Соревновательные партийные системы и агрегация интересов

Многопартийность, понимаемая в широком смысле как политический плюрализм, не определяется количеством партий, зарегистрированных и действующих в стране, наличием либо отсутствием закона о партиях.

Эти критерии позволяют нам четко дифференцировать соревновательные партийные системы (Competitive Party Systems) и авторитарные (несоревновательные) партийные системы (Authoritarian Party Systems), а также авторитарные беспартийные системы. Другими словами, вне зависимости от того, как долго партия побеждает на выборах, она остается частью состязательной системы до тех пор, пока превосходство этой партии может быть оспорено другими партиями в равной конкурентной борьбе за голоса избирателей.

Анализируя роль соревновательных партийных систем в агрегации интересов, необходимо учитывать структуру взаимодействующих между собой партий и электоратов, избирательное законодательство и органы власти, играющие главную роль в определении политического курса. В соревновательной партийной системе агрегация интересов происходит на нескольких уровнях.

Во-первых, в рамках отдельных партий, когда партия отбирает кандидатов и выдвигает предложения относительно политического курса. Во-вторых, через электоральную конкуренцию с другими партиями. В-третьих, через торг и коалиционное строительство в парламенте или в исполнительных органах власти.

Первой важнейшей задачей партий является определение своих позиций относительно политического курса. Чтобы обеспечить поддержку избирателей, необходимо сформулировать свою политическую платформу.

На втором уровне агрегация интересов получает продолжение в виде электоральной конкуренции с другими политическими силами. Очень важную роль здесь играет учет избирательного законодательства. Именно оно определяет то, каким образом волеизъявление избирателей трансформируется в электоральный результат.

Мажоритарная система простого большинства (ее еще называют плюральной системой или победитель получает все), в длительной перспективе дает очевидные преимущества двум главным партиям перед остальными, что содействует формированию бипартизма (двухпартийности). М. Дюверже назвал эту тенденцию подлинным социологическим законом, который можно объяснить двумя причинами - механической и психологической. Первая заключается в том, что все партии, кроме двух сильнейших, страдают от диспропорциональности политического представительства, поскольку в округах учитываются только голоса, отданные за победителей. Вставка 6.3. иллюстрирует действие механического фактора на примере Великобритании.

Психологический фактор усиливает последствия механического. “Избиратели очень скоро начинают осознавать, что их голоса пропадают, если они по-прежнему продолжают голосовать за третью партию. Это побуждает их выбирать меньшее зло среди двух основных соперников. Психологический фактор влияет и на поведение политиков, которые часто не желают напрасно тратить свою энергию, выдвигаясь кандидатами от третьих партий” [11].

ВСТАВКА 6.3.

Парламентские выборы 1983 г. в Великобритании как пример дискриминации третьей партии избирательным законом “С общим количеством голосов в 42,4% консерваторы завоевали большее количество, хотя не большинство электората; однако такого количества голосов хватило для того, чтобы они получили 61,1% (397 депутатов) мест в парламенте. Такая существенная победа была вызвана тем фактом, что оппозиция была расколота... На этих выборах социал-демократы выступали в альянсе с либералами, эти партии договорились выставлять одного кандидата в каждом округе - или социал-демократа, или либерала. В британской истории выборов до 1983 г. либералы много лет были третьей партией. Они получали ощутимое количество голосов, но не много мест, потому, что были явными фаворитами на победу в небольшом количестве округов. На выборах в 1974 г., например, либералы получили 18,3% голосов, но смогли занять только 2% мест в палате общин (13 депутатов). Объединив свои силы в 1983 г. в Альянс, либералы и социал-демократы надеялись выиграть не только голоса избирателей, но и места в парламенте. Но эта надежда была разрушена: количество голосов, которое составляло 25,4%, дало всего 3,5% мест (23 депутата). Альянс был наказан избирательной системой, в которой значение имеет только победа, а не хорошие показатели вторых и третьих мест. Совсем с небольшим перевесом в голосах избирателей, которые составили только 27,6%, лейбористы смогли занять почти в 10 раз больше парламентских мест - 32,3% (209 депутатов), чем Альянс. Причины этого заключаются в том, что избиратели лейбористов сконцентрированы в рабочих округах, где партия во многих случаях смогла стать первой.

Кроме кансерваторов, лейбористов и Альянса, несколько мелких партий получило 3,2% мест (21 депутат), удивительно большое количество, если учесть, что они получили всего только 4,6% голосов. Но все они представляли местные партии из Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии, где им удалось захватить лидерство в относительно большом количестве округов" [12].

Однако у системы победитель получает все есть не только недостатки (важнейший из них - диспропорциональность представительства), но и некоторые преимущества. Как отмечалось в теме 4 Политические структуры и рекрутирование, данное избирательное законодательство позволяет избежать значительной политической фрагментации парламента, проникновения туда мелких экстремистских партий и в конечном итоге содействует политической стабильности в обществе. Опыт США и Великобритании подтверждает истинность этого вывода. Вместе с тем умиротворяющее воздействие эта система оказывает лишь на те страны, где большинство избирателей разделяет центристскую, а не крайние позиции. В последнем случае умеренная платформа приносит мало пользы, а применение мажоритарной системы простого большинства будет лишь воспроизводить и закреплять политический раскол страны. Примером этого является Северная Ирландия, где в течение нескольких десятилетий умеренные партии проигрывали электоральное соревнование своим более радикальным протестантским и католическим визави.

Применение системы пропорционального представительства означает, что у небольших партий увеличиваются шансы на попадание их представителей в парламент. Поэтому использование данного законодательства в длительной перспективе, согласно Дюверже, содействует формированию мультипартизма (многопартийности). Это вторая часть сформулированного им социологического закона.

Многочисленные исследования, которые проводились в 60-70-е гг., позволили несколько уточнить влияние пропорциональной системы на партийную. Как отмечает Лейпхарт, “всякое избирательное законодательство, в том числе и пропорциональное, содействует представительству в парламенте крупных, а не мелких партий. Применение любого избирательного закона может приводить к возникновению парламентского большинства у партий, не получивших электорального большинства. Это ведет к постепенному сокращению общего числа активных политических организаций. Однако мажоритарная и плюральная система (мажоритарная в один тур) делают это значительно быстрее, чем пропорциональная” [13].

Использование мажоритарной системы абсолютного большинства (двух бюллетеней), по мнению Дюверже, должно было иметь те же самые последствия для партийных систем, что и применение пропорциональной системы. Известно, что данная электоральная формула стала применяться во Франции в годы пятой Республики. Однако не все исследователи согласны в этом с французским социологом.

Нормой при этой избирательной системе является самостоятельное участие партий в первом туре. Как справедливо отмечает Штайнер, “главная функция первого тура голосования - проверка избирательного потенциала каждой отдельной партии. Таким образом, первый тур голосования выполняет функцию, похожую на кампании primaries (первичных выборов) в Америке. Главное состязание происходит, с одной стороны, среди левых, а с другой стороны, среди правых” [14]. Левые во Франции решают вопрос, кто получит большую поддержку избирателей, кандидат от социалистов или кандидат от коммунистов. Таким же образом и кандидаты от Союза в поддержку французской демократии и голлисты соревнуются между собой за первое место среди правых. Во втором туре происходит борьба межу правой и левой коалициями. Слабейшие кандидаты и от левых, и от правых снимают свои кандидатуры в пользу сильнейших представителей блоков. Целью снятия кандидатур является стремление увеличить шансы блока в целом на победу над конкурирующей коалицией.

В длительной перспективе данное законодательство способствует объединению политических сил вокруг двух центров притяжения. В развитых демократических странах мажоритарная система абсолютного большинства приводит к ослаблению позиций крайних радикалов. Например, во Франции в начале 80-х гг. резко снизилась популярность Коммунистической партии Франции (PCF), значительная часть избирателей которой перешла к Социалистической партии (PS). Правые радикалы из Национального фронта (FN) Ле Пена попали в парламент в 1986 г. только благодаря введению социалистами системы пропорционального представительства. Однако уже на выборах 1993 г., несмотря на то, что за FN проголосовало рекордное число избирателей 12,5%, радикалы не провели в Национальное собрание ни единого депутата, так как на этих выборах применялась система двух бюллетеней [15].

ВСТАВКА 6. 4.

Социологические законы Дюверже - Сартори Знаменитые социологические законы М. Дюверже о влиянии избирательного законодательства на партийную систему были переформулированы и уточнены американским политологом Дж. Сартори в конце 80-х гг.

"Первое правило. Плюральная система сама по себе не может привести к двухпартийности, но при всех прочих условиях она может поддерживать уже существующую систему (бипартизма)...

Второе правило. Плюральная система в длительной перспективе формирует двухпартийность при двух условиях: первое, когда партийная система структурирована, и второе, когда электорат. равномерно распределен и перемешан между избирательными округами.

Третье правило. Следовательно, бипартизм является невозможным, какая бы избирательная система ни применялась, если расовые, лингвистические, идеологические, связанные с одной проблемой и другие меньшинства (которые не могут быть представлены двумя главными массовыми партиями) сконцентрированы в значительной пропорции в конкретных округах или регионах.

Четвертое правило. Наконец, система пропорционального представительства. если она применяется в небольших округах. может приводить к устранению партий, чей электорат распылен между разными округами, но даже нечистая система пропорционального представительства не способна уничтожить небольшие партии с высокой степенью концентрации приверженцев" [16].

В основе электорального выбора избирателей лежит совокупность различных мотивов. Многие граждане оценивают прошлую политику правительства или партийные обещания относительно будущего политического курса. Таких избирателей принято называть проблемно-ориентированными. Другие избиратели являются личностно-ориентированными. На их выбор оказывает влияние такой фактор, как харизма сильного лидера или непопулярность слабого. Но в любом случае выборы позволяют агрегировать эти разнонаправленные соображения.

На рис. 6.1. представлен сравнительный анализ агрегации интересов партиями и избирателями в некоторых странах с соревновательной партийной системой. Здесь использована лево-правая шкала предпочтений. Для ее составления проводился социологиче-

Рис. 6.1. Расположение партий на лево-правой шкале в некоторых странах с соревновательной партийной системой.

Эта схема заимствована из книги Алмонд Г., Пауэлл Дж. Б., Стром К., Далтон Р., Сравнительная политология сегодня: Мировой обзор [17]; D - Демократическая партия США, R - Республиканская партия США; L - Лейбористская партия Великобритании, LDP - Либерал- демократическая партия Великобритании, С - Консервативная партия Великобритании; PCF - Французская коммунистическая партия, PS - Французская социалистическая партия, UDF - Союз в поддержку французской демократии, RPR - Движение в поддержку республики, FN - Национальный фронт; PDS - Партия демократического социализма, G - Партия Альянс-90/Зеленые, SPD - Социал-демократическая партия Германии, FDP - Свободная демократическая партия, CDU/CSU - Христианско-демократический и Христианско-социальный союз; JCP - Японская коммунистическая партия, JSP - Японская социалистическая партия, NP - Новая партия, LDP - Либерал-демократическая партия Японии.

ский опрос, участникам которого нужно было расположить на шкале от 1 до 10 политические партии и указать свои предпочтения. При этом “1” обозначает крайне левую (либеральную в США) позицию, а “10” - крайне правую (консервативную в США) позицию.

Данный рисунок позволяет сделать некоторые выводы. Во-первых, в странах, расположенных в верхней части рисунка, прежде всего в США, большинство избирателей оказывает поддержку относительно небольшому числу партий. Сторонники этих партий занимают центристские позиции. Разница идеологических платформ американских республиканцев и демократов является незначительной.

Во-вторых, страны, изображенные внизу рисунка, представлены большим количеством партий, а расстояние между их идеологическими симпатиями и антипатиями является весьма существенным. Во Франции, например, свободной является как раз центристское политическое поле, а позиции основных сил сгруппированы несколько правее и левее центра.

В-третьих, если Британская модель агрегации интересов больше напоминает американскую, то модель Германии занимает промежуточные позиции между США и Францией.

В-четвертых, Япония олицетворяет собой еще один вариант агрегации интересов. На правом фланге там действует единственная крупная партия - либерально-демократическая, которая на протяжении всего послевоенного периода доминирует в политике. Ей противостоят раздробленные и постоянно реформирующиеся центристские партии и слабые левые партии.

А. Лейпхарт провел похожее исследование тридцати шести демократических стран. Он рассмотрел, каким образом влияют на агрегацию интересов такие вопросы, как: социально-экономические проблемы, религия, культурно-этнические вопросы, различия между городом и деревней, поддержка режима, внешнеполитические проблемы, отношение к постматериалистическим ценностям. В табл. 6.2 представлены его выводы относительно тех демократических государств, которые рассматриваются в этой книге. “H” обозначает сильное влияние, “M” - среднее, (-) - слабое влияние или его полное отсутствие.

Социально-экономические проблемы разделяют левые и правые партии. Первые делают акцент на развитие государственного сектора, перераспределительной политике, направленной на обеспечение социального равенства, борьбе с безработицей, значительных государственных расходах на образование, здравоохранение и соци-

Таблица 6.2. Сравнительный анализ политических вопросов, волнующих граждан в некоторых демократических странах (1945-1996).

Данная схема заимствована из книги: A. Lijphart, Patterns ofDemocracy [18].

альное обеспечение. Вторые ориентированы на стимулирование частного сектора, сокращение бюджетного дефицита, повышение эффективности экономики, сокращение государственных расходов, борьбу с бюрократией.

“Различия между левыми и правыми партиями по экономическим вопросам в целом начали сокращаться с 60-х гг., однако не до такой степени, чтобы можно было сказать, что они стали чем-то несущественным для рассматриваемых стран. Они не перешли даже в категорию вопросов средней важности из категории очень важных для большинства из них. Исключение составляют США, Канада, Багамские острова и Тринидад... Это означает, что все еще остается в силе знаменитое высказывание C. M. Липсета о том, что выборы могут рассматриваться как проявление демократической борьбы классов”.

Дифференциация между религиозными и секуляризированными партиями занимает второе место по своему влиянию на агрегацию интересов. Как и с экономическими вопросами, просматривается тенденция к сокращению значимости этих проблем. Прежде всего, это нашло свое выражение в политическом сближении христианских конфессий. Например, в послевоенной Германии и Нидерландах христианско-демократические партии стали строиться на протестантско-католической основе. С другой стороны, остаются актуальными противоречия между религиозными и секуляризированными партиями по этическим вопросам: свободе разводов, контроле над рождаемостью, правами сексуальных меньшинств, правами на аборт, сексуальном образовании и др. Эти проблемы приобрели особо сильное звучание с конца 60-х гг.

Культурно-этнические вопросы традиционно занимают важное место в соперничестве политических партий. В Германии это нашло свое выражение в формировании и деятельности региональных политических организаций: CSU в Баварии и PDS в бывшей ГДР. Известно, что в Соединенных Штатах проблемы национальных меньшинств в большей мере представлены в повестке дня демократов, чем республиканцев. Остроту культурно-этническим вопросам придает также массовая миграция из развивающихся стран в развитые государства и нерешенная проблема интеграции мигрантов в культурную среду Европы и Северной Америки.

С развитием постиндустриального общества отходят на задний план противоречия между городским и сельским населением как важная политическая проблема. Это не могло не оказать своего влияния на партийную систему. Традиционные крестьянские партии, например в Скандинавских странах, все чаще начинают идентифицировать себя с партиями центра, большая часть электората которых живет в городах. Аналогичную трансформацию претерпела и австралийская Национальная партия.

Такой показатель, как различное отношение партий к поддержке политического режима, является очень важным. Его значение возрастает в тех странах, где существуют релевантные партии, находящиеся в оппозиции к демократической форме правления. Во многих европейских государствах, а также в Индии и Японии такими партиями долгое время были коммунисты. Однако переход к еврокоммунизму PCF и PCI, а также крах коммунизма в Восточной Европе и развал СССР существенно ослабили эту угрозу демократии. Как видно из табл. 6.2, только две страны (Франция и Япония) сталкиваются с деятельностью подобных сил при агрегации интересов. Следует добавить, что в некоторых государствах (Австрия, Франция, Бельгия) большие вызовы демократии исходят не от левых, а от ультраправых партий.

Во многих странах, проанализированных Лейпхартом, различное отношение к внешней политике оказывало и оказывает существенное влияние на агрегацию интересов. Для ряда европейских государств проблема членства в НАТО и ЕС, для Японии - судьба японо-американского договора о безопасности долгое время были вопросами, по которым не было согласия между властью и оппозицией. Острота внешнеполитических партийных баталий пошла на убыль после демократизации Восточной Европы. Вместе с тем появились и новые внешнеполитические проблемы, такие как борьба с международным терроризмом и неодинаковое отношение к этой угрозе различных политических сил и общественного мнения в разных странах.

Американский социолог Р. Инглхарт в своем исследовании Модернизация и постмодернизация. Культурные, экономические и политические изменения в сорока трех обществах (1997) пришел к выводу, что в наиболее развитых странах планеты все большее количество населения начинает ориентироваться на так называемые постматериалистические ценности. Это означает, что и в политической сфере мы начинаем сталкиваться с агрегацией материалистических и постматериалистических интересов. Инглхарт обнаружил, что особенно среди молодежи и представителей средних слоев в западных демократиях наивысший приоритет получают такие интересы, как “предоставление людям возможностей самим решать вопросы управления на их рабочих местах и в местных сообществах, а также оказывать влияние на важнейшие решения правительства”. Постматериализм тесно связан с экологизмом, “стремлением сделать наши города и поселки прекрасными” [19]. Как видно из табл. 6.2, постматериалистические ценности оказывают определенное влияние на агрегацю только в Германии, где создана и довольно успешно действует партия зеленых. Лейпхарт также обнаружил, что в Скандинавских странах партии центра начинают трансформироваться из старомодных аграрных организаций в современные экологические. Однако недостаточное количество времени, прошедшее с момента начала постмодернизации, не позволило новым ценностям на равных конкурировать с социально-экономическими проблемами в большинстве других стран.

На третьем уровне агрегация интересов в соревновательных системах происходит в парламенте и правительстве. Если одна партия побеждает на выборах и получает возможность контролировать и законодательную, и исполнительную власть, она самостоятельно определяет и осуществляет политический курс. Иногда такая ситуация возникает за счет других политических партий. В тех странах, где действует мажоритарная избирательная система в один тур, часто возникает ситуация искусственного большинства, когда партия доминирует в парламенте, не имея 50% поддержки электората. Как отмечалось выше, в Великобритании в 70-90-е гг. побеждавшие на выборах консерваторы и лейбористы не опирались на абсолютное большинство. Обладая уровнем поддержки порядка 42% на выборах 1997 г., Тони Блэр и возглавляемая им лейбористская партия получили возможность контролировать почти 2/3 мест в палате общин.

А. Лейпхарт подсчитал, что с 1945 по 1996 г. в 43,7% выборов, проходивших в разных демократических странах, использовавших мажоритарную систему простого и абсолютного большинства, было получено “искусственное большинство” [20].

В других системах участие в конкурентной борьбе множества партий и избирательное законодательство препятствуют возникновению устойчивого большинства у одной партии, но, напротив, способствуют формированию партийных коалиций еще до выборов. В 70-90-е гг. такие коалиции регулярно возникали во Франции и Германии. Эта система дает возможность гражданам влиять на политику партий после выборов, создает систему ответственности политиков перед избирателями. Граждане определяют направленность правительственной политики через партийную и электоральную агрегацию интересов.

Исследования показывают, что те партии, которые часто контролируют парламент и правительство, как правило, справляются с выполнением своих предвыборных обещаний (республиканцы и демократы в США, консерваторы и лейбористы в Великобритании). Однако если партия долгое время находилась в оппозиции, а потом стала правящей, возникают проблемы с выполнением обещаний. Примером этого является ситуация во Франции и Греции, где в начале 80-х гг. левые силы оказались у власти.

Если ни одна партия или предвыборная коалиция не получила полного контроля над законодательным собранием и правительством, тогда приходится вести торг, заключать сделки и соглашения фракций после выборов. В президентских республиках достаточно частыми являются случаи раздельного контроля, когда одна партия контролирует исполнительную власть, а другая - законодательную. В США с 1968 г. это наиболее распространенная ситуация. На президентских выборах и выборах в Конгресс 2004 г., правда, республиканцам удалось не только сохранить за собой исполнительную власть, которая в США по Конституции принадлежит президенту, но также укрепить свое большинство в палате представителей и получить его в Сенате. Однако уже на выборах 2006 г. республиканцы утратили контроль над нижней палатой парламента, уступив его демократам. В парламентских системах раздельный контроль невозможен, и поэтому в них в случае отсутствия большинства у одной из партий или предвыборных коалиций в высшем законодательном органе приходится создавать или кабинет меньшинства, или коалиционное правительство, превышающее своим размером минимально необходимое.

Когда формируется кабинет меньшинства, партиям, в нем представленным, приходится вести постоянные переговоры с другими партиями, чтобы добиться одобрения с их стороны важных правительственных инициатив и законопроектов в парламенте. В некоторых странах (Швеция, Норвегия, Дания) кабинеты меньшинства являются устойчивыми, в других (Италия, Финляндия) они, как правило, оказываются нестабильными.

ВСТАВКА 6.5.

Кабинет меньшинства в Швеции Ю. Штайнер считает, что Швеция является наиболее показательным примером успешного функционирования кабинета меньшинства. Если посмотреть на новейшую политическую историю этой страны, то можно обратить внимание на тот факт, что с 1976 по 1995 г. только четыре года страной управляло правительство большинства (1976-1978; 1979-1981). Кабинеты меньшинства чаще всего создавали социал-демократы, которые обращались за поддержкой к одной или двум правым партиям (либеральной или Партии центра). В 1978 г. кабинет меньшинства возглавила Либеральная партия, когда правая коалиция в парламенте раскололась по вопросу развития атомной энергетики (за это решительно выступила консервативная партия). В 1991 г. умеренно правые партии обратились за поддержкой к социал-демократам, чтобы не включать в правящую коалицию ультраправую партию Новая демократия.

По шведскому законодательству при голосовании в парламенте требуется, чтобы большинство не голосовало против правительства. Это негативно сформулированное правило вотума доверия исполнительной власти парламентом облегчает возможность создания и функционирования миноритарных кабинетов.

Опыт Швеции, а также Дании, Норвегии и некоторых других стран, где часто применяется эта разновидность организации исполнительной власти, свидетельствует, что кабинет меньшинства может успешно функционировать и не приводить к кризисам и снижению уровня эффективности политического курса [21].

Опыт Нидерландов, Бельгии, Австрии и Швейцарии свидетельствует в пользу того, что успешными могут быть и правительства больших коалиций. Умеренность позиций и готовность к консенсусу основных политических группировок является предварительным условием формирования такой модели организации исполнительной власти. Однако этого не достаточно. Только перспектива участия в правительстве, как считает А. Лейпхарт, становится мощным стимулом для умеренности и компромисса, поскольку в этом случае сводится к минимуму риск быть обманутым другими партиями или собственным необоснованным оптимизмом по поводу их готовности к примирению. Будучи вместе у власти, не вполне доверяющие друг другу партии, получают важную гарантию политической безопасности [22].

Ю. Штайнер приводит интересные сравнительные данные по большинству стран Западной Европы за период 1945-1990 гг. В соответствии с ними в Австрии за это время только один раз у власти был однопартийный кабинет, а 55% всех правительств представляли собой кабинеты большой коалиции. В Бельгии соотношение однопартийных кабинетов и правительств больших коалиций составляет 8% к 54%. В Нидерландах у власти не было ни одного однопартийного кабинета, 33% правительств формировались большими коалициями в парламенте. Для сравнения: в Великобритании за тот же период одно правительство было кабинетом меньшинства, все остальные - однопартийными кабинетами. В Швейцарии ситуация с формированием правительства является своеобразной: здесь члены кабинета избираются индивидуально на четко фиксированный срок [23].

В президентских республиках, которые, по мнению Лейпхарта, являются менее удобными формами правления для больших коалиций, они тем не менее тоже возможны в ротационной форме. В Австрии, парламентской республике, но избирающей президента на всеобщих выборах, ротационность сложилась естественным путем: на протяжении всей эпохи большой коалиции пост президента занимал социалист, в то время как канцлером был католик. Развитию тенденций к сотрудничеству политических элит и поиску общих интересов способствует разделение властей. В этом смысле Швейцария, имеющая коллегиального главу государства (Федеральный совет из семи человек избираемый парламентом на четко установленный период в четыре года), имеет преимущество над чисто парламентскими системами Бельгии и Нидерландов. Правда, в Нидерландах элементы разделения властей проявляются в том, что здесь традиционно члены правительства не являются депутатами и представляют собой относительно автономную силу, могущую выступать в роли посредника на переговорах между политическими группировками в парламенте и партиями. Формированию больших коалиций содействует также и такой институт, как парламентская монархия - символ национального единства и противовес центробежным тенденциям во многих странах.

Г. Алмонд и Б. Пауэлл считают, что агрегация интересов после выборов, в какой бы форме она ни происходила, имеет слабые и сильные стороны. С одной стороны, связь между предпочтениями избирателей и политикой неизбежно становится более слабой, чем в случае, когда агрегация проводится до выборов. Это может привести к политической фрустрации значительной части избирателей. В такой ситуации более трудным становится обеспечить ответственность правительства перед избирателями. Снижается значимость голосов граждан на выборах. В целом, значение выборов как института демократии и обеспечения ответственности правительства перед народом падает.

С другой стороны, продолжающаяся после выборов агрегация означает, что избиратели, которые голосовали за другие партии, а не только ту, которая одержала победу, получают своих представителей в правительстве. Они могут активно участвовать в определении политического курса и его реализации. В выигрыше оказываются группы различных меньшинств. Все граждане в такой ситуации становятся меньшинствами в политическом смысле слова, и если выборы являются честными, то формируются оптимальные условия для уважения прав меньшинства (важнейшего принципа современной демократии). Несомненным преимуществом агрегации интересов после выборов является расширение базы поддержки правительства, что особенно важно тогда, когда ему приходится проводить непопулярный политический курс [24].