Антропоцентризм как высший принцип страховской натурфилософии

Страхов разработал рациональную антропологию, учение о месте человека в природе. Он считал, что «явлений настоящего, чистого круговорота в жизни не бывает, точного, неизменного повторения жизнь не терпит, она есть непрерывное обновление.

Большое внимание уделял Страхов проблеме центрации применительно к органам организма. «Органы тела, - писал он, - не одинаковы по своему достоинству: одни более важны, другие менее; одни главные, другие подчиненные. Для органов растительной жизни центром служит сердце; растительная жизнь в животных вполне подчинена животной жизни; центр животной жизни, и потому всего тела, составляет нервная система; центр же самой нервной системы есть мозг» .

Такого же рода центрация характерна и для рассмотрения человеческого организма: «Точно так и между периодами жизни есть разница в значении.

Период утробной жизни весь состоит из низших явлений, из развития чисто растительного и животного. После рождения постепенно берут верх человеческие проявления; период мужества есть настоящий центр жизни, и притом центр во всех отношениях, - и в животном, и в растительном, и даже в чисто материальном»[131]. И далее он утверждает, что «главная черта организмов состоит в том, что каждый организм имеет эпоху зрелости, зрелый возраст.

3

руживается ясно и определенно» .

Страхов ставил проблему структурного видения мира, согласно которой «мир есть целое». Развивая эту мысль, он подчеркивал, что «мир есть стройное целое, или, как говорят, - гармоническое, органическое целое. То есть части и явления мира не просто связаны, а соподчинены, представляют правильную лестницу, пирамиду, всего лучше сказать - иерархию существ и явлений. Мир, как организм, имеет части менее важные и более важные, низшие и высшие; и отношение между этими частями таково, что они представляют гармонию, служат одни для других, образуют одно целое, в котором нет ничего ни лишнего, ни бесполезного»[133].

При построении натурфилософской картины мира Страхов использует такие фундаментальные категории как единство, целостность мира, которые не только не исключают различий, степеней и ценностей, но, напротив, предполагают иерархию. Здесь у него возникает идейное созвучие не только с Шеллингом, но в определенной мере и с Гегелем, который отстаивал идею целостности в духе своего панлогизма.

Эта иерархическая картина не только природы, но и мира завершается у Страхова антропоцентризмом, включающим мысль о центральном значении человека в мировом бытии. Подводя итоги своего рассуждения, он делает следующий вывод: «Мир есть целое, имеющее центр, именно, он есть сфера, средоточие которой составляет человек. Человек есть вершина природы, узел бытия. В нем заключается величайшая загадка и величайшее чудо мироздания. Он занимает центральное место по всем направлениям связей, соединяющих мир в одно целое; он есть главная сущность и главное явление и главный орган мира»[134].

Такой взгляд на человека был не совсем обычным во времена Страхова.

При выработке своего видения человека Страхов опирался на работы предшественников. В этом плане представляют интерес рассуждения о центре, демонстрируемые таким видным представителем ренессансной философии как Н. Кузанский, для которого ум есть измерительная способность постижения всех вещей. «Центр мира, - писал он, - не более внутри Земли, чем вне ее, и, больше того, центра нет ни у нашей Земли, ни у какой-либо сферы. Ведь поскольку центр есть точка, равно удаленная от окружности, а не может быть настолько совершенного круга или сферы, чтобы нельзя было представить более истинного, то ясно, что нет такого центра, чтобы не могло быть еще истиннее и точнее. Точной равноудаленности от разных мест вне Бога не найти, потому что только он один есть бесконечное равенство. Кто центр мира, то есть Бог благословенный, тот и центр Земли, всех сфер и всего в мире; он же одновременно - бесконечная окружность всего»[136].

Одна из попыток рассмотрения человека как центра мира в Новое время содержится в философии Шеллинга. В связи с этим Страхов отмечал, что Шеллингу «хотелось бы доказать, что человек есть единственное богоподобное существо, центр мира; а для того, чтобы возможен был центр, он хочет указать на окружность. Шеллинг стремится найти пределы мира, стремится так или иначе ограничить его. Поэтому он перетолковал по-своему наблюдения астрономов; ему показалось, что они в звездах нашли что-то непохожее на наш солнечный мир, и он указывает на это новое, как на признак того, что астрономы приблизились к пределам мира вообще»» . Вопреки Шеллингу с его идеей человека как богоподобного существа и центра мира, Страхов утверждал, что звездная астрономия доказала однообразие мира и на этой основе делает вывод, что «величие целого мироздания отражается в Земле, что в ней вполне выразилась сущность мира»[137]. Таким образом, новая космология стала прочной естественнонаучной основой антропоцентрической философии.

Человек и человеческая жизнь рассматривались Страховым как высший этап развития жизни. Поэтому, по его мнению, вопрос о человеке не может быть отнесен ни к какой определенной науке - зоологической, анатомической, палеонтологической или какой другой. Этот вопрос «принадлежит к сфере более широкой и более общей, чем сфера каждой из естественных наук», поэтому он «не может быть выражен терминами этих наук и разрешен их методами» . Страхов считал, что естествознание, будучи основанием для рассмотрения человека, не было для него единственной основой. Другой основой он считал историю и другие социально-гуманитарные науки.

Русского мыслителя не устраивал образ человека, созданный естественными науками, согласно которому природа человека определяется его естественными влечениями.

Рассмотрение человека осуществляется мыслителем в двух ракурсах. Во-первых, в антропологическом, включающем в себя все то, что тесно связано с естественными предпосылками становления и развития человека и имеет естественнонаучное, биологическое значение. Отсюда исследования человека базируются на строго естественнонаучной основе, хотя и не сводятся к ней, поскольку сюда добавляется социально-исторический аспект. Во- вторых, в метафизическом, который нацелен прежде всего на изучение духовного в человеке, его души, нравственности, эстетичности. В русле этих двух взаимосвязанных аспектов выделяются внешние, природные, а также социально-исторические условия и внутренние, духовные факторы формирования и развития человека.

Мысль о том, что человек является центром и мерой вселенной, во всем ее прошлом, настоящем и будущем, многосторонне раскрывается Страховым. Человек, по его мнению, «представляет собою какой-то центр, к которому сходятся все лучи мироздания, все влияния, какие только есть в мире» . И далее: «Итак, если человек есть центр всех влияний, то только потому, что он сам, самодеятельно, самобытно стремится стать в центре мира; если человек все переносит, то только потому, что может все обнять, стать выше всего, что думает покорить его. Такова особенная сущность человека»[138].

Человек есть такое место открытости и концентрированности, в которое все вовлекается и в котором все осуществляется.

Излагая свою антропоцентрическую концепцию Страхов порою применяет математическую терминологию, например «центр», «окружность» и т.д.

Не только в начале своей творческой деятельности, но и в конце ее Страхов снова обращается к проблеме центризма человека в мироздании и обсуждает ее не только с позиций естественных наук, но и наук социальногуманитарных. Высказывая свое несогласие с Э. Ренаном, считавшим этот взгляд заблуждением, Страхов писал: «Если человек, положим даже, и не центр мира, то, во всяком случае, он так связан с центром, что может из него смотреть на мироздание; следовательно, он не только выше всех земных созданий, но может подыматься до высот каких бы то ни было существ, представленных нашим воображением. Совершенная нелепость думать, что значение человека, может быть, равняется значению «плесени и лишаев», заводящихся везде, где есть сырость»[139].

Для антропоцентризма свойственен телеологизм, который довольно подробно рассматривается Страховым применительно к эволюции природы и ее высшего проявления - человека. Выводя человека из естественной эволюции природы, Страхов соглашается с Дарвиным, что человек есть «отборнейшее существо природы»[140]. При этом подчеркивается, что «он не есть просто вершина животного царства, верхний камень в пирамиде, но что в нем заключается цель и стремление всего этого царства, которое не имело бы смысла без этого последнего и главного члена, все равно как лестница без храма, в который она ведет» . По мнению Страхова, человек, будучи вершиной в пирамиде природы, где высшее развивается из низшего, включает в себя низшее, содержит в себе «все то, что есть в животном», поэтому «объяснить человека - значит объяснить высшее явление природы; ... Низшее и может и непременно должно быть объясняемо высшим, а никак не наобо- рот»[141]. Отсюда следует, что человек, будучи высшим организмом, представляет собой высший образец жизненного развития.

Довольно много внимания Страхов уделял выявлению соотношения между человеком и животными. По его мнению, у них одинаковое внешнее и внутреннее строение, одинаково протекают физиологические процессы; у них одни и те же врожденные потребности, например, в пище, половая потребность и т.д.; они обладают психической деятельностью. Однако строение конечностей, большой объем мозга, прямую походку мыслитель справедливо относит к биологическим отличиям человека. Вопреки мнению многих современных ему натуралистов Страхов считал, что человек по своей сущности - особое, не биологическое существо. Гордое мнение человека о самом себе, высокомерие его по отношению к камням, растениям и ближайшим сродни- кам-обезьянам является неопровержимым и очевидным фактом. Это связано с тем, что «человек имеет полное п р а в о противополагать себя природе, потому что он м о ж е т сделать такое противоположение, имеет силу и способность к нему»[142]. Для него и с телесной точки зрения человек есть наиболее развитое существо. В нем есть только необходимое телесное основание и он наиболее совершенен в этом отношении. Все это означает, по мнению Страхова, что человек неотделим китайской стеной от остальной природы. Для него «не только животность не противоречит духовности, но даже что для духа необходима самая высшая степень животности» . Эта идея Страхова об укорененности в биологии человека таких его самых тонких особенностей как духовного и свободного существа получила подтверждение в современной науке .

В то же время философ писал, что «для нас ясно, что человек есть совершенно особое существо в природе, имеет зачатки свойств, коренным образом расходящихся с животностию, и, следовательно, его происхождение каково бы оно ни было, есть величайшее чудо, такой скачок, такой переворот, которому равного и подобного не представляет вся остальная история земной природы. Уловить всю особенность, всю индивидуальность этого переворота, - вот настоящая, правильная задача»[143]. Таким образом, отличие человека от животного состоит, во-первых, в том, что, принадлежа к органическому миру, человек способен к саморазвитию; во-вторых, отличительной особенностью человеческого существа является то, что у него нет раз и навсегда заданной природы.

На основе сравнительного анализа соотношения человека и других живых существ, Страхов приходит к выводу, что поскольку «мыслить создание природы, которое было бы выше человека, невозможно», то «невозможно предполагать, чтобы на других планетах жизнь проявилась совершеннее или даже иначе, чем на планете, где высшее существо есть человек»[144]. Отсюда делался вывод, что если мир представляет собой единое целое, а количество целесообразно, устойчиво и жизненные формы ограничены, то разумные существа на других планетах будут сходны с человеком.

Можно вполне определенно сказать, что Страхов придерживался антропоцентрического созерцательного рационализма, являющегося переходом от религии к естествознанию. Но это именно созерцательный, а не активный рационализм, присущей западноевропейской культуре, который ищет разума в природе и устанавливает его в обществе.