ГЛАВА 4.1. ФЕОДАЛИЗМ

В произведении раннехристианской литературы, приписываемом Дионисию Ареопагиту, «О небесной иерархии» (на самом деле это сочинение было написано в V или начале VI в., тогда как Дионисий, согласно церковному преданию, первый афинский епископ, жил в I

в.) рассказывается о девяти хорах ангельских, окружающих престол Творца и славящих Его в своих песнопениях.

По образу и подобию небесной иерархии строилась, на их взгляд, и земная иерархия. Разумеется, никто не пытался сознательно воплотить в общественной жизни идеи раннехристианского мыслителя. Но то, что между обеими иерархиями находили общее, более того, зеркальное соответствие, придавало земной иерархии высший смысл: общественные отношения оказывались отражением, пусть бледным и несовершенным, иерархии, подчиненной Божьему престолу, и тем самым приобретали высший смысл и религиозное оправдание. Люди разного правового положения, которые принадлежали к различным сословиям и занимали разные места на общественной лестнице или обладали разными профессиями, образовывали разные «хоры» в христианском мире.

Одни церковные авторы писали о девяти разрядах людей, начиная с королей и церковных и светских князей на вершине иерархии и кончая простонародьем в ее основании. Другие писатели предпочитали говорить о тройственном делении общества — на «тех, кто молятся» (т.е. священников и монахов), «тех, кто воюют» (т.е. рыцарей), и «тех, кто трудятся» (крестьян).

При любой классификации имелось в виду общественное единство, в рамках которого существуют разные слои и группы; люди, принадлежащие к тому или иному разряду, сословию, должны заботиться о благе целого (молиться, защищать с оружием в руках или

давать пропитание), но, вновь подчеркнем, люди, образующие эти разные группы и сословия, не равны между собой, обладают разными правами и несут неодинаковые обязанности.

Общественный строй, который утвердился в Западной Европе в IX—XI вв., историки называют феодальным. ФЕОД, от которого образовались слова «феодализм», «феодал», «феодальный», — это наименование земельного владения, пожалованного господином — СЕНЬОРОМ (лат. «старшим») своему ВАССАЛУ — подчиненному, человеку, обязующемуся за владение феодом выполнять службу, преимущественно рыцарскую, т.е. в полном вооружении и верхом на боевом коне.

Как мы уже видели, начиная с франкских времен повелось, что для того, чтобы государь или другой властитель мог заручиться поддержкой профессиональных конных воинов, ему приходилось жаловать им населенные крестьянами земли. Условием пожалования было принесение воином присяги верности сеньору. Вступавший в вассальную зависимость вкладывал свои руки в руки сеньора и произносил установленную формулу верности, после чего они обменивались поцелуем. Между сеньором и вассалом заключался своеобразный устный договор о взаимной поддержке и помощи: вассал обязывался верно служить господину, а тот обещал вассалу поддержку и покровительство. Этот договор, заключенный при свидетелях и, как тогда верили, в присутствии Бога, считался нерушимым. На практике, однако, он нередко нарушался, в знак чего вассал должен был сломать над своей головой ветки и разбросать их на все четыре стороны, что символизировало разрыв связей с сеньором.

Вассалы нуждались как в феодах, так и в сильных и знатных покровителях, а могущество сеньоров зависело прежде всего от числа преданных и боеспособных вассалов. Богатства — земли или деньги — сами по себе еще ничего не решали в феодальном обществе: они нужны были для раздачи вассалам. Купец мог быть намного богаче какого-нибудь сеньора, но общественное и правовое положение знатного, родовитого господина неизменно оказывалось выше, нежели положение незнатного и непривилегированного богача из горожан.

Если купцы и ростовщики старались скопить богатства для того, чтобы употребить их для расширения своего дела, то знатные сеньоры и их вассалы искали добычу с совершенно другими целями: проесть на пирах вместе с подобными себе господами, либо раздарить подарки друзьям и приближенным и таким способом заручиться их поддержкой.

господ: один сеньор в присутствии гостей сжег собственную конюшню с дорогостоящими боевыми скакунами, а другой приказал засеять поле золотыми монетами! Такого рода поступки, разумеется, были исключениями, но они отражают общие установки господствующего класса той эпохи — установки не на обогащение и развитие производства, а на расточительное потребление, которое способствовало росту их славы, привлекало к ним всеобщее внимание и противопоставляло их «мелкому люду».

феодальное общество аристократично, в нем пользуются авторитетом и властью люди знатного происхождения, которые придерживаются особого поведения, не свойственного всем остальным. Феодальное общество — общество, разгороженное юридическими, сословными перегородками, общество, очень далекое от правового равенства. Для того чтобы обеспечить свою безопасность, человек был вынужден искать себе покровителя, господина. В некоторых областях Франции действовал принцип «Нет земли без сеньора», и даже тот, кто обладал собственным владением, старался превратить его в феод, — в таком случае он становился «под высокую руку» могущественного аристократа.

В этом обществе не существовало полностью свободных людей, так как любой человек зависел от какого-либо господина. Иными словами, личная свобода сочеталась с зависимостью. Эта зависимость могла быть суровой и каждодневно ощутимой. Так, определение зависимого крестьянина в Англии гласило: «Он не знает вечером, что на утро ему прикажет делать его лорд». Но подвластность вассала сеньору могла быть чисто номинальной; скажем, он был обязан раз в год подарить сеньору пару шпор или перчаток, либо какую-нибудь дичь, подстреленную на охоте, — такой подарок расценивался как выражение преданности дарителя сеньору.

Вассалы образовывали союз, возглавляемый сеньором. Такой союз представлял собой обособленную замкнутую группу, которая защищала свои интересы. Если над сеньором и главенствовал другой, более высокопоставленный господин, он не имел права вмешиваться в его отношения с вассалами. «Вассал моего вассала — не мой вассал», — гласил принцип феодального права. Это значило, в частности, что король, будучи сеньором графов или герцогов, был лишен возможности отдавать через их головы приказания их вассалам (на деле, однако, этот принцип нередко нарушался). На том этапе развития средневекового общества, когда королевская власть еще недостаточно окрепла для того, чтобы проводить централизацию, опираясь на собственных чиновников, самим королям приходилось заботиться прежде всего о том, чтобы обзавестись собственными вассалами.

Личная свобода в феодальном обществе относительна. Существуют люди более свободные и привилегированные, а наряду с ними — масса людей с ограниченной, неполной свободой. Сохраняя частич

ную правоспособность, крестьяне вместе с тем находятся в тяжкой зависимости от господ.

Крестьяне образовывали основание феодальной иерархии, находясь официально вне нее. За их счет жили все эти господа. Но крестьяне были не вассалами, а ломанными, и с ними не заключалось договоров о верности, как с благородными. Для того, чтобы избежать худшего — разграбления хозяйства вооруженным и воинственным соседом, простым людям приходилось искать защиты у того или иного могущественного светского господина или монастыря. Повелитель крестьян присваивал себе право собственности на их земли, нередко включая и их общинные угодья (выпасы для скота, леса и пустоши), и требовал с них исполнения барщин на господской части деревенского поля (на так называемом ДОМЕНЕ) и уплаты оброков. Зависимость крестьянина от феодала выражалась и в том, что он был подвластен ему лично: крупный землевладелец судил его в собственном поместном суде; крестьянин не имел права покинуть своего господина и без его позволения или уплаты пошлины переселиться в другую местность (но в действительности многие крестьяне попросту убегали от своих господ в те области, где надеялись расчистить из-под леса новые участки); не во всех случаях зависимый крестьянин имел право беспрепятственно взять в жены девушку из другого поместья.

Все эти ограничения свободы на протяжении длительного времени не воспринимались крестьянами как очень стеснительные. Причина в том, что понятие свободы в деревенской среде (в отличие от городской) еще не привилось. Повинности и оброки подчас были обременительны, так как в страдную пору, когда у крестьянина было полно дел в своем хозяйстве, ему приходилось трудиться еще и на барской запашке. Но эти повинности и размеры оброков не менялись из года в год и даже из поколения в поколение. Их регулировал обычай — могучая сила в средневековом обществе, с которой принуждены были считаться все — и крестьяне, и крупные землевладельцы. Всякие новшества встречали с подозрительностью, тогда как то, что было раз и навсегда установлено, считалось добром именно в силу того, что так издавна повелось.

Когда в XIV—XVI вв. господа стали нарушать обычаи, а требуемые с крестьян повинности в условиях растущего денежного хозяйства возросли, сельское население увидело в этом прежде всего нарушение установленного порядка вещей и ответило мощными бунтами и восстаниями. Но то было делом будущего. Пока же забота о защите своего хозяйства побуждала крестьянина держаться своего господина, в котором он видел покровителя.

Само собой разумеется, положение крестьян никогда в средневековой Европе не было легким и привольным. Они были принижены и лишены большинства прав, которыми пользовались их господа; да

и при сравнении с горожанами они серьезно проигрывали. Крестьянин — всеобщий кормилец. Это подчеркивали многие церковные писатели, которые даже утверждали, что именно у крестьян наибольшие надежды на загробное спасение: ведь они, выполняя Божьи заветы, добывают хлеб насущный в поте лица своего. Но вместе с тем бродячие школяры, сочинители озорных песен, поносили невежественных мужиков, не признавая их за человеческие существа, а рыцари презирали крестьян, видя в них потомков Хама — бесстыжего и презренного сына библейского патриарха Ноя. От латинского слова villanus («сельский житель», «поселянин») в новоевропейских языках пошли слова, означающие «негодяй».

И тем не менее было бы ошибочно называть зависимых крестьян средневекового Запада «крепостными» (как это иногда делают историки). Крепостной в России XVI—XIX столетий (до реформы 1861 г.) не что иное, как раб. Он бесправен во всех отношениях — личном, имущественном, юридическом. Помещик вправе поставить его на любую работу, произвольно наказывать'его, продавать и покупать вместе с участком земли или отдельно. Это раб, холоп, забитое и лишенное воли существо. У него нет никакой инициативы и он относится к труду как к тяжкой повинности, исполняемой из-под палки. Он не обладает правом собственности, а потому не приучен и уважать чужую собственность.

На средневековом Западе крестьянин, при всей своей зависимости от господина, не был бесправен, не был исключен из системы права. Если он исправно выполнял повинности, господин не мог отказать ему в пользовании земельным наделом, на котором трудились поколения его предков.

Как видим, феодализм глубоко отличается от рабовладельческого строя, при котором рабы были бесправны и приравнивались к орудиям труда (их так и называли — «говорящие орудия»), и от такой позднейшей разновидности рабства, как крепостничество. Но не менее резко феодализм был отличен от сменившего его в Новое время буржуазного, капиталистического общества, в котором работник лично свободен и юридически независим и продает свою рабочую силу нанимателю вследствие своей экономической необеспеченности. В феодальном обществе господствуют крупные землевладельцы, однако их собственность по существу является властью над людьми, вассалами, зависимыми крестьянами и подданными. Власть лежит в основе собственности феодала.

Как же и почему возник феодальный строй общественных отношений? На этот вопрос нужно ответить прежде чем перейти к характеристике «тех, кто воюют».

Феодальный строй сложился в Европе после Великих переселений народов, в результате взаимодействия позднеримских порядков с общественными отношениями, которые складывались у варваров,

преимущественно германцев. Как мы уже знаем, Римское государство в последние столетия своего существования было ослаблено, и хозяйственная жизнь, а вместе с ней и реальная власть все более сосредоточивались во владениях крупных собственников. После варварских вторжений значительная часть этих имений перешла в обладание германских вождей, королей и их дружинников. Воинственные магнаты, окруженные воинскими свитами, играли отныне ведущую роль в общественной жизни. Строй германских дружин приобрел новый облик с тех пор, как эти дружинники вслед за своими предводителями обзавелись поместьями. Бок-о-бок с их владениями располагались поместья римской знати и стремительно разраставшаяся земельная собственность церкви и монастырей.

В результате этих перемен значительная часть крестьян попала в личную и поземельную зависимость от светской и церковной верхушки общества. Власть концентрировалась в руках тех, кто обладал силой, авторитетом и землями. Эти господа вершили суд, от них зависели защита страны и соблюдение в ней права и порядка, с ними в первую голову считался король, принимая решения и законы.

Но эти перемены еще не привели к становлению феодализма. Важным этапом его развития явилась новая волна нашествий на Западную Европу в IX—XI вв. — нападения арабов, венгров и норманнов. Для того чтобы отразить эти грозные непрекращавшиеся атаки, нужно было возводить укрепления нового типа, каких не знали ни римляне, ни германцы, — каменные замки и крепости с постоянными гарнизонами в них.

Замок господствовал над сельской местностью. Его окружал наполненный водой ров, и проникнуть в крепость можно было лишь по охраняемому подъемному подвесному мосту. Над крутыми стенами замка высились сторожевые башни. Нередко в замке было два ряда стен — внутренние и внешние, так что даже если враг овладевал наружной стеной, владелец замка мог укрыться во внутреннем укреплении. Когда враги осаждали замок и пытались им завладеть, защитники осыпали их с высоты стен камнями и стрелами, лили на них горячую воду и кипящую смолу и старались разрушить лестницы, приставленные осаждающими.

Центральная башня замка — ДОНЖОН — состояла из нескольких этажей, где находились жилище феодала и службы, кухня, пиршественный зал и складские помещения, в которых хранились запасы, необходимые для того, чтобы выдержать длительную осаду. В подвальном помещении была расположена темница — в ней содержали пленников и осужденных феодалом преступников. Внутри замка были также конюшни для боевых коней и стойла для домашнего скота. Воду брали из колодца, расположенного во дворе замка. В замке мог быть подземный ход, через который можно было незаметно выбраться наружу.

Под стенами замка нередко возникало городское поселение, и его жители могли найти в крепости прибежище во время нападения врага.

Замок служил наглядным символом могущества сеньора и его власти над вассалами и подданными.

Вызванная новой волной нашествий потребность в тяжеловооруженном профессиональном воинстве и привела к возникновению рыцарства. Рыцарь — нем.Ritter — значит «конник», но рыцарь был не просто всадником, он представлял собой самостоятельную боевую единицу. Рыцарь был одет в кольчугу — рубаху из скрепленных между собой металлических колец, а в дальнейшем ее сменили кованные латы, защищавшие все его тело, от шеи до ног включительно. На голову рыцаря надевали (ибо без помощи слуг или оруженосца ему трудно было снарядиться) шлем; со временем лицо рыцаря стало защищать забрало. Помимо этого он еще прикрывался в бою щитом, на котором был изображен его герб (нередко какое-нибудь благородное или диковинное животное). Рыцарское вооружение составляли меч и длинное тяжелое копье. Боевая броня делала рыцаря почти неуязвимым для ударов противника. Рыцарь на коне — своего рода маленькая подвижная крепость. Вооружение и снаряжение рыцаря стоили очень дорого, на них уходила значительная доля дохода, получаемого с крестьян, которые населяли его феод.

На всем скаку он нападал на врага и стремился ударом копья выбить его из седла. Если это не удавалось, рыцари вступали в схватку на мечах. Пока рыцарь оставался на коне, он был грозной боевой силой. Но стоило выбить его из седла, и он оказывался беспомощным, так как не был в состоянии быстро подняться на ноги без посторонней помощи, — вооружение и доспехи были довольно тяжелыми и, сковывая движения рыцаря, делали его неповоротливым. Основной целью рыцаря в сражении было не убить противника, а, выбив его из седла, обезоружить и захватить в плен. За знатного пленника можно было получить крупный выкуп. Главное же, победитель покрывал себя славой, — ее-то рыцари прежде всего и жаждали. Славу непобедимого воина можно было стяжать и в рыцарских турнирах.

Турнирами называли Военные состязания, на которых рыцари — турнир был привилегией исключительно рыцарства — сражались на глазах у благородной публики либо в поединках, либо группами; впрочем, в последнем случае бой также превращался в серию поединков. Участники объявляли, что сражаются в честь прекрасных дам, на благосклонность которых могли рассчитывать победители. Победители получали славу и признание, почетные призы, а также коней и оружие побежденных. Поскольку остаться без вооружения и коня считалось позорным для рыцаря, победитель возвращал их своим незадачливым соперникам за выкуп. Постепенно турниры, первоначально имевшие целью военную тренировку, превращались в пышные аристократические празднества, и сражались на них специаль-

ным затупленным оружием, чтобы не нанести ущерба бойцам. Впрочем, в феодальных войнах вплоть до XIII—XIV вв. жертв среди рыцарей было не так много, скорее гибла сопровождавшая их пехота, которую составляли простолюдины. .

Сын рыцаря обычно получал одностороннее и довольно грубое воспитание. С малых лет его учили ездить верхом и владеть оружием; досуги он проводил на охоте (благо зверей в Европе в то время водилось множество). Чтение, письмо, арифметика не интересовали знатных подростков и юношей, за одним, однако, немаловажным исключением. Дело в том, что с целью не допустить раздробления рыцарского феода, он целиком передавался по наследству лишь старшему сыну, который и получал посвящение в рыцарское достоинство. Младшие братья оставались ни с чем. Многим из них приходилось постригаться в монахи, — вступая в монастырь, юноша отказывался от мирских радостей и удовольствий, но жизнь его была материально обеспечена. Так вот, те дети рыцарей, которых предназначали к духовному званию (это касалось и дочерей, лишенных приданого), нередко изучали чтение, письмо и другие «искусства».

Становясь рыцарем, юноша проходил через процедуру посвящения: его сеньор ударял его плашмя мечом по плечу, они обменивались поцелуем, который символизировал их взаимную верность, посвящаемому надевали знак рыцарского достоинства — шпоры, и но-

вый рыцарь лихо вскакивал на коня. Раз навсегда установленные обряды сопровождали все важные моменты жизни рыцарей, как, впрочем, и других людей той эпохй: Эти ритуалы и обряды, жесты и произносимые одновременно с ними клятвы и присяги делали связи между людьми нерушимыми. Торжественность этих процедур способствовала тому, что они навсегда оставались в памяти их участников и многочисленных свидетелей.

В литературе, которая описывает и воспевает прославленных рыцарей (в рыцарских романах, песнях, поэмах) и которую часто создавали представители самого рыцарства, изображены благородные герои. Их поведение образцово, о таких людях говорили: «рыцарь без страха и упрека». Если верить этим сочинениям, существовал своего рода кодекс рыцарского поведения, основанного на чести. Согласно этому неписанному своду нравственных правил, рыцарь беззаветно предан Богу, верно служит своему сеньору, равно как и

прекрасной даме, заботится о слабых, включая женщин, духовных лиц и обездоленных, неизменно соблюдает все обязательства и клятвы. До сих пор существует выражение: «благородное положение обязывает». В рыцарских романах рыцари устремляют свои помыслы к Богу и совершают героические деяния. В поэзии французских ТРУБАДУРОВ и ТРУВЕРОВ и немецких МИННЕЗИНГЕРОВ XII-XIII вв. воспевается красота знатной дамы, нередко супруги сеньора, вассалом которого является поэт, и многим из этих певцов нельзя отказать в тонкости чувств.

Кодекс рыцарской чести не был литературным вымыслом, однако для рыцарей не менее характерна была и грубость нравов. На неблагородных и простолюдинов они взирали свысока, используя любой предлог для того, чтобы притеснить, ограбить или оскорбить их. О власти рыцарей часто говорят как о «кулачном праве»; то было не право, а произвол и насилие. Если подчиненных им крестьян они щадили, поскольку те их кормили, то чужих крестьян, как и горожан, они нещадно грабили, а то и убивали. В других странах, как в Европе, так и за ее пределами, они творили всяческие бесчинства. В подземных тюрьмах собственных замков они годами держали пленников, требуя за них выкуп. Встреча с рыцарем в поле или на большой дороге не сулила ничего хорошего. Психика рыцарей, как и многих других людей той эпохи, была неуравновешенна: от неуемного веселья они легко переходили к тоске и заливались слезами, либо внезапно впадали в столь же безудержную ярость.

Налицо противоречие между жестоким и подчас неприглядным бытом рыцарства и теми идеалами чести и достойного поведения, которые присутствовали в сознании части рыцарства и служили для него нравственной уздой. Вместе с тем, сопоставляя свое поведение с изображаемым литературой идеалом, рыцарь не мог не ощутить разрыва между ними. Как и перед любым христианином той эпохи, который не мог закрыть глаза на разительное противоречие повседневной жизни заповедям Спасителя, перед рыцарем вырисовывалась пропасть, отделявшая действительность от кодекса чести.

Существовало и другое противоречие, кроме несовпадения идеала и реальности: противоречие между равнообязательными для рыцаря христианской и рыцарской системами морали. Рыцарь должен быть влюблен в прекрасную даму, служить ей, совершать во имя ее подвиги. Церковь же с подозрением смотрела на любовные отношения между людьми. Участие рыцаря в турнире было делом чести, церковь осуждала турниры и даже запрещала хоронить погибших на них (а это все же случалось, несмотря на все меры предосторожности) в освященной земле.

Говоря о рыцаре как типе человеческой личности, который отличался от других представителей средневекового общества, нужно отметить еще одну черту. Любой член общества неизбежно выполняет свойственную его сословию или профессии функцию. Ее можно условно назвать «социальной ролью». Но поведение рыцаря было

таково, что он действительно играл эту роль, и условные кавычки уже не надобны. Рыцарь — постоянно на людях: в окружении друзей и прихлебателей в своем доме, среди других вассалов в замке сеньора, на пиру, при дворе короля, в церкви, наконец, на турнире или в бою. И повсюду он неизменно как бы смотрит на себя со стороны, чужими глазами — прежде всего с точки зрения других знатных (с простолюдинами, «чернью» он не считается) и строит свое поведение так, чтобы не уронить себя в их мнении и заслужить их похвалу и уважение. В драме истории своей эпохи рыцарь выступает как актер.

В упомянутой выше схеме тройственного членения общества, которая была выработана учеными людьми Средневековья, на первом месте стоят «те, кто молятся», — монахи и духовенство. Не хозяйственная, производственная деятельность крестьян, и не военная служба, защита страны, возложенная на рыцарей, а заботы о спасении душ христиан — вот что поставлено во главу угла в сознании авторов этой троичной системы. Главным, с точки зрения человека той эпохи, были его отношения с Богом. Поэтому пребывание в монашестве или в духовном сане казалось более существенным, угодным Богу, нежели выполнение каких-либо земных функций.

Феодальное общество на протяжении столетий оставалось бедным в материальном и техническом отношениях, опираясь преимущественно на физическую силу людей, занятых производством сельскохозяйственной и ремесленной продукции. Народ жил впроголодь, и голод был частым гостем. И тем не менее, не считаясь с затратами средств, сил и времени, жители Европы возводили грандиозные соборы и бесчисленные церкви, отдавали духовенству десятину — десятую долю урожая и иных доходов. Желая спасти свои души, богатые и бедные собственники дарили церковным учреждениям и монастырям свои земельные владения. Мало этого, общество отдавало церкви и монашеству своих наиболее способных и грамотных сыновей, посвящавших себя служению Богу. Почти все известные ученые и мыслители, как и значительная часть писателей и поэтов, художников и музыкантов той эпохи, принадлежали к духовному сословию.

Церковь представляла собой не только огромную политическую и экономическую силу, но вместе с тем и силу духовную; она мощно воздействовала на умы и чувства верующих. Естественно поэтому, что духовные лица занимали большую часть государственных должностей и активно воздействовали на политику светских государей.

В период формирования рыцарства церковь развернула движение за внутреннее умиротворение стран Запада и прекращение разбоя и бесчинств. Это движение (учреждение «Божьего мира») способствовало проникновению ценностей христианства в сознание рыцарей.

Учение о небесной иерархии и полном соответствии ей иерархии земной, которое упомянуто в начале главы, было официально принято церковью. Это учение исходило из идей гармонии и неподвижности: подобно тому как хоры ангелов, пребывая в вечности, дружно славят Творца, человеческое общество мыслилось неизменным и лишенным внутренних противоречий.

Нужно ли говорить о том, что это утверждение не соответствовало реальной действительности? Состав общества изменялся, и даже в то время, когда церковные мыслители вырабатывали свою трехчленную схему общественной структуры (в начале XI в.), они не могли не знать, что в жизни все более заметную роль начинали играть города, ремесленники и купечество, которым в этой схеме не нашлось места.

Изменялось и рыцарство. Конное войско существовало и в древности, но класс профессиональных тяжеловооруженных и закованных в броню воинов, которые были организованы в иерархию, владели феодами и господствовали над зависимыми крестьянами, оформился лишь в XII в., а спустя два-три столетия начал утрачивать свое монопольное положение в военном деле: изобретение пороха и огнестрельного оружия сделало его уязвимым, а латы, защищавшие рыцарей, невозможно было делать все более массивными, они и так сковывали движения воинов. Одновременно утрачивали свое значение и рыцарские замки-крепости, стены которых не могли устоять перед артиллерией. По мере укрепления государственной власти короли стали переходить к использованию солдат-наемников.

Короче говоря, структура феодального общества не была стабильной, она постепенно изменялась. Но эти перемены растягивались на столетия, и у людей той эпохи создавалось впечатление о незыблемости существующих порядков. Мысль об изменчивости общественного строя и быта с трудом проникала в их сознание. Не случайно же, как уже говорилось раньше, художники даже в конце Средневековья продолжали изображать рыцарей и рыцарские замки в картинах, повествующих о древних временах, а сцены из Священного Писания населять людьми, одетыми подобно средневековым крестьянам и бюргерам. История двигалась, воспринимаясь современниками как неподвижная.

Представление об устойчивости и вечности жизненного уклада было иллюзией, которая в немалой мере порождалась относительной медленностью действительных перемен. Но эта иллюзия цементировала феодальное общество, в свою очередь замедляя его изменения.

Вопросы Где было больше условий для развития техники — в Древнем Риме или в средневековой Европе, и чем объясняются эти различия? Сравните римских рабов и колонов со средневековыми зависимыми крестьянами. Какие цели преследовали деятели церкви, развивая теорию о тройственном делении общества на «молящихся», «сражающихся» и «трудящихся»? Как сказано выше, на Руси крестьяне находились в рабской зависимости от своих господ. Можно ли в таком случае говорить о русском феодализме? Рыцарский феод целиком передавался по наследству старшему сыну феодала. Чем объясняется то, что рыцари избегали дробления своих земельных владений?