Эволюция мировоззрения Белинского

В. Г. Белинский родился в г. Свеаборге (ныне г. Суоменлинна, Финляндия) в семье флотского врача. Детство его прошло в г. Чем- баре (ныне Белинский) Пензенской губернии.

В.              П. Боткин, Т. Н. Грановский, М. Н. Катков и др. Либеральные члены кружка Станкевича полагали, что разрыв между народом и образованным обществом можно преодолеть путем распространения просвещения. Вера в просвещение как необходимое условие изменения общественного устройства в России, интерес к философии сближали его с членами этого кружка. Однако Белинский был левее Станкевича и его единомышленников.

В 1834—1836 тт. он стал ведущим критиком в изданиях Н. И. Надеждина «Телескоп» и «Молва». В 1834 г. было опубликовано первое крупное литературно-критическое сочинение Белинского «Литературные мечтания. Элегия в прозе», принесшее ему широкую известность. В этой работе, находясь под влиянием философии Шеллинга, критик апеллировал к «вечной идее» как основе нравственности, считал «всеобщую любовь» главным условием установления справедливых отношений между людьми. В «Литературных мечтаниях» прозвучал и его страстный призыв к деятельности «для блага ближнего, родины, для пользы человечества».

В 1836 г. Белинский изучал философию Фихте. Позже в письме к Бакунину он писал: «Ты сообщил мне фихтеанский взгляд на жизнь — я уцепился за него с энергиею, с фанатизмом...»[149] Хотя увлечение Фихте было непродолжительным, однако в мировоззрении Белинского «фихтеанизм» оставил заметный след: он называл Фихте «пророком гуманизма», «жрецом любви и вечной правды».

В 1836 г. за публикацию «Философического письма» П. Я. Чаадаева журнал «Телескоп» был закрыт, и Белинский, лишившись работы, оказался в трудном материальном положении, более года не печатался. Только в начале 1838 г., став фактическим руководителем журнала «Московский наблюдатель», он возобновил свою публицистическую деятельность.

После отъезда Станкевича в 1837 г. за границу его философский кружок возглавили Бакунин и Белинский. Члены кружка занялись изучением философской системы Гегеля. Под влиянием гегелевской философии Белинский одно время (1837—1839) стоял на позициях «примирения» с действительностью. Он писал: «Вся надежда России на просвещение, а не на перевороты, не на революции и не на конституции... Гражданская свобода должна быть плодом внутренней свободы каждого индивида, составляющего народ, а внутренняя свобода приобретается сознанием. И таким-то прекрасным путем достигнет свободы наша Россия»[150].

Образ мысли Белинского периода «примирения» особенно наглядно отражен в статье о сочинении Ф. Глинки «Очерки Бородинского сражения» (1839), в которой уделено большое внимание проблеме взаимоотношения человека и общества. Человек, говорится в этой статье, есть частное и случайное по своей личности, но общее и необходимое по духу, выражением которого служит его личность. Объективный мир враждебен человеку, но по отношению к его духу как проблеску бесконечного и общего этот мир, «мир его не-я», является родным ему миром. Чтобы быть действительным человеком, а не призраком, индивид должен быть «частным выражением общего», или «конечным проявлением бесконечного». Он должен отрешиться от субъективности своей личности, признав ее ложью и призраком, «должен смириться перед мировым, общим, признав только его истиною и действительностию»3. Вслед за Гегелем он утверждал, что государство есть «высший мо-

2Там же. С. 149.

3Там же. Т. 3. С. 340.

мент общественной жизни и ее высшая и единая разумная форма».

«Примирение» Белинского с действительностью было непродолжительным.

В конце 1839 г. по приглашению А. А. Кра- евского Белинский переехал в Петербург, где стал сотрудником «Отечественных записок»: заведовал отделом критики и библиографии в журнале и, по существу, определял его направление. В 1846 г. он перешел в «Современник». В петербургский период жизни Белинский был знаком со многими выдающимися писателями, деятелями литературы и культуры, особенно близкими ему людьми стали А. И. Герцен, Н. П. Огарев, П. В. Анненков, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев и др.

В начале 40-х гг. Белинский подверг критике консервативные идеалы Гегеля, «восстав» против гегелевского «всеобщего» как принципа, который в конечном счете оправдывал существование несправедливых общественных порядков. «...Я ненавижу общее, как надувателя и палача бедной человеческой личности»[152], — заявлял критик.

Но Белинский не безусловно отбросил философские идеи Гегеля. Говоря о роли Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля в становлении новейшей философии, Белинский особенно высоко ценил «строгий и глубокий метод» гегелевской философии. «Гегель, — писал он, — сделал из философии науку, и величайшая заслуга этого величайшего мыслителя нового мира состоит в его методе спекулятивного мышления, до того верном и крепком, что только на его же основании и можно опровергнуть те из результатов его философии, которые теперь недоступны или неверны...»[153]

В 40-х гг. в философии Белинского на первый план выступает идея отрицания. Критик признавал, что, находясь под влиянием Гегеля, он не смог использовать как следует эту верную в своих основаниях идею: «... должно было бы развить и идею отрицания, как исторического права, не менее первого священного, и без которого история человечества превратилась бы в стоячее и вонючее болото...»4

Плеханов в статье «Белинский и разумная действительность» (1897) справедливо писал, что развить идею отрицания для мыслителя значило признать права идеала, который в пылу увлечения Гегелем был принесен им в жертву действительности.

В этот период решение коренных социальных вопросов Белинский связывал с идеей социализма. «Итак, — писал он, — я теперь в новой крайности, — это идея социализма, которая стала для меня идеею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания... Она (для меня) поглотила и историю, и религию, и философию»5.

В отличие от Сен-Симона, Фурье и других социалистов-утопистов Запада, отрицавших необходимость социальной революции, Белинский пропагандировал радикальный путь перехода к новому обществу. Он был убежден, что социализм «утвердится на земле не сладенькими и восторженными фразами идеальной и прекраснодушной Жиронды, а террористами — обоюдоострым мечом слова и дела Робеспьеров и Сен-Жюстов». Нравственное и физическое совершенствование человека, считал критик, «сделается чрез социальность», «но смешно и думать, что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови»6. Эта позиция Белинского была органически связана с эволюцией его мировоззрения в сторону материализма.

Белинскому были особенно близки материалистические идеи Герцена и Фейербаха.

4 Там же. Т. 11. С. 576. 'Там же. Т. 12. С. 66. 6Там же. С. 71.

Критик весьма одобрительно отзывался о «Письмах об изучении природы» (1844— 1845) Герцена, в которых, в частности, дается материалистическое решение проблемы бытия и мышления. Критикуя идеалистический взгляд на эту проблему, он писал: «Давно уже сами философы согласились, что «ничего не может быть в уме, что прежде не было в чувствах». Гегель, признавая справедливость этого положения, прибавил: «Кроме самого ума».

Развивая материалистический взгляд на природу человека, Белинский отмечал, что «духовную природу человека не должно отделять от его физической природы, как что-то особенное и независимое от нее, но должно отличать от нее, как область анатомии отличают от области физиологии»2. Он отстаивал мысль о единстве бытия и мышления на уровне человека. В гносеологическом плане у Белинского, как у Фейербаха, этот принцип служил обоснованием идеи единства субъекта и объекта, предполагающего вместе с тем их различие.

Во второй половине 40-х гг. мировоззрение Белинского приобретает атеистическую направленность. Под влиянием знакомства с ранней работой К. Маркса («К критике гегелевской философии права. Введение», опубликованной в «Немецко-французском ежегоднике» (1844), он писал в письме к Герцену: «Истину я взял себе — ив словах бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут, и люблю теперь эти два слова, как следующие за ними четыре»3.

Материалистические воззрения Белинского получили последовательное выражение в решении им вопроса об отношении искусства к действительности, в обосновании эстетического учения.

В последний период творчества Белинский постоянное внимание уделял вопросу об ис- дорических судьбах России. Он резко критиковал И. В. Киреевского, А. С. Хомякова и других славянофилов, идеализировавших прошлое России, сельскую общину. Взгляд на общину отличал его не только от славянофилов, но и от Герцена и Огарева, выдвинувших теорию общинного социализма.

Противник самодержавия и крепостничества, мыслитель резко осуждал и буржуазные порядки Запада:«... горе государству, которое в руках капиталистов. Это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах»[154]. Вместе с тем он признавал заслуги буржуазии в развитии промышленности, ее роль в борьбе с феодализмом, считал исторически неизбежным возникновение класса буржуазии в России.

Летом 1847 г. на средства друзей критик лечился от туберкулеза за границей. В г. Зальцб- рунне (ныне Щавно Здруй, Польша) он написал свое знаменитое «Письмо к Гоголю», ставшее, по выражению Герцена, политическим завещанием Белинского.

Литературная и общественная деятельность Белинского вызывала подозрения у правительственных чиновников. Герцен писал в «Былом и думах»: «Недаром Скобелев, комендант Петропавловской крепости, говорил шутя Белинскому, встречаясь на Невском проспекте: — Когда же к нам? У меня совсем готов тепленький каземат, так для вас его и берегу»[155]. После смерти Белинского его имя до 1856 г. было запрещено в печати.