ВАРИАЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ («QUASI-СОФИОЛОГИЧЕСКАЯ»)
Еретические отрывки в стиле «метафизики Всеединства»
«...причастная единству Божию и вместе с тем обнимая всю множественность живых душ, все единое человечество, или душа мира, есть существо двойственное; заключая в себе и божественное начало и тварное бытие, она не определяется исключительно ни тем ни другим и, следовательно, пребывает свободною; присущее ей божественное начало освобождает ее от ее тварной природы, а эта последняя делает ее
свободной относительно Божества.
Обнимая собою все живые существа (души), а в них и все идеи, она не связана исключительно ни с одною из них, свободна ото всех, - но будучи непосредственным центром и реальным единством всех этих существ, она в них, в их особости получает независимость от божественного начала, возможность воздействовать на него в качестве свободного субъекта. Поскольку она воспринимает в себя Божественного Логоса и определяется им, душа мира есть человечество - божественное человечество Христа - телоХристово, или София». Вл. Соловьев
«София есть первозданное естество твари, творческая Любовь Божия, «которая излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5:5); поэтому-то истинным Я обоженного, «сердцем» его является именно Любовь Божия, подобно как и Сущность
Божества — внутри-Троичная Любовь».
П.Флоренский
1
Философское умозрение (чистое «несвязанное» мышление, «чистый разум», в логическом пределе он же - абсолютный скепсис) не может дать Истину. Но оно в состоянии расчистить дорогу к Ней и для Нее в сознании человека. Умозрение, в пределе - бесконечно пустой сосуд для восприятия безусловной Истины.
В рамках умозрительной философии невозможно построить абсолютную картину Бытия, но только относительную. Познание же безусловного, как космического, так и запредельного божественного естества есть дело живой веры и любви.
2
Тварный мир (космос) и его всеединство, рассматриваемое с точки зрения вечно сущего бытия Господня, Святой Троицы и абсолютной Вечности, Ее пребывания, есть множество бесконечно малых величин, которое является элементом самого себя12-!.
Другими словами, мир сам есть бесконечно малая величина, погруженная в Невечерний свет бытия Христова.3
В смирении «знающего незнания» мы полагаем, что для Бога творение есть миг принадлежащей Ему вечности, а, следовательно, НЕ может быть вне Его. Соборное единство тварного мира - проблема не Бога, но человека. Высвобождение сознания из плена времени, умение воспринять временной континуум как бесконечно малую частицу вечности - труднейшая человеческая проблема.
Мгновение онтологически равно вечности. Вечность целокупно содержится в каждой своей частице, о чем не раз говорили Святые отцы, богословы и философы.
4
124 Здесь чувствуется прямое влияние раннего Флоренского, с его любовью к математическим аллюзиям. См. о. П.Флоренский «О типах возрастнаия». http://www.boeoslov.ru/bv/text/l7QQR4/index.html
Оппозиция времени и вечности - человеческая оппозиция. Безусловным существованием обладает лишь вечность, Единый Бог. Время - трагическая иллюзия Мира, данная ему через человека с его способностью к дискурсивному мышлению.
5
Философское познание, противопоставляющее себя познанию религиозному, не учитывает того, что метафизика (философская онтология и связанная с ней гносеология) есть умозрение, не отделенное еще от бытия, данного нам в акте веры.
Другими словами, философия как метафизика и гносеология (исторически отделяющая себя от богословия и связанной с ним апофатики, откуда и возникает противостояния Афин и Иерусалима, Умозрение и Откровение) предстает как смешение двух сфер человеческого сознания-мышления.
А именно - смешение религиозной, или догматикоаксиоматической сферы с ее имманентными актами веры, связывающими сознание с миром явлений, и трансцендентным откровением, связывающим человека с ноуминальным миром Божества, и сферы чистого умозрения, или скепсиса, т. е. той сферы человеческого мышления, где задаются вопросы об истинности или неистинности бытия того или иного предмета, будь то в мире явлений или в мире непознаваемого бытия Бога.
6
Сам вопрос о реальности бытия может встать только в момент отчуждения мира от человека, от его бытия. Это отчуждение осуществляется в умозрении, в момент объективации, т. е. в момент предстояния мира перед рассудком для рассмотрения, анализа и вопрошания. Бытие же Божие, Надмирное и Сверхсущее, принципиально не поддается объективации, и отчуждение его происходит не в человеческом умозрении, а в человеческой душе.
7
Вопрос о реальности бытия логически приложим только к явленной нам Вселенной, поскольку человек полагает познаваемыми ее причинные и структурные закономерности, и абсолютно НЕ приложим к определяемому как сущностно непознаваемому Бытию Божьему. Но противоречие здесь кажущееся. В глубине мир так же непознаваем аналитическим мышлением, как и Бог.
В этой глубине уже не ни причинных, ни структурноэйдетических закономерностей. Для аналитического мышления там нет ничего. И, если бы человеческое сознание было бы только аналитическим, дискретным, т. е. если бы человек обладал мышлением вычислительной машины, то это глубинное бытие так бы и осталось ничем, пустотой. Более того, сама проблема эта перед человеком не стояла бы.
8
Мы обладаем живым, не только дискурсивным сознанием, т. е. обладаем сознанием, связывающим внутреннее бытие человека с внутренним бытием предмета. Последний перестает здесь быть предметом-объектом, отделенным от познающего, но превращается в источник несказанного бытийственного света, а его включенность в причинный поток, и его структура-эйдос становится символами этого неопределимого Божественного Света.
Познание предстает в его забытом значении неизреченной радости слияния познаваемого с познающим. «Адам познал Еву, жену свою» - сказано в Книге Бытия. Именно это познание имеет в виду Св. Иоанн-Богослов, когда говорит: «В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не познал» (I, ю).
ю
В живом погружении в неисследимую глубину бытия предмета, в сердечном и духовном поиске неопределимого источника этого бытия, мы обретаем животворящую связь с безбрежной небесной высотой Божественной сущности.
11
В сверхпредельной глубине вещи мы получаем, через бесконечно малую «точечную» величину ее сущностного центра, мистическую связь со светоносным Бытием Божием.
12
В глубине, освобожденный и от аналитического уровня причинных связей, и от синтетического уровня внутреннего эйдоса (структуры) предмета, в той глубине, где бытие очищается от каких бы то ни было внешних по отношению к себе определений, и, вследствие этого, обретает неопределимость и несказанность, именно здесь мы обретаем точку истечения в мир премудрости Господнего Творческого Света. Света, поддерживающего тварный мир в его структурном и функциональном существовании.
13
Без истечения божественной энергии в мир, его предметность, его явленность нам в качестве объекта или для аналитического исследования, или для структурного (эйдетического) созерцания, без этого непостижимого и сокровенного истечения, повторим мы, мир распался бы, не удержавшись в непрочных скрепах поверхностного бытия. Он растворился бы в море смерти, т. е. в абсолютном небытии. Но эта смерть Мира дана нам лишь как пугающий образ нашего собственного духовного мира.
В действительности, сущность Божественной любви такова, что, поднимаясь бесконечно над всем существующим и одновременно пронизывая его в глубине (см. Св. Дионисий Ареопагит, «О Божьих именах»), она сохраняет в себе все. Мыслимый и переживаемый нами акт катастрофического распадения вселенной, в случае прекращения истечения Божьей энергии, приведет не к бессильному мраку смерти, но к изначальной творческой Сущности Бога-Отца.
14
Таково мистическое, сердечно-нравственное переживание этой сущности, данной в смиренной, но горящей любви к Господу-Творцу, к Сыну Его Христу, и к объемлющему все Духу Святому. Вне этой любви все внутри нас погружается в смертный мрак небытия, весь мир становится страшной ложной маской и видимостью без смысла и без жизни. Вне Боги и любви к Нему происходит внутреннее разложение, умирание космоса.
Сейчас, в высшей точке отчуждения человека от Вселенной, теряя Бога живого мы теряем и Вселенную. В начале пути мы были бессознательно причастны и природе, и животворящей ее софийной Премудрости. Теперь, убивая Бога в себе, мы так же убиваем и жизнь космоса, его дыхание и его свет.
16
Все погружается в океан бессмысленного круговращения материи. Бессмысленного не потому, что мы перестаем усматривать закономерности или структуры. Наоборот, именно это атрибуты выступают здесь на первый план. Нет, бессмысленные потому, что теряется живое предощущение и переживание внутреннего бытия творения как органической, так и неорганической его материи.
17
Происходит постепенное разложение в нашем сознании интуиции жизни в мире. Органическая природа теряет свою наполненность и освещенность жизнью (которая вовсе не есть наблюдаемая нами протоплазма, но сущность и душа), и превращается в тот же бессмысленный, пусть мыслящий и ощущающий, но умирающий изнутри от недостатка животворной Божьей силы, океан двигающейся, ползающей и даже созидающей, но абсолютно неживой материи.
На поверхности и в глубине этого океана могут возникать островки форм, подражающих живому, но тут же теряющих свою оформленность и погружающихся вновь в пучину бескачественного, иллюзорного, не обладающего реальностью, ложного бытия. Вернее, небытия в маске бытия, смерти в маске жизни, куклы в маске живого существа. Такова реальная трагедия сознания, в котором умер источник всякой жизни, в котором умер живой Бог.
18
Существование человека само по себе полагается и ощущается нами как вселенская этическая проблема.
Проблема взаимодействия, взаимоотношения (что и является собственно этической сферой) существа, своим существованием и своей сущностью причастного положительному всеединству тварного космоса, его софийности, но, благодаря своему сознанию, постепенно отчуждаемого от этого единства, итак, повторим, проблемы взаимодействия этого существа, т. е. человека, и самого космоса, которому он, с одной стороны сущностно, глубинно принадлежит, а с другой, в конце концов, выброшен из него и отчужден.
19
Цельность, сплошность, единство и софийность космоса как творения Божия, как бы раскалывается, расщепляется изнутри самим бытием человека. Это расщепление мира, процесс его бесконечной индивидуации и объективации, происходит внутри человеческого сознания как его феномен, но может переживаться и переживается как беда космоса в целом, его болезнь.
Именно это переживание выражено о. С. Булгаковым в «Философии хозяйства»: «... мы находим в мире смещение бытия с его метафизического уровня, что создает болезнь бытия - процесс становления, временности, несогласованности, противоречий, эволюции, хозяйства».
Другими словами - существование человека это драма жизни сознания внутри космоса, и одновременно драма жизни космоса, обретшего сознание. Драма, которая так часто становится трагедией, а, в плане бытия человечества, может трагедией и завершиться.
20
Человек нами рассматривается как носитель сознания в мире. Вся данная нам история человека - не что иное, как проявление, отражение в исторической ткани перипетий этого несения Бытием креста сознания с его двойственностью и дискурсивностью.
21
Даже христианское сознание с его стремлением к всеобъемлющей любви и милосердию с громадным трудом и с непомерным сопротивлением вбирает в себя простую мысль со всеми ее бесконечными следствиями, мысль и глубинную интуицию того, что без человека как носителя сознания, Вселенная есть цельный соборный организм, где вся тварь в своей абсолютной невинности, радостном и всеединым своим бытием славит Господа Вседержителя.
22
Собор и Церковь Христова изначально даны во Вселенной, бытие которой было бы просто невозможно без этого. Да и как вечное по существу своему Тело Христово может существовать в рамках представлений и «прежде» и «потом»? Время поглощается вечностью. Вечность содержит в себе Время во всей его полноте.
В сознании человека, повторим - даже христианина, происходит нечто обратное. Сознание не может выбраться из плена времени, из плена «прежде» и «потом». Даже уже данное в религиозном сознании переживание вечности постоянно замутняется, и даже теряется в наплывах временных представлений.
И это замутнение Образа Вечного мешает человеку выйти к милосердному пониманию того, то и с человеком Софийность и Соборность мира остается нетленной и нетронутой. По словам кн. Е. Н. Трубецкого, «... всеединство в одно и тоже время есть и его нет, но это противоречие касается лишь нашего сознания, которое то обладает всеединством, то теряет его».
23
Своей телесностью, своей микрокосмической сущностью, человек полностью причастен Единству и Софийности мира, Творения Господня. Но сознание его, его сознательное бытие, или, по другой нашей терминологии - его «бытие-мышление», претерпевает длительные перипетии отчуждения, объективации и индивидуации. Именно это переживается человеком как зло.
24
Перед сознанием человека, а это сознание мы рассматриваем как возможный бесконечный сосуд для восприятия истины, стоит двуединая проблема:
а) восприятие имманентной абсолютности и софийности космоса в акте сострадания, любви, всепрощения и милосердия. Это есть уровень имманентного воцерковления человека.
Оно неотделимо от б) восприятия трансцендентного, непознаваемого, абсолютно невыразимого бытия Триединого Бога, в акте мистической любви, в акте трансцендентного откровения и таинства евхаристической связи со Христом.
Это есть трансцендентный и безусловный уровень воцерковления человека. В этой трансцендентной абсолютности, в ее Свете Невечернем и Вечности, тварный мир во всей его цельности, беспредельной множественности своих внутренних проявлений, с его «метафизической упругостью» есть бесконечно малая величина.
25
Тварный мир, космос как творение Господне, есть погруженное в абсолютную вечность Святой Троицы континуальное множество бесконечно малых величин, но множество, которое при этом является элементом самого себя.
Таким образом, и само это множество, как мы уже говорили, есть бесконечно малое, но онтологически цельная величина в безбрежном море светящейся Божественной бытийственности. Последнее, тем самым, абсолютно трансцендентно этому миру, но пронизывает его своей энергией и пребывает в каждой его частице.
26
Первая, имманентная часть двуединой проблемы человеческого сознания, и есть собственно этическая проблема, проблема соборности и Царства Божьего на земле, проблема человека, как существа, несущего крест, но, в конце концов, и высшую радость сознания. Эта этическая проблема связи человека с миром, пронизанным Божьей любовью, без которой мир - ничто.
Обрести Бога, не решив эту часть проблемы, можно, и в истории христианства мы имеем постоянное обращение именно к трансцендентной части, без решения имманентной. Мало того, как часто любовь и мистическая связь с Богом сочеталась в человеке с неспособностью любить, прощать мир и человека.
27
Без сомнения, что осуществление Царства Божия в мире, если на это вообще будет воля Господня, возможно только при рождении в сердце каждого человека того огня милующего, о котором св. о. Исаак Сирин говорит:
«Возгорение сердца о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. ... А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о желающих Ему вред ежечасно, приносить молитву, чтобы сохранились они и бьии помилованы; а так же о естестве пресмыкающихся молиться с великой жалостью, какая без меры возбуждается в сердце до уподобления всем Богу».
28
Только абсолютная, бесконечная и безусловная любовь Христова может восстановить в человеке (а, следовательно, и в мире, стоящим перед человеческим зрением), «положительное Всеединство» (Соловьев), которое дано в Бытии изначально и бесконечно, но не дано изначально в сознании человека.
29
В области философского осмысления мира человеческое мышление должно наконец придти к пределу умозрительной способности, к чистому умозрению, или абсолютному скепсису. Последний, в силу своей абсолютности, теряет здесь отрицающую способность, и, становится основой применения в философском умозрении всеобщего принципа относительности.
Таким образом, все потенциально бесконечное множество бытийственных структур человеческого мышления приобретает вид континуального релятивного ряда, данного нам в чистом умозрении.
30
Обретение целостной картины Вселенной необходимо будет основываться на применении второго основополагающего принципа чистого философского умозрения - принципа дополнительности всех возможных бытийственных структур в человеческом сознании, т. к. никакая из этих бытийственных структур НЕ может быть противоположна Абсолютному единству Божественного бытия, которое заключает в себе все, и все обьемлет своей безусловной любовью.
31
У Л. Шестова есть следующее рассуждение:
«Через абсолютирование истины (в знании) мы релятивируем бытие».
Перефразируя его, мы можем сказать: «через абсолютирование Бытия мы релятивируем истину (в знании)».
32
Необходимо подчеркнуть, что принцип относительности предполагает значимость каждой из возможных моделей бытия, с которой человек обретает познающую связь в акте живой веры (то есть принятие условных аксиоматических границ данной модели).
Человеческое мышление, сознательно или бессознательно ограничивающее себя одной из моделей-точек всего бытийственного континуума, на самом деле ограничивает себя только в познании потенциальной бесконечной множественности Вселенной, но ни в коей мере не в познании трансцендентного и всепронизывающего бытия Божьего, ибо у Бога обителей много, бесконечно много.
В данном случае, познание есть обретение мистической связи с Богом в сокровенной глубине познаваемого, пусть ограниченного определенными или не определенными рамками мира.
33
Выход в трансценденцию возможен в любой точке бытия, обретение же цельного единства Вселенной в умозрении, обретение «цельного знания», к которому стремился В. Соловьев, возможно только при релятивной установке умозрения, и использовании во всей полноте принципа дополнительности онтологических структур.
Такая установка мышления возможна только на той поздней поре цивилизации, когда процесс отчуждения умозрительной способности от той или иной картины бытия приходит к своему пределу.
В этой точке, в силу ее предельности, начинается обратный процесс заполнения абсолютной пустоты умозрения. Последнее обретает возможность восприятия уже безусловно цельной в ее неизмеримо множественности жизни Вселенной, во всей ее полноте и насыщенности.
34
Расщепленность, дискретность мира, его атомизация, или, что то же самое - индивидуация, в этическом модусе переживается человеком как драма. Поиск единства космоса человеком христианского сознания, т. е. сознания прежде всего этического, сознания, ищущего оправдания или осуждения данной нам несовершенной (имперфектной) прерывности Вселенной, этот поиск Единства так же есть процесс драматический, проходящий через и сквозь сердце человека.
Гносеологические и метафизические проблемы переживаются здесь как проблемы этического, страдающего и сострадающего сознания человека.
35
Закон всеобщей индивидуации предстает перед человеком в динамическом и статическом планах. В динамическом плане индивидуация есть процесс (возможно, эволюционный) движения от неорганической материи к органической, и через нее, наконец, к сознанию с его разными уровнями отчуждения, т. е. близости к чистому умозрению, как пределу объективирующей способности сознания.
36
Человек, как носитель сознания, проходит все этапы индивидуации, отчуждения, объективации, начиная с момента, когда он еще не выделяет себя из лона Вселенной, и погружен в процессуальность и пульсацию ее жизни как цельного организма (образование родового, семейного, коллективного, группового сознания и т. д.) вплоть до напряженного момента отчуждения индивидуального человеческого существа от всех внешних по отношению к нему форм бытия.
Это происходит окончательно на поздних этапах развития культур, когда цивилизаторская деятельность человека создает свой последний плод - так называемую вторую машинную природу, отчужденную от человека, предельно им объективированную и подчиненную чисто прагматическим целям даже не выживания, а комфорта, относительного спокойствия и духовного нейтралитета.
37
Бытие человека внутри отчужденной от него «второй природы» приобретает вид подчинения редуцированным формам жизни, которые здесь возводятся в предел жизненной способности человека.
Этот путь насыщен внутренней конфликтностью. Он воспринимается этическим сознанием как драматический и даже трагический процесс отчуждения человека от целостного организма Вселенной. Такова в предельном упрощении функция закона всеобщей индивидуации.
Статические планы этого закона в человеке есть результат осознания мира как иерархческой системы множества соподчиненных элементов, во всем изобилии и бесконечности разнообразия. Эти два плана индивидуации связаны в неразрывный узел, полны взаимопереходов, и в своем пределе совпадают.
38
Индивидуация, как феномен страдающего от нее человека, требует преодоления и выхода к единству Вселенной, выхода, переживаемого этически. Переживаемое этически, сердечным милосердием Единство мира в любви Христовой есть ни что иное как Соборность, или вселенская Церковь, существующая безначально и бесконечно, как данность в мире чудесного сияния всеобъемлющей любви Господней, Тела Его благодатного.
На вершине процесса индивидуации сознание отдельного человека как атома вселенной, содержащего в себе последнюю во всей ее полноте, как микрокосм содержит в себе макрокосм, сознание человека становится единственным сосудом для восприятия всей множественности и прерывности тварного мира, но в его единстве и цельности внутри кафолической церкви, скрепленной Божией Любовью.
Другими словами, ответственность за обретение соборности лежит теперь на каждом человеческом существе.
39
Церковь есть положительное Всеединство твари, о чем не раз говорили русские религиозные философы. Это Всеединство изначально дано в сотворенном мире, как божественная его софийность перед лицом вечности Божией.
Воцерковление человечества есть любвеобильное вбирание софийности мира и Божией благодати в человеческое сознательное бытие, которое есть нераздельная связь его (человека) телесной, духовной и душевной сущности.
40
Тварное бытие несет в себе потенцию сознания, и, следовательно, в пределе, чистого умозрения собственной бытийственности. Эта потенция проходит длительный процесс актуализации, процесс по своей сущности драматический и полный страдания. Драматизм этот скрыт до той поры, когда он, наконец, становится явленной вселенской драмой существования сознания в мире.
Носителем этой драмы становится человек. Именно в человеке осуществляется переход через ту грань, которая отделяет сознание, еще погруженное в безбрежное море бытия Вселенной, еще не вычлененное из него, еще пульсирующее в его глубине, как его малая частица - и сознание, сделавшее первый шаг к самоотделению от целокупности жизни, к обретению самого себя как формы существования, обладающей собственными имманентными законами развертывания.
41
С. Булгаков в «Философии хозяйства» пишет:
«Мир потенциально софиен, актуально же он хаотичен».
Мы полагаем более точным следующее определение: сознательное бытие человека потенциально софийно, актуально же - хаотично, вследствие чего происходит подсознательная экстраполяция хаотичности на мировое бытие.
42
Князь С. Трубецкой, исходя из гипотезы вселенского сознания, пришел к выводу, что:
«в каждом из нас таится, как-будто несколько различных потенциальных личностей».
Эта идея встречается независимо от Трубецкого у многих писателей, например, у Германа Гессе. Соборность Вселенского сознания предполагает бесконечное множество и личностей, и форм сознания, и все актуальное множество вселенных внутри человека. Здесь корень и возможность соборной и абсолютной любви.
43
Когда Л. Шестов говорит о
«страшной власти чистого разума»
или:
«очень редко душе удается проснуться от самоочевидности разума»,
он, на самом деле, говорит о разуме, заполненном объектами, объективированным бытием. Ни о какой чистоте здесь не может быть речи.
Шестов, положивший свою жизнь на борьбу с Умозрением, на самом деле боролся не с умозрением, хотя был уверен в обратном.
Умозрение (то есть «чистый разум») ни в чем не виновато, т. к. в пределе оно абсолютно бескорыстно и метабытийственно. Умозрение в конце концов, служит соборному, вселенскому сознанию.
На самом деле, Шестов боролся с поздней формой имманентной религиозности, с тем, что Ницше называл «идолами разума». Эта поздняя форма идолопоклонства связывает гносеологически ориентированного человека Нового времени с определенным уровнем явленного бытия в жесткой догматико-аксиоматической структуре. Именно с этой структурой, структурой собственного сознания, боролся Шестов, полагая, что борется с эллинским Умозрением.
Умозрение и Откровение, Афины и Иерусалим не могут противостоять, так как направлены на разные уровни бытия. Вечность не может противостоять Времени, так как содержит его в себе. Проблема в человеческом сознании, которое постоянно замутняет в себе представление о безусловной сущности Вечного Бытия.
44
Бытие Божие, из которого все исходит, и которое все животворит, мы можем уподобить, в убеждении о невозможности хоть как-то приблизиться к определению Того, чему нет никакого подобия и определения, мы все же могли бы, следуя за Св. Дионисием Ареопагитом, уподобить Его абсолютному вакууму, который есть абсолютная, предельная, максимальная плотность и насыщенность Бытия. Благодаря процессу разрежения Его, мир и обладает той или иной степенью насыщенности.
Эта абсолютная в своей максимальности плотность Бытия Божьего, апофатически воспринимаемая человеком как пустота, в своей любовной щедрости озаряет чудесным и непознаваемым сверхразумным и мистическим образом все Творение, все тварные существа, структуры и частицы Вселенной необходимой долей Своей сияющей бытийственной сущности.
Пространство Вселенной, таким образом, оказывается сложной бытийственной структурой, в которой плотность Бытия пульсирует в зависимости от даров Божественной сущности, истекания максимальной Ее творческой силы.
Оно оказывается пространством разной степени бытийственной разреженности, пронизанным токами Божественных энергий, в той или иной степени приближенности или удаленности от всепревышающей плотности и благости Господнего Света, который для человеческого ока апофатически предстает как Абсолютная пустота.
45
Духовное умозрение приходит, в конце концов, к полной неопределимости той или иной степени удаленности или близости предмета, к этому сверхнасыщенному Бытию Божьему, ибо при полной и абсолютной безусловности, несказанности и непомерности Его, мы не имеем ни малейшей возможности соизмерить нечто с тем, что не поддается никакому соизмерению.
Лишь в мистическом умозрении, поднимающемся над всякой дискурсией рассудочного сознания, лишь духовными очами нашего глубинного и живого ума, преодолевающего любые соблазны неснятых антиномий и противоположений, прерывной по своей природе аналитической способности нашего рассудка, лишь в этом духовном
устремлении мы можем ощутить несказанным и неопределимым образом пульсацию бытийственных плотностей и Божественных энергий в сотворенном мире.
46
Познаваемая нами сложная иерархическая структура мира снимается, растворяется и поглощается в простоте и бесконечной радости и любви Господа нашего Отца, Сына Его и Духа Святого Благодатного, которые есть Всеблагая любовь, или софийность, пронизывающая мир до самых неисповедимых его границ, и делающая мельчайшую элементарную частицу столь же онтологически значимой, как галактические скопления в безднах Вселенной.
Писано во имя Отца, Сына и Святого Духа во лето Христово 1981