введение. общий подход росснн к новым независимым государствам
14 декабря 1992 г. российский министр иностранных дел Андрей Козырев выступал на заседании Совета Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в Стокгольме. Он заявил: «Я должен внести поправки в концепцию российской внешней политики...
Сохраняя в целом курс на вхождение в Европу, мы отчетливо сознаем, что наши традиции во многом, если не в основном, в Азии, а это устанавливает пределы сближения с Западной Европой... Пространство бывшего СССР не может рассматриваться как зона полного применения норм СБСЕ. Это, по сути, постимперское пространство, где России придется отстаивать свои интересы с использованием всех доступных средств, включая военные и экономические. Мы будем твердо настаивать на том, чтобы бывшие республики Союза незамедлительновступили в новую федерацию или конфедерацию. И об этом пойдет с ними жесткий разговор»5.
Слова российского министра, не раз заявлявшего о своей прозападной позиции, буквально привели в оцепенение его зарубежных коллег. Некоторые даже подумали, что в Москве произошел переворот, и Козырева заставили сделать такое заявление. Вскоре, однако, все облегченно вздохнули. Козырев пояснил: внешнеполитический курс Москвы остается неизменным, и он лишь хотел показать, какой станет ее политика, если в стране возьмут верх «реакционные националистические силы».
Сегодня, двадцать лет спустя, концепция «постимперского пространства» претерпела определенную эволюцию. Россия не вошла в Европу в том смысле, который вкладывал в это понятие Козырев, да и традиционная модель распределения власти внутри страны оказалась сильнее демократических инноваций, которые стремились внедрить ельцинский министр и его единомышленники. Более того, Москве действительно случалось отстаивать свои интересы экономическими и даже военными средствами, например, в ходе конфликтов с Украиной и Грузией.
Однако в том, что касается ключевого вопроса о воссоздании империи в форме федерации или конфедерации, российское руководство демонстрирует удивительное равнодушие.
Иными словами, после того как «линия Козырева» была отвергнута, Москва воплотила в жизнь многое из того, от чего он предостерегал, однако до реализации конечной, по версии министра, цели — попытки снова «собрать» империю — дело не дошло. В чем причина?Можно сказать, что СССР пал жертвой борьбы за власть в имперских верхах и недовольства низов социально-экономической ситуацией, что парадоксальным образом напоминает крушение Российской империи в 1917 г. В обоих случаях независимость окраинам принесли не национально-освободительные движения: скрепы империи разорвали противоборствующие силы в ее столице. Этим Россия отличается от классических колониальных держав вроде Франции и Португалии, упорно боровшихся за свои заморские владения, или от таких «сухопутных» империй, как Германская, Австро-Венгерская и Османская, рухнувших в результате военного поражения. Британия, конечно, тоже распустила собственную империю, но этот процесс растянулся на десятилетия, а Россия демонтировала ее в одночасье.
Это, разумеется, не означает, что со временем национальноосвободительные движения не могли восторжествовать. Так, еще до
1917 г. было очевидно, что Польша и Финляндия постепенно обретут независимость. Они постарались бы добиться автономии (в случае Польши) или расширить ее (в случае Финляндии) и в конечном счете стали бы суверенными государствами. С другими имперскими провинциями, например, с Прибалтикой и Украиной, подобной ясности, однако, не было.
В конце 1917 и в 1918 г. декларации независимости зачастую представляли собой акты отчаяния в ответ на большевистский переворот и экстремистские шаги новой власти в Петрограде. Аналогичным образом поддержка независимости в конце 1991 г. населением таких республик, как Украина включая Крым, проголосовавший всего шестью месяцами раньше за сохранение обновленного Союза, была реакцией на самоликвидацию центра и быстро ухудшавшуюся ситуацию в экономике.
Поскольку сразу после кончины СССР его распад казался событием чуть ли не случайным, в начале 1990-х годов многие в Москве были убеждены, что бывшие советские республики, а ныне независимые государства естественным порядком вернутся в лоно России, хотя бы по чисто экономическим причинам.
Волноваться нечего, надо просто подождать — этот подход Москвы был по сути пассивным и не принес особых результатов. Деятельность СНГ чуть ли не с самого начала сводилась лишь к бесконечным саммитам и подписанию сотен не работающих соглашений. В последнем десятилетии прошлого века Москва сосредотачивала основное внимание на отношениях с Западом и получении кредитов от Международного валютного фонда, игравших для нее роль спасательного круга. Единственным номинальным достижением в 1990-е годы стал заключенный в декабре 1999 г. российско-белорусский договор о создании Союзного Государства, но и оно оказалось мертворожденным. Главный инициатор проекта лидер Белоруссии Александр Лукашенко не добился той цели, которую он с ним связывал, — сменить Бориса Ельцина в Кремле.Преемник Ельцина Владимир Путин взял на вооружение более активный и прагматический подход к отношениям с бывшими советскими республиками. В отличие от своего предшественника он не ощущал личной вины за гибель СССР. И саммиты СНГ не были для него неким эквивалентом заседаний почившего в бозе Политбюро, где лидеры на деле суверенных государств внешне демонстрировали почтение к Ельцину, — но они пели хвалу российскому президенту лишь потому, что рассчитывали взамен на материальные выгоды. Ельцину все это нравилось, он готов был платить за удовольствие фактически
субсидируемым экспортом энергоносителей: российский газ поставлялся в республики бывшего СССР по ценам намного ниже европейских. Путин был полон решимости покончить с этой ситуацией.
Для него новые независимые государства являлись в первую очередь не бывшими окраинами «Великороссии», а зарубежными странами — пусть даже слабыми и зависимыми. Не делая попыток вернуть их в состав России (он хорошо понимал, что это невозможно, да и не нужно), Путин исходил в отношениях с ними из российских интересов. Если ельцинская политика была пассивной и ностальгической, то путинская — напористой и лишенной сантиментов. Российская Федерация выступала уже не как империя, заботящаяся о своих подданных, но как великая держава, готовая жестко и неприкрыто продвигать собственные интересы.
Таким образом, на смену ельцинской псевдоинтеграции пришла путинская экспансия.Впрочем, основополагающая идея тоже существовала. Когда порыв Москвы к интеграции с Западом исчерпал себя, Путин решил сделать Россию одним из центров силы в рамках многополярного мироустройства. И бывшие советские республики представлялись одним из естественных элементов этого проекта. В 2003—2004 гг., через десять лет после козыревской речи-предупреждения, в Кремле возникло нечто вроде «проекта СНГ». Он предусматривал радикальный пересмотр расценок на поставляемый странам Содружества российский газ, в результате которого они должны были прийти в соответствие с тарифами для других клиентов «Газпрома» — в том числе государств Центральной Европы и Балтии, плативших за голубое топливо реальную цену. Другим пунктом было формирование экономического союза, который со временем должен будет стать основой союза политического. В частности, Кремль всячески обхаживал Украину, чтобы она вместе с Россией, Белоруссией и Казахстаном создала «единое экономическое пространство». Расплывчатый Договор о коллективной безопасности, заключенный в 1992 г. по сути для раздела военного наследства СССР, был дополнен организацией (ОДКБ), ставшей основой для военного альянса. Содружество Независимых Государств в целом стало уже не инструментом, а площадкой, пространством для великодержавной активности России 6.
В рамках этого пространства Москва не претендовала на контроль «советского образца»: ее цели были более ограниченными. На первом месте стояло общее ощущение «геополитического комфорта». Кремль не оказывал давления на новые независимые государства, чтобы они против собственной воли присоединялись к возглав
ляемым Россией военным блокам, — главное, чтобы они не вступали в те альянсы, куда Россия не входила, прежде всего в НАТО. Не стремилась Москва и наращивать свое сравнительно небольшое военное присутствие в бывших окраинах, но при этом настоятельно рекомендовала постсоветским государствам не допускать создания на своей территории иностранных баз.
В зонах межэтнических конфликтов Россия признавала границы 1991 г. и не стремилась изменить сложившийся там статус-кво, но это служило предупреждением всем участникам: они также не должны менять статус-кво в одностороннем порядке (Саакашвили проигнорировал это предупреждение в 2004 г. и утратил поддержку Путина; вторая попытка в 2008 г. обернулась для него потерей Южной Осетии и Абхазии).В экономической сфере Россия вела себя куда спокойнее, она даже примирилась с неприятной реальностью возникновения «конкурирующих» маршрутов для каспийских энергоносителей, но четко давала понять, что не потерпит любого вмешательства в деятельность ее собственных экспортных трубопроводов, по которым российский газ доставлялся клиентам в странах Евросоюза (Украина в 2006 и 2009 гг. сделала вид, что этого предупреждения не услышала) 7. В том же, что касается активных шагов, российское руководство стремилось создать экономическую базу для евразийского «центра силы» и превратить Москву в финансовый перекресток всего региона к востоку от Европы и к северу и северо-востоку от Китая. Наконец, Российская Федерация рассчитывала остаться культурным и языковым гегемоном в соседних странах, и Кремль всячески поддерживал усилия своего союзника — Русской православной церкви (РПЦ) по сохранению ее «канонической территории», особенно на Украине.
Эту новую концепцию нельзя назвать совершенно нереалистичной, но осуществлялась она зачастую слишком топорно, чтобы привести к успеху. «Газовые войны» с Украиной обернулись для «Газпрома» материальными убытками, а также серьезно подорвали репутацию концерна (да и России в целом) в Европе и за ее пределами. Попытки превратить замороженные конфликты в препятствие для расширения НАТО вышли Москве боком, приведя к эскалации напряженности, а затем и к войне с Грузией.
Впрочем, самую серьезную неудачу Москва потерпела, пытаясь повлиять на результат президентских выборов 2004 г. на Украине. С них мы и начнем — рассмотрим сначала развитие событий на «западном фланге» бывшей империи, а затем переместимся на юг, восток и, наконец, на север.