1.3. Становление системы эсперантистской прессы в России (1910-1917 гг.)

В таких условиях в 1910-1914 гг. российские эсперантисты добились значительных успехов на издательском поприще, свободно выпуская учеб­ную, пропагандистскую, переводную и оригинальную литературу и учредив в стране более 20 повременных изданий различных типов. Менее половины от этого количества составляла периодика «эсперантистского типа», которая вместе с уже существовавшими журналами «La Ondo de Esperanto», «Pola Esperantisto» и «Finna Esperantisto» пыталась компенсировать отсутствие у российского эсперанто-движения центрального руководящего органа. Новые издания, как правило, открывались в административных центрах и распро­странялись в соответствующих им территориальных единицах и в меньшей мере в других регионах страны.

Так, в марте 1910 г. в Тифлисе был учреждён двухнедельный журнал «Kadkaza Esperantisto» («Кавказский эсперантист»), который, являясь орга­ном «Кавказского общества эсперанто», предназначался для читателей всего Кавказского края, в связи с чем его статьи печатались, помимо международ­ного, на русском, армянском и грузинском языках. Выпускал его профессио­

нальный издатель, владелец местной типографии Айк Артемьевич Тер- Аствацатрянц. Цензором журнала был врач Андрей Фишер, в чьи обязанно­сти входил просмотр всех выпускавшихся на Кавказе изданий на эсперанто. Считая себя эсперантистом, он также занимался переводом художественной литературы на этот язык^{[192] [193].}

Основное содержание «Kaйkaza Esperantisto» составляли руководящие статьи и отчёты названной эсперантисткой организации, публикации, пропа­гандирующие проект Л. Заменгофа, хроника движения его сторонников, язы­ковой курс и беллетристика - переведённые на международный язык худо­жественные произведения русских, армянских и грузинских авторов. В пер­вый год издания столь специфический печатный орган вызвал интерес мест­ной аудитории; благодаря же переводной литературе, «Kaйkaza Esperantisto» даже приобрёл небольшое количество читателей за границей . Однако в 1911

г. журнал стал терять популярность. В целях экономии средств А. А. Тер - Аствацатрянц был вынужден уменьшить его периодичность, нехарактерно высокую для эсперантской прессы. Но из-за возраставших убытков избежать закрытия «Кайкша Esperantisto» не удалось^[194]. Последний, 27-ой номер вышел в октябре 1911 г.

Вслед за «Кавказским обществом эсперанто» выпускать периодику на­чало и «Ковенское общество эсперантистов». Его первым изданием стали «Бюллетени» - листки на русском языке, выходившие «по мере надобности» с апреля 1911 г. и бесплатно рассылавшиеся всем членам объединения^[195]. Они содержали сведения о деятельности организации и руководящие статьи её правления в лице председателя - управляющего местной казенной палатой А. М. Недошивина и его заместителя - римско-католического священника А. А. Домбровского. Однако быстрое развитие эсперанто-движения в регионе уже скоро потребовало более информативного печатного органа, и осенью 1911 г.

листок был преобразован в ежемесячный журнал под названием «Ковно - эсперанто». Его первый номер вышел в октябре 1911 г. Реорганизация изда­ния стала возможной благодаря стабильному материальному положению «Ковенского общества эсперантистов», значительный доход которому при­носили продажа литературы, организация курсов (с выдачей дипломов) и членские взносы более сотни человек.

Программа «Ковно-эсперанто» предусматривала «подробные сведения о деятельности Ковенского общества эсперантистов», статьи о международ­ном языке, новости об успехах его сторонников, отделы самообучения и бел­летристики; при этом редакция указывала на то, что «вопросы политическо­го, религиозного и националистического характера, а также статьи на со­временные политические или общественные темы» не будут рассматривать­ся в журнале^[196]. Именно поэтому Главное управление по делам печати считало его умеренно-прогрессивным^[197]. В выпуске издания политизированного типа у эсперантского общества, действительно, не было необходимости, поскольку единственными его задачами были пропаганда и распространение междуна­родного языка. Учтя сложившуюся в 1908-1909 гг. ситуацию вокруг журна­листики, руководство «Ковно-эсперанто» решило оградить себя от возмож­ных проблем, с которыми сталкивались редакции общественно-политической периодики - штрафов, конфискации номеров и т.д.^[198] Более того, начавшийся в России в 1910 г. новый общественный подъём и нашумевший судебный про­цесс над А. А. Постниковым заставляли эсперантистов в начале 1910 -х гг. действовать в весьма узких рамках, позиционируя своё движение как сугубо аполитичное и во всём нейтральное.

Придерживаясь такой тактики, ковенские эсперантисты встречали бла­госклонное отношение местной администрации. Так, в 1910 г. губернатор Ковенской губернии П. В. Верёвкин разрешил установить на улицах над по­мещением их общества и над одним из книжных магазинов «эсперантские флаги», а комендант Ковенской крепости генерал-лейтенант В. Н. Григорьев позволил «офицерам местного гарнизона вступать в члены общества (эспе­рантистов. - Д. В.) с согласия непосредственных начальников частей»\

Относительный успех «Ковенского общества эсперантистов» в 1910­1913 гг. позволил редакции «Ковно-эсперанто» задуматься о дальнейшем развитии своего печатного органа. Поскольку в эти годы российское эспе­ранто-движение продолжало ощущать недостаток периодических изданий на международном языке, особенно общероссийских (единственным таковым был журнал «La Ondo de Esperanto»), то в 1913 г. руководством ковенской организации было принято решение увеличить регион распространение «Ковно-эсперанто» до общенационального, а периодичность - до еженедель­ной. Кроме того, этот журнал планировалось сделать популярным и среди за­граничных единомышленников, в связи с чем количество статей на эсперанто в нём было увеличено , а 36-ой номер, вышедший 20 июня 1914 г., был раз­делён редакцией пополам: «Часть русская» и «Часть эсперантская»

(«Esperanta parto») для иностранных читателей. Однако в полной мере реали­зовать задуманное редакция не успела из-за начавшейся Первой мировой войны: этот номер стал последним.

В 1910-1914 гг., кроме Кавказского края и Ковенской губернии, регио­нальная периодика сторонников международного языка также появились в Лифляндской (1910), Саратовской (1910), Петраковской (1913) и Томской (1914) губерниях. Издания в последних двух - «Bulteno de Pola Piotrokova

-5

Societo» («Бюллетень Польского петраковского общества») и «Bulteno de Tomska Societo Esperantista» («Бюллетень Томского общества эсперанти- стов»)⁴ - имели узкую программу и обслуживали лишь членов издававших их организаций. Как «Kadkaza Esperantisto» и «Ковно-эсперанто», эти бюлле- ^{[199] [200] [201] [202] тени являлись своеобразными хроникёрами эсперанто-движения и не предла­гали читателям аналитические статьи о потенциальной роли проекта Л. За- менгофа в настоящем и будущем. В отличие от них, два других издания - рижское и саратовское - занялись разработкой теоретических основ эсперан- тизма, ища обоснования объективной необходимости международного языка и возможности его практического применения в России и в мире в целом}

Важную работу в этом направлении проделал журнал «Riga Stelo» («Рижская звезда»), основанный инженером путей сообщения Владимиром Францовичем Шмурло в конце 1910 г. Его первый, «ноябрьский» номер вы­шел в последних числах декабря, после того, как рижскому губернатору Н. А. Звегинцову удалось найти для него цензора. Просматривать издание на меж­дународном и русском языках согласился младший цензор Рижского комите­та цензуры иностранной коллежский асессор Рейнгольд Карлович Лайвинг^[203].

Согласно утверждённой программе, «Riga Stelo» задумывался как обще­ственно-политический журнал: в нём должны были печататься правительст­венные указы и распоряжения, новости о внутренних и иностранных событи­ях, статьи по вопросам политики, земледелия, юриспруденции, торговли, техники, промышленности, а также касающиеся общественной проблемати- ки^[204]. Однако всё это почти не нашло отражение на его страницах. Большинст­во рубрик рижского издания были посвящены международному языку: «Эс­перанто на практике», «Г азеты и журналы» (об упоминаниях об эсперанто в прессе; обзор эсперантской печати), «Хроника», «Конгрессы», «Общества», «Вопросы языка», «Универсальная эсперанто-ассоциация» и др.

В напечатанной в первом номере программной статье редакция аллего­рически раскрывала задачу «Riga Stelo», заключавшуюся в пропаганде вспо­могательного языка как средства народного просвещения. Рассуждая о целях эсперанто-движения и призывая его активистов обратиться к таким формам деятельности, которые способствовали бы всеобщему благу, редакция, по су­ти, высказывала те же идеи, что и В. В. Битнер в журнале «Espero». Близким было и их понимание смысла термина «эсперантизм». Если у Битнера его значение включало идею братства народов, признание права на существова­ние всех наций и просвещение на основах истинного демократизма, отрица­ние вооружённых столкновений, то в «Riga Stelo» давались следующие опре­деления: «это учение о взаимном уважении в среде людей, принадлежащих к различным национальностям»; «это проповедь духовной войны с обскуран­тизмом и с предрассудками против всего иноземного»; «это сама война с косностью и с людским невежеством»¹. Кроме того, взгляды издателей «Espero» и «Riga Stelo» перекликались ещё и в их согласии с нравственно­этическими идеями Л. Н. Толстого, эсперантские переводы произведений ко­торого были напечатаны в этих журналах: «Верьте себе (Обращение к юно­шеству)» и «Смерть Ивана Ильича» соответственно .

Выполняя важные для эсперанто-движения задачи, орган рижских эспе­рантистов не успел в полной мере реализоваться как всероссийский пропа­гандист международного языка, просуществовав только до июня 1911 г. Все­го появилось пять его выпусков, последние три из которых были сдвоенными номерами. Учитывая нерегулярность выхода журнала, причиной его закры­тия, по всей видимости, стали финансовые проблемы издателя. Однако уже на следующий год на смену «Riga Stelo» пришло подобное ему издание - «Volga Stelo», которое также являлось идейным приемником битнеровского «Espero».

Журнал «Volga Stelo» («Звезда Волги») был учреждён в Саратове от­ставным подполковником Константином Семёновичем Юнаковым в июне 1912 г. и, как его рижский предшественник, стал популяризатором проекта Л. Заменгофа. Большую помощь в его редактировании Юнакову оказал пере- ^{[205] [206] ехавший из Ревеля в Саратов опытный журналист И. Рахамэги, работавший в 1899-1910 гг. в эстонских газетах «Paevaleht», «Virulane», «Meie Elu» и др.[207] [208] [209]}

Л

Имея девиз «Об эсперанто - не-эсперантистам» , «Volga Stelo» обращался к читателям преимущественно на русском языке, статьи же на эсперанто появ­лялись в нём довольно редко. Тем не менее для просмотра его номеров гу­бернатор П. П. Стремоухов нашёл владевшего международным языком цен­зора - непременного члена Саратовского губернского присутствия Бруно Карловича Миллера .

Программа журнала, будучи типичной для изданий «эсперантистского типа», включала статьи об истории и современном положении вспомогатель­ного языка, хронику движения его сторонников, беллетристику, языковой курс, библиографию и т.д.^[210] Однако при схожести программ идейно­теоретическая линия «Volga Stelo» несколько отличала его от пропагандист­ских изданий первого десятилетия XX в., таких как «Esperanto», «Ruslanda Esperantisto» и подобных органов эстонских и финских активистов. В отли­чие от них саратовский журнал взвешенно соотносил возможности примене­ния эсперанто с потребностями современного общества, чем был близок к «Espero». Учитывая же тот факт, что саратовское эсперанто-движение заро­дилось в 1905 г. как секция сторонников международного языка при местном обществе читателей «Вестника знания»^[211], тяготение «Volga Stelo» к эсперант­скому приложению этого научно-популярного журнала выглядит весьма ха­рактерно.

Содержание номеров «Volga Stelo» было довольно разнообразным. Пе­чатая материал справочного характера и интересные для широкого круга чи­тателей, часто актуальные статьи, как, например, «Международность и со­временная жизнь» о роли интернационального языка в глобализационных

процессах, «Эсперанто в рекламе», «Эсперанто в практическом примене­нии», «Эсперанто и эстетика», «Эсперанто и русская школа», «Эсперанто в деревне»¹, редакция быстро обеспечила «Volga Stelo» аудиторией. Уже с осе­ни 1912 г. все номера журнала стали полностью расходились, распространя­ясь среди подписчиков не только в Поволжье, но и по всей России . Посколь­ку целью К. С. Юнакова была популяризация проекта Л. Заменгофа, а не из­влечение прибыли от издательской деятельности, он также прибегал к бес­платной рассылке номеров. Так, в декабре 1912 г. издатель отправил всем врачам Саратова выпуск со статьёй, агитировавшей медицинских работников изучать международный язык и присоединяться к «Российскому эсперант­скому обществу врачей» и «Всемирной эсперантистской врачебной ассоциа­ции», созданной на Четвёртом конгрессе эсперантистов в Дрездене в 1908 г. По свидетельству сотрудника «Volga Stelo», благодаря такому шагу, Юнако- ву удалось вызвать некоторый «интерес к международному языку в местных врачебных кругах»⁴.

Несмотря на то, что журнал ориентировался на людей, мало знакомых с международным языком, эсперантисты также находили в нём полезную для себя информацию: новости о конгрессах, организациях и деятельности их единомышленников, обзор новой литературы и т.д. Кроме того, понимая, что за развитием международного языка следят и его противники, редакция не оставляла без вниманию и эту часть аудитории, обращаясь к ней в полемиче­ских статьях. Готовность отвечать «скептикам и критиками»⁵ и даже враж­дебно настроенным по отношению к эсперанто черносотенцам была присуща «Volga Stelo», чего нельзя сказать, например, о «Ruslanda Esperantisto», кото­рый уклонялся от дискуссий с последними . ^{[212] [213] [214] [215] [216] [217]}

Указывая на то, что проект Л. Заменгофа «есть лишь язык, которым пользуются миллионы лиц всевозможных наций, сословий, состояний, клас­сов, характеров», а не только масоны, анархисты и социалисты, как это каза­лось националистам и консерваторам, редакция саратовского журнала сооб­щала им, что деятельность российских эсперантистов направлена к высоко­патриотической цели - предотвратить приобретение английским, француз­ским или немецким языками статуса международных и тем самым уберечь Россию «от рабства чужих языков»¹. Чтобы убедить в этом противников эс­перанто, у его сторонников в начале 1910-х гг. имелось уже немало аргумен­тов. В это время вспомогательный язык уже использовался в ряде государств Европы в различных сферах общественной и государственной жизни: в тор­говле, журналистике, телеграфии, науке, церковных службах и т.д. Кроме то­го, его преподавание велось во многих странах мира, иногда при поддержке властей, в том числе и в Российской империи. Сведения об этом регулярно появлялись в «Volga Stelo»^{[218] [219]}, как и в других подобных изданиях. Таким обра­зом, зрелось эсперанто-движения, как общемирового, так и отечественного, стала главным аргументом саратовского журнала в пропаганде международ­ного языка.

Успехи в развитии эсперантизма наблюдались в это время и в Саратове. В приложении к «Volga Stelo» за 1913 г. - брошюре «История эсперантского движения в г. Саратове за 25 лет», автором которой был сотрудник этого ор­гана, использовавший псевдоним С. П. Рантов (читается как «Эспэрантов»), рассказывалось об относительном крупном местном сообществе сторонников проекта Л. Заменгофа: на 250 тыс. человек городского населения приходи­лось 500-600 владевших эсперанто. Однако его дальнейшую популяризацию сдерживало негативное отношение к увлечению молодёжи этим языком со стороны администрации средних учебных заведений, которая «не стеснялась прибегать даже к угрозам (вплоть до угрозы исключения) за участие в эспе­рантском движении»^{[220] [221] [222]}. В связи с этим редакция «Volga Stelo» возлагала большие надежды на свой печатный орган как на агитатора и организатора, однако выпускать его длительное время она не смогла.

Закрытие «Volga Stelo» в 1913 г., по всей видимости, было связано с фи­нансовыми проблемами издателя. С января этого года журнал стал выходить без цветной картонной обложки и печататься на тонкой, низкого качества бумаге (на ней же было напечатана брошюра С. П. Рантова), а в июне читате­ли были извещены, что следующий номер появится только в сентябре . В нём же редакция сообщила, что по независящим от неё причинам издание пре-

3

кращается .

Перестав выпускать орган «эсперантистского типа», в 1913 г. саратов­ские активисты приступили к работе над новыми изданиями - альманахами «La Sago» («Стрела»), «Esperanta Almanako» («Эсперантский альманах»), «Nia Steleto» («Наша звёздочка») и «La Radio» («Луч»), основная задача ко­торых состояла в отражении развития российского и мирового эсперантизма. Их издателем был пионер эсперанто -движения и один из его первых предста­вителей в Саратове Георгий Карпович Давыдов. В 1905 г. он собрал в этом городе первую группу эсперантистов, однако в течение двух лет не мог её за­регистрировать. В этот период им были проданы 350 учебников междуна­родного языка, изданы 7000 экземпляров листков и 600 экземпляров откры­ток, дающих о нём общие сведения^[223].

В 1913 г., посчитав, что увеличивавшиеся масштабы распространения эсперанто требуют новых форм его пропаганды, Г. К. Давыдов стал система­тизировать сведения о результатах его практического применения в России и в мире в целом и помещать их в названных альманахах. По сути, в течение двух лет эти издания были своеобразной летописью о «победах» проекта Л. Заменгофа, собранием «доводов» в его пользу. До Первой мировой войны появилось по 1-2 тетради каждого из них, после чего их выпуск прекратился.

Вместе с тем, в 1913-1914 гг. Давыдов начал издавать справочный журнал об эсперантской печати «Библиотечная летучка» («Biblioteka Flugfolio»), двух­месячный бюллетень «Okultismo» об оккультизме, спиритизме, гипнотизме и магнетизме под редакцией А. Омлора и юмористическую газету «La Pulo» («Блоха»)^{[224] [225] [226], которые также закрылись в начале войны.}

Таким образом, восемь выходивших в Саратове в 1912-1914 гг. перио­дических изданий на международном языке или ему посвящённых позволяют считать этот город одним из издательских центров российского эсперанто- движения. Но заслуга К. С. Юнакова, Г. К. Давыдова и помогавших им сара­товских активистов не только в том, что за короткий промежуток времени в провинциальном городе удалось учредить относительно большое количество печатных органов, так или иначе связанных со вспомогательным языком, но главным образом в том, что они, осознав необходимость новых форм его пропаганды, способствовали идейному росту эсперантизма. Собирая данные о передовом опыте «применения языка эсперанто в практической, обычной жизни» , обобщая и осмысливая их, редакции «Volga Stelo», «La Sago», «Esperanta Almanako», «Nia Steleto» и «La Radio» вооружали единомышлен­ников со всей Российской империи разнообразными аргументами, которые могли быть использованы как для привлечения к этому языку новых адептов, так и в дискуссиях с черносотенцами и другими его противниками. Ведь для того, чтобы убедить скептиков в полезности проекта Л. Заменгофа необхо­димо было постоянно указывать им на «всё новые и новые услуги», доступ­ные тем, кто овладел этим средством коммуникации .

Ценность названных пяти изданий как агитаторов была в первую оче­редь в том, что в них международный язык рассматривался как инструмент достижения всевозможных целей, а не как самоцель. Пропагандируя его в та­ком качестве, саратовские эсперантисты не могли ограничиться лишь теори­ей и не перейти к его практическому применению. Следующей ступенью в развитии их печати стала досуговая пресса - бюллетень «Okultismo» и газета «La Pulo», в которой эсперанто был лишь средством распространения разно­образной информации, но уже не предметом теоретизирования.

Первые же специализированные издания на этом языке в Российской империи открылись на рубеже 1900-х и 1910-х гг., ознаменовав окончание периода его пропаганды. К началу второго десятилетия XX в. в стране функ­ционировал ряд деятельных объединений эсперантистов, готовых перейти к использованию проекта Л. Заменгофа в различных сферах общественной жизни, в особенности в научной, культурной и духовной, в связи с чем неко­торые из них предприняли попытки наладить выпуск профессиональной, ли­тературной и философски ориентированной периодики.

Пионерами в этом деле стали эсперантисты-фармацевты - сотрудники польских журналов «Przeglad Farmaceutyczny» («Фармацевтическое обозре­ние»), «Farmaceuta polski» («Польский фармацевт) и «Drogista» («Аптекарь»). В ноябре 1909 г. редактор последних двух, ассистент Варшавского института Болеслав Леопольдович Гладых (B. Gladihh)¹ получил разрешение выпускать в Варшаве ежемесячный журнал «Voco de Farmaciistoj» («Голос фармацев­тов») на эсперанто «с переводом статей по мере надобности на языки: рус­ский, польский, немецкий, французский, английский и итальянский»², который стал органом основанной в Риме «Международной эсперантистской фарма­цевтической ассоциации»³. В его редакционную коллегию вошли четыре фармацевта, в том числе брат автора международного языка - Фабиан Замен- гоф.

Название издания было выбрано по аналогии с выходившим в Львове с 1908 г. транснациональным медицинским журналом «Voco de Kuracistoj» («Голос врачей»), снискавшего популярность среди эсперантистов-врачей. Основное содержание «Voco de Farmaciistoj» составили оригинальные науч- ^{[227] [228] [229] ные статьи по фармации, печатавшиеся, несмотря на заявленные 6 нацио­нальных языков, исключительно на эсперанто. Всего в 1909-1910 гг. вышло не менее трёх его выпусков (пяти номеров).}

В 1912 г. в Варшаве было учреждено ещё одно профессиональное изда­ние на международном языке - медицинский журнал «Kuracisto» («Врач»), появление которого было вызвано закрытием в 1911 г. «Voco de Kuracistoj». Издателем-редактором нового транснационального органа эсперантистов - врачей стал Л. М. Хибчинский, в 1913 г. на этом посту его сменил Х. -В. Ру­бин. Постоянные сотрудники журнала проживали в 20 странах мира (Евра­зия, Северная и Южная Америка, Австралия), многие из них были из Россий­ской империи^{[230] [231]. В «Kuracisto», как и в его львовском предшественнике, печа­тались оригинальные научные статьи и различные сведения о развитии «сою­за» медицины и эсперантизма. В 1912-1914 гг. вышли 11 его тетрадей (19 номеров).}

Кроме профессиональных, в России до Первой мировой войны появи­лись и другие специализированные издания на международном языке. Одним из них был литературный журнал для школьников «La unua lumero de Espe­ranto en Voronejh» («Первый луч эсперанто в Воронеже»), являвшийся при­ложением к «Журналу учащихся» Воронежской 1-ой мужской гимназии. В начала XX в. такая самобытная ученическая периодика, готовившаяся уча­щимися при непосредственном участии педагогов, была весьма важным ком­понентом системы школьного образования, официально признанным Мини­стерством народного просвещения. Её издание представляло собой «управ­ляемый педагогический процесс», направленный «на актуализацию собст­венно культурных интересов учеников, что препятствовало их погружение в политику» . Последнее было особенно важно в годы общественного подъёма.

Ввиду несомненной пользы школьной журналистики, интерес к ней проявили многие средние учебные заведения страны, причём, как столичные, так и провинциальные. Открывавшиеся в них печатные органы могли пред­назначаться не только для их подопечных, но и для более широкой аудито­рии, в связи с чем ученические журналы, альманахи и сборники нередко вы­ходили за пределы выпускавших их школ \ Например, таковым был воро­нежский «Журнал учащихся» , тираж которого, равно как и его приложения на международном языке, составлял 400 экземпляров . Можно с уверенно­стью сказать, что такого количество детей-эсперантистов не было во всей Воронежской губернии; учитывая это, «La unua lumero...» должен был ориен­тироваться и на жителей других регионов империи.

Популярность же эсперанто в 1-ой мужской гимназии была вызвана проходившими здесь курсами этого языка, разрешение на открытие которых в сентябре 1909 г. получил учитель Н. В. Замятин. Благодаря им, в ней была

4

организована эсперантистская группа из нескольких десятков учащихся , си­лами которой велась работа над «La unua lumero...». В его единственном вы­пуске, вышедшим вместе с первым номером основного издания в 1910 г., бы­ли напечатаны маленькие рассказы в переводе гимназистов и «Юмористиче­ские произведения», написанные, как отмечалось в критической статье, «чистым эсперантским стилем и почти безошибочно»⁵, а также опублико­вана фотография Н. В. Замятина с учениками-эсперантистами. В 1911 г. ре-

~ 6

дакция не отказалась от идеи и впредь использовать вспомогательный язык , однако второго номера «Первого луча эсперанто в Воронеже» не последова­ло.

Последним в этом ряду изданий стал журнал «Universala Unuigo» («Все­мирное единение») - «орган человеческого единения во всех формах мысли» (подзаголовок). Его целевой аудиторией были сторонники религиозно- ^{[232] [233] [234] [235] [236] [237] философских движений синкретического типа, таких как толстовство, баха- изм, орден Рамакришны и др. В связи с этим его основное содержание со­ставляли статьи о религии, философии, вегетарианстве, земельном вопросе, опрощении жизни и трудовых колониях, кооперации, свободном воспитании, проблеме всеобщего языка, борьбе за всеобщий мир, гигиене и т.д. Издате- лем-редактором этого журнала был помещик, толстовец Николай Александ­рович Шейерман, проживавший в земледельческом поселении города Любо- тин Харьковский губернии . В 1913 г. им был выпущен и бесплатно распро­странён первый 86-страничный номер «Universala Unuigo», имевший парал­лельный текст на эсперанто, русском и английском языках, а в некоторых случаях и на немецком. В нём приняли участие активисты из России, Австро - Венгрии, Англии, Болгарии, Германии, Голландии, Италии, Франции, Новой Гвинеи, США, Бразилии и др.}

Второй номер вышел в 1914 г. в двух отдельных редакциях - на русском и английском языках. В дополнение к нему было напечатано сокращённое издание на эсперанто, включавшее резюме статей⁴. Причиной такого разде­ления «Universala Unuigo» стало то, что «за небольшим исключением, все чи­татели высказались за издание сборника на национальных языках», таким образом, выступив против проекта Л. Заменгофа, вероятно, вследствие его незнания, поскольку почти все сочувствовавшие идее единения были «со­гласны с необходимостью одного международного языка»⁵. Начавшаяся в июле 1914 г. Первая мировая война не позволила Н. А. Шейерману продол­жить выпуск этого транснационального журнала.

Итак, вся специализированная периодика на эсперанто, издававшаяся в Российской империи в начале 1910-х гг., оказались недолговечной. Этому были две основных причины. Первая заключалась в том, что, хотя в 1910­1914 гг. российское и общемировое эсперанто-движение стало уже достаточ­но зрелым, оно оставалось относительно немногочисленным. Даже если уро­вень развития какой-либо организации эсперантистов, объединившей акти­вистов одной профессиональной или возрастной группы, позволял ей начать выпуск печатного органа на международном языке, то ограниченность целе­вой аудитории такого издания приводила в скором времени к его закрытию. Об этом свидетельствуют и история органа «Международной эсперантист- ской фармацевтической ассоциации» «Voco de Farmaciistoj», и журнала Во­ронежской 1-й мужской гимназии «La unua lumero...», не нашедших доста­точного количества читателей в регионах своего распространения.

Второй причиной прекращения выпуска специализированной периодики на эсперанто были различные ограничение и препятствия, возникшие с нача­лом Первой мировой войны и затормозившие развитие печати в воюющих государствах. Проблемы с поставкой бумаги и транспортировкой прессы, введение строгой военной цензуры и другие факторы привели к закрытию в них ряда газет и журналов различных типов и направлений. Например, в 1914 г. «резкое сокращение числа выпускаемых газет и их объема» наблюдалось во Франции, однако в следующие годы эту тенденцию удалось изменить \ В 1914 г. тяжесть военного времени ощутила и российская журналистика, но в 1915-1916 гг. её положение также несколько улучшилась: в столицах и про­винции возникли более 800 новых изданий, хотя многие из них быстро за­крылись^{[238] [239].}

На общем фоне периодическая печать эсперанто-движения в силу осо­бой специфики на всём протяжении войны пребывала в глубоком кризисе. Вследствие того, что многие эсперантские органы были транснациональны­ми, прочие трудности усугублялись потерей значительного числа читателей из-за с нарушения связей между противостоящими странами. Вынужденное сужение аудитории сделало невозможным дальнейший выпуск специализи­рованных изданий на международном языке. В связи с этим в 1914 г. пере­стали выходить не только российские журналы «Kuracisto» и «Universala Unuigo», но и некоторые иностранные, крупнейшими среди которых были органы католического и протестантского эсперанто-движения: «Espero Katolika» (основан в 1903 г.) и «Dia Regno» («Царство Божье»; основан в 1909 г.) соответственно^{[240] [241].}

Кроме того, в 1914-1915 гг. прекратил существование и ряд трансна­циональных, общенациональных и региональных журналов «эсперантистско- го типа»: «Lingvo Intenacia» (Франция), «Belga Esperantisto» («Бельгийский эсперантист»), «Casopis Ceskych Esperantistu» («Журнал чешских эсперанти­стов»), «Pola Esperantisto», «Ковно-эсперанто», «Kataluna Esperantisto» («Ка­талонский эсперантист») и др. Некоторым же подобным изданиям удалось преодолеть трудности военного времени. В эти годы продолжали выходить «The British Esperantist» («Британский эсперантист»), «Germana Esperantisto» («Немецкий эсперантист») и московский журнал «La Ondo de Esperanto». До Февральской революции последний оставался единственным общенацио­нальным органом российского эсперанто-движения, активность которого в период войны несколько ослабла.

Так, в 1914-1917 гг. состав некоторых организаций сторонников между­народного языка в России значительно сократился, а в западных пригранич­ных регионах империи - в Ковенской губернии и Царстве Польском - боль­шинство таких объединений вовсе исчезло. Однако многие местные общест­ва эсперантистов не потеряли занятых до июля 1914 г. позиций и продолжали функционировать в Киеве, Риге, Вильно, Саратове, Астрахани, Костроме, Благовещенске, Екатеринославле, Нарве, Запорожье-Каменском, Тифлисе, Иркутске, Владивостоке и др. Деятельными были и их московские едино­мышленники, в столице же одновременно действовали три эсперантистских организации: «Петербургское общество эсперантистов», «Espero» и студен­ческий кружок при Технологическом институте.

В середине 1910-х гг. первая из них почти не проявила себя, две других же занимались пропагандистской и издательской деятельностью. Хотя с 1914 г. количество членов «Espero» непрерывно уменьшалось (в начале 1916 г. их осталось 55), это обстоятельство почти не сказалось на работе клуба: его ак­тивисты регулярно проводили собрания, устраивали творческие вечера и чи­тали доклады о международном языке^[242]. В дополнение к их работе функцио­нировавшая при Технологическом институте группа эсперантистов выпуска­ла на средства этого учебного заведения^{[243] [244] гектографированный орган на эспе­ранто, редактировавшийся студентами Р. Цивинским и Б. Дьяконовым. Уч­реждённый в феврале 1914 г. под названием «Bulteno de Centra Imformejo por Tutruslanda Esperantista Studentaro» («Бюллетень Центрального информаци­онного бюро для всероссийского эсперантистского студенчества») в мае это­го года он был переименован в «Bulteno por studentoj esperantistoj» («Бюлле­тень для студентов-эсперантистов»). Это издание бесплатно рассылалось в около 40 высших учебных заведений Санкт-Петербурга, Москвы, Саратова, Томска, Владивостока, Харькова, Одессы, Варшавы, Риги и других городов империи для студентов, владевших международным языком . До мая 1914 г. вышло 4 номера бюллетеня; его пятый номер, ставший последним, появился в марте 1915 г.[245]}

Если в период войны руководство Петроградского военного округа не препятствовало выходу «Bulteno por studentoj esperantistoj», учреждённого до её начала, то появления новой периодики на вспомогательном языке оно не допускало. Вынесенный им летом 1916 г. запрет на открытие в столице лите­ратурной газеты «Verda Radio» стал одним из самых известных цензурных решений, принятых против печати эсперантистов, впоследствии неоднократ­но обсуждавшийся в прессе советского эсперанто-движения.

Дело об её издании началось в июне 1916 г., когда в Петроградский ко­митет по делам печати с соответствующим ходатайством обратился бывший издатель журнала «Riga Stelo» В. Ф. Шмурло. Несмотря на отсутствие в со­ставе этого комитета цензора, владевшего международным языком, оно было удовлетворено, и 5 июля проситель получил свидетельство на право выпуска «Verda Radio». Редактором газеты был назначен бухгалтер Т. А. Щавинский, работавший в это время в Российском обществе Красного креста \ Её про­грамма предусматривала «литературный отдел переводной и оригинальной литературы на языке эсперанто», статьи научного и лингвистического ха­рактера, хронику эсперантистского движения, библиографию, критику, спра­вочный отдел, смесь и др. Издание планировалось выпускать 10-12 раз в год^{[246] [247] [248]}, но ни один его номер так и не появился, поскольку главный начальник Петроградского военного округа генерал-лейтенант С. С. Хабалов «признал это начинание несвоевременным» и приказал отложить его «впредь до окон-

3

чания войны» .

Это решение было продиктовано сложностью цензурирования столь специфического печатного органа в условиях военного времени, когда Пет­роград стал главным центром почтовой цензуры в стране (другими центрами были Москва, Одессе, Тифлис, Иркутск, Владивосток, а также станции Маньчжурия и Пограничная). Такой статус означал, что большая часть меж­дународных почтовых отправлений, шедших в различные города империи и из них, должны были сначала отправляться в столицу, а уже потом адреса­там^[249]. В связи с этим проблема с просмотром «Verda Radio» заключалась не в том, что в этот период в ней отсутствовали цензоры, способные понимать эс­перанто, но в том, что на них была возложена работа с почтовыми отправле­ниями на этом языке, посылавшимися в Россию из-за границы и наоборот. Представление о том, где проходила цензуру такая корреспонденция, дают известные автору 15 открытых писем с отметками военных цензоров^[250] (см. таблицу 1).

Как видно из таблицы, эсперантские международные корреспонденции просматривались, как минимум, в трёх российских городах: Петрограде, Мо­скве и Владивостоке. При этом мнение цензора из последнего не всегда было определяющим, о чём свидетельствует открытка из Кобе, которая сначала была «дозволена цензурою» (штамп «Д. Ц.») во Владивостоке, а затем - ещё раз в Москве (такая практика «двойной» цензуры была вполне распростране­на во время Первой мировой войны). Вместе с этим отправлением штампы цензоров Москвы имеются на восьми открытках. Необходимо обратить вни­мание, что семь из них либо исходили из этого города, либо были в него ад­ресованы, и только в одном случае письмо было специально туда направлено на проверку. В Петрограде же цензуру прошли шесть открыток, причём не имея здесь ни отправителя, ни получателя. Важно и то, что одна из них шла в Москву.

Помимо сведений о городах, именные цензорские штампы с инициалами и личными номерами позволяют получить приблизительную информацию и о количестве цензоров, владевших эсперанто, и даже установить личности двух из них. Так, в почтовом ведомстве в Москве работали не менее 6 таких сотрудников, в том числе Александр Яковлевич Архипов и Христофор Ива­нович Иоаннесов^[251], в Петрограде - не менее 2, а во Владивостоке - 1 или бо­лее.

Несмотря на то, что представленная выборка довольно мала, она тем не менее оказывается вполне репрезентативной и даёт возможность сделать не­сколько наблюдений о цензуре почтовой эсперантской корреспонденции. В частности, отправления, шедшие из российской провинции за границу и на­оборот, просматривались главным образом в Петрограде. Исключения из этого составляли письма из Японии, проверявшиеся во Владивостоке, и письма, направлявшиеся в Москву и из неё, которые цензурировались в этом городе чаще, чем в столице. Следовательно, основная нагрузка по просмотру переписки на международном языке лежала на петроградских военных цен­зорах.

Таким образом, учитывая, что газета «Verda Radio» принесла бы им до­полнительную нагрузку, отрицательное решение руководства Петроградско­го военного округа об её учреждении выглядит оправданным. Ввиду этого говорить о подозрительном или негативном отношении С. С. Хабалова к эс­перантистам нет оснований, поскольку он не последовал примеру особо­уполномоченного по гражданскому управлению Прибалтийским краем гене­рала П. Г. Курлова, вообще запретившего в 1915 г. в подведомственном ему регионе «использовать эсперанто для переписки и печати»^{[252] [253] [254] [255]}.

Как и столичные сторонники международного языка, их московские единомышленники в годы войны продолжили выпускать основанный до её начала орган - «La Ondo de Esperanto». Однако, в отличие от Петрограда, в Москве не существовало запрета на новую эсперантскую периодику, в связи с чем незадолго до Февральской революции там появился ещё один журнал - «Informilo» («Информатор»), «посвящённый поиску путей, нацеленных на осуществление межчеловеческого братства» (подзаголовок).

Разрешение на его издание в ноябре 1916 г. получила последовательница толстовства, выпускница историко-филологического факультета Московских высших женских курсов Вера Николаевна Степанова. Согласно утверждён­ной программе, в нём должны были печататься статьи о религии, философии, опрощении жизни, кооперации, трудовых колониях, вегетарианстве, земель­ном вопросе, воспитании, образовании, гигиене и др.² Предполагалось, что в

-5

1917 г. «Informilo» выйдет 5 раз: в январе, марте, мае, сентябре и ноябре , од­нако единственный номер на эсперанто с «Русским приложением к № 1 жур­нала “Informilo”», датированный январём, был издан с некоторым опоздани­ем. Редакции также собиралась давать приложение на английском языке, в котором, как и в русском, планировалось помещать «полный или сокращён­ный перевод главных статей». Несмотря на эту вынужденную меру, связан­ную с ограниченным распространением проекта Л. Заменгофа, В. Н. Степа­нова подчёркивала «необходимость изучения международного языка для лиц, интересы которых распространяются за пределы их национальности, для лиц, считающих себя гражданам мира»⁴. Таким образом, «Informilo» стал первым московским специализированным изданием на эсперанто.

После его закрытия, причиной которого стали финансовые проблемы В. Н. Степановой, «La Ondo de Esperanto» остался единственным печатным ор­ганом российских эсперантистов, но лишь на короткий срок. Февральская ре­волюции дала новый импульс эсперантской периодике: уже с марта 1917 г. в Петрограде, Москве и других городах страны начали появляться новые жур­налы и газеты, возвещавшие о политической свободе, которую, по их мне­нию, эсперантисты должны были ощутить в новых условиях^{[256] [257]. А. А. Сахаров также с восторгом встретил революционные события, посвятив им сдвоен­ный номер (№ 2-3), состоявший из двух статей: «Падение царского режима в России» и «Революционные дни в России (23 февр. - 3 марта 1917 г.)». Одна­ко из-за начавшегося продовольственного кризиса он не смог долго продол­жать издание: последний выпуск «La Ondo de Esperanto» (№ 4-5) вышел в мае в траурной рамке в связи со смертью Л. Заменгофа. «Так как у нас не бы­ло запаса бумаги для журнала, нам нужно было заплатить за неё по таким ценам, которые совершенно не соответствовали 2-рублёвой стоимости подписки на год, - писал впоследствии Сахаров. - То же самое мы испытали в типографии. Я уже подготовил материал для выпуска 6-7-го номера “La Ondo de Esperanto ”, но его печатание стоило так дорого, что пришлось это отложить до лучших времён»1.}

По той же причине закрывались и новые газеты, журналы и бюллетени, но их скоро сменяли другие. Всего в революционный период 1917-1920 гг. выходило более 25 изданий эсперантистов, в том числе около десяти в сто­лицах. С одной стороны, многие из них заимствовали опыт наиболее попу­лярных предшественников «эсперантистского типа» - «Ruslanda Esperantisto» и «La Ondo de Esperanto», пропагандируя международный язык и сообщая о событиях в российском и иностранном эсперанто-движении, но, с другой, они быстро приобрели черту, нехарактерную для дореволюционной эспе­рантской журналистики - рассматривать идею вспомогательного языка в по­литическом контексте.