таким образом, верховная власть гарантирует вознаграждение за верную службу и охрану наследственных прав. В начале 1616г. русские представители на переговорах о перемирии с Польско-Литовским государством в ответ на упрек, что теперь в Москве «люди простые мужики, поповские дети и мясники... мимо княжеских и боярских родов... к великим государственным и земским и посольским делам припускаются», заявляли: «У великого государя в Думе и во всяких чинех и приказах отецкие дети, кто чего достоин по своему отечеству, разуму и службе»[616]. Поскольку эти дипломатические ответы были выражением официального мнения, мы можем отметить здесь и новую категорию - «разум», что, видимо, является наследием эпохи Смуты и намеком на выдвижение по способностям.Обязанностью монарха еще со времен первого чина венчания провозглашается «любить правду», о чем напоминали Дмитрию-внуку и митрополит, и соправитель-дед. Применительно к подданным - «боярам и вельможам» эта категория появляется в «поучении» начиная с чина венчания Алексея Михайловича. К условиям, на которых государю надлежит жаловать их, прибавляется: «lt;...gt; жалуй и береги по их отечеству, службе и правде»[617]. «Правда» применительно к общественному сознанию XVI-XVII вв. детально исследовалась A. JI. Юргановым: «правдой» или «неправдой» можно было охарактеризовать едва ли не все деяния человека. Справедливый миропорядок - так понимал «правду» средневековый человек. И. С. Пересветов таковым считал устройство Османской империи - «естьли бы к той правде турской да верахристиянская, ино бы с ними ангелы беседовали»; Ф. И.
Карпов был убежден в том, что «милость без правды малодушество есть, а правда без милости мучительство есть» - то есть гуманность без правосудия не лучше правосудия без великодушия. Именно в отношениях «по вертикали», поскольку государю надлежало служить «верою и правдою», раскрывается, как отмечает A. JI. Юрганов, связь между «подвластными» и монархом. Великий князь уже с начала XVI в. рассматривался как «правда мира сего», и «правда» подданных заключается в исполнении повелений того, кому дана власть от Бога[618]. В том же «поучении» государь призывается любить правду, «милость и суд правый». Так, в чине венчания Дмитрия-внука содержится формула «Люби правду и милость и суд праведен»[619] или «суд прав»[620]. То же - в чинах венчания Ивана IV («суд правый»)[621], Михаила Федоровича[622], Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, Ивана и Петра Алексеевичей[623]. Кроме того, там же говорится и о том, что царь обязан делать «все по суду в правду lt;...gt; се бо о царю! Приял еси от Бога скипетр правити... и рассудити и управити люди твоя в правду». В утверждении категории «правды» как условия царских жалованья и береженья явно проступает упадок значения чисто родового приоритета: царское «жалованье» зависит уже и от индивидуальных заслуг, от того, насколько «бояре и вельможи» будут «в правде» своему государю. Возможно, что здесь проводится тезис об обязанностях царя по надзору за службой подданных. Следует обратить внимание и на то, что «отечество», судя по «поучению», имеет отношение только к «боярам и вельможам». «Князья и княжата», а также прочие находятся как бы за рамками этих отношений. Эта формулировка косвенно подтверждает известный тезис о возникновении местничества как результата стремления старомосковского боярства сохранить свои позиции в ситуации наплыва бывших удельных княжат.