Философия языка и культурно-исторические воззрения

Флоренский полагал, что между языком и реальностью существует не условно-субъективная, а сущностная связь. Имя вещи не есть нечто случайно данное субъектом, но в имени выявляется сущность вещи.

Бытие выявляет себя вовне символически. Флоренский следующим образом определяет понятие символа: «Бытие, которое больше самого себя, — таково основное определение символа. Символ — это нечто являющее собою то, что не есть он сам, большее его, и, однако, существенно чрез него объявляющееся... символ есть такая сущность, энергия которой, сращенная или, точнее, срастворен- ная с энергией некоторой другой, более ценной в данном отношении сущности, несет, таким образом, в себе эту последнюю»4.

Имена и слова суть носители энергий бытия: они есть не что иное, как само бытие в его открытости человеку, а посему они — символы бытия: «Слово — человеческая энергия, и рода человеческого, и отдельного лица, — открывающаяся чрез лицо энергия человечества. Но предметом слова или его содержанием в точном значении нельзя признавать самую эту энергию: слово, как деятельность познания, выводит ум за пределы субъективности и соприкасает с миром, что по ту сторону наших собственных психических состояний»5. Слово — новая реальность в мире, в которой сплетаются энергии познающего субъекта и познаваемого объекта. Слово есть мост между Я и не-Я. Так существо Божие выявляет себя в энергиях-действиях Божиих. В том числе существо Божие выявляет себя в Имени Божием. Поэтому и можно сказать, что Имя Божие есть Бог, хотя Бог и не есть Имя Его.

Философия языка была развита Флоренским с целью защиты имяславия, которое исходило из тезиса, что «Имя Божие есть Бог». Имяславие Флоренского оказало влияние на имяславческие работы А. Ф. Лосева и С. Н. Булгакова.

Флоренский считал, что существует глубокая связь имени собственного и его носителя: «Итак, именем выражается тип личности, онтологическая форма ее, которая определяет далее ее духовное и душевное

4. Там же. С. 287.
5. Там же. С. 281.

строение»1. Поскольку язык выражает познавательное отношение к миру, он анти- номичен: язык есть и устойчивая система, и живая деятельность духа. Язык все время воздвигает устойчивые постройки из символов и все время разрушает их. Это напряженное двуединство — условие бытия языка.

Для Энциклопедического словаря Русского библиографического института Гранат Флоренский писал о себе в третьем лице: «Руководящая тема культурно-исторических воззрений Флоренского] — отрицание культуры, как единого во времени и в пространстве процесса, с вытекающим отсюда отрицанием эволюции и прогресса культуры.

Основным законом «падшего мира» Флоренский считал закон возрастания энтропии, понимаемый им как закон возрастания хаоса во всех областях мира, предоставленных самим себе. Хаосу противостоит Божественный Логос. Культура средневекового типа, коренящаяся в христианском культе, в религии Бо- гочеловечества, сознательно борется с человекобожеской культурой возрожденского типа, несущего в своих глубинах богоборческое начало хаоса. Именно во времена Возрождения под именем гуманизма началось обоготворение человека, которое быстро перешло в богоборчество. Оторванность же от Бога ведет к деградации, разложению, хаотизации и человека, и мира. Способна противостоять хаосу, единить лишь Любовь Божия. Вера определяет культ, а культ — миропонимание, из которого следует культура, т. е. культ определяет культуру. Истинное предназначение культуры — борьба с хаосом и внутри и вне человека. Флоренский был против представления о культуре как о высшей и самодовлеющей ценности.

Флоренский считал, что «вопрос о пространстве есть один из первоосновных в искусстве и ... в миропонимании вообще»3. Это привело философа к разработке понятий прямой и обратной перспектив как конкретно-исторических типов художественного изображения, соответствующих «возрожденскому» и «средневековому» миропониманию. Он показал, что средства, какими художник символизирует пространственно-временные отношения изображаемого, связаны с основными типами миросозерцания. Евклидово пространство и линейная перспектива — лишь частный, наименее содержательный способ художественного творчества. Евклидовость характеризуется однородностью, изотропностью, непрерывностью, связностью, бесконечностью и безграничностью. Начиная с эпохи Возрождения, художники стали приспосабливать пространство картины к своей точке зрения, что соответствовало индивидуалистическим установкам возрожденского миросозерцания. Прямая перспектива, систему которой они при этом разработали, непригодна для символизации глубинной, прерывной, многосвязной, неоднородной, замкнутой и иерархической реальности. Задача художника — изоб-

разить такую организацию пространства-времени, которая объективно символизировала бы многослойную действительность, преодолевая чувственную видимость, натуралистическую кору случайного, и открывала бы устойчивое, неизменно общезначимое в действительности — духовную реальность[428]. Для этих целей годится обратная перспектива.

Обратная перспектива превалирует в древней русской иконописи. В своей книге «Иконостас» Флоренский рассматривает икону как символ духовной реальности. Как символ икона больше самой себя, больше себя как только живописного произведения. Она не только «окно в мир иной», но и сама свидетель этого мира: «Есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог»[429]. Заслугой Флоренского в исследовании иконы стало выявление духовного значения не только художественного образа иконы, но и символического значения ее вещественных составляющих: доски, левкаса, красок и др. Флоренский верил в возможность «райской цельности творчества» в любую эпоху и связывал ее с той духовной гармонией, что живет в глубине личности.