Я уже попытался показать, как в течение целого исторического периода от изобретения радио до 1960-х годов существовала в сущности всеобщая решимость сохранять контроль над вещанием в пределах национальных границ. Если посмотреть на системы радиовещания и телевидения, имевшиеся в мире на тот период, существенной, практически повсеместной их чертой было “укоренение” в одном месте и исключительная привязанность к этому месту. Это было константой. Были и исключения, и очень важные исключения: в случае перенаселенных территорий Европы и в некоторых других местах (например, на границе Соединенных Штатов и Канады) существовало неизбежное проникновение сигналов на территорию других стран. А во времена конфликтов — после того, как были хорошо изучены современные инструменты пропаганды, — использование вещания в качестве орудия идеологического убеждения против врага становилось все более привычной и повседневной практикой [20]. Для радиостанций великих империй и даже империй “свободы” стало традицией следование государственной политике. Но эти исключения (например, целенаправленное учреждение “Радио Люксембург”) были технологическими и относительно малозаметными: короткие волны для доступа к международным и иностранным сигналам, точно направленные передачи в целях идеологической обработки [21] и случайное пересечение границ технологиями. Если идея “дома”, или связи между нацией и вещанием, была общим местом, кажущиеся различия касались принципов финансирования. Правительства расходились по таким вопросам, как будут ли разрешены программы, финансируемые за счет рекламы, будет ли вещание осуществляться частными предприятиями при минимальных или нулевых правительственных субсидиях, не считая общественных станций. В течение длительного периода большинство западных стран бились над тем, каким образом организовать в указанных рамках свои вещательные системы в свете внутренней идеологии, государственной службы и технологического прогресса [22]. Пишущие о разнообразии, государственной службе и культурных ценностях сосредоточивали свое внимание на этих различиях и их влиянии на программы. С точки зрения того времени разница между национальными решениями имела огромное значение. Пропасть между свободной от рекламного давления компанией Би-би-си и американским коммерческим телевидением, пропитанным рекламой и не надеющимся на субсидии, казалась чудовищной. Однако в ретроспективе — при взгляде из телевидения будущего — внимание будет обращено не на различия, а на появляющиеся в рассматриваемый период черты сходства между, скажем, системами Соединенного Королевства и Соединенных Штатов. Важным будет то, какие возможности были у государства для формирования вещания, неформального или формального объединения, отображения и формирования идентичности сообщества. По завершении первых 50 лет вещания уже имелись ясные признаки того, что примат государства сперва в радиовещании, а затем и на телевидении подвергается опасности. “Радио Люксембург” было постоянным контрапунктом в отношении превозносимого верховенства национальных вещателей, легкой угрозой того, что идущее на поводу у вкусов народа коммерческое вещание в будущем может разрушить европейские государственные системы вещания [23]. Много позже потенциальные слабости вещательных колоссов продемонстрировало знаменательное творчество пиратского радиовещания — рискованных молодых радиовещателей 1960-х годов, использующих защиту международных вод для достижения сумасбродных и триумфально шумных успехов. Непослушные и предприимчивые модернисты, они увидели возможности на рынке в консервативной политике Би-би-си в отношении поп- культуры. Сама граница стала основанием для требования неприкосновенности и возможности конкурировать. После длительной борьбы пираты были разгромлены, но компания Би-би-си (и система общественного вещания в Нидерландах и некоторых других странах) претерпела значительные изменения: твердо укоренились идеи конкуренции и произошла коренная ломка структуры программ популярной музыки в Соединенном Королевстве [24]. Не говоря уже о направленном внедрении передовых форм передачи, некоторые исследователи полагали, что сама возможность привязывания СМИ к местным идентичностям, заключавшаяся в национальном господстве над своими СМИ, разрушалась огромным валом американских программ. Марксистский социолог из Калифорнийского университета в Сан-Диего Герберт Шиллер (Herbert Schiller) написал агрессивную и влиятельную книгу, в которой утверждалось, что в ослаблении национальных структур СМИ по всему миру, как в Европе, так и в менее развитых регионах, виноват преднамеренный культурный империализм, финансируемый совместно американскими телевизионными производителями и правительством США [25]. Целое поколение исследователей посвятило свою деятельность опровержению этого тезиса, и тезис Шиллера уже потерял свою былую популярность. Вероятно, этот постшиллеровский поток исследований доказал, что Соединенные Штаты были непредумышленным злодеем [26]. Однако эти же исследования укрепили представление о неуклонном увеличении потоков программ и росте влияния программ из различных внешних источников — американских или каких-либо других, и о все большей схожести предлагаемых телевизионных программ в самых разных регионах [27]. В этот первый раунд изменений — изменений на рынке программ — вещательные структуры оставались практически неизменными, хотя содержание стало понемногу терять национальный характер. Во время этой трансформации сделанные в Америке программы хлынули все ускоряющимся потоком в самые разнообразные национальные системы по всему земному шару. Называются различные причины этого явления — от влияния покупателей при монопсонии (рынке, на котором выступает лишь один покупатель товара, услуги или ресурса), экономии издержек, значительного упрощения физического распространения, развития европейского, а затем и общемирового вкуса к американским товарам, до шиллеровских обвинений Соединенных Штатов в манипулировании рынком в целях продвижения империалистической, капиталистической идеологии [28]. Важен тот факт, что впервые серьезному сомнению начал подвергаться национальный характер вещательных услуг. Старый порядок, поколебленный этими глобальными взаимоотношениями программ, этим движением к единообразию, на рубеже 1970-х годов столкнулся с новой угрозой, уже технологического характера. Вещание всегда было неспокойной и изменчивой отраслью: взять, к примеру, переход от радиовещания к телевидению, от черно-белого к цветному телевидению, от легкого развлечения к влиятельной культурной силе, от вспомогательного средства информации к основному источнику новостей. Но теперь миру предстояло столкнуться с переменой, которая в значительной степени разрушала местный характер регулирования вещания и серьезно ослабляла возможности государства определять содержание. Появление спутников физически подорвало национальный характер государственного телевидения. Представления о пространстве, времени и расстояниях — до сих пор ключевых факторах в мире коммуникационных технологий — стали меняться еще быстрее, чем раньше. Спутниковые и кабельные технологии поставили под вопрос само понятие ограниченных ресурсов, доселе казавшееся незыблемым, законным государственным монополиям и государственным лицензирующим органам. Эти изменения вели к сокращению возможностей государства использовать радиовещание для усиления существующего общественного и политического строя. Одно лишь кабельное телевидение не представляло особой угрозы для национальной гегемонии. Конечно, становилось реальным появление в каждом доме большего числа каналов, что представляло очевидную угрозу общенациональным каналам в европейских странах. Но темпы внедрения кабельного телевидения, его технологические аспекты, его связь с правительством — все это находилось под контролем правительства. Федеральная комиссия связи США в начале 1970-х годов считала себя вправе определять, какие сигналы может передавать кабельное телевидение (и следовательно, насколько серьезную опасность оно будет представлять для существующих вещателей), осуществлять раздел рынка программ, с тем чтобы только определенные фильмы или спортивные состязания передавались исключительно по кабельному телевидению, и требовать снятия программ, вступающих в конфликт с местными вещательными учреждениями [29]. Аналогично европейские и другие правительства продолжали контролировать то, что они считали ключевым фактором, — внедрение и развитие кабельного телевидения. Синергия коммуникационных спутников и новых технологий ознаменовала наступление новой эры. Появление спутников означало возможность эффективного внедрения новых сетей распространения программ, для которых национальные границы уже не имеют значения. В первую очередь благодаря новым розничным распространителям — системам кабельного телевидения с большим числом доступных каналов — спутники смогли найти наземный экономический рынок сбыта достаточной величины. Эмблемой нового порядка стал спутник, способный осуществлять вещание непосредственно на дома зрителей. Эта технология, разработанная в начале 1970-х годов, впоследствии привела к тому, что изготовитель из одной страны получал возможность через специально сконфигурированный спутник посылать информацию и программы непосредственно в квартиры, находящиеся в другой стране, минуя не только национальные телевизионные службы, но и построенные под национальным контролем кабельные системы. Внезапно оказалось, что могущественные телевизионные образы могут приниматься без контроля со стороны национальных органов. Внедрение этой технологии было не столь быстрым, как предполагали, однако психологический эффект ее возможностей изменил сами представления правительств и вещателей о доставке изображений. Больше не существовало ни посредника, ни учреждения, ни гигантской корпорации, ни подконтрольной правительству воронки, через которую проходил бы сигнал. До прямого спутникового вещания — за исключением наземного проникновения и глушения в основном коротковолновых пропагандистских станций, таких как Всемирная служба Би-би-си и “Голос Америки” — почти вся информация проходила, можно сказать, через национального посредника: обычная корреспонденция — через почтовые службы, радио- и телевизионные программы — через обладателей местных лицензий и даже книги — через местные книжные магазины. Теперь появилась возможность того, что телевидение (в первую очередь), а также радиовещание станут поистине глобальными. Сразу же были созданы правительственные органы для решения вопроса, что делать с этим потенциальным технологическим прорывом, не вписывавшемся в рамки исторических структур вещания. В Организации Объединенных Наций, в Международном союзе электросвязи (ITU) [30] и в других международных организациях правительства пытались выработать свод правил, которые возлагали бы ответственность на государство, с территории которого исходит программа, предназначенная для прямого спутникового вещания. Правительство такого государства должно было обеспечить, чтобы спутниковые сигналы не направлялись намеренно на страны, правительства которых не дали на это свое согласие. В противном случае правительство страны, из которой исходит сигнал, должно было гарантировать, что никакие передаваемые с ее территории программы не нарушат общепринятых международных стандартов (с их ограничениями на рекламу и на другое содержание). В конечном счете эти споры нашли свое выражение в международной резолюции, установившей стандарты для передач прямого спутникового вещания. Соединенные Штаты при этом воздержались.