5. строение слова
«Строение слова» впервые было опубликовано в сборнике Контекст—1972 (М., 1973. С. 344—375).
Игумен Андроник
Текст подготовлен Н. К. Бонецкой, А. А. Санчесом, П. В. Флоренским. Примечания С. С. Аверинцева (№ 1, 3—5, 8—10, 12, 13, 15—17, 19—21, 23, 26, 31—33), Я. К. Бонецкой (№ 1, 2, 6, 7, 11, 14, 17, 18, 24, 27—29), А. Г. Дунаева (№ 3, 8, 11, 12, 20—22, 25, 30, 33). Примечания С. С. Аверинцева дополнены Н. К. Бонецкой (в угловых скобках) и А. Г. Дунаевым (в квадратных скобках).
1 Автор имел все основания назвать в качестве источника используемой им категории «внутренней формы слова» «лингвистику», иначе говоря, теорию языка, созданную Вильгельмом фон Іумбольдтом и воспринятую гумбольдтианским направлением в языкознании. Дело, однако, осложняется тем, что понятие «внутренней формы» за полтора тысячелетия до Іумбольдта зажило полноправной жизнью в философской традиции (и притом в той, которая была особенно близка П. А. Флоренскому), имея в ней, разумеется, существенно иной объем смысла, нежели в традиции лингвистической. Уже ранний Плотин вначале 50-х годов III в. говорит о «внутреннем эйдосе» (то ev8ov єі5о<; в переводе знаменитого флорентийского неоплатоника XV в. Марсилио Фичино — intrinseca forma), связывая с этими словами представление о структурно-органическом, образно-смысловом принципе творчества (Enneades I, 6 (De pulchro), 3). В этом значении термин был перенят философией Ренессанса (в частности, Дж.
Бруно, оттенившим в эпитете «внутренняя» дополнительный смысл пантеистической имманентности). Для всей этой традиции «внутренняя форма» есть нечто живое, пульси- рующе-жизненное, органическое и притом активное (не «формированная форма» — «forma formata», но «формирующая форма» — «forma formans»); именно в сопровождении таких своих смысловых обертонов разбираемое понятие оказалось чрезвычайно важно для мысли Гёте. Не приходится сомневаться в том, что философская история (с лингвистической точки зрения—предыстория) термина была отлично известна Флоренскому и заметно повлияла на его словоупотребление, определив разницу между последним и рабочим словоупотреблением лингвистики. В самом деле, если гумбольдтовское понятие «внутренней формы» достаточно широко и неоднозначно—ср. его анализ у Г. Г. Шпета: «Внутренняя форма слова (этюды и вариации на темы Іумбольдта)». Москва, 1927, особенно с. 52 и сл.,— оно все-таки ближе именно к тому, что для Флоренского попадает в категорию «внешней формы»: к исходной инвариантной и общезначимой смысло-образной структуре слова. Вот один из примеров Іумбольдта: если слон обозначается в санскрите как «дважды-пьющий», как «двузубый» и как «наделенный-одной-ру- кой», то все эти слова имеют в виду одну и ту же биологическую реальность, один и тот же предмет, и одно и то же «материальное» содержание; но различны у них не только «звуковые формы», а также и «внутренние формы» — в одном случае «понятие» двузубости, в другом «понятие» однорукости и т. д. Очевидно, что так понятая «внутрен- няя форма» есть достояние никак не индивидуального, но общенародного пользования языком. Однако для Флоренского эпитет «внутренняя», по-видимому, имел столь явственные смысловые оттенки «интим- но-личностного», «трепетно-жизненного», «неповторимо исторического», что он не мог не осуществить некоторого возвращения к плотиновской его интерпретации.<Если же иметь в виду русскую традицию, то, по собственному его свидетельству, Флоренский шел от А. А. Потебни (см.
«Антиномию языка»), к которому относился с глубоким почтением. Флоренский свидетельствовал о влиянии на филологов «личности» этого профессора в наиблагороднейшем смысле слова, этого воспитателя, вдохновителя и окрылителя всех, сталкивавшихся с ним на жизненном пути, этого родоначальника целой школы, целого ученого выводка, этого подвижника, аскезом научной деятельности угасившего страсти и поднявшегося над субъективизмом обособленной души, этого редкого носителя педагогического эроса, чрез который он мог зачинать в душах, этого, наконец, святого от науки,—если позволит читатель употребить не совсем привычное словосочетание» (Флоренский 77. А. Новая книга по русской грамматике//Богословский вестник. 1909. № 5. С. 2; См. также: Наст, издание. Т. 2. М., 1996. С. 683). Не случайно филологический раздел труда «У водоразделов мысли» Флоренский назвал «Мысль и язык» — заглавие это совпадает с названием главного труда Потебни. Флоренский пользуется категорией «внутренней формы» слова, центральной для филологии Потебни, но вкладывает в данное понятие несколько иной смысл. Для Потебни внутренняя форма совпадает с основным этимологическим значением слова (окно—око) и имеет устойчивый, объективный характер. По Флоренскому же, внутренняя форма, «семема» слова принципиально изменчива, ибо всякий раз заново творится личностью говорящего. В терминах Ф. де Соссюра «внутренняя форма» Потебни принадлежит «языку», тогда как «семема» Флоренского — «речи».) — 213. 2< По-видимому, «голубель»—неологизм С. Есенина. В 1916 г. он подготовил к печати стихотворный сборник «Голубень». Имеется и стихотворение «Іолубель», датируемое 18 января 1917 г.—днем передачи поэтом рукописи в петроградский «Ежемесячный журнал».)—214. 3
Термины «фонема», «морфема» и «семема» употребляются у Флоренского в значениях, отличных от терминологического обихода современной лингвистики (в котором все три слова обозначают неразложимые «атомы» речи в ее звуковом, грамматическом и смысловом аспектах). Для Флоренского, как и для Шпета («Эстетические фрагменты», И.
Пг., 1923) или для А. Ф. Лосева («Философия имени». М., 1927), «фонема»—это целостный звуковой облик слова (по дефиниции Лосева— «определенная совокупность <...) членораздельных звуков, произносимых человеческим голосом, определенная объединенность их в цельные и законченные группы». См.: «Философия имени». С. 33); соответственно употребляются и оба других термина.[Ср. также: Прот. С. Булгаков. Философия имени. Париж: Имка- пресс, 1953. С. 27, 177.]—215. 4
Автор разнимает слово на его составные части, допытываясь от него его подноготной, восстанавливая его стершийся, изначальный смысл (примерно так, как это в более позднюю эпоху делает со словами своего языка М. Хайдеггер). Конечно, «изначальный смысл» рекомендуется понимать не чересчур буквально—и для русского и для немецкого мыслителя искомым является отнюдь не временная, не историческая, не генетическая, но смысловая «изначальность» слова: такое начало, которого, если угодно, никогда не было, но которое всегда есть, есть как «первоначало», как principium («принцип»). Этот же тип отношения к слову можно встретить у некоторых поэтов XX в.: и для них «изначальность» есть никоим образом не прошлое, но скорее будущее (исток как цель). Все это необходимо помнить при подходе Флоренского к этимологизированию. Впрочем, русское слово «пред-мет» чисто исторически есть, как известно, словообразовательная калька позднела- тинского схоластического термина ob-jectum (objectum oculo—«прсд- брошенное оку», т. е. извне предлежащее, «кинутое на потребу» созерцанию, как иное ему). В немецком языке с XVII в. укореняется применяющееся до сих пор соответствие objectum—Gegen-stand (буквально «противо-стоящее», ср. у Флоренского: «ставится предметно»); однако еще Г. Е. Лессинг пользовался более старой калькой Gegen-vurf, сохраняющей образ «метания».—215. 5
Слова срорцг} не существует (оно сконструировано Флоренским с чисто иллюстративными целями, для демонстрации тождества дорфТ) и forma; однако forma, вероятно, само есть продукт метатезы, так что порядок звуков в греч.
цорфТ|—первоначальный).—215. 6<Потебня А. А. Мысль и язык. Глава «Слово как средство апперцепции». См.: Потебня А. А. Слово и миф. С. 123—124.) — 217. 7
<На полях оригинала помета: 1922. IX. 25.)—217. 8
С точки зрения современной лингвистики здесь можно отметить ряд неточностей. Во-первых, церковнослав. бріза не более «первоначально», чем рус. береза, поскольку то и другое непосредственно восходят к корню *berz-. Во-вторых, -з- (соответственно *z) не может быть названо «суффиксом», ибо оно уже в общеславянском языке заведомо входило в состав корня; более того, и в неславянских языках название березы содержит согласный, отвечающий слав. *z, например, санскр. bhuija3, лит. berzas, древневерхненем. birihha и др. (индоевроп. корень *bherag-). При этом, однако, наименование этого дерева до сих пор обычно - связывают с корнем, имеющим значение «сиять, светиться» — санскр. bhrajate (индоевроп. *bhreg), чему родственно также рус. брезжить (общеслав. *brezg-), хотя высказывалось и предположение о неиндоевропейском генезисе слова «береза». За всю лингвистическую информацию, использованную здесь и ниже, мы обязаны помощи А. А. Зализняка. [О новейшей этимологии слова «береза» см.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I. М., 19862 фототип. С. 154; Этимологический словарь славянских языков. Вып. I. М., 1974. С. 201—203; Гамкрелидзе Т. ВИванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Ч. 2. Тбилиси, 1984. С. 619—621 (здесь приводятся, наряду с другими, следующие сведения: «'Белизна', 'блестящий цвет* коры березы послужили, по-видимому, основанием в древних представлениях для употребления 'березы' в качестве символа ритуальной 'чистоты' и 'невинности'. В частности, в фольклоре балтийских народов сохранились устойчивые словоупотребления, при которых слово 'береза' выступает в значении 'чистоты', 'невинности', ср., например, латыш, brute vet bfrza gala (вар. bfrzgala) 'жених еще (у) вершины березы* (о юных, невинных девушках и юношах)», с. 620).
Андреев Н. Д. Раннеин- доевропейский праязык. Л., 1986. С. 136—137.] Следует, впрочем, уже сейчас уяснить себе, как относился сам П. А. Флоренский к своим этимологическим раздумьям, чрезвычайно характерным уже для его раннего творчества («Столп и утверждение Истины». М., 1914. Примеч. 773. С. 785—786). Ср. экскурсы о словесном выражении понятий «истина», «вера», «память», «сердце» и о синонимическом ряде epav—Так: этимология «маловероятна», и все же «можно сказать», для этого достаточно, чтобы имеющее быть сказанным провоцировало акт интуитивного усмотрения. Настоящее содержание мысли Флоренского, по его собственному слову, «показуется, но не доказуется» (Там же. С. 8). Этимология здесь—только «символ», почти метафора, почти декорация при акте «показания» усмотренного. Разумеется, это художническое, игровое отношение к «аргументам» (которые, согласно вышесказанному, как раз не суть аргументы) ставит эту глубокомысленную и плодотворную философию языка в весьма косвенные отношения к языкознанию. Но подчеркнем: «косвенные отношения» отнюдь не значит «никакие отношения». От «духовности» нашей «духовной культуры» очень мало осталось бы, если бы из нее была изъята вся система косвенных, необязательных и постольку свободных отношений между размежеванными «доменами». Свобода эта таит в себе опасность недолжного переступання границ, что само по себе не может быть против нее аргументом (как пресловутые недоразумения с шеллинговской натурфилософией и гегелевской философией истории отлично объясняют, но отнюдь не оправдывают принципиальную нетерпимость к такому типу работы ума, который попросту требует не слишком буквального понимания и при таком условии служит бесценным стимулятором и для «собственно науки»).—217. 9
Дриада, гамадриада — в греческой мифологии нимфа, одушевляющая дерево и в своей жизни зависимая от жизни дерева (последнее и выражается по преимуществу словом «гамадриада»).—218. 10
Если непосредственно отнести эти рассуждения к тому уровню реальности, с которым только и может иметь дело лингвистика, они могут вызвать недоуменный вопрос: разве не известно, что люди в большинстве своем не лингвисты и с течением тысячелетий перестают реально помнить о предыстории употребляемого ими корня? Но, разумеется, важное для Флоренского представление о том, что родовая память человечества (реализующая себя, между прочим, и в языке удерживает хотя бы смутно, бессознательно, «неответчиво», но реально все, что раз в нее вошло, представление это (присущее из мыслителей XX в. также К. Г. Юнгу) не может быть ни доказано, ни опровергнуто. Очень многое в художественном и поэтическом творчестве нашего столетия основано на убеждении, что это все же в некотором смысле действительно так.— 218. 11
<См.: Потебня А. А. Мысль и язык. Глава «Язык чувства и язык мысли». Указ. изд. С. 98, 169.) [Ср.: Булгаков С. Н. Философия имени, прим. 48 на с. 240.]—219. 12 Каббала (букв, «предание»)—родовое имя для мистических учений иудаизма, в центре которых стоит взгляд на текст Библии как на подвижный космос символических смыслов. В узком смысле термин этот обычно прилагается лишь к средневековой еврейской мистике (кульминация которой—Книга Зогар (Книга Блеска), написанная в Кастилии после 1275 г.). [О каббале см.: Franck A. La kabbale ou la philosophie religieuse des Hebreux. Paris, 1843 1 (рус. пер.: Соколов H. П. Каббала, или религиозная философия евреев // Православный собеседник, 1870, т. 2, август. С. 299—329; т. 3, сентябрь. С. 46—70; октябрь. С. 116—135; 1872, т. 1, февраль. С. 204—228; 1873, т. 1, апрель. С. 483—535). Статья В. С. Соловьева в Словаре Брокгауза—Ефрона. Іинцбург Д. Г. Каббала, мистическая философия евреев / Пред. В. С. Соловьева//Вопросы философии и психологии. М., 1896, кн. 3 (33). С. 277—301; Трубич Э. Очерки каббалы. СПб., 1886; Булгаков С. Н. Свет невечерний. М., 1917. С. 134—137 и указатель, с. 420; Литература на иностранных языках//Там же. Ср. примеч. 462 к «Столпу...», с. 731.] Для Флоренского термин «каббала» объемлет и гораздо более ранние навыки символической экзегезы, которые описаны применительно к иудейским богоискателям Египта еще Филоном Александрийским (Филоном Иудеем, ок. 30 до н. э.— ок. 42 н. э.). «Толкование Священного Писания происходит путем раскрытия тайного смысла, скрытого в иносказаниях. Весь закон кажется этим людям подобным живому существу, тело закона—словесные предписания, душа же—заключенный в словах невидимый смысл. В нем разумная душа сначала лучше видит особые свойства. Она узрела необычайную красоту мыслей, отраженную в наименованиях, словно в зеркале, обнаружила и раскрыла символы, извлекла на свет и открыла помыслы для тех, кто способен по незначительному намеку увидеть в очевидном скрытое» (Тексты Кумрана. Вып. 1/Пер. с древнееврейского и арамейского; введение и комментарий И. Д. Амусина. М., 1971. Приложение. С. 383. Phil, de vita contempl., 78). «Всем иудейским мистикам и каббалистам, от группы тех терапевтов, чьих учителей описал Филон Александрийский, и до позднейших хасидов, в равной мере свойственно мистическое понимание Торы. Тора являет собою для них живой организм <...) Она есть не только исторический закон избранного народа, хотя и это тоже,—она есть скорее космический закон всех миров, возникший из божественной мудрости. Каждая конфигурация ее букв, имеет ли она смысл внутри человеческих языков или нет, есть символ одной из потенций бога, действующих в универсуме» (Scholem G. Die judische Mystik in ihrer Hauptstromungen. Zurich, 1957, S. 15). [О Филоне Александрийском см., напр.: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Поздний эллинизм. М., 1980. С. 82—128, особенно об аллегоризме: с. 106—128. Библиография: с. 737—739.]
Аллегорический метод интерпретации сакрального текста как мно- госмысленного был воспринят александрийской школой христианского богословия и отстаивался ею в III—V вв. против историзма и буквализма антиохийской школы. Основателем и главным представителем александрийской школы был Ориген (ум. в 253 г.), который и различил со всей четкостью три смысла текста: телесный (буквальный, историческо- грамматический), душевный (моральный) и духовный (аллегорическо- мистический). [«У Соломона в Притчах мы находим такое предписание относительно божественных догматов, записанных (в священных книгах): «ты же напиши я себе трижды, на совет <...) и разум, <...) на ответы словесем истинным предлагаемым тебе» (Притч. 22, 21). Следовательно, мысли священных книг должно записывать в своей душе трояким образом <...). Ибо как человек состоит из тела, души и духа, точно так же и Писание, данное Богом для спасения людей, (состоит из тела, души и духа). Orig. De princ. IV, 11. sq. Рус. пер.: Творения Оригена, учителя александрийского... Изд. Каз. Дух. Акад. Вып. I. О началах. Казань, 1899, с. 326—327 и сл.] Хотя Ориген был осужден в 543 г. как еретик, его герменевтика решающим образом повлияла на всю традицию патриотического и средневекового христианского платонизма (в частности, на Григория Нисского, Псевдо-Дионисия Ареопаги- та, Максима Исповедника и др.). Схоласты зрелого средневековья превратили оригеновскую триаду в четверицу, различив рассудочно-аллегорический и собственно «духовный» или «анагогический» («возводящий» душу ввысь) смыслы как два различные уровня (это различение до некоторой степени предваряло романтическую теорию символа в его отличии от аллегории). Об этих уровнях см. основополагающие работы: Lubac Н. de. Exegese medievale. Les «sens» de TEcriture. P. 1—2 (t. 1—4). P., 1959—1962; Margerie B. de. Introduction a Phistoire de Гexegese. Vol. 1—4. P., 1980—1990. Сюда же восходит и литературная программа Данте Алигьери (учение о иерархии четырех смыслов в «Пире»).—220. 13
К пониманию особого, эмфатического смысла, который вкладывался мыслителями поколения и типа Флоренского в слово koyo<; (и в антитезу логоса и рацио), см.: Эри В. Ф. Борьба за логос. М., 1911, особ. с. 72—119 (статья «Нечто о логосе, русской философии и научности»). «По следам Эрна» термином «логизм» пользуется и Флоренский (ср. «Столп...», с. 126 к ней примеч. 178 на с. 682).—220. 14
<На полях помета: 1922.IX.26.)—221. 15
Руссело Жан Пьер (1846—1924)—создатель экспериментальной фонетики как особой лингвистической дисциплины. Главные труды: «Основы экспериментальной фонетики» (1897—1908); «Краткий курс французского произношения» (1903). По большей части работал с приборами, регистрирующими артикуляторное движение при речевой фонации (гортанный прибор Руссело, амбушюр, или «записывающее ухо», и ампула Руссело и т. п.). Исследования Руссело были широко известны в русских филологических кругах первой трети XX в. (В этом и двух последующих примечаниях использован материал, любезно предоставленный Т. М. Николаевой.)—221.
545
18 1821 16
Верден Шарль—известный инженер-механик конца XIX — начала XX в., сконструировавший ряд оригинальных приборов для регистрации звучащей речи и фонационных движений. Приборы Вердена долгое время считались лучшими. Среди них наиболее известны: кимограф (симограф) Вердена, спирометр Вердена, пневмограф Вердена. Верденом были выполнены звукорегисгрирующие приборы по заказу лаборатории экспериментальной фонетики Казанского университета. См. также: Богородицкий В. А. Фонетика русского языка в свете экспериментальных данных. Казань, 1930.—221. 17
Богородицкий Василий Алексеевич (1857—1941)—советский языковед, ученик И. А. Бодуэна де Куртенэ, один из представителей казанской лингвистической школы. В 80-х годах прошлого века создал при Казанском университете первую в России экспериментально-фонетическую лабораторию.
<Слово «кипяток» проанализировано В. А. Богородицким с помощью разработанного им экспериментально-фонетического метода в работе «Экспериментально-фонетическое изучение природы русского ударения». Казань, 1905. С. 8—9.)—-221. 18
<Данная строфа относится к третьей редакции стихотворения.)— 223. 19
Здесь справедливо то, что санскр. kupyati, нем. hupfen (англ. hop и т. н.) фонетически могут соответствовать славянским словам вроде кыпЬти, хотя некоторые этимологи относятся к такой возможности с сомнением. Что касается греч. слов с бэтой, то они прямо соответствовать указанной группе слов (с конечным «р»), как считается ныне, не могут (ср., однако, новейшее, 18-е, переработанное издание словаря: Kluge F. Etymologisches Worterbuch der deutschen Sprache. Bearb. v. W. Mitzka. Berlin, 1960. S. 321. Существует возможность различных наращений при общем индоевр. корне keu-). «Купа», вероятнее всего, тоже не может быть названа в этом ряду (она соотносится с лит. kaupas, др.-перс. kaufa, др.-верх. нем. houf—«куча», «гора»). Что касается слова «купол», то оно представляет собой не автохтонное развитие слав, корня, но заимствование из лат. языка (cupula или cuppula от сира—«бочка»).—224. 20
Трулльский церковный собор происходил в Константинополе в 692 г. и получил название от имени одного из залов императорского дворца (Трулло), где происходили его заседания. Этот собор занимался исключительно церковно-дисциплинарными вопросами; он имеет ранг вселенского, однако не имеет своего порядкового номера в ряду вселенских соборов, поскольку на нем не было вынесено догматических определений (т. н. Пятошестой собор—как дополнение к Пятому собору 553 г. и Шестому собору 680—681 гг.). Определения Трулльского собора обязательны для всех православных церквей (на католическом Западе они не были приняты); поэтому его документы очень рано были переведены на церковнославянский язык. [1]эсч. текст см.: Mansi. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio. T. 11. Paris; Leipzig, 1901. Пер.: Деяния вселенских соборов... Т. 6. Казань, 19083. С. 287. Отец Павел использует здесь: Срезневский И. И. Материалы для Словаря древнерусского языка. Т. 2. СПб., 1895. Стлб. 344.]—224. 21
Эта заметка к слову кияро<; взята из лексикона позднеантичного лексикографа Іесихия. [См.: Hesychius Alexandrinus. Lexicon. Cur. M. Schmidt. Jenae, 1867, col. 941. Cf. col. 931: vide к6|кх;, киРтітіСш et alia huius radicis verba.]—224. 22 [См.: Prellwitz W. Etymologisches Worterbuch der Gricchischen Sprache... Gott., 1892. S. 168—169. Почти все вышеприведенные примеры—по Прелльвицу.]—224. 23
Фалес Милетский (ок. 625—ок. 547 до н. э.)—родоначальник античной и вообще европейской философии. Возводя все сущее к материальному первоначалу (воде), Фалес одновременно мыслил само это первоначало живым, одушевленным и постольку «божественным» (т. н. гилозоизм). Этот подход к миру был особенно близок раннему Флоренскому, искавшему одухотворения природы в народном мироощущении. «Вся природа одушевлена, вся—жива в целом и в частях. Все связано тайными узами между собою, все дышит вместе друг с другом. Враждебные и благотворные воздействия идут со всех сторон. Ничто не бездейственно: но, однако, все действия и взаимодействия вещей—существ—душ имеют в основе род телепатии, извнутри действующее, симпатическое сродство. Энергии вещей втекают в другие вещи, и каждая живет во всех, и все—в каждой. Послушайте, как крестьянин разговаривает со скотиною, с деревом, с вещью, со всею природою: он ласкает, просит, умоляет, ругает, проклинает, беседует с нею, возмущается ею <...) Каждая вещь порою делается более, нежели она есть, грубо эмпирически. От всего ждешь диковин. И ничего нельзя закрепить, утвердить окончательно. Мир этот есть всегда текущее, всегда бывающее, всегда дрожащее полубытие» («Общечеловеческие корни идеализма». Сергиев Посад, 1909. С. 12—14). О философско-эстетическом смысле процитированных изречений Фалсса см. также: Лосев А. Ф. История античной эстетики (ранняя классика). М., 1963. С. 339—344 и особенно с. 342.—226. 24
<На полях помета: 1922.IX.28.)—226. 25
[Здесь и ниже о. Павел использует: Срезневский И. И. Указ. соч. Т. 1. СПб., 1893. Стлб. 1418. Новейшую этимологию слова «кипеть» см.: Этимологический словарь славянских языков. Вып. 13. М., 1987. С. 264—265. ]—226. 26
Т. н. Вульгата (латинский перевод Библии обоих Заветов, выполненный в конце IV в. Софронием Евсевием Иероиимом, или Иерони- мом Блаженным, и принятый к употреблению в католической церкви) передает это слово как «saliens» (скачущий).—226. 27
<Втор. 31, 20; ср.: Исх. 3, 8.)—227. 28
(Подобное выражение в известных комментатору богослужебных текстах не обнаружено.)—227. 29
(Так в тексте.) —227. 30
[«Борис Іодунов», сцена в келье (рассказ Іригория о своем пророческом сне).]—228. 31
Ср.: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. II. 2-е изд. СПб.; М., 1881. С. 110.—228. 32
«Руслан и Людмила», начало песни пятой.—229. 33
Каламбур основан на имени Іотфрида Бульонского (Бульона), одного из героев поэмы Т. Тассо «Освобожденный Иерусалим», которую переводил С. Е. Раич (Амфитеатров) (1792—1855). [Справедливости ради надо сказать, что у Раича «вскипел Бульон, течет во Храм» нет. См. об этом в предисловии к кн.: Тассо Т. Освобожденный Иерусалим/Пер. Ореста Іоловнина (Романа Брандта). Т. 1. М., 1912.]—229.
Еще по теме 5. строение слова:
- СЛОВАРЬ
- ПОСТРОЕНИЕ ОБЯЗАТЕЛЬНОГО КУРСА ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА В СРЕДНЕЙ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ШКОЛЕ
- Глава девятая О НЕСОВЕРШЕНСТВЕ СЛОВ 1.
- Глава десятая О ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИИ СЛОВАМИ
- 5. СТРОЕНИЕ СЛОВА
- 6. МАГИЧНОСТЬ СЛОВА
- 5. строение слова
- О переводе Словаря Лапланша и Понталиса
- КРАТКИЙ СЛОВАРЬ СПЕЦИАЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ
- ПРИЛОЖЕНИЕ 2 А.Смирнов Словарь средневековой арабской философской лексики От составителя
- Словарь терминов
- СУДЬБЫ СЛОВ
- Отступление 1. Слова науки и техники
- § 114. Слово и знак ntr "бог"
- СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ И ПОНЯТИЙ
- Приложение б 3000 НАИБОЛЕЕ УПОТРЕБИТЕЛЬНЫХ СЛОВ И СЛОВОСОЧЕТАНИЙИЗ ОБЛАСТИ ОБРАЗОВАНИЯ И ОБУЧЕНИЯ(англо-русский вариант)
- ОСНОВНЫЕ ТИПЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ
- Приложение В КРАТКИЙ СЛОВАРЬ МАТЕМАТИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ
- а). Словарно-дефиниционная метафункция