«Реальное мировоззрение» П. Н. Ткачева
Петр Никитич Ткачев (1844—1886) родился в селе Сивцево в том же Великолуцком уезде Псковской губернии, откуда был родом Лавров. Поступив в 1861 г. на юридический факультет Петербургского университета, он уже в октябре этого года был арестован на два месяца за участие в студенческих беспорядках.
В дальнейшем он находился в заключении по подозрению в неблагонадежности в ноябре 1862 — феврале 1863 г., ноябре 1864 — феврале 1865 г. и после покушения Каракозова на царя — в 1866 г.Связав свою судьбу с революционным подпольем, Ткачев сразу оказался на крайне левом фланге тогдашнего революционного движения: во второй половине 60-х гг. он близок к каракозовцам, в 1868 г. стал соратником Нечаева, в 70-х гг. сделался идеологом заго- ворщически-бланкистского направления и террористической тактики борьбы.
Конечно, портрет Ткачева-шестидесятни- ка нельзя писать одной краской, в которой превалируют мрачные тона из-за его контактов с отдельными деятелями, олицетворявшими неприглядную сторону российского освободительного движения. Ткачев — автор многочисленных публицистических работ в социально-политической, социологической, юридической, политико-экономической, литературно-критической областях. Дебютировал Ткачев в почвенническом журнале братьев Достоевских «Время», затем несколько лет сотрудничал в журнале «Библиотека для чтения» либерала П. Д. Боборыкина. Но одним из выдающихся публицистов Ткачев стал во время работы в журнале «Русское слово», в котором фактически заменил попавшего в тюрьму Д. И. Писарева, а затем в журнале «Дело», продолжателя закрытого в 1866 г. «Русского слова». В 1868 г., сдав экстерном экзамены за университетский курс, он защитил диссертацию на степень кандидата права по теме «О воспитательно-исправительных заведениях для несовершеннолетних». Ткачев — один из немногих обладавших ученой степенью, кто связал свою судьбу не с наукой, а с революционным движением.
Пребывая под надзором полиции на родине, в Великих Луках, Ткачев установил связи с первой тогда собственно народнической организацией «чайковцев» и с их помощью бежал в декабре 1873 г. за границу. Некоторое время Ткачев сотрудничал в журнале «Вперед!», редактором которого был Лавров, но, разойдясь с ним по программным вопросам, вместе с группой польских эмигрантов начал издавать в 1875 г. журнал «Набат» якобинско- бланкистского направления (сначала в Женеве, потом в Лондоне). В 1878 г. Ткачев переезжает в Париж, где сближается с французскими бланкистами, сотрудничает в их газете «Ni Dieu, ni maitre» («Ни Бога, ни властелина»). В 1880 г. возник было проект присоединения Ткачева к «Народной воле», но исполком народовольцев от сотрудничества с ним отказался и революционная деятельность русского бланкиста фактически закончилась. В конце 1882 г. он сошел с ума и вскоре умер в Париже от заболевания мозга.
Как никто другой из крупных идеологов народничества Ткачев выразил характерную для всего народнического движения тенденцию к умалению роли философии в их теориях. В сфере философии Ткачев — публицист, его работы на эту тему представляют собой прежде всего острую, буквально обличительную критику идеалистической философии. В социально-политических, социологических, юридических, политико-экономических, литературно-критических статьях Ткачева есть также ясно выраженные философские мотивы и идеи, которые, будучи реконструированными и обобщенными, дают возможность выявить основные черты его политической и социальной философии.
Социальная и политическая философия. В рамках народнической парадигмы ярко выраженной специфичностью отличается трактовка Ткачевым философских вопросов государства, социализма и национальности.
Под влиянием критических статей Энгельса против Ткачева в отечественной историографии на первый план выдвигались его взгляды на российское самодержавие. Ткачеву казалось, что самодержавие в России висело в воздухе, не имея сколько-нибудь прочных корней в современной экономике страны; его материальную силу он связывал лишь с прошлым, полагая, что силы, выступающие в поддержку самодержавия, могут появиться только в будущем, хотя в действительности самодержавие в пореформенной России опиралось не только на дворянство, но и на крупную буржуазию.
В противовес анархизму Бакунина Ткачев пропагандировал идею революционного государства, которое «на другой день после революции» должно стать основной созидающей силой нового общественного порядка. Государственная централизованная власть, по Ткачеву, есть высший тип наиболее могущественной, организованной власти, способной внести в социальную практику прочные руководящие начала. «На другой день после революции» государство призвано выполнять две функции — «революционно-разрушительную» и «революционно-созидательную». Отличаясь непреклонностью в борьбе с консервативными и реакционными элементами, конституционная деятельность революционной власти должна отличаться эластичностью, умением приспособляться к данному уровню народных потребностей и развития народа. Чтобы не впадать в утопию, она должна окружить себя органами народного представительства, «Народной думы» и прежде всего’ стремиться к расширению «народного развития», к поднятию его нравственных идеалов, к установлению не только социального, умственного, нравственного, но и физического равенства как условия всеобщего счастья, реализации социалистического идеала. ¦
Ткачев более категорично в сравнении с Бакуниным и Лавровым выделял наднациональный, интернациональный характер своего социалистического идеала. Как не может быть якутской, чувашской, «малорусской» (украинской), грузинской и т. п. геометрии, доказывал Ткачев, так не может быть якутского и т. п. социализма. Социальная, как любая другая, истина может быть только одна — строго научная, вечная, непреложная, не изменяющаяся под влиянием географических, этнографических и племенных особенностей. Казалось бы, в рамках такого подхода нет места русскому общинно-артельному социализму. Однако вопреки наиболее общей социологической установке против «национализирования социализма» Ткачев все-таки русифицировал идеал социализма для России: как и другие народники, он считал, что «священный» принцип общины должен стать краеугольным камнем будущего общественного строя.
«Философия действия» — еще одна сфера «политической философии» Ткачева, которая существенно отличает его от других идеологов народничества. Себя и своих сторонников он относил к лагерю, ведущему практическую, агитационную борьбу за немедленное уничтожение отжившего социального строя в России, тогда как Лаврова считал приверженцем «борьбы перышками и книжками», борьбы философской.
Ткачевизм существенно отличался от бакунизма с его преимущественной ориентацией на «народные инстинкты», на стремления и «насущные потребности народных масс». Ткачев меньше, нежели Бакунин, идеализировал народ, однако, по его мнению, хотя народ и задавлен, в нем забита всякая внутренняя инициатива, но в силу самих социальных условий он является революционером и всегда готов к революции.
Поскольку, по Ткачеву, социальный строй России изжил себя, его коренное переустройство на принципиально новых, социалистических началах возможно лишь насильственным, революционным путем. Полагая, что в 70-х гг. исторические обстоятельства складывались в пользу революционеров, а через 10— 20 лет могли выступить против них, раз огонь экономического прогресса должен был разрушить традиционные формы жизни русского общества и утвердить в нем формы буржуазной жизни, то он ратовал за немедленную революцию под лозунгами: «Мы не можем ждать...», «Революция в России необходима, и необходима именно в настоящее время», «Теперь или очень не скоро, быть может, никогда!»
Философские идеи в социологии. Социология, по мнению Ткачева, изучает явления социальной жизни, данный социальный организм. Ее задача — составить ясное, строго научное понятие о сложных общественных отношениях, свести разнообразие социальных явлений к их синтезу, отыскать в их хаотической смене определенное постоянство и в конечном счете установить закон общественного движения. Научный способ познания социальных явлений противопоставляется им как эмпиризму, ограничивающемуся описанием и классификацией явлений, так и априоризму «старой метафизики», особенно идеалистической и фаталистической философии истории.
Поскольку, однако, социология, по Ткачеву, открывает «скрытый смысл» явлений общественной жизни и «дает верные разумные критерии для их оценки», то она фактически приобретает некоторые черты традиционной спекулятивной философии истории, тем более что сам Ткачев не усматривал существенного различия между законами истории человеческого общества и законами социологии. Для него развитие данного социального организма и есть его история, отсюда законы первого являются, по существу, историческими законами.Как и Лавров, Ткачев разграничивал законы природы и социальные законы. Если первые вечны, однообразны, неизменны и непреложны, то вторые являются продуктом человеческой воли и расчета, они возникают, изменяются, совершенствуются и исчезают вместе с обществом. На этом основании отвергается органическое направление в социологии и социал-дарвинизм. Но признание социальных законов продуктом человеческой воли и расчета не означает, что Ткачев считал их субъективными. В полемике с Лавровым он доказывал, что история есть неразрывная цепь причин и следствий, реальная, необходимая связь исторических фактов, что исторические законы столь же непреложны, как и любые законы естествознания. Осуждению подлежали те историки, которые в выборе, комбинировании и освещении исторических фактов руководствовались субъективными ощущениями, личными вкусами и воззрениями, стремясь провести «свою идейку», «оправдать свой идеал», вместо того чтобы позаботиться о действительном, объективном соотношении изучаемых фактов. Тем самым как бы отвергался субъективный метод Лаврова, но фактически не целиком, а только в тех его пределах, в которых Лавров изображал личность творцом истории. Что же касается собственно ценностного смысла субъективного метода в истории, то здесь Ткачев высказывался примерно так же, как и критикуемый им Лавров. В отличие от естествоиспытателя, который отмечает факты, описывает их, указывает на связи с фактами предыдущими, последующими, сосуществующими, историк, считал он, критикует эти факты, показывает, насколько они приближают или удаляют общество от его конечной цели.
Понятия «движение» и «прогресс», по Ткачеву, не тождественны. Понятие прогресса предполагает движение в одном и том же направлении, устремленное к осуществлению известной цели. Именно с точки зрения этой цели и оценивается движение, без такого критерия оценки понятие прогресса немыслимо. Если природе цели навязывать нельзя, то обществу можно и должно. Целью жизни и деятельности отдельного индивида является счастье, следовательно, цель человеческого общежития— счастье всех индивидов; эта цель должна быть и критерием исторического развития общества, его прогресса. Верховным критерием исторического, социального прогресса, конечной и единственной целью человеческого общества является у Ткачева не «борьба за индивидуальность», как у Михайловского, не развитие личности, как у Лаврова, а возможно более полное органическое и физиологическое уравнение индивидуальностей и приведение потребностей всех и каждого в полную гармонию со средствами их удовлетворения.
Ткачев явился создателем первой в России концепции «экономического материализма», возникшей и развивавшейся под влиянием материалистического понимания истории Маркса, а также английской политико-экономической литературы. «Гипотезу экономического объяснения социальных явлений» Ткачев выражал в самой разной форме. Так, он считал, что все явления политического, нравственного и интеллектуального мира в конечном счете сводятся к явлениям «экономического мира» и «экономической структуре» общества («как выражался Маркс», замечал при этом Ткачев); «господствующая философия, религия и наука есть не более не менее как зеркало, в котором с математической точностью отражаются и повторяются экономические потребности данного времени и народа», и т. д. И все же базовой в концепции Ткачева является идея личности как главного деятеля исторического процесса, что сближало ее с концепциями Лаврова и Михайловского. Правда, если у Лаврова и Михайловского преобладали идеализм и субъективизм, то у Ткачева, как и у Бакунина, в теоретической социологии больше объективизма и экономического материализма, субъективистский элемент здесь менее заметен. Но и ткачевизм не выходит за рамки общенароднической этико-социологической субъективной школы, что обусловлено приматом антропоцентризма во всех разновидностях народнического мировоззрения.
Взгляды Ткачева на философию нередко выражались в очень резкой форме. В философии он усматривал род социального паразитизма, что выражалось в определениях: «безысходный лабиринт философии», «непроницаемые дебри философского леса», «необъятные кучи философского мусора» и т. п. Единственно приемлемой философской концепцией Ткачев признавал философию как совокупность научных познаний о природе, «так называемую философию природы (или науку о природе)». Под нею он понимал в первую очередь механистическое объяснение как неорганической, так и органической природы, хотя ряд явлений и законов органического мира описывал в терминах «философии биологии» Г. Спенсера.
Хотя Ткачев претендовал на научный характер своих представлений об умственной деятельности человека, от действительной научности в этой сфере он был очень далек. Достаточно сказать, что он видел лишь количественные различия между обыденным и научным сознанием. Нравившийся Ткачеву тезис просветительской философии XVIII в. о том, что между умом Сократа и умом пустой светской модницы-кокетки нет ни малейшей качественной разницы, говорит о существенной ограниченности его гносеологической концепции.
В целом философские воззрения Ткачева — это разновидность миропонимания, близкого к естественно-научному материализму и материалистически толкуемому позитивизму.