6
Личность, как мы уже условились ее понимать, есть нечто, в чем необходимо усматривать трансцендентное миру «я». И для того, чтобы сделалась возможной личность в человеке, он должен опереть свое бытие на трансцендентное верховное «я» (единственно возможное). Но как мы уже видели, та же идея трансцендентного «я» заслонила собою индивидуальную душу, а потому оказалась помехой для признания человеком в себе индивидуальной самости.
Другой существенной предпосылкой личностного бытия являлось непосредственное слышание слова в законе. Закон был, как выше указывалось, личным откровением бога. Абсолютность закона — признак божественности слова, в нем заключенного. Слово же есть неотъемлемый момент личности: можно было бы определить личность как то, что обладает своим словом, что посылает рождающееся в нем слово, как призыв или отклик — вовне, в мир, к другим «я».
Закон был явлением, так сказать, выковывавшим личность, — но не только тем, что оформлял ее обнаружение, не только тем, что сближал ее с абсолютной личной волей законодате- ля, но еще и тем, что переносил душу человеческую в область, где царит свобода. Личности нет вне свободы. Закон несет с собою свободу, поскольку он есть слово, так как слово есть свобода, требует и обеспечивает свободу.
Однако в законе же заключено и начало, отрицающее свободу. Совершенно очевидно, что свобода личных волеутвер- ждений человека в случае полной отданности его закону отсекается, и та атмосфера свободы, которою обеспечивается раскрытие творческих возможностей человека, образоваться не может. Закон как слово божие есть условие свободы, но закон как гетерономное веление исключает свободу. Не нормативностью своей, а сковывающей самое норму неподвижностью и ограниченностью, неполнотой* закон создает помехи свободе. Вполне понятным становится, почему огонь, принесенный первою личностью в человечество, направил свою пепелящую силу прежде всего на закон, — но не для того, чтобы уничтожить, а чтобы исполнить его, высветлить его, раскрыть слово, в нем сокрытое.Мы касались выше еще одного крайне важного условия личностного бытия: экклезиальной общины. Личность, как указывалось нами, предполагает обращенность лица к другим лицам, встречу многих лиц в чем-то одном, множество творческих очагов в едином творческом акте жизни. При этом она предполагает также причастность многих не только единой (в общей для них) жизни, но и стоящему выше жизни, творящему ее, верховному началу. Следовательно, условием личности является встреча многих, экклезия многих, включающая в общение, ее реализующее, также и момент (и он — самый важный момент) общения с самим верховным началом жизни как с вождем общины — экклезии, как с «ее» богом. Опять-таки — и это условие личностного бытия — в его ветхозаветной ограниченности — оказывалось само препятствием для свободного раскрытия личностью себя. При отодвигании на второй план души и при слабом чувстве мира — именно всенародность, слияние общины с природным биологическим целым народа, полная отдача себя человеком такому целому — приводила к утрате даже самой тоски по личности.
Так все те стороны еврейского религиозного сознания, которые прямее и вернее, чем в других религиях это могло быть, вели к утверждению личности в человеке, — служили
• «Вы слышали, что сказано древним...
и я говорю вам...»408
препятствием для такого утверждения. Подобное противоречие должно быть понято, однако, не только как признак ограниченности, — оно само служило также залогом реализации личности — именно в недрах еврейского народа.
Как бы нарочито глухо, плотно закрыты были двери в мир личностной жизни для еврея, в чьем сознании даны были необходимые предпосылки этой жизни. Как это ни странно, но мы готовы настаивать на том, что как раз такая закрытость дверей — отсутствие всяких претензий на божественность (личность — божественна), полная удовлетворенность личностью в боге и в общине, — что все это и было условием подлинной (не иллюзорной, не в мечте и не в «ценностном» только «плане») реализации личности в народе и в человеке из этого народа. Кто мучительно и с большими претензиями тянется к достоинству личности, — лишен первого и основного, чем должна характеризоваться личность, — забвения себя*, отказа от погруженной в стихию мира** самости биологического факта (ибо ведь индивидуум есть прежде всего биологический факт, — а вожделеющие достоинства личности не умеют отделить личность от биологического факта). Только там, где до конца, безоговорочно принимается формула «не нам, не нам, но имени Твоему», — может родиться в человеке подлинное «я» (чистое «я», прежде всего).
*
Осуществлению личности в человеке мешает прежде всего наличие вошедшей в жизнь порчи, — на языке личности — вошедшего в жизнь зла. Проблема зла является поэтому определяющей проблемой религиозной практики, — и для того чтобы уяснить себе существо того или иного религиозного уклона, необходимо восстановить в памяти его отношение к проблеме зла. Три рассматриваемых нами типа религиозного и культурного творчества тремя различными пониманиями зла откликаются на эту проблему.
Порча не скрылась ни от одного народа земли. Но сталкиваясь с нею, люди представляли себе ее существо соответственно основным руководящим принципам своего общего понимания жизни. И те три различные понимания зла, которыми характеризовалась религиозная практика у греков,
* «Кто потеряет душу, тот найдет ее». ** «Не любите мира, ни того, что в мире».
египтян и евреев, связаны, конечно, с преобладающими в каждом из этих народов устремлениями воли и мысли, с устремлениями, стоящими под знаком той или иной из трех верховных идей.