Изначально причиной стычек на почве конституционного и публичного права стали проблемы приспосабливания к новой системе. Каждый представитель власти был уверен, что именно он — истина в последней инстанции. Премьер-министр первого свободно избранного правительства Йожеф Антал искренне верил, будто в результатах выборов нашла выражение «душа» венгерского народа. Тот факт, что количество «правых» мандатов в парламенте 1990 года во многом совпало с результатами голосования в 1945 году, дал ему повод думать, будто его партия имеет все права и полномочия на длительное пребывание у власти. Правительство Антала вступило в конфликт практически со всеми независимыми институтами власти. Но подобная самоуверенность была присуща далеко не одной ветви власти. Первый глава государства, до сих пор пользующийся самой искренней любовью среди всех представителей власти новой республики, наверняка не раз пытался воспользоваться президентскими полномочиями, которые нарочно были сформулированы так, чтобы допускать различные толкования, и попали в текст конституции в качестве компромисса с партией власти. В конечном итоге решения Конституционного суда определили сферу компетенции главы государства: президентские полномочия получили толкование, отвечающее парламентской системе. Об этом обычно забывают, но суд в своих решениях счел правильным далеко не то толкование конституции, которое предложил глава государства. В этом есть, конечно, и заслуга Конституционного суда, начавшего свою деятельность с небывалой активностью. Он зачастую не просто стоял на страже соблюдения принципов конституционности, но и формировал ее критерии, взяв на себя важную роль по совершенствованию венгерского права. Со временем, под влиянием массированной критики Конституционный суд изрядно подрастерял свой запал и запас доверия. Подобные проблемы при переходе на новую систему испытывают в той или иной мере практически все институты. Когда же эти проблемы были преодолены, набирающий силу популизм помешал принятию нового парламентского устройства. Новый венгерский парламентаризм полюбить непросто. Дискуссии между партиями часто превращаются в бурные перепалки. Для политиков, дрожащих за свое будущее, крошечное личное преимущество всегда будет важнее очевидного общественного интереса. Среди них немало и тех, кто пытается за несколько лет обеспечить будущее своей семьи. Крупные общественные блоки борются не на жизнь, а на смерть; эта борьба идет чуть ли не с самого начала и постепенно перерастает в перманентный кризис. Невыполнимые в своей массе желания граждан ста новятся для демократии слишком тяжелым грузом. Общественное мнение по привычке взывает к помощи государства, но при этом не уважает институты государственной власти. Ни одна из партий не осмелится сообщить своим избирателям, какую ничтожную долю их законных и адекватных требований можно удовлетворить в течение одного года. Вместо этого они обещают все на свете, чтобы затем все вновь разочаровывались в правительстве. Сначала создают иллюзии и принимают популистские решения, которые ставят под угрозу прогресс в экономике, а затем тайком от них отказываются. Людям, понятное дело, надоели все эти изменения и реформы, несущие одни мытарства, людям хочется жить. Тоска по государственной заботе в обществе почти не претерпела изменений, а местами даже усилилась. Обе крупнейшие партии быстро сориентировались в элементарных требованиях общественности и пытаются теперь заполучить голоса избирателей, уже не предлагая реформы по созданию среднего класса, что приводило к бесконечным столкновениям, а просто обещая раздачу благ. Злоупотребляя низким уровнем налоговой сознательности венгров, политика все чаще сводится к соревнованию: кто даст больше дотаций. В стремлении к успеху основные партии стали использовать практически одинаковый набор инструментов. Партия ФИДЕС (Союз молодых демократов) увидела, какого эффекта можно достигнуть, если повернуть в свою пользу чувства маленького человека, воспитанного в духе эпохи Кадара, и научилась этому у социалистов. МСП (Венгерская социалистическая партия) позаимствовала методы управления средствами массовой информации у ФИДЕС. Политики стараются не говорить о действительно важных вещах: о возможных альтернативах общественной политики и о том, когда наступит реальное улучшение. В связи с распространением массовой культуры и коммерциализацией телевидения из публичных дискуссий совершенно исчезли вопросы, требующие длительного и детального обсуждения. Их место заняли скандалы на злобу дня и недолгие страсти по их поводу, взаимные нападки и ложь. Граждане, в свою очередь, исключительно низко оценивают способность Государственного собрания решать насущные государственные проблемы. Слово «политика» стало ругательным, а должность депутата — одной из самых презираемых. Главные герои политических игр, естественно, подхватывают настрой общества против политической сферы, пытаясь сделать вид, будто они выше партийных распрей. Ради достижения своих целей эти политики используют антипарламентские настроения или сами их подогревают, соревнуясь между собой. Венгерское общество надеялось, что смена режима в первую очередь удовлетворит его стремление к благосостоянию. После краха государственного социализма люди хотели продолжать жить так же, как до этого десятилетиями жили при Кадаре, и по-прежнему не слишком верили в значение самостоятельной гражданской деятельности. В общественном сознании прочно закрепилось: политика может принести только вред, в лучшем же случае она просто не будет мешать гражданам преуспевать на собственный манер. Решение проблем зависит только от компетентности и умения торговаться. После затишья эпохи Кадара людей смущают споры, раздражает необходимость нести ответственность за выбранную позицию. Как мы уже подчеркивали, в сравнении с другими странами Центральной Европы в переходе Венгрии от одной системы к другой приняла участие лишь малая часть населения. Редкие мгновения персонального катарсиса немногих не придали демократии особой легитимности. Значительная часть общества с самого начала с подозрением относилась к новым институтам. Поддержка оппозиционных лидеров периода смены режима несравнима с популярностью глав последнего правительства коммунистов-ре- форматоров. Демократия не стала общепринятой ценно стью. Многие рассуждали так: если для получения западных потребительских благ нужна парламентская система — как-нибудь вытерпим и ее. 1. Общий антиполитический настрой Словесные перебранки членов нового Государственного собрания — представителей интеллигенции, пришедших к власти в результате смены режима, только усугубили общее негативное отношение к политике. Правительство вносило на рассмотрение законы, но не могло активизировать процесс их принятия, неделями в парламенте не обсуждалось ничего важного. Партии конфликтовали по совершенно символическим поводам. После вынужденного консенсуса, достигнутого в ходе круглых столов, парламентское большинство на радостях воспользовалось парламентской машиной для голосования и забаллотировало оппозицию. За этим последовали дебаты относительно процедуры голосования, оппозиции удалось в целом защитить свободу действий парламентского меньшинства, хотя и ценой беспрерывных скандалов. Постоянно пребывающая в состоянии хаотической полемики палата представителей вызвала огромное разочарование общественности, которая тогда еще внимательно следила за происходящим. Люди ощущали, что новоиспеченные политики занимаются только собой, а не народом. Стиль их выступлений и темы, выносимые на повестку дня, настолько отличались от привычной риторики, что граждане, впервые столкнувшиеся с работой многопартийного парламента, содрогнулись от увиденного. После десятилетий кадаровской политики, когда любые разногласия в ходе принятия решений тщательно скрывались, нынешний шум от работы государственной машины усилил и без того негативное отношение к партиям. Но наиболее сильное потрясение ждало, наверное, саму элиту, формирующую общественное мнение. Ин теллигенция, которая отлично понимала, как функционирует кадаровское общество, с трудом ориентировалась в новых условиях. Свободно избранное правительство не очень понимало, что ему делать со своей реформаторской миссией. Новый премьер-министр явно не нуждался в их советах и демонстративно не считался со взглядами, доминировавшими тогда в прессе. Творцы общественного мнения еще больше возненавидели лидеров власти, обладавших совершенно иной политической культурой. И все же большинство интеллигентов-реформаторов по- настоящему разочаровалось не в МДФ, а в самом парламентаризме. Многие думали, будто при демократии их роль в обществе возрастет. Вместо этого наступившие рыночные отношения забрали у интеллигенции независимость, завоеванную в 1980-х годах, а политики, ссылаясь на волю избирателей, перестали считаться с ее мнением. Властители дум хотели сохранить свою прежнюю роль без изменений. И вскоре началась борьба за реальные преобразования в политике между уполномоченным на эти изменения парламентским большинством и теми, кто оказывали политическое влияние через прессу. Среди интеллигенции и представителей прессы было немало тех, кто искренне верили, будто новая демократия придаст больший вес их словам при обсуждении государственных вопросов. В последние годы существования социалистического государства эти люди причудливым образом могли одновременно выступать с суровой критикой режима и быть его тайными советниками — именно они определяли направление развития страны. Получив демократические полномочия от избирателей, первое правительство тут же вступило в жесткое противостояние с притязаниями на власть со стороны публичных идеологов. Одно из проявлений этого конфликта — так называемая «война в СМИ» — продолжается до сих пор. Настоящей целью борьбы было реальное распределение власти в обществе. Как повлияли на этот процесс факторы, лежа щие вне сферы публичного права: средства массовой информации, эксперты, ученые и, не в последнюю очередь, деньги? Правительство МДФ не согласилось с монополией прежней элиты на трактовку действительности и предпочло создать для этого собственную медиаимперию, хотя эта попытка оказалась не слишком удачной. Борьба за распределение реальной власти продолжается и по сей день. Но уже кабинет под руководством Дюлы Хорна стал однозначно проводить в жизнь приоритет ответственного правительства перед авторитетом носителей власти слова. Культурные привязки доминировавшей в восьмидесятых годах интеллигенции завели в политический тупик самую близкую к ней партию — СДС. Эта группа, с ее притязаниями на формирование общественного мнения, явно проигрывала в сравнении с политической элитой, которая взяла на себя ответственность перед избирателями. Надеждам больших групп населения отвечали скорее политики, выступавшие против интеллигентского мировоззрения. При этом долгое время особой любовью медиаэлиты пользовалась не СДС, а ФИДЕС. Прежняя кадаровская интеллигенция какое-то время вполне обоснованно приветствовала молодых демократов, выступавших против засилья коммунистической партии. Лидеры ФИДЕС так и не приняли предложения образовать собственную немногочисленную фракцию в парламенте. Подхватив разочарование, царившее в обществе, ФИДЕС с момента своего создания принялась критиковать правительство с невиданной настойчивостью. Динамика политической жизни, однако, с силой сдвинула их в сторону СДС. При том что Виктор Орбан ни от чего не страдал так сильно, как от вынужденного альянса, да еще пребывая на вторых ролях. У него оставался единственный шанс стать самостоятельным политиком — подорвать мощь двух лидирующих партийных организаций. Потому-то он и принялся изо всех сил нападать на две партии, сформированные в ходе смены режима. Если они в чем-то соглашались, это было плохо, конфликтовали — еще хуже. Более взыскательные депутаты от МДФ и СДС раскрывали перед широкой публикой непростую правду о венгерской действительности в своих запутанных парламентских выступлениях. Политики из ФИДЕС, в отличие от них, делали заявления с уверенностью студентов-всезнаек. Отвечая настроениям общественности, молодые демократы задыхались в роли маленькой оппозиционной партии. Они постоянно подчеркивали свою свободу от идеологии, хотя все их заявления были как раз не профессиональными, а политическими. Предложения ФИДЕС зачастую оказывались совершенно невыполнимыми, но это ничего не значило — людям нужен был такой голос. Именно умение все упрощать сделало призывы ФИДЕС столь доступными и привлекательными. 2. Распространение популизма В социальном зазоре, который вскрыли интеллиген- ты-реформаторы и ФИДЕС, в конце концов появился Дюла Хорн. Массам избирателей было приятно верить, будто с прекращением власти МДФ все их горести исчезнут. Вот они и получили ярко выраженное политическое правительство, которое в условиях экономического кризиса осуществило самые жесткие переходные мероприятия, приведшие к снижению реальных доходов. Социалисты с огромным перевесом взяли убедительный реванш над партиями реформаторов, впервые в истории новой демократии подкрепив миф о никчемности профессиональных политиков подчеркнутым социальным популизмом. МДФ и СДС после этого так и не смогли вернуть себе былую силу. ФИДЕС же, напротив, быстро приспособился к новому миру, который из парламентаризма элит превратился скорее в популистскую демократию. Однако на фоне экономических проблем правительство Хорна не могло уже продолжать экономическую политику дотирования. МСП (Венгерская социалистическая партия) так по- настоящему и не приняла конституцию 1989 года и постоянно дополняла ее договорными и корпоративными решениями, мысля в категориях полупрезидентской системы. Однако среди социалистов некоторое время бытовало сильное желание подтвердить, что демократы могут быть такими же хорошими, как и все остальные. Так, еще в 1994 году Государственное собрание приняло новый регламент, закрепляющий возможности оппозиции, и до последнего периода парламентского цикла 12% депутатов относились к парламентскому устройству с уважением. ФИДЕС извлек урок из триумфа социалистов на выборах и в 1998 году уже не предлагал стране либеральные программы по преобразованию общества, но попытался «слиться» с избирателями. МСП не удалось успешно развенчать обещания противника, поскольку прежняя ее победа была основана на схожих психологических установках. Сразу после прихода к власти Виктор Орбан начал существенно менять структуру высшей власти, но сделал это, ни на йоту не изменив текст конституции. В соответствии с президентской системой он отошел от принципа кабинета, министры стали простыми консультантами, исполнителями воли главы правительства. Орбан стремился вывести их фигуры за рамки парламентской политики. Всеми своими заявлениями и поступками он подчеркивал, что не политикой занимается, а строит, заботится о народе; обещал, что при нем государственная власть защитит достойных от несправедливостей рынка и мировой экономики. Используя инструменты коммерческого телевещания, Орбан хотел посредством тщательно продуманных заявлений безо всякой лишней полемики напрямую завладеть симпатиями избирателей. Виктор Орбан стремился свести к минимуму возможность предметной общественной дискуссии — сократил на одну треть количество заседаний в Государственном собрании, всеми способами ограничивал шансы оппозиции на публичность. Он стремился подчинить своему влиянию и другие ветви власти и национальные институты, превратив попавшую под его руководство прессу и учреждения культуры в политический рупор и средство обличительной борьбы с противниками. Власть ФИДЕС пыталась сделать так, чтобы граждане эмоционально отождествляли себя с партией, ее политики постоянно говорили о под держке народа, но при этом в течение первых трех лет сформированное ФИДЕС правительство жестко контролировало государственные финансы и начало разбрасывать деньги только за полгода до начала следующей предвыборной кампании. С приходом Виктора Орбана началась настоящая смена политических эпох. Среди глав венгерского правительства он был первым — до мозга костей представителем эпохи массовых демократий, — кто получил и осуществил власть, осознав, что современная политика — это в меньшей степени рациональная игра, а в большей — манипуляция чувствами избирателей и создание притягательных образов. В отличие от социалистов Виктор Орбан сумел почувствовать важные чаяния избирателей. Он понял, что после стольких перемен люди в конечном итоге захотели порядка и безопасности. Точно так же он понял, какую огромную политическую силу можно высвободить, если вместо прежнего общественного пессимизма вызвать ощущение, что «надо сметь мечтать о большем». Орбан осознал: у венгров, как и у граждан других стран, велико стремление быть причастными к некой общности, для них могут быть очень важны национальные ритуалы, символы и праздники. С другой стороны, он использовал тот факт, что Венгрия еще во многом остается страной Яноша Кадара. Политика Орбана во многих отношениях вышла из «кадаровской шинели». Так, например, он обещал, что государство защитит граждан от жестких рыночных отношений и безжалостной мировой экономики, прекрасно понимая, что общество обладает крайне низкой налоговой сознательностью и с благодарностью примет блага государственного перераспределения. Заявленные притягательные цели он привязал к самому непосредственному завоеванию политического преимущества. Все свои достижения Орбан тут же стремился использовать в качестве оружия в борьбе с другой половиной страны. В обществе, страдающем от постоянных нарушений норм и законов, власть, под эгидой сохранения порядка, без тени сомнения уходила от гарантий правового государства, если того требовали ее интересы. Базируясь на активном неприятии политики со стороны венгерского общества и интеллигенции, Виктор Орбан хотел на свой манер перекроить государственноправовую систему, сложившуюся в 1989—1990 годах. В политике главы правительства инструменты самых современных телевизионных массовых демократий и динамичных западноевропейских новых правых сочетались с использованием традиционных восточноевропейских практик отправления власти. ФИДЕС не жаловала рыночную экономику, не нравилась ей и самостоятельность других ветвей власти и автономных институтов. Ни у кого из их предшественников не было таких грандиозных устремлений — Дюла Хорн, к примеру, тоже хотел провести масштабные преобразования, но чтобы такие... В случае переизбрания ФИДЕС получила бы шанс превратить свою прежнюю практику манипулирования обществом в систему для выстраивания эпохи Орбана, которая грозила затянуться. При таком раскладе премьер-министр возвышался бы над постыдной политической ареной и партийными дрязгами в парламенте. Глава правительства не политиканствует, он созидает. Он служит народу, а политикой занимается оппозиция, которая постоянно препятствует осуществле нию прекрасных планов ФИДЕС. Премьер-министр стоит также выше правительства, члены кабинета — больше не министры, но управленцы при своих портфелях, советники главы правительства и исполнители его воли. Получается настоящая диктатура: достаточно изменить всего одно слово в тексте конституции, и под знаком управляемой демократии будут перечеркнуты основы венгерского правового государства. Похоже, в Венгрии, как и в большинстве массовых демократий в обновленной Европе после Первой мировой войны, должны были проявиться черты авторитарной политики. В отличие от своих предшественников Виктор Орбан хотел не завоевать политический центр, а избавиться от него — своих сторонников наполнить боевым задором, а основную массу населения превратить в восхищенных потребителей собственных посланий. Однако бесконечные громкие и полные преувеличений заявления ФИДЕС, даже будучи повторены миллион раз, реальностью не становились. Власть настолько часто вызывающе противоречила интересам граждан, что значительная часть избирателей сказала «нет» формирующемуся режиму Орбана. Премьер-министр до такой степени старался распространить собственное радикальное мировоззрение среди всех избирателей, что для бывших сторонников СДС и «прежней» ФИДЕС просто не осталось места, за бортом оказались даже центристы Анталла. Виктор Орбан не создал единую партию, пытающуюся объединить различные устремления, но сделал попытку подчинить всех не- социалистов единой политической воле. Хотя венгерское общество и постоянно в своей мечте о заботливом государстве, однако люди также хотят, чтобы политика оставила их в покое: никто не имеет права указывать им, как они должны жить. ФИДЕС же донесла актуальность политической борьбы до сферы семьи, до отношений на работе, до дружеских связей. 3. Феодальная демократия Выступая в качестве защитницы демократии, но не слишком надеясь на смену правительства, МДС в отчаянии попыталась перетащить общественное мнение на свою сторону с помощью целого потока обещаний будущего благосостояния. Правые яростно оспорили итоги выборов, продемонстрировавших равновесие сил. Виктор Орбан оказался не способен признать истинные причины провала — вместо этого он стал выстраивать политику своего лагеря на идеях лидерства и правого радикализма. Возможность выступать в роли лидера стала для него главной психологической отправной точкой. Победители, увидев непрочность своих позиций, принялись выполнять собственную предвыборную программу в невиданных доселе масштабах, кроме того, они стали время от времени выступать с сериями новых обещаний. В области экономики правительство Петера Медеши стало проводить политику, нацеленную исключительно на распределение, опасно превысив из-за этого статью расходов на государственные нужды; так что после года пышности и блеска ему пришлось вновь перейти на режим экономии, повысить налоги и отложить капиталовложения на будущее. Социалисты продолжали и дальше эксплуатировать систему управления, выстроенную под Виктора Орбана, правда, внеся в нее небольшие изменения. В коалиционных партиях оппозиции многие говорили о необходимости восстановления демократических правил и традиций. Государственное собрание опять начало заседать каждую неделю, а глава правительства — проводить в зале заседаний больше времени, нежели его предшественник. Согласно своим намерениям, он произносил перед Гос- собранием грамотно продуманные речи и делал важные заявления, но, увы, значительные законодательные инициативы попадались у исполнительной власти нечасто. Большинство принятых нормативных текстов — лишь малозначимые международные договоры. Правительственное большинство старалось как можно быстрее протащить свои законопроекты через парламент. Важные дискуссии начинались поздно вечером, а на рассвете обсуждаемый проект уже принимался большинством голосов. Продолжало существовать еще одно «нововведение» ФИДЕС, сопряженное с немалыми расходами: правительство по-прежнему получает окончательное добро на расходование средств бюджета в постановлениях о годовом балансе за предшествующий год, с тою только разницей, что раньше таким образом легализовали использование излишков доходов, а теперь — дефицит. Бюджетное законодательство подгоняется под меняющиеся запросы власти и оказывается все дальше от норм гражданского правового государства, а правительство может еще свободнее распоряжаться наличными деньгами. Поставив своих людей на те посты, которые прежде занимали кадры, близкие к ФИДЕС, новое парламентское большинство в основном сменило сотрудников на ключевых постах в учреждениях, находящихся под влиянием правительства. Несмотря на все высказанные возражения, круг тем самым практически замкнулся. Вместо принципа деполитизированной государственной службы во многом пришла практика захвата, которая продолжила разрушать достижения венгерского государственного управления. Все венгерские партии одобряют разделение властей, но на самом деле каждая хочет, чтобы ключевые позиции были заняты ее людьми. ФИДЕС, начавший править страной, не имея разветвленной сети связей, считал особенно важным, чтобы во главе независимых ветвей власти и национальных институтов встали тесно связанные с партией назначенцы. Большинство таких руководителей давало недвусмысленный повод для публичной критики. Однако своими нападками и намеками на необходимость удаления их с постов социалисты, в стремлении ослабить напряжение, вызванное собственными не удачами, только укрепили воинственную логику, которая снова и снова пытается переписать конституционный порядок разделения властей. Освободившись от бремени правительственной ответственности, правые ударились в типичный для венгров иррационализм и стали вести себя еще более радикально. Виктор Орбан принял в свою команду тех, кто долгое время занимал в обществе маргинальные позиции. В отличие от прозападной, прорыночной риторики победителей в центре заявлений ФИДЕС оказались анти- либеральные и антипарламентские взгляды, заимствованные из межвоенной эпохи. Лидеры ФИДЕС прекрасно знают, что Венгрия должна подстроиться под систему мирового капитализма, и все же они сделали все возможное, чтобы правила и законы глобального рынка стали как можно менее популярны в и без того разочарованной стране. Выходит, на сегодня практически не осталось политической силы, которая бы уверенно стояла на стороне современной демократической парламентской системы. Как только резко выросший дефицит бюджета стал достоянием гласности, сразу стало видно, насколько МСП неспособна к управлению. Таким образом, правые, потерпевшие сокрушительное поражение на выборах в местные органы власти, быстро вышли вперед в списке популярности. Чтобы получить передышку, Петер Медеши внес предложение об импичменте и тем самым дал новый толчок росту популизма. Премьер-министр, таким образом, отчасти присвоил это начинание и с успехом отвлек внимание прессы от параллельно принятых бюджетных сокращений. Глава правительства надеялся одним махом укрепить и свои покачнувшиеся позиции в политическом тылу и, что было самым важным для него, смог выступить в качестве миротворца перед жаждущим покоя венгерским обществом, которому давно опротивели партийные склоки. Однако Виктор Орбан тоже сообразил, что, несмотря на общее недовольство правительством, он снова может остаться не у дел, если предстанет перед избирателями как политик войны и хаоса. Так что бывший глава правительства, давно уже оценивший надежность народной любви, не стал с обычной решимостью отказываться от явно неприемлемого начинания, связанного с объединенным списком. Орбан предпочел сдержаться и стал мудро ждать, пока мыльные пузыри обещаний не начнут лопаться сами собой. После образцово-дисциплинированной смены правительства лагерь Ференца Дюрчаня получил надежду на активные действия. Однако новый премьер-министр, очевидно, тоже хотел обойти своего оппонента на поле популизма. Многие левые политики считают, будто беспорядочное перераспределение госбюджета — это та цена, которую надо заплатить, чтобы остановить Виктора Орбана. Главу правительства часто критикуют его же сторонники, а его популизм стал объектом многочисленных насмешек. И все же мелочные претензии и споры внутри МСП зачастую кажутся несущественными в той борьбе, которая ведется в правой прессе. Воинственная логика полного неприсоединения у правых, строящих свои институты под градом нападок, оказывается еще более односторонней. Здесь средства массовой информации действуют почти исключительно в интересах власти. Своим существованием они уничтожили монополию соперников на толкование действительности, но их продукт предназначен лишь для самых идейных сторонников. Проправительственная пресса стала намного более критической по отношению к «своим» политикам. Это придает ей силу. Для простого отождествления с партией власти пресса не нужна (даже самой партии власти), и поэтому она может обращаться к более широкой аудитории. Однако такая пресса часто воспринимает собственные взгляды как единственную ценность и стремится скорее разоблачить, нежели понять лагерь противников. Большая часть левых идеологов с самого начала была склонна демонизировать лю бые сколько-нибудь стоящие устремления правых. Форумы авторитетных публичных идеологов сходят на нет, сфера их влияния неумолимо сокращается. Расколотое надвое общество не в состоянии обуздать публичных персонажей, зашедших слишком далеко. Оно не может по достоинству оценить одно из главных условий демократического парламентаризма — верховенство общественного мнения. Эффективно используя отсутствие лидера оппозиции, глава правительства обнародовал свою программу в Государственном собрании. Парламент заседает регулярно, а состояние представительской демократии лишь ухудшается. Задуманный как форум для состязания рациональных доводов парламент сегодня превратился в сцену для событий, вызывающих газетную шумиху. Социалисты продолжают придерживаться многих решений, которые еще во времена правления ФИДЕС представлялись грубым нарушением демократии, или же сами создают прецеденты, сужающие возможности для оппозиции. Многие независимые ответвления власти перестали выполнять роли, предписанные им конституцией. Некоторые руководители Центробанка уже играют на провал правительства, своими заявлениями угрожая курсу форинта. Оппозиция всеми правдами и неправдами пытается ограничить доходы от приватизации, которые можно использовать для государственного перераспределения. Коалиция меняет назначенцев от ФИДЕС на своих людей везде, где только может, и регулярно обеспечивает свою «клиентуру» назначениями, грантами и наградами. Последний пехотинец в собственном лагере значит для них больше, нежели лидеры конкурентов. Коалиция спонсирует из бюджета рекламу собственных достижений. Виктор Орбан, без сомнения, был первым, кто переступил через многие правила и традиции, укрепил свою базу, присвоив инструменты государственной власти. Но если тогда эти злоупотребления можно было воспринимать как от клонение, которое можно исправить, выбрав другое правительство, то сегодня мы наблюдаем укрепление своеобразной феодальной демократии, где на месте государственной власти, в изначальном смысле этого слова, находится лагерь победителей, которые переписывают конституционные правила и, формируя государственный аппарат под свои интересы, пытаются стать несменяемыми.