ОБСУЖДЕНИЕ

Вы, наверное, хотели бы немного посмотреть работы Уолла. Покажу вам то, с чего он начал Вот ранняя фотография 1978 года, она называется «Разрушенная комната» и сделана она по мотивам картины «Смерть Сарданапала» Эжена Делакруа.

Сейчас я покажу вам известную фотографию 1986 года. (Вы видите, что в основном это старые фотографии, но Уолл снимает и сейчас — продемонстрирую и самые последние снимки.) Итак, фотография называется «Рассказчица». Здесь очевиден ряд аллюзий. В крайнем левом углу у костра расположились трое бездомных коренных жителей Ванкувера; девушка рассказывает какую-то историю своим увлеченным слушателям. Это вызывает в памяти Вальтера Беньямино и его одноименную работу «Рассказчик».

Вот еще одна фотография под названием «Вид из окна комнаты» (2004-2005). По мнению критиков, в ней отражены довольно неопределенные отношения между хозяйками квартиры. Непонятно, то ли они настолько свободно чувствуют себя в обществе друг друга, что им не нужно ни о чем говорить, то ли, наоборот, полны какого-то внутреннего напряжения. Интересно то, что Уолл очень тщательно выстраивает вид из окна этой квартиры. Это своеобразное двухъярусное зрелище: на переднем плане расположен порт и портовые склады, а дальше видны очертания городских построек, прежде всего высотных домов. Надо сказать, что урбанизация и проблемы, которые с собой несет наступление цивилизации, — постоянный мотив в творчестве канадского фотографа. Замечу, что для него это не просто какая-то квартира и какие-то две женщины, а типичный образ жителей городской окраины.

Вот относительно недавняя фотография «Женщина с покрытым салфеткой подносом» (2003). Она тоже постановочная. Помню, кто-то из совсем юных слушателей поинтересовался, зачем нужно было делать постановку при таком простом сюжете. Такой вопрос может только позабавить — я оставляю его без ответа, но фотография и в самом деле постановочная: надо было повторить эту сцену, найти определенный ракурс съемки уже в самом саду и т.д.

А теперь, как и обещала, покажу подборку из последних фотографий 2006-2007 годов, причем Уолл стал делать черно-белые изображения. Вот группа ожидающих мужчин. «Мужчины ждут», как написала бы газета «Коммерсант» (они любят именно так выстраивать свои заголовки). Остается непонятным, в ожидании чего находятся мужчины — перерыв ли это в работе, или это биржа труда и вокруг нее толпятся безработные. Ответа на этот вопрос в самом изображении мы не находим. А вот фотография 2007 года «Постояльцы»...

Это лайт-боксы?

Я не могу наверняка сказать, но думаю, что да. Я прочитала лишь рецензию на эту выставку. Но вы правы, потому что там было сказано, что если бы не лайт-боксы, зритель прошел бы мимо этих фотографий, вообще не обратив на них внимания. А так довольно обыденный вид приобретает какую-то значительность, и мы перед ним останавливаемся. Лайт-бокс заставляет нас обращать внимание на то, что в противном случае прошло бы мимо нашего внимания. Вот «Игра в войну» (или «Военные игры»). Тут все более или менее ясно. С точки зрения studium'a, или набора знаков, которые предлагает фотография, все более или менее прочитывается.

Остальное могу показать для общего ознакомления, не давая специальных комментариев. Вот совсем ранняя фотография, 1985 года, под названием «Лежалый товар» (или просто «Плохие продукты»), Уолл делает пейзажи, например такой. Его название нейтральное — «Извилистая тропинка». На этой фотографии 2005 года изображен разбитый остов и больше ничего (она так и называется «Порезанная тумба»). А вот эта фотография 1996 года вроде бы отсылает к фильму «Похитители велосипедов» Витторио де Сика. Но знатоки фильма говорят, что ничего такого в фильме нет. Думаю, что имеется в виду некое настроение, или атмосфера. Вот фотография «Рассвет». Вы, наверное, обратили внимание на то, что Уолл в основном фотографирует канадские виды. А вот «Полевые работы» («Раскопки»), Уолла интересуют также положение коренных жителей, формы их деятельности, их отношения с природой.

Перед вами довольно типичная социальная фотография, названная «Эстакада» (2001). Это та самая эстакада, под которой сидят коренные ванкуверцы с другой фотографии Уолла и ведут свой тихий разговор. А по эстакаде идут городские жители, такие одинаковые, хотя вроде бы представляющие разные культуры. Фотография «Прохожий». Вот еще одна интересная ранняя фотография под названием «Картина для женщин». Думаю, несложно догадаться, что она повторяет и в чем Уолл черпает здесь свое вдохновение. Позвольте напомнить источник — это «Бар вФоли-Бержер».

Мужчина справа — это сам фотограф?

Да, это он сам. Таким был Уолл в 1979 году. Сейчас он, конечно, другой. Должна сказать, что Уолл — один из тех, кто много пишет и

рассуждает. Его любят цитировать арт-критики. Они считают, что он хорошо объяснил что происходило с концептуалистами в 1970-1980-е годы, что такое рефлектирующий художник, и т.д. Уолл высказывает интересные идеи. Например, возникает естественный вопрос, почему его так увлекает живопись. Пытаясь найти этому рациональное объяснение, Уолл говорит: искусство — это удовольствие, и задача художника состоит сегодня в том, чтобы переопределить последнее. Вся критическая работа надстраивается над удовольствием, вытекает из него, то есть никак ему не противоречит. Таково одно из высказываемых Уоллом положений, и в то же время это оправдание его повышенного интереса к живописи.

Напоследок посмотрите красивый пейзаж и кадр, который вернет нас к реальности, а именно работу «Волонтер» (1996). Вот и вся подготовленная мною подборка.

В каком отношении в современном искусстве находятся постановка и китч?

Это сложный и интересный вопрос, и сходу трудно на него ответить. Думаю, что в случае Уолла откровенной работы с китчем мы не наблюдаем, в отличие от других, например Бориса Михайлова и особенно Шерман. Но в случае Шерман это не столько работа с китчем, сколько работа с эстетикой глянца. В каждом конкретном случае необходимо выявлять, что и как делает фотограф. Синди Шерман, которую вы, наверное, знаете (сейчас тот редкий случай, когда в Москве можно наконец увидеть четыре фотографии из ее серии 2008 года), сделала целый ряд больших фотографий, вошедших в обиход как «Исторические портреты». Это интересный проект, в котором она снимает саму себя и использует накладные части тела, — видно, как они прикреплены к модели, то есть Шерман совершенно не скрывает эти швы. Но дело не в предметах, случайных, подобранных наспех, с помощью которых она пытается реконструировать ту или иную известную картину и себя в ней в роли персонажа, будь то Форнарина, возлюбленная Рафаэля, или маленький больной Вакх Караваджо (а она действительно изображает мужские и женские персонажи с картин знаменитых мастеров). Важно то, что, занимаясь постановкой, на формальном уровне она еще задействует и глянец, эффект глянцевой фотографии, который, безусловно, вписывается в рамки китча. В ее творчестве я могу выделить и другие элементы китча, но воспринимаю это именно как работу с китчем, а не китч сам по себе.

Или взять Михайлова, к примеру. В каком-то смысле то, что мы у него видим, — это сплошной китч. И тоже работа — только с нашим родным, узнаваемым китчем. Год назад у меня была возможность показать в Нижнем Новгороде фотографии из серии «Наложения», которая недавно вышла в Англии отдельной книгой. Это тот спонтанный китч, который Михайлов выявляет своим фотоаппаратом.

Если настаивать на уникальности «события», то как

приставка «со-» схватывает эту уникальность?

Конечно, тут сказывается разница языков, и при таком членении на передний план выходит скорее «бытие» —то, что, кстати, удивительным образом схватывает Михайлов на одном из листов «Неоконченной диссертации». Он пишет: co-бытие, или что-то с бытием. Однако в данном случае неправильно идти по пути наделения события субстанциальным смыслом. Не следует отождествлять событие с бытием. И «со-», которое вы так удачно акцентировали, может быть как раз указанием на то, что мы, не переживавшие событие (или переживавшие события другие), должны совместно — вместе — войти в некоторое отношение к нему. Это указание на общность людей, возникающую в связи с событием, и искусство зачастую пытается ее спровоцировать, создать — по поводу тех или иных событий. Это сообщество переживающих событие заново, если хотите.

Насколько Уолла можно считать массовым фотографом,

если зритель не знает, что это его фотографии?

Я привела слова из рецензии, имея в виду не авторитет Уолла, а только то, что в его последних фото нет ничего такого, что задержало бы на себе взгляд зрителя. У вас два разных вопроса в одном (по крайнем мере так мне это слышится). Есть проблема, связанная с подписью, и фактически вы ставите ее. К Уоллу я отношусь с уважением. У него есть одна работа, которая меня действительно задевает, и я вам пыталась о ней рассказать. Но есть работы, которые для меня не столь безусловно продуктивны с точки зрения возможностей интерпретации. Может быть, с каждым художником бывает такое, когда, раз найдя какой-нибудь прием, художник не то что начинает его эксплуатировать, но остается в рамках однажды им проложенного русла. Возможно, и здесь есть такая проблема. Скорее всего, по темпераменту мне ближе другие художники, но я признательна

Уоллу за то, что своей актуальной работой, которую мы здесь разбирали, он нащупывает проблему, по-своему ставит ее, и эта проблема имеет большое значение не только для такой области выражения, какой является постановочная фотография.

Позволю себе еще кое-что добавить. Наиболее крупные современные художники интересны как раз тем, что сопротивляются подписи. Развитие культуры устроено таким образом, что музей пытается их захватить, и это нормально — это форма признания. Как известно, Илья Кабаков получил медаль от Президента Медведева, и это признание его заслуг. Но мне кажется, что нам, зрителям, да и самим художникам, художники интересны тем, за что их никто не признает, когда они оказывают сопротивление любым институтам и любым формам признания, когда идут нехоженой тропой и нащупывают то, для чего нет ни одного сложившегося языка, словом, когда они нащупывают то, для чего нет ни одного сложившегося языка, словом, когда они выступают как исследователи, первопроходцы, и в этом смысле совершенно неважно, кто они такие. В этом смысле они анонимны. В своих предельных усилиях и в своем новаторстве они и в самом деле анонимны. И только потом начинаются премии, признание и все остальное, что, как правило, приходит слишком поздно.