А. В. Шерис СФЕРЫ РЕЛИГИОЗНОГО ВЛИЯНИЯ в КОНТЕКСТЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Национальная безопасность любого государства подразумевает обеспечение исключения рисков и предупреждения угроз во всех сферах жизнедеятельности общества. В контексте стратегии безопасности одной из актуальных задач остается определение функциональных параметров религиозного влияния.

Поскольку поддержание безопасности предполагает ее обеспечение в отношении к личности, обществу и государству [1; 3], нам необходимо обратить внимание на функциональное пространство религии, которое организуется вокруг данных субъектов.

Вопрос о функциях религии изучен достаточно хорошо. Можно выделить четыре типа функций, наиболее характерных для религии и определяющих ее социальный облик: 1) функция значения, или смыслополагания; 2) функция принадлежности, или идентификации; 3) функция социальной интеграции и стабильности; 4) функция сакрализации культурных ценностей, главным образом этических [2, с. 195—199]. Две первые функции обращены преимущественно к личности, две последние — к социальным структурам и культурной системе.

Итак, можно связать понимание функций и роли религии с ее влиянием на ценности, нормы и другие культурные стандарты в обществе, т. е. необходимые в любых социальных системах механизмы приспособления человека к условиям его существования. Однако функции религии в социальной системе сами по себе еще не позволяют определить функциональные границы религиозного влияния в системе национальной безопасности. Хотя, как можно заметить, религия в своем социальном воплощении практически не имеет отношения к государственным делам, а только к личности и обществу. Как представляется отношение религии к реализации государственных интересов такое же, как, например, любого института или организации. Религиозное влияние может проявиться в деятельности соответствующих институтов только опосредованно: через эмоции, смыслы или самосознание, культивируемые в определенном сообществе.

В Концепции национальной безопасности Республики Беларусь [1] понятие религии и производные от него употребляются в связи с факторами угрозы в информационной и гуманитарной сферах, а также в связи с обеспечением безопасности в гуманитарной сфере. В первом случае речь идет о религиозной вражде (п. 6.2.1); во втором — о деятельности иностранных религиозных организаций (п. 7.2.6) и религиозном экстремизме (п. 7.2.7); в третьем случае — о противодействии негативному влиянию иностранных религиозных организаций (п. 7.3.7).

В Концепции национальной безопасности Российской Федерации слово «религия» и производные от него употребляется также исключительно в контексте угроз (экстремизма, конфликтов, экспансии внешних субъектов). При этом указывается на внутриполитическую сферу [3].

Российский ученый Ю. Носков полагает, что религиозный фактор вызывает угрозы прежде всего в сферах духовной, политической и военной безопасности [4]. К духовным угрозам относятся внутриконфессиональные и межконфессиональные конфликты, разногласия в сфере взаимодействия религиозных организаций с государством, а также распространение псевдо- религиозных (в том числе нетрадиционных) течений (например, оккультизма). Опасности в политической сфере связываются с коллизиями по поводу внешней политики (например, с отказом религиозных организаций поддерживать внешнеполитический курс страны) и внутриполитическими негативными явлениями такими, как экстремизм и радикальная идеология, оправдывающая его. Наконец, в военной сфере религия может вызвать угрозы, связанные с распространением пацифизма, формированием негативного общественного мнения об армии и т. п. юридически и идеологически неприемлемых явлений.

Таким образом, в контексте обеспечения национальной безопасности в качестве критических областей проявления религиозного влияния уместно различать социально-психологическую и информационно-идеологическую сферы.

Представляется, что в контексте политических процессов, влияющих на национальную безопасность, наибольшее значение приобретают проявления групповой идентичности религиозных сообществ. Можно утверждать, что религия не просто наполняет самоидентификацию особым содержанием, а выступает как способ формирования идентичности. Об этом свидетельствует показательная реакция православных деятелей на предложение мировой общественности принять концепцию так называемой общей безопасности (shared security). На международном форуме «Альянс цивилизаций», проходившем в Мадриде в 2008 г., эта концепция была предложена в качестве «мягкой» альтернативы идее национальной безопасности и предполагала переход к приоритету безопасности индивидов или групп населения перед безопасностью страны. Оценивая это политическое предложение, председатель Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества Московского Патриархата протоиерей Всеволод Чаплин сказал, что нельзя не согласиться с тем, что «под лозунгом национальной или государственной безопасности в прошлом творилось много беззакония и несправедливости. Однако возникает вопрос, в чьи руки попадет реальная власть в случае реализации концепции общей безопасности, то есть фактически передачи ответственности за безопасность из рук государств в руки неких международных органов» [5]. Далее протоиерей Всеволод пояснил, что в современных демократических государствах власть принадлежит тем, кого избрал народ и кто народу подотчетен. В данном же случае предлагается отдать власть в руки международной бюрократии, экономическим, экспертным и информационным элитам, которых никто не избирал и которые ни перед кем не несут ответственности. Основной аргумент протоиерея Всеволода против принятия данной концепции состоял в том, что существуют различные культурные и политические системы, с которыми должна считаться мировая общественность и которые ставят ценности государства, Родины, веры и святынь «превыше всего на свете» [5].

Анализируя данную ситуацию, нужно заметить, что представители РПЦ квалифицировали ее как политическую; подтвердили ценность суверенного государства в качестве высшей политической ценности во внешнеполитической сфере; тем самым отчетливо обозначили свою политическую идентичность.

Нужно сказать, что предложение было достаточно тонко сформулировано и рассчитано на религиозную иерархию ценностей. Известно, что в отношении общественной и внутриполитической жизни христиане всегда ставили моральные ценности выше политических. Однако факт инверсии (когда ценность государства вдруг стала выше блага отдельного индивида) свидетельствует о том, что ситуация приобрела критический характер, поскольку отказ от государственной национальной безопасности в данном случае ставил под угрозу общество в целом и православное религиозное сообщество в частности.

Литература 1.

Концепция национальной безопасности Республики Беларусь // Министерство обороны Республики Беларусь [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.mod.mil.by/koncep.html. — Дата доступа: 10.02.2010. 2.

Гараджа В. Социология религии. — М., 2005. 3.

Концепция национальной безопасности Российской Федерации // Московский физико-технический институт. Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.armscontrol.ru/start/rus/docs/sncon00.htm. — Дата доступа: 10.02.2010. 4.

Носков Ю. Г. Религиозный фактор в системе угроз национальной безопасности. — М., 2002. 5.

В Московском Патриархате недоумевают по поводу навязывания религиозным деятелям концепции общей безопасности // Православие. ru [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/news/25506.htm. — Дата доступа: 15.03.2010.