П
Всеконечно—имеют; но чтобы выяснить это отношение, надобно из области догматики перейти в область психологии, в область жизни нашей души, нашего внутреннего человека.
Если таинственная невеста Песни песней говорит своему жениху: миро излиянное имя твое (1, 2); если имя матери, отца, друга мы не можем произносить равнодушно; если царь и пророк Давид при одном воспоминании о Боге веселился сердцем, то возможно ли, чтобы душа, любящая Господа, ищущая Его, стремящаяся к Нему, не ощущала благоухания сего духовного мира — сладчайшего имени Господня? Не напрасно же св. Церковь устами своих богодухновенных песнопений именует имя Господне сладчайшим, все- честным, великолепным, достопоклоняемым: ведь оно, это святейшее имя, говорит сердцу нашему о пресладком и всещедром Иисусе, а следовательно, и о всем том, в чем наше вечное блаженство, вечное спасение. Душа наша так устроена, что при каждом имени, какое она слышит, ей как бы представляется уже и духовный образ того, чье имя произнесено, а может ли она не стрепенуться благоговением при имени Божием, если она верует искренно в Бога? Но и независимо от этого столь естественного чувства благоговения мы веруем, что и Господь, призываемый в имени Его, близок к призывающим Его во истине Своею благодатию. Чтобы яснее была наша мысль о сем, обратимся к аналогии, уже принятой Церковию в ея священном предании.Матерь Божия сказала некогда о Своей иконе: с сим образом буди благодать Моя и сила. И несомненно, и Церковию принято, что есть иконы чудотворные. Но никто не называет их Материю Божией. Благодатная сила Матери Божией, или, что то же, сила Божия, Ей данная от Сына Ея и Бога, конечно, неотлучно пребывает в Ней Самой, и чудеса, совершаемые пред такою иконою, суть несомненно проявление силы Божией, присущей сим иконам.
Не доска, не краски чудодействуют, а сия сила Божия по особому благоволению Божию и по вере молящихся пред иконами. Мало сего: главотяжи и убрусцы Павловы, тень Петрова исцеляли больных, по вере соприкасающихся с ни- ми. Очевидно, не тени, не мертвым вещам верующие приписывали силу исцелений, а молитвам св. апостолов. Тем больше оснований сказать, что и имя Божие, понимаемое пе как простой звук, но как некое отображение Существа Божия или, лучше сказать—свойств Его, есть некий, конечно несовершенный, мысленный образ Божий и ему, как бы чудотворной иконе, присуща некая сила Божия как проявление того или другого свойства Божия: в одних случаях—например, в таинствах — благодатная, благодеющая нам по вере нашей, в других, например при заклинаниях над демонами,—правосудно карающая и попаляющая, и в тех и в других—всемогущая. Как в одежде Христовой, к коей прикоснулась кровоточивая жена, была некая «сила», исцелившая ее, так и в мысленном прикосновении нашем ко Христу Спасителю произнесением Его всесвятого имени может проявляться Его сила, Его изволение. Но не все, прикасавшиеся ко Христу, получали исцеления, а только касавшиеся с верою; так и не все, призывающие Его имя, получают просимое, как Он Сам говорит: не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отца Моего Небесного (Мф. 7, 21). Во всяком случае сила Божия, именуемая благодатию, будучи, конечно, проявлением Божией «энергии» — а энергия не сотворена, а, наоборот, сама обладает творческою силою,—тем не менее, никак не может быть совершенно отожествлена с существом Божиим. Ведь и наши действия не суть еще наше существо, а лишь наша жизнедеятельность, лишь проявление наших свойств и состояний. И как человекообразные выражения о Боге: «лице Божие, сердце, ум, десница» и под. не суть Сам Бог, а лишь отражение в нашем ограниченном уме свойств Божиих, притом в образах, по существу Богу не совершенно приличествующих, так и в именах Божиих отражаются, отображаются в нашем сознании, умопредставлении те или другие, но не все вместе свойства Божии, как солнце в зеркале: оно, это отображение солнца, и сияет, и греет, заимствуя свою теплоту и свет от солнца, но не есть само солнце: так и имена не суть Бог Сам по Сущности Своей, ибо они, имена, даже не суть и существа, т. е., как сказано выше, ни материально, ни духовно не существуют, будучи в нашем умопредставлении необходимыми элементами нашего мышления. Сила Божия является в чудесах от святых икон, но когда? Когда восхощет и признает потребным для нас Господь и когда есть вера у молящегося. Аще можеши веровати—вся возможна верующему. По невсрствию вашему не могли вы изгнать беса, говорит Господь Своим апостолам. Не следует забывать, что и при постоянном упражнении в молитве Иисусовой, если это делается самочинно, без должного руководства и отсечения своего смышления и своей воли, бывают искушения от духа прелести, и подвижники гибнут. Следовательно, необходимо еще и глубочайшее смирение.Защитники нового учения в совершении таинств все приписывают имени Божию: нельзя, говорят они, быть уверенным, совершилось ли таинство, если все приписывать вере совершителя или восприем- лющего таинство. Так; но они забывают веру самой Церкви как живого организма любви, как единого тела Христова. Я верую в силу Божией благодати в таинствах потому, что так верует вся Церковь, а я спасаюсь только в Церкви, как ее живой член, как некая, выражаясь научным языком, микроскопическая, но живая клеточка этого великого, Духом Божиим оживляемого организма. Вот почему всякое священнодействие, совершаемое служителем Церкви, законно рукоположенным, для меня действенно и вера моя в его силу непогрешительна. Церковь жива и не может умереть. Если я живу в ней,— я живу ее жизнию. Ее вера—моя вера не только по внутреннему содержанию, по предмету веры, но и по принадлежности этой веры мне. Члены Церкви все живы суть. И на небе все та же Церковь—моя мать, невеста Христова. Вера той, небесной, Церкви для ее членов стала отчасти уже знанием: многое из того, что для нас здесь еще непостижимо, то для них стало уже очевидно; многое, чего я еще не понимаю своим ограниченным умом,— для них стало аксиомой. Правда, и они ограничены в ведении, яко существа сотворенные, но мы, плотию облеченные, многого не можем познать из того, что ясно для бесплотных, и я, как живой член единой во Христе Церкви, моею немощною верою становлюсь причастником этой веры—знания членов Церкви, на небесах сущей.
И я верую во все то, во что верует моя Мать-Церковь, что она выразила в своих вероисповеданиях и символах, что приняла и хранит в предании священном, засвидетельствованном у святых отцев. А какой- либо «догмат», Церковью ясно не выраженный, всею полнотою (плеромою, исполнением) Церкви не воспринятый, не формулированный, я боюсь принимать, пока Церковь сама не выяснит своего к нему отношения.Думать, что таинства совершаются только именем Божиим, его произнесением,— значит мыслить по-латински: латины верят в так называемое opus operatum; раз произнесена известная формула—таинство уже совершено—так сказать, механически. Латинский патер, не желая утомлять себя постом до совершения литургии, пред ее совершением берет хлеб и вино, произносит над ними слова Спасителя и употребляет их, уверенный, что он поста не нарушил, ибо он уже причастился св. Тайн (а по уставу их церкви он может совершать хоть две-три литургии в день). По-нашему же—это кощунство.
Вспомните чудную молитву св. Златоуста пред причащением св. Тайн: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живого... Еще верую, яко сие есть самое пречистое Тело Твое и сия самая честная Кровь Твоя...» Не говорит великий Святитель: «еще верую, яко сие—предлежащее мне — есть Сам Бог Всесовершенный, Богочеловек», а говорит: «сие есть тело Твое, Кровь Твоя» — и только... Но ведь Сам Господь сказал: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем... ядый Мя той жив будет во веки... Значит, в теле и крови Спасителя, в сем животворящем—по виду хлебе и вине— Сам Он — Бог всесовершенный? Вывод несомненный, но по логике защитников нового «догмата» следовало бы сказать прямо, что св. Тайны — Сам Бог. И мы действительно воздаем им боголепное поклонение. Однако же Церковь, веруя так, нигде прямо сей веры не выражает в словесной формуле; как бы всякое слово человеческое почитая недостаточно благоговейным для выражения величайшей тайны любви Божией к нам, грешным, и щадя немощь нашего разумения...
Вспомните несчастного безбожника графа Толстого...Беру еще аналогию или пример.
Что есть крестное знамение?—Это—действие человека рукою в воздухе, изображающее крест Господень. Это — не реальный предмет, ни физический, ни духовный. Это внешнее изображение действием идеи, мысли, учения о нашем спасении страданиями нашего Господа. Это — то же в области действия, что звук, слово в области речи. И вот наше — Церковью усвоенное отношение к сему св. знаку, точнее— знамению: мы веруем, что Іосподь силою честного и животворящего креста Своего, то есть чрез его посредство, творит чудеса и совершает таинства, ибо что есть и всякое таинство, как не чудо Божие?
Чем же является Господень крест и знак, знамение крестное? Конечно—не Богом, а лишь посредством, чрез которое благодать Божия проявляет свою силу. Господь не нуждается в сем посредстве, а нам, нашей немощи, оно необходимо, ибо мы живем в условиях пространства и времени. И видит враг Бога и людей знамение крестное, и вспоминает победу над ним Распятого на кресте, и трепещет, и трясется, по выражению песни церковной, бежит пред лицем креста, пред одним напоминанием о кресте. Бежит аки пес, видя жезл, коим его били. Тут Іосподь дал нам крест яко оружие на диавола. Не движение руки нашей страшит его, а палит его сила Божия, присущая, волею Господа сопровождающая самое напоминание о Распятом на кресте. Так хощет Бог, так и бывает при условии нашей веры. Для верующих несомненно присутствие благодати Божией при совершении с верою крестного знамения. Но можно ли сказать, что крестное знамение есть Сам Бог, в нем действующий? Конечно, где проявляется сила Божия, там и Господь, но одно — вера в присутствие всемогущей силы Божией, другое—обожествление самого действия, движения рукою для крестного знамения. Говорю: движения, ибо без сего движения не будет и крестного знамения. А между тем новые учители утверждают, что самое действие Божие есть Бог. Скажу больше: Церковь даже обращается молитвенно к сей Божией силе: «непостижимая и божественная сила честного и животворящего креста, не остави нас, грешных».— Что есть сия непостижимая сила? Есть ли это особый ангел Божий, ангел креста Христова, как есть ангелы храма, ангелы града, или же непосредственное действие Божия всемогущества, привлекаемое смирением веры верующих,— в том и другом случае обращение нашего верующего сердца восходит к Распятому на кресте Господу Иисусу.
И, тем не менее, мы не отожествляем Его Личности с Его действием, движением, так сказать, Его всемогущества, сего Его неотъемлемого свойства, с Ним Самим. Такое различение Личности от свойства Ее необходимо для нашего правильного мышления. Бог есть всесовершеннейшая Личность, обладающая всеми как ведомыми нам, так и неведомыми свойствами и совершенствами, и только в сем смысле мы можем назвать Его Богом; каждое из Его свойств и совершенств в отдельности в нашем мышлении не есть еще, так сказать, полная Личность, а лишь то или другое свойство этой Личности, хотя по природе своей и неотделимое от Нее, но, в нашем мышлении, как неспособном в один момент созерцать все совершенства Божии во всей их совокупности, по необходимости мыслимое особо. Вот почему, во избежание смешения понятий о Боге как Личности с понятием о каждом Его свойстве в отдельности, Церковь не приняла для сих свойств названия «Бог»^ в то же время называя их «божественными», даже «божескими», т. е. свойственными только Богу единому, но не «Богом». Такое отношение к свойствам Божиим, такое строгое различение в нашем сознании Личности Божией от Ея свойств предостерегает нас от многих заблуждений в богословствовании. Зная, что благодать Божия, действующая в таинствах, проявляющаяся в благодатных состояниях верующих, являющаяся в чудесах при св. иконах, св. мощах, в разных обстоятельствах нашей жизни, есть воздействие Божие на нас, мы, однако же, не называем самого сего воздействия «Богом», а именно — только Божиим воздействием, т. е. не самым Существом Божиим, Личностию Бога, а проявлением свойств Божиих: преимущественно — премудрости, благости и всемогущества Его. Да и нет никакой необходимости называть Божие действие Богом, ибо довольно для верующего сказать, что «так Бог действует», чтобы он понял, Кто виновник действия и что само действие и есть только Его действие, проявление Его свойств, Сам же Он есть и действуяй вся во всех. Само собою разумеется, что всякое «действие Божие» не есть нечто само по себе тварное, действие твари, а напротив, само обладает силою творчества, как проявление Божия всемогущества. Не отделяя «действия» Божия от Бога, мы и не отождествляем его с Богом как Личностию, когда говорим о нем.Я подробно остановился на понятии о благодатной силе Божией в отношении крестного знамения потому, что это понятие ближе других подходит к понятию об Имени Божисм. Дал еси знамение боящимся Тебе, Господи, крест Твой честный, поет Церковь, дал еси оружие на диавола. То же можно сказать и об имени Божием: дал еси знамение— имя Твое, Господи, ибо, призываемое в молитве не как нечто отвлеченное, но как Тебе единому принадлежащее, как необходимый для нашего мышления знак, «знамение», оно так же, как и крестное знамение, страшно врагам Твоим и нашим. Трепещет бо и трясется враг—не звуков сего имени, но Того, Кто именуется им, Кого мы разумеем, произнося сие имя. И все, что выше сказано о крестном знамении, можно относить и к имени Божию. Как крестное знамение мы не называем Богом, дабы свойств Божиих, в Нем проявляемых, не смешивать с Личностию и Существом Божиим, так и имя Божие не называем Богом, дабы не подать повода простецам к неправильным толкованиям и неправославному мудрствованию.
На это дает нам право св. Василий Великий, когда говорит в своем письме к Амфилохию: «Мы утверждаем, что знаем Божие величие, Божию силу, премудрость, благость и промысл, с каким печется о нас Бог, и правосудие Его, но не самую Сущность. Кто утверждает, что не знает Сущности, тот еще не признается, что не знает Бога, потому что понятие о Боге составляется у нас из многого, нами исчисленного. Но говорят,— продолжает вселенский учитель,— «Бог прост, и все, что исчислил ты в Нем, как познаваемое, принадлежит к Сущности». Но это—лжеумствование, в котором тысяча несообразностей,— возражает святитель.— Перечислено нами многое; ужели все это имена одной Сущности?.. Действования многоразличны, но Сущность проста. Мы же утверждаем, что познаем Бога нашего по действиям, но не даем обещания приблизиться к самой Сущности, ибо хотя действования Его и до нас нисходят, однако же Сущность Его остается неприступною».
Из сего видно, что если св. Василий Великий находит возможным познавать только свойства Божии по Его действиям, а не самую Сущность Божию, то тем паче не подобает смешивать в одном имени «Бог» свойств Его и Самой Сущности, Личности Божией. Тем не менее оснований говорить, что имя Божие есть Сам Бог, ибо Бог только и именуется по Своим свойствам, будучи неименуем по Своей Сущности.