НЕБО И КОСМОС

Особенности космологического учения в России социально определялись тем, что все естественнонаучные исследования в это время санкционировались государством и были тесно связаны с существующими государственными институтами, прежде всего с Петербургской Академией наук и Московским университетом.

Наука в России не переживала сложного и длительного процесса секуляризации, характерного для истории европейской мысли. Православная церковь не претендовала на исключительное и детальное знание того, как устроен физический мир, поэтому и не вставала, да и не могла встать на пути нового знания, в определенном смысле санкционировавшегося государством. Там, где шла речь о возможных мировоззренческих выводах, она не могла не защищать библейскую картину мира. Именно поэтому шла борьба духовной цензуры против гелиоцентризма, а так же учения о «множестве миров». Ее жертвами были, например, переводы Фонтенеля и А. Попа, поэма В. Тредиаковского «Феоптия, или Доказательство о богозрении по видам созданного естества...», «Ода о величестве Божием» А. Сумарокова[181]. Складывалась ситуация внутреннего противоречия, когда государственная церковь пыталась противостоять государственной идеологии, находясь, фактически внутри ее. Однако, это противостояние не носило принципиального характера и никогда не достигало такой остроты, как в Западной Европе.

Объективно развитие космологии в России не было направлено на разрушение теоцентрической картины мира, напротив, разработка новых представлений укрепляла ее. Естествоиспытатели видели в наблюдаемых ими явлениях доказательства премудрости Творца.

Развитие науки в России опережало философскую рефлексию, поэтому создание спекулятивных (гипотетических) космологических систем не предваряло научные достижения и открытия, а являлось своеобразной реакцией на них. Натурфилософские построения как бы «объясняли» существующие научные теории, которые, в свою очередь, имели статус «аксиом». Это привело к тому, что умозрительные космологических концепции присутствовали в российской ментальности наряду с научными теориями не только в XVIII- XIX вв., но и в XX в.

Онтология и космология являлись полноправными частями метафизики наряду с логикой, пневматологией (учением о душе) и естественным богословием (философским учением о Боге). В рамках космологической теории разрабатывалась методология научного познания, формировался язык и терминология новой науки, прежде всего, астрономии и физики.

Астрономические исследования в России были связаны, прежде всего, с Санкт-Петербургской Академией наук, в которой работали крупные представители мировой астрономической науки Ж.-Н. Де- лиль, по проекту которого была построена обсерватория, А.И. Лек- сель, Ф. Эпинус, Ф.Т. Шуберт, а также русские ученые М.В. Ломоносов, А.Д. Красильников, Н.Г. Курганов, Н.И. Попов, С.Я. Румов- ский, П.Б. Иноходцев.

Российские ученые много сделали для исследования небесной механики, физической природы комет, полярных сияний, зодиакального света. В стране были созданы условия для проведения серьезных научных исследований, что сделало Петербургскую Академию наук одним из ведущих центров Европы.

Политико-географические условия России позволяли установить наблюдательные пункты в Петербурге, Иркутске, Селенгинске, Тобольске и вести астрономические наблюдения фактически с разных континентов. Конечно, эти уникальные обстоятельства давали возможность для определенной политической игры, но в то же время, сыграли свою роль при наблюдении прохождения Венеры по диску Солнца в 1761 г., что позволило сделать вывод о наличии на этой планете «знатной воздушной атмосферы».

Космология в Академии наук была разделом, пребывавшем в маргинальном пространстве между философией и астрономией. В определенном смысле это были как методологические обоснования и теоретические заключения, так и умозрительные замечания по поводу научных исследований. Астрономия отличалась от теоретической физики, которая в то время была фактически неотделима от философии, своим «практическим», а потому зачастую непредсказуемым характером. С.Я. Румов- ский отмечал: «все науки подвержены одинакому жребию, чтобы мало помалу возрасти, со временем в большее приходить совершенство; однако иные из них скоропостижнее, иные медлительнее оного достигают. Рассуждая по трудностям в астрономии встречающимся, и по числу наук для совершенства ее непосредственно нужных казалось бы, что астрономия медлительнее других должна приходить в совершенство. Ибо кроме трудностей всем наукам общих, остротою и проницанием разума человеческого преодолеваемых, с нею сопряжены такие, на преодоление которых требуется долгое время или отменная помощь, или человек совсем превозмочь не силен»[182]. К этим трудностям Румовский относит необходимость проводить наблюдения ночью и при ясном небе, сравнивать результаты исследований, сделанные в разных частях света, терпеливое ожидание необходимого явления. В отличие от физического или химического эксперимента, проводимого в лабораторных условиях во время удобное для исследователя, астрономические наблюдения требуют определенного самопожертвования, пренебрежения элементарными удобствами и не всегда успешного ожидания. Все это заставляет Румовского говорить о «невольничестве, которому астроном порабощается»[183].

Астрономические наблюдения настолько зависели от ряда внешних обстоятельств, что порой это приводило ученых в отчаяние. Так, например, Никола Делиль, предпринял экспедицию в Березов, чтобы наблюдать прохождение Меркурия, но не смог этого сделать, потому что небо было облачно. Он пишет Гроссу: «Желая знать, остались ли мы в потере, отложив поездку в Обдорск, мы просили уведомить нас, благоприятствовала ли там погода наблюдению прохождения Меркурия, но нам сообщили, что и там небо было так же облачно, как и в Березове.

Следует отметить, что астроном зависел не только от природы, но и от финансовых возможностей Академии по организации экспедиций. Так было в 1769, когда ожидалось редкое астрономическое событие, как его тогда называли, «явление Венеры в Солнце». Важные решения по организации наблюдений были приняты самой Екатериной II уже в 1767 г., несмотря на то, что она была занята в это время Комиссией о сочинении Нового уложения. Екатерина сразу поняла и значение этого события, и уникальные возможности проведения исследований в Российской империи, размеры которой позволяли наблюдать его с разных точек. Она пишет письмо директору академии наук графу Владимиру Григорьевичу Орлову: «Господин граф Орлов! Увидав, что летом 1769 году звезда, называемая Венера паки будет проходить перед Солнцем, пишу к вам сие письмо, чтобы вы академии наук от меня объявили, что мое желание есть 1) что б академия потщилась сделать сии наблюдения с крайнем рачением, и что потому желаю ведать; 2) какие места империи наивыгоднейшее имеют положение и кто суть те, коих Академия назначает к сему наблюдению, чтоб ежели надобно будет там спросить, послать работников, и ежели можно принять к тому надлежащие меры; 3) что ежели при Академии нет довольного числа астрономов, что б сделать полное наблюдение в тех местах, которые изберет Академия, то я предлагаю и на себя приемлю приказать выбрать из морского флота людей, которые бы во время, остающееся до прохождения Венеры под предводительством профессоров могли приобресть большее совершенство, что б могли уподоблены быть при сем предприятии с пользою и по желанию Академии.

Вы, господин граф, сообщите мне ответ Академии и какое ее обо всем мнение, дабы я могла дать повеления на нее, что надобно, не теряя времени.

Интерес, а иногда простое любопытство, которое проявляли «сильные мира» к астрономическим исследованиям, тем не менее, укрепляли их престиж. В марте 1735 г. императрица Анна Иоанновна повелела Делилю явиться во дворец, и вечером он демонстрировал «разные астрономические обсервации, причем ее величество между прочими на Сатурна с его кольцом и спутниками чрез невто- нианскую трубу, которая в 7 футов длиною была, смотреть изволила. Ее Императорское Величество объявила о сем свое всемилости- вейшее удовольствие и приказала, чтоб как физические, так и астрономические инструменты, для продолжения таких обсерваций при дворе Ее Величества оставлены были»[186].Елизавета Петровна вместе со своими придворными, среди которых была и будущая Екатерина II, 25 июля 1748 г. наблюдала в Ораниенбауме солнечное затмение[187]. Екатерина так же пыталась наблюдать явление Венеры на Солнце в 1769 г и не спала всю ночь, пытаясь увидеть это явление хотя бы частично, хотя в окрестностях Петербурга наблюдать его явление было невозможно, и она это знала[188]. Большое внимание астрономическим наблюдениям уделял Феофан Прокопович, который имел обсерваторию не только в своем доме на набережной Карповки, но и в своем загородном поместье под Петергофом. Он обращался к Делилю и его сотрудниками за консультациями, а также брал иногда во временное пользование инструменты из Академической обсерватории[189].

Если астрономические исследования формировали определенный общественный интерес к занятиям естественными науками, то сами астрономы, особенно европейские специалисты, могли быть проводниками не только естественнонаучных, но и философских идей. Одним из ученых, сильно повлиявших на определенное направление онтолого-космологических идей был французский астрономом Жозефа Никола (Осип Николаевич) Делиль (De L'Isle) (1688-1768), приглашенный в Петербург в 1724 г. Именно с ним можно связывать начало распространения в России идей Ньютона, которого Делиль знал лично (в 1724 г.

«В Петербурге можно было спокойно изучать научное наследие Ньютона и творчески его осваивать, выявляя и устраняя все вкравшиеся в него ошибки, — пишет исследователь истории астрономии в России Н.И. Невская. — Развитию «ньютонианского духа» способствовало и то обстоятельство, что в числе профессоров первого набора оказались такие убежденные ньютонианцы как Делиль, а также ученые, не чуждавшиеся изучения трудов Ньютона, Я. Герман, Д. Бернулли и даже Г. Б. Бильфингер»[193].

В декабре 1735 г. Делиль подал барону Корфу следующий проект, переведенный на русский язык Тредиаковским: «Полезный проект, чтобы дать каждому С.-Петербургскому обывателю способ, как исправно заводить по солнцу стенные и карманные часы. Понеже находятся исправные меридианы в обсерватории, чрез которые всегда можно знать на всякий день прямой час, когда солнце придет на полдень, так же и чрез посредство верных часов, которые в обсерватории, можно всегда видеть прямой же час, хотя бы не видно было солнца целый месяц. Того ради надлежало бы однажды выстреливать из пушки точно в самый полдень и для того надобно бы было приказать тем, которые имели стрелять с адмиралтейского бастиона, что против обсерватории, чтоб они на каждый день были готовы немного прежде полудня к выстрелу в самую ту минуту, как с обсерватории дается им сигнал, каков определен быть имеет. Можно объявить о сем и в ведомостях, что выстрел сей чинится на всякий день токмо для вышеобъявленной причины»[194]. Барон Корф докладывал в императорский кабинет, но его доклад остался без ответа.[195]

Делиль также предложил особый, известный под его именем способ черчения географических карт. Этому посвящена статья Эйлера «De projectione gegraphica Delislianain mappa generali Imperii Russici usitata»[196].

В марте 1728 г. Делиль произнес публичную речь, центральной темой которой были ответы на вопросы «можно ли средствами одной только астрономии установить истинную систему мира», а также «вертится ли земля?» («si l'on peut demontrer par les seuls faits astronomiques, quel est le vrai systeme du monde? Et si la terre tourne ou non»). Любопытно, что предполагалась напечатать речь Делиля по-русски. Она была переведена Степаном Коровиным, но осторожный Шумахер несколько раз обращался к президенту Академии Блюментросту с получением согласия на печатание и предложением получить разрешение Синода[197]. Шумахер писал 12 июля 1728 г.: «это такой предмет, который подлежит рассмотрению Синода. Если он даст разрешение на это. то в таком случае будут спокойны насчет других философских предметов, о которых появятся рассуждения со временем». Но русский перевод остался ненапечатанным[198].

Интересно, что российским академиком мог бы стать и одиозно известный в российской литературе французский астроном Шапп д’Отерош, который отказался ехать в Россию на весьма выгодных условиях после конфликта Академии с Делилем[199]. Имя ученого вспоминается исключительно в связи с знаменитым памфлетом Екатерины II «Антидот». «К сожалению, незаслуженно забытой осталась весьма объективная информация, приведенная в книге Шап- па д’Отероша, — пишет Н.И. Невская. — Он не только рассказал об истории создания Петербургской астрономической обсерватории, но и дал довольно точный обзор выполненных там исследований. В книге была приведена таблица географических координат всех пунктов, определенных к тому времени на территории России с помощью астрономических наблюдений. Не забыл Шапп и о метеорологических наблюдениях, начатых петербургскими астрономами. Эта книга, несомненно сыграла положительную роль в ознакомлении с работами астрономов России ученых и общественности зарубежных стран»[200].

Некоторое время обязанности директора обсерватории исполнял профессор физики Ф.У.Т. Эпинус (1724-1802). Он не был профессиональным астрономом, поэтому его космологическое сочинение «Рассуждение о строении мира», написанное в 1759 г., возможно, под определенным влиянием вольтеровского «Микромегаса», носит достаточно спекулятивный характер. Он опровергает расхожее мнение, что самопознание важнее познания естества в пользу естественной науки. «Правда естественная наука кажется человеку странна, и отводит его от познания своих собственных выгод, — пишет он, — но не меньше то истинно, что она ведет его прямым путем к познанию всесильного, всещедрого, премудрого создателя мира»[201].

В тексте, написанном от лица двухтысячелетнего старца, он позволяет себе довольно вольные космологические описания, например: «Какое приятное и чудное позорище представят четыре юпи- теровых Луны (ибо столько он щедрой естества руки получил) глазам того, который еще не видывал сего зрелища? Одна из сих четы-

рех луна, которая доселе единая освещала ночь, спешит уже к западу и начинает закатываться. Уже опасаются, чтоб не погрузиться в печальную темноту; но в то же мгновение ока является на утреннем оризонте великолепнейшее, какое только себе вообразить можно, представление. Вдруг три луны с поспешностию там восходят и тройным своим светом стремятся прогнать те мрачные тени, которыми были угрожаемы жители сея планеты. Если бы населен был Юпитер людьми, которые бы находились в таком суеверии, в каком пребывают некоторые земного нашего шара незнающие народы, то провождали бы они свою в беспрестанном страхе. Не преходит там ни один день, в который бы не было затмения солнечного или лунного одного или больше. Что у нас так редко случается, бывает там зрелищем ежедневным. Коликое число причин имеют там к страху люди, которые так мало знают о истинных причинах естественных приключений, как и перуанец? Однако может быть Юпитеровы жители сходны с земными более, нежели как мы думаем, может быть обыкновенное приключение причиняет у них толь мало удивления,

толь мало страха, сколько и у нас. По крайней мере многие из нас

1

весьма легкомысленно презирают то, что повседневно видят» .

Эпинус полагает, что Бог наделил каждую планету определенным количеством спутников в соответствии с ее удаленностью от Солнца: «Создатель естества ко своим творениям наблюдает очень строгое правосудие. Они все имеют равное требование на его благодеяния, и одному он более благ не уделил как другому. Кому меньше надобно, тот меньше, а кому больше, тот больше благодеяний и получил от рук щедрого Творца; и если мы точно все исчислим, то сыщем, что счастие везде равно разделено. Меркурий и Венера очень близки к Солнцу. Они получают благодарное оного влияние неослабно. Итак не требуют они Луны: ради чего им ни по одной и не дано. Знак расточения есть обогащать кого-нибудь ненадобными дарами. Луна Земле могла быть полезна и она ей дана. Правда Марс совершает великий свой путь около Солнца в печальном уединении без всякого спутника. Непременно Луна для него не была бы полезна, и непременно естество недостаток сей ему богато наградило образом для него приличнейшим. Для Юпитера одной Луны было бы мало, ради того естество дало ему щедрою своею рукою четыре. Самой бедной из всех планет, Сатурну, достались самые богатые дары. Пять Лун дало ему естество, однако сих даров для него еще не довольно было. Чрезвычайные нужды требовали чрезвычайных даров. Тонкое и твердое кольцо окружает сию планету, и делает ей без сомнения ту же услугу, которой он бы мог ожидать от великого множества лун, окружающих оную в пространных кругах...»[202]. Про смену времен года, дня и ночи Эпинус пишет: «С каким намерением Всемогущий естества создатель сей премудрый учредил порядок? Без сомнения одно, совершеннейшему между всеми существами паче всего приличное, было его главное намерение сие: чтобы все живущие и ощущающие твари сделать счастливыми, и благодеяниями ущедрить. Из того, что нам известно, можем мы безо всякого опасения заключить и о том, что нам неизвестно. Планеты земному шару во всем подобны; бывают на них перемены дня и ночи, бывают также перемены времен года. Чего ради всесильный естества владетель без сомнения для той же причины повелел им из небытия в бытие прийти. Без сомнения и они живущими и мыслящими творениями также населены, и жители их толиким же благополучием наслаждаются как и земные жители»[203]. Эпинус предполагает, что не только звезды, но и кометы могут быть обитаемы.

«С каким намерением Творец естества создал кометы? — спрашивает он. — Вопроса сего нам не должно так оставить. Может быть они вотще в мире? Никак, он ничего напрасно не делает. Итак, они действительно надобны и полезны. — Но можем ли мы осмелиться населять их так как и планеты живущими тварями? Мы добровольно признаем, что в сем случае мы окружены со всех сторон непреоборимыми трудностями. Справедливо сомневаются, могут ли быть такие живущие твари, которых бы тела так чудно были состроены, чтоб оные ни ярящимся пламенем ниже умерщвляющею стужею не повреждены были»[204]. Особая природа комет интриговала исследователей, которые видели в «блудящих звездах» какое-то особое предназначение. «Многие явления их блуждающих звезд выходят из круга зрения человека. Не можно достоверно определить, водяное л тело мира есть комета, или горящий шар; равно и на следующие вопросы нельзя удовлетворительно отвечать: населено ли сие тело тварями, когда оно то состоит в зное солнца, находясь весьма близко оного; то отлучается от сфер и находится в густой тьме, где солнечные лучи не могут уже действовать? Уже ли Судия мира определил ее к наказанию тварей своих? Разве грубая поверхность ее, которая подлежит величайшему зною и хладу, есть жилище осужденных тварей. Ужели такая блуждающая звезда когда- нибудь должна свергнуть планеты в погибель их, вытолкнув их из путей своих? Или она есть еще пустое тело, какое было Земля наша до сотворения ея, и достигнет ли она тогда цели своего определения, когда сей мир не будет уже существовать?»[205]

Следует отметить, что вопрос о возможности наблюдения жителей других планет обсуждался и в ученых собраниях. Так, математик Я. Герман в своей речи на публичном собрании Академии 1 августа 1726 г., которое почтила своим присутствием Екатерина I, говорил о возможности изготовить такой телескоп, через который можно будет видеть жителей других планет, если они существуют[206].

Умозрительных предположений в духе «Микромегаса» было достаточно и в сочинениях профессиональных астрономов, которые переводились на русский язык и выполняли роль научно-популярной литературы. В качестве примера можно привести сочинение берлинского астронома И.Э. Боде «Всеобщие рассуждения о сотворении света или сокращенное изображение астрономии, содержащее в себе обстоятельные изъяснения о состоянии Солнца, Планет,

Земли и Луны». Описывая строение Вселенной, автор пытается доказать, что Бог создал лучший из миров. Объясняя природу Солнца, Боде полагает, что оно представляет собой своеобразную «электрическую лампочку»: возможно оно «не есть огонь, но электрический шар, в который соединил и заключил Творец свет, происходящий от сей электрической материи, чрез быстрое течение оного великого Солнца, и потом деятельно являющиеся на машину мира»[207]. Чем дальше отстоят планеты от Солнца, тем больше у них спутников, чтобы освещать их поверхность. Однако маловероятно, чтобы столь совершенное творение не имело зрителя, способного его оценить. «Неужели должны сии луны освещать единственно мрачные и безлюдные степи, не пользуя светом своим никаких чувствительных и разумных тварей, могущих удивляться величию, могуществу и благости превечного Зиждителя своего и благодарственно прославлять его?»[208] — спрашивает он. Даже Солнце может быть населенным: «Положим, что оно есть настоящий огонь, или светящий, но не сгорающий электрический шар, однако по предначертаниям предвечной премудрости не может быть неудобным к содержанию на себе разумных обитателей. Они, сии счастливые творения, не имеют нужды в перемене дня и ночи, но бепрестанно освещаются светом и могут посред солнечного сияния безопасно обитать под тенью Всемогущего. Вероятно ли сие, что всемогущество при устроении сего превеликого солнечного шара, не имело иных каких намерений, как чтобы парило около него в кругах своих известное количество обитаемых и против величины его совершенно малозначащих шаров в кругах их имеющих последовать за привлекательною силою его с равной легкостью. Нет! Премудрость Творца не позволяет так думать»[209].

«Естьли бы особливые и нам непонятные еще намерения бесконечного не делали здесь исключение! то не представил бы я себе ни одного Солнца, ни одной планеты или Луны пустыми, но всех их заселил бы разумными и на пользу им служащими творениями»[210], — восклицает н, хотя и замечает, что «Краткозрящему земному гражданину обитательность всего всеобщего (Universi) не может быть иначе как гадательною»[211]. Вероятно, жители разных планет отличаются друг от друга очень сильно. Боде предполагает, что духовные силы обитателей возрастают в зависимости от удаления их от центра своей солнечной системы, «от Солнца своего»[212]. Здесь он в точности подтверждает шутливое предположение Вольтера, что «большой» житель Сириуса обладает гораздо большими интеллектуальными способностями, нежели «маленький» житель Сатурна, не говоря уже о «крохотных» землянах.

Пожалуй, самым массовым средством распространения космоло- го-астрономических знаний были календари или месяцесловы. Это был традиционный для России жанр распространения и популяризации естественнонаучных знаний. Одним из самых знаменитых был так называемый «Брюсов календарь», который вышел на шести отдельных листах и переиздавался несколько раз. В нем приводились расчеты Пасхи, время восхода и захода Солнца на 112 лет (с 1710 по 1821 гг.). Иногда во времена Петра календари печатались и церковным шрифтом, как календарь, изданный в Киеве в 1714 г. Там описаны небесные затмения того года с объяснением причин такого рода явлений и призывами их не бояться «обаче все сии затмения на нашем горизонте не видимы будут, и того ради не вельми их ужасаться, но паче чаяти бы благополучного, изрядного в сем году стране Российской поведения»[213]. Позже публикация этих изданий составляло привилегию Академии, дарованную ей Петром I и сохранявшуюся вплоть до 1867 г. Первый из них под названием «Календарь или Месяцеслов на лето 1728» был издан в 1727 г. С этого времени они издавались ежегодно. Некоторое время, в силу того, что в них публиковалось много материала исторического содержания, они имели название «Календарь или Месяцеслов исторический». Кроме того, эти издания имели названия «Месяцеслов исторический и географический», «Месяцеслов исторический», «Месяцеслов географический», «Месяцеслов с наставлениями», «Месяцеслов в пользу домостроительства», «Адрес-календарь», «Дорожный календарь», «Экономический календарь», в XIX в. добавились названия «Арес-календарь или Общий штат Российской империи», «Карманный календарь», «Народный календарь», «Природный календарь», «Стенной календарь», «Месяцеслов или Общий штат Российской империи», «Карманный месяцеслов», «Санкт-Петербургский карманный месяцеслов», «Придворный месяцеслов», «Стенной месяцеслов» и т. д. В период 1785-1793 гг. лучшие из статей издавались под редакцией Н.Я. Озерецковского под названием «Собрание сочинений, выбранных из месяцесловов». Эти издания сообщали основные «календарные» сведения — простой или високосный будет год, расписание церковных праздников, дни рождения знатных особ, как российских, так и европейских, а также ожидающиеся астрономические явления — солнечные и лунные затмения, явления комет и т. п. В месяцесловах помещались популярные статьи (обычно анонимные), рассказывающие о строении Солнечной системы, о планетах, звездах и кометах. Главной задачей этих статей была популяризация астрономических сведений и борьба с предрассудками, хотя, идя навстречу читательским вкусам, эти же издания помещали и астрологические прогнозы и «рудометы» (указания, когда лучше пускать кровь). Авторы или, как они сами называли себя, «календарописцы», несмотря на обычную в таких изданиях анонимность, пытались оправдать астрологические разделы ссылками на их невинный, а иногда как бы даже «игровой» характер. «Полагаются сии правила ради тех людей, которые верят, что сила аспектов наше здравие пременити, немощным много помоще- ствует здравое увещевание и мнение, яко же о бесчисленных примеров явно, из которых слудующие есть: “некоего поселянина немощного жена приходя к лекарю просила его, что б мужа излечил, лекарь обычайно взяв бумажку, написал в аптеку о лекарстве, и оную жене отдав, сказал: “Сие чтобы муж твой все проглотил”. Она же мнила, что лекарь хощет, дабы муж ее бумажку проглотил. Возвращаясь в дом, мужу бумажку проглотить дает, который крепко веря, что ему сия бумажка поможет, всю хотя и с трудностью, проглотил, и скоро от тяжкой болезни освободился. То же разумей о правилах астрологических, помощи бо иногда могут наипаче тем людям, которые сему поселянину надобны суть»[214].

Очень важной информацией было «Известие, в которые дни в императорском столичном городе Санктпетербурге почта приходит и отходит». Так, например, «Немецкая почта. Приходит в воскресенье и в четверток. Письма привозит из Голландии, Франции, Италии, Гишпании, Дании, Польши и из всей немецкой земли, так же из Курляндии, Лифляндии и Эстляндии. Отходит во вторник и в субботу по полудни в 9 часу вначале и отвозит письма во все вышеуказанные государства и земли.

Выборгская почта. Приходит в среду. Отходит в пятницу в полдень.

Московская почта. Приходит в субботу и во вторник. Письма привозит из всей России. Отходит в понедельник и в четверток по полудни в 9 часу в начале.

Архангелогородская почта. Приходит в среду. Отходит в понедельник в 9 часу в начале. Письма отвозит такожде в Каргополь и в Новую Ладогу.

Кронштадтская почта. Которая учреждена ради облегчения коммерции и способности в отправлении публичных дел, отправляется в летнее время, как долго по морю ездить можно, ежедневно, как из Санктпетербурга в Кронштадт, так и оттуда назад, по полудни в начале 10 часа, а приходит туда и сюда поутру в 7, 8 и 9 часу, потому как между Кронштадтом и Ораниенбаумом (где она через

море переезжать принуждена) ветр ей противен или способен быва-

2

ет» .

В 1787 г. Федором Туманским, автором «гисторий» о Петре I был издан «Новый детский месяцеслов», который, впрочем, отличался от «взрослых» лишь названием и обзорным характером. Как и в настоящем, в нем говорилось «обо всем на свете». Так, например, в нем сообщалось, что «Греко-российская церковь начинает недели с субботы вечера. Гражданские недели начинаются с понедельника утра»[215]. Или: «Европейцы все считают день с полуночи до полуночи. Астрономы от полудня до полудня. Итальянцы от захождения солнца. Турки через четверть часа по захождении солнца. Древние и все восточные народы от восхождения солнца. Жиды от захождения солнца»[216]. Из месяцеслова дети могли узнать не только общие сведения о строении мира, но и такие сведения «О семи планетах», которые указывали на связь свойств характера людей, природных и погодных условий от господства планет. Так, например, люди, родившиеся в год планеты Сатурн, «хитры, скупы, нелюбивы, памятнозлобны, но трудолюбивы»; в год Юпитера — «счастливы, верны, милосерды и добродетельны»; в год Марса — «лживы, ссорливы и непостоянны»; в год Солнца — «высокого ума, чисты, веселы, но вспыльчивы»; в год Венеры — «очень пригожи, влюбчивы, охотны к музыке»; в год Меркурия — «слабы здоровьем», в год Луны — «непостоянны, горды, не весьма счастливы и скупы»[217]. Интересно описание политической системы России: «Правление кроткое монархическое. Вера первенствующая грекороссийская при терпимости прочих»[218]. В конце приводится «Летоисчисление Российское» «от сотворения мира» до «открытия в губерниях народных училищ» в правление Екатерины II. К числу «детских изданий» относится и небольшая книга Л.Ф. Сабакина «Малое здание, или Разговоры, касающиеся до астрономии, физики и механики, основанные на ясных доказательствах и самопростейших опытах, в пользу малолетних детей» (М., 1789). Ее автор Лев Федорович Сабакин, был представителем характерного для России сословия «самоучек»[219]. Работая мелким служащим Тверского уголовного суда, в свободное время он сделал настенные «астрономические» часы[220]. Его таланты не остались незамеченными Екатериной II, которая отправила его в Англию усовершенствоваться в науках, прежде всего в механике. Большое значение для образования имели для него сочинения «фи- лософа-самоучки», как называл его Босуэлл, члена Королевского общества Джеймса Фергюсона, книгу которого «Лекции о разных предметах, касающихся механики, гидростатики, пневматики и оптики» («Lectures on Select Subjects in Mechanics, Hydrostatics, Pneumatics and Optic», 1784) он перевел. Этот перевод вышел в России в 1786 г., хотя главы, касающиеся астрономии, а так же оптики и пневматики, были отвергнуты[221]. «Малое здание» написано так же под влиянием сочинений Д. Фергюсона, в частности, его «Простого введения в астрономию для юных джентльменов и леди» («An Easy Introduction to Astronomy, for Young Gentlemen and Ladies», 1768)[222]. Сочинение представляет собой диалог взрослой сестры с младшим братом, поясняющей ему основные принципы устройства мироздания и Вселенной. Очень ярко написаны страницы, где приводятся рассуждения о природе света. Подробно разбираются недостатки как корпускулярной теории света Ньютона, так и волновой Эйлера. Видно, что этот «вечный вопрос» физики не раз заставлял размышлять российского мыслителя. Слова просвещения вложены в уста молодой девушки, так же как в женские уста в «Детской философии» А.Т. Болотова[223]. В книге Сабакина астрономические знания низводятся до ясных и очевидных истин. Девушка объясняет брату причину лунных и солнечных затмений, смену дня и ночи, времен года, устройство Солнечной системы, используя наглядные примеры и подручные средства. Интересно, что в книге обсуждается и пресловутая проблема «перемены времяисчисления». На вопрос младшего брата, отчего «у нас календарь не переменят? Мне кажется, что это только одного повеления стоит»[224], сестра отвечает, что это может вызвать большое недовольство «простого народа».

В литературе широко обсуждался вопрос и «о внешнем виде земли». В этом вопросе мнения английских и французских ученых, а так же их российских последователей разделились. И те и другие и третьи признавали, что Земля не имеет «совершенной круглости». Англичане полагали, «будто Земля сжатую при обоих полюсах круглость и следовательно померанцу или апельсину подобный вид имеет, а другая партия утверждалась напротив того, в том, будто вид земли к полюсам больше продолговат, и с дынею ил лимоном сходен»[225]. Критерием истинности в вопросе о том, какому же фрукту можно уподобить нашу планету стало то, что французы со временем изменили свое мнение, «отчего можно заключить, что сии примечания весьма правильны находились, понеже французы прежнего своего с такою ревностию защищенного мнения конечно бы не отложили, ежли бы в неисправности оного, и в истине другого тому противного мнения явным и несомненным свидетельством изобличены не были»[226].

Популярные журналы часто публиковали рассуждения на темы космологии. Так, например, издававшаяся в Тобольске «Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная в пользу и удовольствие всякого звания читателей» печатала статьи «Нечто о земном шаре». Помимо самых общих сведений о строении Вселенной, в ней, например, приводилось астрономиче

ское описание тех космических преобразований, которые необходимо было совершить Богу для совершения Всемирного потопа. «Дни и ночи были бы всегда равны, естьли бы земля не наклоняла свою ось, но всегда бы экватором своим стояла к Солнцу. Таково необходимо должествовало быть положение оси ея до потопа, есть- ли то правда, что в то время была всеобщая весна, как то можно о сем заключить

1. е по долговременной жизни первых человеков
2. е по преданию, оставляющемуся в древних писателях
3. е по новости радуги после потопы, из чего можно заключить, что прежде не было ни дождя, ни других воздушных явлений, а обильная роса, единообразная умеренность воздуха и беспрестанное равноденствие. Но Бог восхотел удалить Землю на 23 градуса и наступил иной порядок вещей, открылись новые небеса и новая зем-

1

ля» .

Некий «русский автор», под псевдонимом N.N. доказывал, что неприятие коперниканской системы связано с неправильной интерпретацией библейского текста, а в конце концов, с неправильным словоупотреблением. Как известно, главный аргумент против гелиоцентризма, основанный на Библии, заключается в том, что Иисус Навин, сражаясь против своих врагов «воззвал к Господу ... и сказал пред Израильтянами: стой, солнце над Гаваоном и луна над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим.»[227] Указание на то, что «солнце стояло», предполагает, что обычно оно не стоит, а движется и движется, как видно каждому, с востока на запад, в то время, как Земля неподвижно покоится, позволяя светилу освещать себя с разных сторон. Нет смысла возвращаться к поиску логических противоречий в этом аргументе. Достаточно заметить, что чудо, попрошенное Иисусом Навином и дарованное ему Богом, не противоречит ни одной из умозрительных конструкций Вселенной, так как не связано с ними, а принадлежит одной лишь Божией воле. Однако, N.N. пошел по другому пути и предположил в словах Иисуса Навина нестрогий смысл, принадлежащий обыденной манере формулировать свои мысли. Понятие «солнце всходит», «солнце движется по небу» и т. п. представляет собой не более чем застывшие словосочетания, смысл которых давно изменился. «Астрономы, как и простой народ, говорят, что Солнце восходит и Солнце заходит, и так будут говорить во веки, применяясь к общенародному мнению и к тому, как чувствам нашим представляется, хотя и уверены, что Солнце места своего не переменяет»[228], — пишет он. Кроме того, «Священное писание, когда не для открытия нам физических истин что-нибудь повествует, то изъясняет себя согласно с общенародными мнениями»[229].

Сведения, предоставляемые «академической» наукой, чаще всего пребывали в пространстве «посвященных». Обыденное сознание довольствовалось приблизительными формулировками проблем и почти совсем не различало «небо» и «Космос». Это видно по большому количеству популярных как отечественных, так и переводных изданий, опубликованных и распространявшихся в рукописях и посвященных космологическим проблемам. Один из них, «Библейский и емблематический словарь», заканчивающийся на букве «К» многозначительной статьей «конец всех вещей», (судя по всему, перевод с немецкого) в статье «Звезды» отмечал определенные противоречия между священным писанием и современными астрономическими знаниями. Иисус говорил, что звезды падут с небес (Матф. XXIV, 29), «ныне возражают, что сего быть не может потому, что звезды суть великие тела мира, большие, нежели Земля. Итак, они удобнее сомневаются в словах Иисусовых, нежели в сказках астрономов, кои, однако еще не верны, даже Ниевентит еще не уверен и в системе коперниковой»[230]. Издания такого рода не различали так же «физику», в частности, механику, от «метафизики». Так, в статье «Воля» читаем: «. две противные центральные силы, усмотренные Невтоном в твари, суть причина (основание) самодвижения. Бог из основания своей свободы погрузил в тварь две противные силы, чтобы тварь не была от вечности, но имела начало и конец и чтобы неисчерпаемая случайность или контингенция твари имели истинное основание в свободе, но при том бы характер свободы от Бога получала в самодвижении, им истребляется пантеизм, или спинозизм из корня своего.

Самодвижением переменяет вещь состояние свое, сама собою без двигания от другой вещи, и сия действующая сила из себя самой есть в душах воля, а в телах — самопобуждение»[231].

Популярные космологические сведения публиковались в небольших книжечках, написанных от лица «простого человека» и предназначенных для народа. Так, небольшая «Книга Наума о великом Божием мире» написана от лица крестьянина, главная характеристика которого заключается в следующем: «Бог умудрил его разумом. Разум свой просветил он наукою»[232]. Наум представляет собой законченный образец «просвещенного пейзанина», любящего знания и разделяющего радость познания со своими ближними. Просвещенность Наума накладывает отпечаток даже на обстановку, в которой он живет. «У Наума было все то же, что и у других крестьян, но только все — и в поле и в доме было как-то лучше, чем у других»[233]. «Сочинение» Наума представляет собой свод популярных географо-космологических сведений. Оно включает такие главы, как «Разговор о том, что называется миром и что такое наша Земля», «Разговор о Солнце и движении Солнца», «О движении Земли, о небосклоне и о странах света, и о том, как происходит день и ночь», «О месяце или Луне и о затмениях», «О планетах и спутниках», «О солнечном и земном мире, и о том, что есть вещество, и до какой чрезвычайности оно делимо», «О звездах», «О сотворении мира». Уже устоявшиеся научные знания приобрели в этой книге

популярно-популистскую форму. Автор пробует даже русифицировать и «опрощать» специальные астрономические термины, переводя их на язык обыденного сознания. Так, Солнце называется «само- светным шаром», иллюзия того, что именно оно движется вокруг Земли, — «глазным обманом», астрономия — «звездозаконием», небосклон — «оглядом», экватор — «равноденником», тропики — «поворотниками» или «солнцестоятельными кругами». Приводятся даже примеры некоторого «астрономического фольклора», возможно выдуманного самим автором. Так, Наум говорит своим слушателям, что звезду Сириус «мы, русские, называем Петром Великим, ибо как сия звезда ярче всех неподвижных звезд на небе, так сей русский царь славнее всех царей на земле»[234]. В заключении приводится небольшой свод географических сведений, в том числе изображение земного шара «с нашей стороны», на котором помечены Европа, Азия, Африка и Россия, которой, таким образом, как бы придан статус части света.

Ф.И. Соймонов в книге «Краткое изъяснение о Астрономии» отмечал, что астрономия имеет два «камня претыкания». Это — система Космоса и «обитание в небесных корпусах»[235]. Очевидно, что эти проблемы имели не только естественнонаучное, но и важное мировоззренческое значение. Не случайно в 1784 г. в журнале «Собеседник любителей Российского слова» появляется фантастическое сочинение В.А. Левшина «Новейшее путешествие, сочинено в г. Белеве», представляющее собой описание утопического общества на Луне. «Звездное небо над головой» заставляло задумываться над тем как устроен мир. Ответа ждали и от ученых, и от философов.