ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ 64

Пять центральноазиатских республик — Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркмения и Узбекистан — не отделялись от СССР: это Союз, распавшись, бросил их на произвол судьбы. К чести этой пятерки следует отметить, что она успешно пережила «свободное плаванье», хотя и не имела в современную эпоху опыта существования в качестве независимых государств — даже такого скудного, как у трех республик Южного Кавказа.

Авторитарные постсоветские режимы в новых центральноазиатских государствах в большинстве своем сохранились по сей день, а некоторые прошли и через процесс передачи власти. Сегодня, через двадцать лет после распада СССР, в Казахстане и Узбекистане у власти по-прежнему находятся их первые президенты. В Туркмении покойного Туркменбаши сменил лидер из второго поколения. Киргизия, имеющая самый либеральный в регионе политический строй, пережила своего рода «цветную революцию» и до сих пор не может преодолеть нестабильность. Наконец, Таджикистаном руководит лидер, выдвинувшийся в годы гражданской войны в этой стране. Эта братоубийственная распря, стоившая жизни 100 тыс. человек и вынудившая сотни тысяч других бежать из родных мест, стала единственным конфликтом на территории бывшего СССР, который удалось успешно урегулировать в рамках процесса национального примирения.

С 1991 г. Россия в этом регионе медленно отступает. Новые независимые государства постепенно научились обходиться без Москвы, самостоятельно решать свои дела как во внутренней, так и во внешней политике. Россия, однако, продолжала причислять Центральную Азию к своей орбите. Все пять стран остаются в составе СНГ, хотя Туркмения и снизила уровень участия в Содружестве до статуса на

блюдателя.

Практически все риски и потенциальные угрозы в сфере безопасности в Центральной Азии имеют региональное происхождение. Основные интересы России в регионе по-прежнему связаны со стабильностью в Казахстане — притом что приближается время, когда президенту — основателю государства придется уступить кресло преемнику. Надежду на сохранение стабильности в стране дает наличие у нее довольно многочисленной, современной и хорошо структурированной элиты, кровно заинтересованной в дальнейшем повышении благосостояния богатой энергоресурсами республики. Немаловажное значение имеют и в целом хорошие межэтнические отношения в Казахстане. Для Москвы Астана — не часть проблемы, а ключевой элемент при решении любых проблем в регионе.

Центральная Азия находится в зоне ответственности недавно созданного Оперативно-стратегического командования «Центр» со штабом в Екатеринбурге. При этом единственным серьезным военным союзником России в регионе является Казахстан, чьи вооруженные силы численно превосходят войска, подчиненные командованию «Центр», и по уровню подготовки, несомненно, занимают первое место в Центральной Азии. Кроме того, Казахстан и Россия — единственные страны, выделившие значительные контингенты в состав Коллективных сил оперативного реагирования (КСОР) ОДКБ 66.

Ситуация в соседней Киргизии носит прямо противоположный характер. С 2005 г. в стране произошли две революции, между ее северными и южными регионами существует хроническая напряженность; к этому добавляется и серьезный межэтнический конфликт.

Пока Россия воздерживается от активного вмешательства в эти конфликты. Она предпочитает, чтобы киргизы сами решали свои проблемы, а затем устанавливает контакты с победившей стороной.

Москва явно не желала выделять войска для разделения враждующих киргизов и узбеков, чтобы ее солдаты не оказались под перекрестным огнем. Но одновременно у России отсутствуют и достаточные ресурсы в виде мобильных армейских и полицейских частей, которые можно было бы разместить в Киргизии, а также доскональное знание и полное понимание местных особенностей.

В то же время Москва заняла весьма активную позицию в вопросе об американской авиабазе «Манас» на территории Киргизии. Сначала, после терактов 11 сентября 2001 г., она согласилась на американское военное присутствие в стране. Затем Россия создала там собственную авиабазу «Кант», расположенную в сорока километрах от «Манаса». Наконец, в 2005 г. Москва инициировала призыв Шанхайской организации сотрудничества к сворачиванию американского военного присутствия в Центральной Азии. Она начала оказывать давление на администрацию Курманбека Бакиева, пришедшую к власти в результате «революции тюльпанов», чтобы та последовала примеру Ташкента и указала американцам на дверь. Бакиев колебался. В 2009 г. Бишкек получил от России пакет финансовой помощи, а также обещание вложить в киргизскую экономику значительные капиталы и в ответ взял на себя обязательство закрыть «Манас». На деле же киргизские власти договорились с Вашингтоном о существенном повышении арендной платы, и база сохранилась под другой вывеской.

Москва почувствовала себя обманутой. В 2009 г. в российско- американских отношениях уже началась «перезагрузка», но Кремль хотел, чтобы решающее слово в вопросе о базе «Манас» оставалось за ним. Российское руководство скорее всего согласилось бы с продлением срока аренды, но в рамках собственной договоренности с Вашингтоном, отводя Бишкеку лишь роль «субподрядчика»: в конце концов, разве Киргизия не союзник России по ОДКБ? На деле же все решилось без участия Москвы.

Если в отношении Киргизии с ее периодическими восстаниями Россия занимает осторожную позицию, то в гражданскую войну в Таджикистане в начале 1990-х она была вовлечена самым непосредственным образом. Режим, которому Москва помогла утвердиться

в Душанбе в 1992 г., остается у власти до сих пор. Более того, в 2000-х годах он даже укрепил свое положение, эффективно нейтрализовав оппозицию после заключения мирного соглашения. Однако к началу 2010 г. в стране начали проявляться признаки кризиса власти. Это может иметь серьезные последствия, поскольку Таджикистан граничит с Афганистаном, а как будут развиваться события в этой стране, неясно. После 11 сентября Таджикистан как прифронтовое государство стал пользоваться большим вниманием Вашингтона. И уход американских и натовских войск из Афганистана может стать большим ударом для Душанбе.

В Туркмении за 25 лет, прошедших с начала горбачевской перестройки, не было не только конфликтов и вооруженных столкновений, но и публичных акций протеста. Даже скоропостижная кончина в 2006 г. обожествлявшегося при жизни первого президента страны не нарушила стабильности. Правящий режим, опирающийся на сырьевые богатства Туркмении, — самый репрессивный в Центральной Азии, он эффективнее всех других расправляется с оппонентами.

Наконец, Узбекистан может стать самой опасной «пороховой бочкой» в регионе. В стране скоро встанет вопрос о передаче власти в связи с уходом со сцены первого президента, там действуют радикалы-исламисты, что в 1999, 2000 и 2005 гг. приводило к восстаниям и терактам, а в перенаселенной Ферганской долине социальноэкономическая напряженность может вызвать масштабные потрясения, способные затронуть соседние Киргизию и Таджикистан.

С 2003 г. Москва надеется «вернуться» в Центральную Азию — уже не в качестве патерналистской империи, а как движимая собственными интересами великая держава. Расширенные по ее инициативе положения Ташкентского договора 1992 г. стали основой для создания военного альянса — Организации Договора о коллективной безопасности. Россия также старается играть на страхе центральноазиатских правителей перед «цветными революциями», используя в качестве наглядного примера события в Киргизии.

После Андижанского восстания в 2005 г. Кремль рассчитывал, что Узбекистан не только отдалится от Соединенных Штатов, но и вернется в сферу влияния России. Этого, однако, не случилось. К 2010 г. Ташкент официально вышел из ЕврАзЭС и фактически из ОДКБ. По словам Кучмы, хотя Каримов в разговоре с ним признавал, что стоит перед «проблемой выживания» в связи с исламистской угрозой, «получить серьезную помощь от России он не мог, и не очень, наверное, хотел»67.

Внутриполитическая нестабильность — не единственная проблема в сфере безопасности, тревожащая Россию в Центральной Азии. Еще один повод для беспокойства — напряженность между странами региона, особенно между Узбекистаном и всеми четырьмя его постсоветскими соседями. Ташкент крайне недоволен даже скромным военным присутствием России в Киргизии и протестует против любых планов его наращивания. Российские аналитики не могут с уверенностью спрогнозировать шаги Узбекистана в случае возникновения какой-либо серьезной ситуации в регионе или его реакцию на действия Москвы. Популярный в 1990-х сценарий, согласно которому талибы способны развернуть наступление вплоть до Волги, сегодня полностью утратил актуальность. Если они пересекут границу, военным структурам ОДКБ и войскам центральноазиатских государств по силам отразить нападение. Куда труднее, однако, будет остановить инсургентов-исламистов, если те объединят силы с единомышленниками из Узбекистана, Таджикистана и Киргизии. Их вторжения на территорию Киргизии и Узбекистана в 1999—2000 гг.

Российский контингент в составе КСОР — военнослужащие 31-й десантно-штурмовой бригады (дислоцируется в Ульяновске) и 98-й воздушно-десантной дивизии (дислоцируется в Иванове) — в состоянии нанести поражение сравнительно небольшим группам боевиков. Однако с массовым восстанием в Ферганской долине Россия и ее союзник Казахстан справиться не смогут. Максимум, на что они способны в случае развития событий по наихудшему сценарию, — остановить волну беспорядков у южной границы Казахстана. Эта граница сегодня представляет собой южный стратегический рубеж Российской Федерации 69.

Кроме того, Москву все больше беспокоит превращение региона в перевалочный пункт транспортировки афганских наркотиков, которые затем попадают в Россию и становятся причиной гибели все большего количества молодых людей. Что же касается Центральной Азии, то 1990-е годы стали для нее лишь «подготовительным классом» в мире большой международной политики. В октябре 2001 г., когда американцы вторглись в Афганистан из-за того, что талибы предоставили убежище и поддержку «аль-Каиде», Центральная Азия из тихой

заводи превратилась в прифронтовой регион в войне с терроризмом. Наркотики и террор — вот с чем ассоциируется Афганистан у северных соседей 70.

Наркотрафик стал главным предметом озабоченности Москвы в связи с Афганистаном. Сразу после 11 сентября Россия тесно сотрудничала с Соединенными Штатами и оказывала им политическую, тыловую и разведывательную поддержку в проведении операции «Несокрушимая свобода». Москва поддержала Боннские соглашения и, когда Хамид Карзай стал президентом Афганистана, вела себя в Кабуле сдержанно, не пытаясь интриговать против него в интересах собственных союзников.

После «перезагрузки» американо-российских отношений в 2009 г. Москва усилила поддержку операции США и НАТО в Афганистане. Через территорию России проходит важный транзитный маршрут доставки по суше грузов для коалиционного контингента: он начинается в Риге и заканчивается в Термезе, на узбекско-афганской границе. Помимо этого Россия открыла свое воздушное пространство для перевозок американских военнослужащих самолетами. Поскольку ситуация в Пакистане осложняется, значение северного пути снабжения группировки возрастает. Кроме того, в 2010 г. российские и американские спецслужбы провели в Афганистане совместную спецопе- рацию, уничтожив четыре лаборатории по производству наркотиков вблизи границы с Пакистаном 71.

Вопреки собственной военной доктрине, в которой постоянное присутствие американских войск в республиках бывшего СССР рассматривалось как источник потенциальной опасности, Путин после терактов 11 сентября согласился с созданием американских баз в Центральной Азии на территории стран-союзниц по ОДКБ — Узбекистана и Киргизии. Однако в связи с ухудшением российско-американских отношений в середине 2000-х годов и превращением афганской войны в затяжной конфликт отношение Кремля к американскому военному присутствию на аэродромах, построенных в советские времена, стало негативным. Москва поддержала президента Узбекистана Каримова, заподозрившего, что за восстанием в Андижане в 2005 г. и киргизской «революцией тюльпанов», завершившейся свержением президента Акаева, стояли США, и приветствовала его решение закрыть американскую авиабазу «Карши-Ханабад». В том же году Россия, Китай и их центральноазиатские партнеры по Шанхайской организации сотрудничества призвали к полному завершению американского военного присутствия в регионе.

К тому времени американская база оставалась только в Киргизии, в аэропорту «Манас». Новый президент страны Курманбек Бакиев начал игру и с россиянами, и с американцами, надеясь выудить деньги у тех и у других. К 2009 г. ему удалось добиться от Вашингтона согласия на повышение арендной платы, а от России — финансовой помощи и пакета инвестиций в обмен на обещание закрыть базу. Чтобы выкрутиться, Бакиев проделал следующий трюк: формально база была закрыта, но тут же вновь стала действовать под названием «ан- титеррористического центра». Однако тем самым он необратимо погубил свою репутацию в глазах Москвы. Самое интересное, что к тому времени Россия уже не возражала против существования американской базы в Киргизии — она просто хотела сама быть фактическим «подрядчиком». Весной 2010 г., когда положение Бакиева пошатнулось, Москва и пальцем не пошевелила, чтобы его спасти, и даже отказалась предоставить свергнутому президенту убежище, хотя ранее приняла его предшественника Акаева.

Наблюдая за операцией США и их союзников в Афганистане с высоты собственного горького опыта, россияне видели, что американцы в ряде случаев повторяют их ошибки. Попытки США модернизировать и демократизировать Афганистан (а он, несомненно, нуждается и в том, и в другом) вступали в противоречие с более насущными задачами: обеспечить минимальную стабильность внутри страны или хотя бы сделать так, чтобы из нее не исходили угрозы внешнему миру.

Вместо попыток нанести поражение движению «Талибан» — или, самим превращаясь в пораженцев, воссоздавать Северный альянс — американцам следовало бы наладить сотрудничество с пуштунами. Именно эта этническая группа, самая многочисленная в стране, должна быть основой любого стабильного афганского правительства. Да, сегодня большинство боевиков «Талибана» — пуштуны, но это движение очень разнородно, и его участников не следует мерить одним аршином. К 2010 г. именно такой подход начал определять политику США по отношению к Афганистану.

По мере подготовки к выводу американских и натовских войск из страны роль государств региона, в том числе России, будет усиливаться. Вместе с тем возрастет и бремя, которое им придется нести. Однако отказ от этой ответственности чреват большой опасностью.

Важную роль в регионе могла бы играть Шанхайская организация сотрудничества. Ее происхождение связано с переговорами о границах сначала между Китаем и СССР, а затем между Пекином и постсоветскими государствами. В 1996 г., когда пограничное соглашение

было подписано, его участники — Китай, Россия, Казахстан, Киргизия и Таджикистан — создали «шанхайскую пятерку» для надзора за его выполнением.

К 2000 г., когда эта неформальная группа была институционализирована и превратилась в организацию, она стала площадкой для диалога между странами региона по вопросам безопасности и развития. Еще одним членом ШОС стал Узбекистан, а Индия, Пакистан, Иран и Монголия присоединились к ней в качестве наблюдателей. На ежегодных саммитах ШОС, как правило, обсуждается ситуация в Афганистане, и у президента России сложилась традиция встреч с руководителями Афганистана и Пакистана в кулуарах этих заседаний, а также в особом формате «четверки», с участием таджикского коллеги.

В связи с этим возникает также вопрос об отношениях между НАТО и возглавляемой Россией ОДКБ. Москва уже давно, но безуспешно призывает к установлению официальных контактов между двумя организациями. Полуофициальное объяснение НАТО состоит в недемократическом характере некоторых членов ШОС (обычно в этом контексте упоминается Белоруссия), но подлинная причина скорее всего связана с нежеланием Запада узаконивать военнополитическую гегемонию России на постсоветском пространстве. Наладив полезные двусторонние связи с несколькими государствами ШОС, в том числе с Россией, члены Альянса не видели необходимости контактировать с возглавляемой Москвой организацией, что могло сузить свободу маневра ее участников в отношениях с НАТО и США. Однако переоценка роли России на международной арене и более расширенный анализ происходящего в регионе, выходящий за пределы миссии НАТО в Афганистане, может изменить эту позицию. В 2009 г. Збигнев Бжезинский стал первым авторитетным деятелем Запада, выступившим за установление связей между НАТО и ОДКБ 72. Гораздо большей популярностью, однако, пользуется идея установления связей между США и ШОС.

Со времен распада СССР многие наблюдатели рассматривают Центральную Азию как арену для нового варианта «Большой игры». По мнению россиян, теперь ее участниками стали Москва и Вашингтон. США, не теряя времени, пришли в регион, немедленно признав все новые независимые государства и создав в их столицах свои посольства. Поначалу США руководствовались необходимостью не допустить распространения советского ядерного оружия, но позднее они заинтересовались энергоресурсами Прикаспия. В Москве эта активность была воспринята ревниво и неприязненно. Возникли про

блемы с трубопроводами, военными базами, уровнем политического влияния и т. д.

На деле же на бывших советских «задворках» развернулась конкурентная борьба со многими участниками. Китай делал акцент на безопасности, торговле, поставках энергоносителей. Именно Пекин инициировал процесс демаркации и демилитаризации границ, одновременно принимая меры к тому, чтобы в соседних странах не нашли убежища уйгурские сепаратисты. Позднее он расширил свое присутствие, стараясь застолбить источники поставок энергоносителей и рынки сбыта для китайских товаров. Среди торговых партнеров центральноазиатских стран Китай занимает второе место — его опережает только Россия. При этом соотношение сил смещается в пользу Пекина, и Россия не оставляет этот факт без внимания, хотя и не выражает озабоченность публично.

Примечательно, что Москва куда терпимее относится к проникновению Китая в регион, чем к роли США в Центральной Азии. Похоже, она понимает, что региональным державам (Китаю или Турции, например) необходимо иметь некоторое влияние в соседних странах, но категорически отказывается признавать за США или НАТО любую глобальную роль. Налицо и нежелание подвергать испытанию отношения с могучим соседом, для которого Россия уже не может в одиночку служить противовесом. Впрочем, сам Китай тоже не идет на обострение. Каковы бы ни были стратегические цели Пекина, его тактика отличается осторожностью, учетом интересов Москвы и упором на сотрудничество. Обе страны, несомненно, стремятся усилить свои позиции в Центральной Азии, но в краткосрочной и среднесрочной перспективе Москва и Пекин способны преодолеть различия в интересах и найти способы взаимодействия.

Россию вполне устраивает формат ШОС. Москва и Пекин совместно руководят этой все более престижной азиатской организацией. В первое десятилетие нового века ШОС также служила важным противовесом американскому и западному присутствию в Центральной Азии. Это, впрочем, не отменяет того факта, что в регионе организация ассоциируется в первую очередь с Китаем.

Турция поначалу пыталась активизировать свои действия в тюркоязычных центральноазиатских странах. Однако вскоре стало очевидно, что для роли главного «покровителя» региона у Анкары не хватает ресурсов. Кроме того, в 1990-х годах внимание Турции было поглощено попытками вступить в ЕС. Иран также наладил диалог со своими «языковыми родственниками» в Таджикистане, приняв уча

стие в мирном посредничестве в годы гражданской войны и установив близкие отношения с Душанбе. Кроме того, иранцы протянули железнодорожную ветку до границы с Туркменией, тем самым установив прямой контакт с северным соседом.

Таким образом, конкуренция налицо, но аналогии с «Большой игрой» неуместны. Будущее Центральной Азии определит не «спарринг» между Москвой и Вашингтоном и даже не «забег» с Пекином в качестве третьего участника. Оно решается в Астане, Ташкенте и столицах других стран региона. Ни одна из этих столиц не видит себя сателлитом Москвы. В этом состоит наиболее правдоподобное объяснение их отказа поддержать признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии. Кроме того, как подробнее рассказывается в главе 3, ни одна нефте- или газодобывающая страна в регионе не хочет полностью зависеть от России в качестве единственного рынка сбыта или транзитного маршрута для транспортировки энергоносителей.

В то же время центральноазиатские лидеры не желают всецело доверить заботу о безопасности своих стран Соединенным Штатам. «Цветные революции», в ходе которых на смену дружественным Вашингтону режимам в Грузии, на Украине и в Киргизии пришла новая власть, провозглашающая еще более дружественный курс по отношению к США, стали наглядным примером рисков, которыми чревата опора на Америку. Что же касается Китая, то страны региона рады видеть его в качестве торгового партнера, инвестора и кредитора, но опасаются могущества Пекина и его превращения в потенциального регионального гегемона.

В результате у центральноазиатских государств сформировалась многовекторная внешняя политика, возводящая маневрирование между основными центрами влияния — Евросоюзом, Турцией, Ираном, Пакистаном, Индией, Японией и др. — в ранг стратегии. Кроме того, две наиболее крупные страны Центральной Азии, Узбекистан и Казахстан, борются за место регионального лидера. Три их малых соседа не могут позволить себе игнорировать амбиции Ташкента и Астаны.

В этих условиях России необходимо проводить в Центральной Азии дифференцированную политику, отвечающую ее собственным конкретным интересам. «Ностальгический» курс, нацеленный на сохранение региона в сфере влияния Москвы, обречен на провал. Кроме того, России следует задействовать потенциал мягкого влияния, чтобы повысить свою привлекательность в глазах народов Централь

ной Азии. Просвещенные национальные интересы России требуют стабильности и процветания в регионе, непосредственно прилегающем к ее территории. Кроме того, Центральная Азия — зона прямого схождения и пересечения интересов Москвы и Пекина.