Книга о логико-алгебраических аспектах моделирования. «Дело Гастева»

Между тем Ю. А. все больше вовлекся в диссидентскую деятельность. Я помню, как он собирал средства для поддержания полудиссидента Ю. А. Шихановича, уволенного с места своей работы, хлопотал о подписях под разными письмами, содержавшими протест против преследования «инакомыслящих».

Мы с Юлием Анатольевичем Шрейдером видели предисловие Гастева, где перечислялись авторы, которых Ю. А. благодарил; в их числе был и А. С. Вольпин, но снять его имя рука у нас не поднялась. Что касается выражения благодарности каким-то Чейну и Стоксу, то мы на это не обратили никакого внимания — мало ли кого автор благодарит...

* * *

Осенью 1975 года мне по телефону позвонил заведующий философской редакцией издательства «Наука» Н. И. Кондаков с просьбой называть публикации последних лет, в которых упоминается имя А.

Надо знать, что происходило это осенью 1975 года. В московском горкоме парии к власти рвался некий Ягодкин, как потом выяснилось, недоброжелатель П. Н. Федосеева. Шла подготовка к XXV съезду КПСС.

...И вдруг меня вызвал Аксель Иванович Берг — на квартиру, так как он тогда был не совсем здоров. Сообщает, что ему звонил вице-президент академии П. Н. Федосеев и спрашивал, как НСК мог представить к изданию рукопись книги Гастева, в предисловии которой выражается благодарность диссиденту Вольпину, высланному из страны. Берг не придал этому звонку большого значения. Не то было в академическом РИСО.

Для разбора того, как могла появиться в свет «порочная» книга Гастева, была создана «Комиссия об обстоятельствах выпуска книги Ю. А. Гастева „Гомоморфизмы и модели. Логико-алгебраические аспекты моделирования"». Комиссию составили: председатель — член-корреспондент АН СССР С. Р. Микулинский (заместитель председателя РИСО АН СССР, директор Института истории естествознания и техники), члены — Б. С. Украинцев (директор академического Института философии), С. Р. Лихтенштейн (ученый секретарь РИСО), Г. Д. Комков (директор издательства «Наука»), С. И. Самойленко (заместитель председателя Научного совета по кибернетике).

Как одному из ответственных редакторов книги Гастева мне надо было представить объяснительную записку в РИСО Академии наук. Составляя ее, я вспомнил о В. А. Боярском[89], заместителе ученого секретаря РИСО, с которым у меня установились хорошие отношения[90]. Этот бывший чекист, ставший заместителем Лихтенштейна, превратился в весьма обходительного человека, и я обратился к нему за консультацией, как следует держаться в этом деле. Он посоветовал — пока разворачивается «дело», ни в коем случае не встречаться с Гастевым, а объяснительную записку сделать как можно более краткой и в ней сказать, что автор обманул ответственных редакторов, внес изменения в рукопись в последний момент без их ведома.

Что касается объяснительной записки, которую 12 января 1976 года я положил на стол Акселю Ивановичу Бергу (осведомленному об истинной пружине дела), то я просил его учесть, что я не располагал информацией о лицах, выбывших из СССР, и что считал: вопрос о допустимости упоминаний в печати тех или иных имен «решается в издательстве и уж безусловно в Главлите — учреждениях, которые в своей работе опираются на надлежащие директивные документы и инструкции».

* * *

Развязка наступила, когда я был вызван на заседание комиссии, которую возглавлял Семен Романович (на деле Рувимович) Микулинский. Происходило это либо в помещении ученого секретаря РИСО на Ленинском проспекте, либо в одном из помещений издательства «Наука». Помню довольный вид директора Института философии АН СССР Б. С. Украинцева: «Ну что, Борис Владимирович, на ковер?», спросил он, довольно потирая руки. Я промолчал.

Началось заседание. Говорили Микулинский и директор издательства Комков. Моя позиция была проста — окончательного текста рукописи я не видел, автор мне ее не показал, я проявил излишнюю доверчивость. Стали приводить отзывы и заключения о рукописи. Когда Украинцев услышал, что на нее имеется положительное заключение ученого секретаря его института, его бросило в жар, он судорожно схватил отзыв, вертя его в руках...

Теперь я предоставлю слово документам, хранящимся в моем личном архиве. Это прежде всего проект постановления РИСО по «делу Гастева» (окончательный текст отличается от него по существу в одном только пункте, но очень важном, о чем позже). В постановлении ничего явно не говорилось, имя Вольпина не упоминалось. Утверждалось, что книга «порочна», а почему — сказано не было.

О, эзопов язык власть имущих! Это не изобретение советской власти. Помните, у Пушкина в «Борисе Годунове» — в сцене «Корчма на литовской границе» — царский указ? «Чудова монастыря недостойный чернец Григорий, из рода Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул, наученный диаво- лом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями.

Пойми, что это за «соблазны и беззакония». Главное — изловить!

Столь же невнятным было и постановление РИСО АН СССР «об ошибках, допущенных в книге Ю. А. Гастева», принятое 16 января 1976 года. В нем говорилось: «Бюро РИСО АН СССР отмечает, что выпуск этой книги является грубой ошибкой». Далее читаем:

Научный совет по комплексной проблеме «Кибернетика»... включил в заявку к плану изданий и утвердил к печати монографию Ю. А. Гастева, который к тому времени, когда состоялась заявка, в Научном совете и его секциях не состоял и в системе Академии наук не работал. lt;.. .gt; Назначенные Научным советом ответственные редакторы д. филос. наук Б. В. Бирюков и к. ф.-м. наук Ю. А. Шрейдер при редактировании и одобрении рукописи к печати не проявили должной ответственности и принципиальности.

Рецензенты Института философии д. ф. и. Г. И. Рузавин и ученый секретарь Института к. ф. н. В. В. Быков, куда рукопись была направлена на заключение, не обратили внимания на серьезные пороки книги и дали о ней положительный отзыв.

Недопустимая беспечность была проявлена при подготовке рукописи к печати, особенно в отношении предисловия и списка литературы в редакции философской литературы издательства «Наука» (редактор книги Я. М. Мильнер, зав. редакцией Н. И. Кондаков) и при подписании к печати в Главной редакции общественно-политической литературы.

Эта невнятица была отчасти расшифрована в отчете Секции философских вопросов кибернетики за 1975 год, составленном мною и подписанном А. Г. Спиркиным, о чем ниже. Что касается постановления бюро РИСО Академии наук, то в постановляющей части этого документа фигурировали стандартные фразы партийного «новояза», адресованные НСК и его партийной организации: «Принять соответствующие меры» — и аналогичные слова в адрес издательства «Наука», Института философии и ВИНИТИ (где работал Ю. А. Шрейдер).

Отдельным пунктом было записано: просить руководство НСК обсудить вопрос о работе Секции философских вопросов кибернетики, рекомендовавшей Совету утвердить к печати рукопись Ю. А. Гастева.

Грозным был пункт 8 «Постановления», предусматривавший «разослать настоящее решение в научные учреждения АН СССР»: он «прославил» бы фигурантов этого дела на всю огромную сеть академических учреждений страны.