Классификация политических систем
Долгое время в сравнительной политологии доминировало разграничение политических систем на англо-американские, континентально-европейские, доиндустриальные и частично индустриальные, а также тоталитарные, проведенное Г.
Алмондом еще в середине 50-х гг. [12].Как известно, Алмонд в качестве критериев такой классификации выдвинул ролевую структуру (role structure) и доминирующую политическую культуру, а также степень модернизированности системы. Сравнивая англо-американскую и континентально-европейскую системы индустриальног типа, Алмонд указывал, что для Англии и США характерны высокая степень автономии и изолированности ролей акторов политической системы, что дополняется функциональной определенностью структур политической системы. Например, политические партии здесь рассматриваются как относительно независимые от социальных групп и правительства организации, которые в политической системе несут особую ответственность за осуществление функции агрегации интересов.
В государствах континентальной Европы, по мнению Алмонда, этого не наблюдалось. Во Франции четвертой Республики или в Веймарской Германии можно было отчетливо видеть взаимное проникновение элементов политической и социальной систем и их интеграцию в рамках особых субкультур; например, во Франции ими были католическая, социалистическая и коммунистическая. В Италии пресса являлась не автономной, но “склонной подчиняться определенным группам интересов и партиям”. Структурные элементы политической системы в этих странах были, скорее, полифункциональными, нежели специализированными в выполнении основных функций.
Кроме того, в Англии и США граждане обычно принадлежат к нескольким организациям или неассоциированным группам с разными интересами и испытывают на себе психологическое воздействие с разных сторон. Это приводит их к умеренности в политических взглядах и ориентациях.
Лидеры организаций с гетерогенным составом также подвергаются разнонаправленному давлению, что побуждает их вырабатывать промежуточный, средний политический курс. В континентальной Европе, где социальные и идеологические противоречия были более ярко выражены, членство людей в группах с разными интересами представляло собой, скорее, исключение, чем правило. Это приводило к тому, что “приверженности граждан замыкались исключительно внутри определенных сегментов общества”, что содействовало радикализации их позиций и острому политическому противостоянию.Частично совпадающая принадлежность характерна для гомогенной политической культуры, тогда как в гетерогенной культуре пересечения между ее отдельными структурными элементами либо немногочисленны, либо отсутствуют вообще. Типология Алмонда настаивала на том, что стабильные англо-американские системы имеют гомогенную культуру, а относительно нестабильные континентально-европейские отличаются разногласиями между субкультурами.
К приведенным выше различиям американский политолог
А. Лейпхарт добавил еще одно, связанное с характером партийных систем. Поскольку в англо-американских системах агрегация интересов является важнейшей функцией партий и призвана трансформировать осознанные интересы общества в относительно небольшой набор политических альтернатив, двухпартийная система (бипартизм) является наиболее подходящим механизмом, необходимым для достижения поставленных целей. Многопартийность (мультипар- тизм) в таких обществах был бы менее эффективным объединителем интересов. С другой стороны, наличие большого числа сравнительно мелких партий (континентально-европейская ситуация) повышает вероятность того, что каждая из них будет выражать интересы определенных субкультур и их клиентов, предоставляя минимальные возможности для репрезентации общенациональных интересов [13].
Таким образом, Алмонд выделял два типа западных индустриальных демократий: континентально-европейский, с преобладанием негомогенной и не светской (идеологизированной) политической культуры, слабой автономией подсистем, и более развитый англоамериканский тип.
Лейпхарт назвал подход Алмонда идеализацией британской, или Вестминстерской, модели демократии. Однако наличие данного разграничения позволило взглянуть на континентальную Европу как на самостоятельный регион, который выработал свою собственную форму демократии и смог добиться ее стабилизации и высокого уровня развития, несмотря на существование во многих европейских странах серьезных субкультурных различий. Именно европейский путь к демократии является наиболее подходящей моделью для ряда развивающихся стран, которым свойственна еще большая культурная пестрота и политико-идеологические противоречия, чем Европе в середине прошлого века.
Что касается доиндустриальных и частично индустриальных систем, то для них характерным является крайне низкий уровень политической институциализации и особенно автономии политических институтов от социальных сил общества. Политические организации в странах Азии и Африки зачастую становятся инструментами в руках кланов, этнических, религиозных и социальных групп, связанных с традиционными и современными секторами экономики. Возрастает самостоятельная роль вооруженных сил, которые в силу лучшей организованности и отсутствия достойных конкурентов превращаются зачастую в единственную политическую силу, способную гарантировать национальное единство.
Это накладывает отпечаток на политическую культуру общества. В модернизирующихся странах присутствует явный раскол ценностных ориентаций, что, как правило, сопровождается острыми социальными противоречиями и политической нестабильностью. В них значительно чаще применяется насилие при разрешении политических конфликтов, чем в индустриальных странах. В традиционных системах, слабо затронутых модернизацией, преобладает ценностный консенсус и относительная политическая стабильность, которую обеспечивает авторитарная власть. Как убедительно доказал С. Хантингтон в работе Политический порядок в меняющихся обществах, “конечно, современность связана со стабильностью, но переход к современности - модернизация, безусловно, связана с нестабильностью” [14].
Тоталитарные системы, по мнению ряда западных исследователей этого явления, могут существовать в переходных и ранних индустриальных государствах. Тоталитаризм использовался правительствами некоторых отставших в своем развитии стран как средство быстрой, но крайне дорогостоящей и незавершенной модернизации. Политические институты здесь были в высшей степени централизованными, пронизывающими собой все общество, которое утрачивало даже слабую автономию от полного контроля со стороны партии-государства.
Политическая культура тоталитарных систем была искусственно гомогенной. Утопические ценности навязывались всему обществу, через идеологическую индоктринацию, тотальную мобилизацию подданных на революционное обновление стран и массовый террор против “внешних и внутренних врагов”.
Политические изменения в мире: вступление наиболее развитых стран Запада и Японии в постиндустриальную стадию развития, укрепление стабильных демократий в странах континентальной Европы, распад СССР и осуществление Китаем политики последовательных экономических реформ - вынудили Г. Алмонда скорректировать свой подход. Теперь он вместе с Б. Пауэллом предложил новую классификацию политических систем, разделяя их на индустриально-демократические, существующие в двух видах - консервативном и социал-демократическом; индустриально-авторитарные, также в двух вариантах - консервативном и радикальном; доиндустриальные и частично индустриальные в авторитарной и переходной к демократии формах [15].
Индустриально развитые (и постиндустриальные) демократические системы различаются между собой ориентацией на свободный рынок, которая преобладала в Великобритании во время правления Тэтчер или США в эпоху Рейгана и Буша, либо явным акцентом на государственное регулирование рыночной экономики, что характерно для Швеции и Норвегии и ряда других европейских стран. Политика стимулирования частных накоплений (экономика предложения) обычно связана с меньшими государственными затратами на социальные нужды и сокращением расходов на управленческий аппарат.
Следствием подобного курса правых является значительная социальная поляризация общества. С другой стороны, масштабные социальные программы левых снижают социальную напряженность, но подрывают стимулы экономического роста и увеличивают бюрократию.Неоконсервативные и социал-демократические правительства по-разному подходят к решению дилеммы: экономический рост или сохранение экологического равновесия. В последнее время курс на экологически ориентированную экономику социал-демократы проводят вместе с зелеными. В ФРГ они некоторое время входили в состав правящей красно-зеленой коалиции.
Несмотря на эти и другие разногласия, демократические индустриальные и постиндустриальные системы имеют больше общего между собой, чем различий. Их едиными ценностями являются: рыночная экономика, политическая демократия, развитое гражданское общество, социальное государство, высокий уровень и качество жизни населения.
Индустриально развитые авторитарные системы также, по мнению Алмонда и Пауэлла, существуют в двух разновидностях - консервативной и радикальной. Примером последнего вида систем для них стал бывший Советский Союз и страны Восточной Европы. “Ныне, хотя многие из бывших социалистических стран двинулись по пути демократических преобразований и рыночных реформ в экономике, антизападные группировки в России и в таких государствах, как, например, Беларусь и Словакия (имеется в виду режим В. Мечьяра, который находился у власти с 1994 по 1998 гг. - прим. авт.), достаточно жизнеспособны, чтобы восстановить репрессивную политику и основные черты командно-административной экономики, какой она была до 1989 г. Чем серьезнее будут конфликты на этнической почве и провалы в экономике, тем вероятнее будет такой вариант развития событий. Сомнительно, однако, что он будет освящен марксистско-ленинской риторикой, скорее репрессивная политика будет реализовываться под лозунгами национально-этнического возрождения. В исламских республиках бывшего Советского Союза набирают силы клерикально-авторитарные тенденции" [16].
Примерами консервативного авторитаризма для Алмонда и Пауэлла послужили франкистская Испания (1938 - 1975), Греция в период диктатуры черных полковников (1967 - 1974), Чили под властью Пиночета (1973 - 1988), Бразилия периода правления военной хунты (1964 - 1985). Военные авторитарные режимы в странах Южной Европы и Латинской Америки не допускали политической оппозиции, но предоставляли известную свободу частному предпринимательству. Они стремились стимулировать экономический рост, пусть даже ценой постоянно увеличивающегося разрыва в уровнях обеспеченности и дохода между различными социальными слоями населения.
Алмонд и Пауэлл считают, что индустриальные авторитарные режимы, несмотря на отступление 70-х - 80-х гг., обладают достаточным запасом прочности. Отсутствие политико-культурной гомогенности и значительная социальная поляризация населения может способствовать возвращению к авторитарным методам правления во многих новых демократиях в Латинской Америке и Восточной Европе, в случае обострения там экономических проблем.
На наш взгляд, подход Алмонда и Пауэлла к классификации индустриально-авторитарных систем чрезмерно выдвигает на первый план идеологический, а не более значимый, политический фактор. Несмотря на радикализм идеологии КПСС, эта партия была политически консервативной силой в последние десятилетия существования СССР. То же самое можно сказать и о правящих партиях в странах Восточной Европы. Поэтому, более подходящим критерием для классификации данных систем является, предложенное Р. Мак- ридисом и С. Бургом, разграничение их на основании отношения к модернизации, также на радикальные и консервативные.
“Первый тип авторитаризма является консервативным. Политическая элита здесь выступает за сохранение доминирующего положения господствующих социальных групп и консервацию сложившейся социальной структуры общества. Поэтому консервативный авторитаризм всегда ориентирован на защиту сложивщегосястатус-кво и выступает против тех сил, которые ратуют за перемены. Приверженность традиционным силам общества приводит данный тип авторитарных режимов к изолированности от внешнего мира, привязанности к прошлому (скорее, чем к будущему) и некоторой отстраненности от модернизации, включая и изменения технологии. Его политическая идеология (когда она применяется) подчеркивает роль национальных традиций и порядка. Консервативный режим избегает использования каких-либо механизмов политического участия, грубо нарушает права человека, и, конечно же, не проводит свободные выборы. В качестве примеров консервативного авторитаризма можно назвать франкистский режим в Испании, салазаровский - в Португалии, царистский - в России до революции 1917 г., некоторые военные режимы в Латинской Америке, хунту черных полковников в Греции.
Второй тип авторитаризма является радикальным. Он ориентирован на трансформацию и поэтому время от времени прибегает к политической мобилизации. Он выступает за перемены общественной жизни, иногда весьма радикальные по своему характеру; связан с появлением новых групп и классов, которые стремятся нарушить сложившийся статус-кво.
Одним из наиболее ранних проявлений такого авторитаризма был режим Кемаля Аттатюрка, пришедшего к власти в Турции в 1924 г. Султан и религиозные лидеры были отстранены от управления страной, а ориентированные на модернизацию представители зарождающегося среднего класса предприняли усилия по трансформации отсталого турецкого общества. Они стремились проводить модернизацию вместе с европеизацией культуры и зашли так далеко, что даже ввели латинскую транскрипцию турецкого языка и европейскую одежду взамен традиционного восточного костюма. Быстрая модернизация, которая началась в СССР в 1928 г. Сталиным, может быть отнесена к радикальному тоталитаризму. Некоторые военные и гражданские режимы в Латинской Америке и Африке, а также однопартийный режим в Мексике относятся к радикальному авторитаризму" [17].
На наш взгляд, к радикальному авторитаризму следует относить идеологически правый режим Пиночета в Чили, который провел очень важные для страны либеральные экономические реформы и подготовил почву для успешного перехода к демократии в 1988 г. К сказанному выше следует добавить реально случившуюся трансформацию многих изначально радикальных авторитарных режимов в консервативные. Подобная метаморфоза произошла практически со всеми режимами советского типа. Современный авторитаризм на постсоветском пространстве также обращен в прошлое, а не в будущее, он опасается радикальных рыночных реформ, постиндустриальной модернизации и глобализации, он ориентирован на консолидацию власти и собственности в руках бывшей коммунистической номенклатуры, защиту статус-кво.
Доиндустриальные и частично индустриальные системы в основном отдают предпочтение авторитаризму, а не демократии. Алмонд и Пауэлл выделяют шесть разновидностей авторитарных режимов в развивающемся мире.
Неотрадиционалистские политические системы существуют в Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах, Султанате Бруней и некоторых других государствах, богатые природные ресурсы которых позволили сохранить здесь абсолютные монархии (династические режимы). В таких системах особый упор делается на стабильности и поддержании статус-кво. Правительства этих стран обеспечили высокий уровень жизни, а также доступность образования и здравоохранения для немногочисленного коренного населения. Была проведена частичная экономическая модернизация, которая затронула в основном нефтедобывающую отрасль. Последует ли за экономической модернизацией политическая, ответ на этот вопрос зависит от формирования политической оппозиции, способной предложить обществу демократические реформы.
Режимы (системы) личной власти, по мнению Алмонда и Пауэлла, существовали и существуют во многих многонациональных постколониальных странах Черной Африки. Примером может служить режим Мобуту в Заире, Бокассы в ЦАР, Иди Амина в Уганде, Мугабе в Зимбабве и др. Глава государства здесь не просто верховный правитель, но и главный собственник всего материального достояния, которым он пользуется в личных целях. Лидеры удерживают власть полицейскими методами, а также через патронаж, раздачу определенной части прибыли, получаемой по должности, и привилегий многочисленным клиентам.
Американские политологи Х. Линц и А. Степан назвали такие режимы султанистскими, а Макридис и Бург - современными тираниями. Помимо уже названных диктатур, к ним относятся режимы Трюхильо в Доминиканской Республике, Дювалье на Гаити, Норьега в Панаме, Маркоса на Филиппинах, Чаушеску в Румынии, Ким Ир Сена и Ким Чен Ира в Северной Корее и др. [18]. На постсоветском пространстве наиболее ярким примером таких диктатур являлся режим Ниязова в Туркмении.
Клерикально-мобилизационные режимы (системы) возникли относительно недавно в странах исламского мира. Они находятся у власти в Иране и Судане, а до недавнего времени контролировали Афганистан (движение Талибан). Позиции их приверженцев сильны в Пакистане, Малайзии, Палестине, Алжире. В отличие от неотрадиционалистов, исламские фундаменталисты заинтересованы в активной мобилизации верующих на защиту традиционных ценностей и сложившейся теократии. Они выступают против расширения прав женщин в обществе и занимают жесткую антисветскую позицию; стремятся контролировать современные СМИ, использовать их в собственных целях, очистив от якобы присущего им аморализма.
Клерикально-мобилизационные режимы занимают открытую антизападную позицию и стремятся к распространению идей воин-
Он является своего рода высшей судебной инстанцией. Кроме того, существует еще и армия. Очищенная от всех проамериканских и прозападных элементов, она теперь управляется религиозно-политически руководством. Оказавшись не в состоянии выиграть войну с Ираком, армия тем не менее поддерживает позиции и престиж исламистов...
...С точки зрения организации руководства, утверждения монопартизма, специфики организации согласия в обществе, религиозной мифологии, которая эволюционировала в официальную идеологию, особенностей мобилизации и использования силы, иранский режим является подлинным тоталитарным режимом" [19].
Технократическирепрессивные режимы (системы) смогли обеспечить экономический рост в Индонезии и Южной Африке (в эпоху господства режима расовой олигархии). Этот же курс избрали теперь правительства Сирии и Египта. Они опираются на коалицию военных и гражданских технократов с представителями бизнеса. Акцент делается на привлечение иностранных инвестиций и экономическую эффективность, несмотря на колоссальные социальные издержки такой политики. Основная часть населения отстранена от руководства страной, а протесты его жестко подавляются.
Технократическидистрибутивные режимы (системы) отличаются тем, что такая же правящая коалиция, что и в предыдущем случае, проводит более социально-ориентированную экономическую политику. Это позволяет избежать сильного социального расслоения. Классическим примером подобных систем является диктатура в Южной Корее до начала там демократических реформ в 80-е гг. В этой стране граждане не принимали участия в политической жизни, но власти поощряли не только экономический рост, но и некоторое перераспределение доходов. Аграрная реформа, быстрое развитие системы образования, ориентация на экспорт, наукоемкая индустриализация, поддержка и давление со стороны США - вот основные факторы южнокорейского экономического чуда. Успех в экономической сфере позволил этой стране в конце прошлого века приступить к эффективной демократизации политических институтов.
Технократическимобилизационные режимы (системы) представляют собой разновидность режимов советского типа (однопартийных диктатур) в развивающемся мире (от Кубы и Анголы до Китая). Там использовали систему интенсивной и экстенсивной мобилизации вокруг правящей партии для создания индустриального общества (с огромными издержками и человеческими жертвами). За последние десятилетия во всех этих странах, кроме КНДР, были проведены рыночные реформы [20].
Более мягкой разновидностью диктатур подобного типа был Тайвань при господстве партии Гоминдан и Мексика при правлении Институционально-революционной партии (PRI), которая на протяжении полувека единолично руководила страной. В 2000 г. впервые за долгие десятилетия на выборах в обеих странах одержала победу оппозиция. Это позволяет надеяться на то, что эти государства наконец завершили длительный и мучительный процесс перехода к плюралистической демократии.
Глобальный процесс перехода к демократии, который содействовал процессам системной трансформации в более чем 30 странах в 70-90-е гг. затронул и многие развивающие страны. Поскольку во многих из них отсутствуют необходимые экономические, социальные и культурные предпосылки для демократии, это создает проблему стабильности новых режимов и необратимости перемен. “Огромное большинство демократических режимов третьего мира не консолидировано в институциональном и культурном отношениях. Демократические перемены на Тайване и в Южной Корее дают основание предположить, что индустриализация, урбанизация, развитие систем образования и коммуникаций способно реально повлиять на консолидацию демократии” [21].
Еще по теме Классификация политических систем:
- 2.3. Ведущие школы и направления современной политической психологии
- § 1. Понятие правовой системы
- 21. Политическая система общества: политика и структура
- 1.2. Теоретико-методологические и прикладные основы политической психологии
- 3.1. Профессионализм политической деятельности
- Многопартийность и партийные системы
- Глава V СИСТЕМА ЛИНИДЖЕЙ
- § 1. Обшая характеристика политической системы общества
- 1.1.2. Предмет политической науки
- 4.2.1. Типология политических систем
- 4.3.3. Тенденции развития современных политических систем