Введение

Двадцатый век прошел под знаком своеобразного «антропологического бума» в философии, когда на передний план снова вышел человек, рассматриваемый как центр мироздания. Антропологический ренессанс проявился в обостренном интересе к проблеме человека и возрождении антропоцентрических по своему характеру вариантов исследовательской парадигмы, в выработке новых путей постижения человека.

На современном этапе развития философского знания антропологическая тенденция является одним из наиболее масштабных и влиятельных направлений, в котором антропоцентрический принцип постулируется в качестве методологической основы. Его экспансия выступает в форме глобального процесса гуманизации науки. Сегодня с антропоцентрическим мировоззрением конкурируют такие типы мировоззрения как теоцентрическое и экологическое, все более набирающие силу и признание. В этих условиях антропоцентрический гуманизм воспринимается порою как нечто чуждое современной культуре. Поэтому обращение к антропоцентризму Страхова может помочь, на наш взгляд, разобраться в сегодняшних проблемах и наметить пути их решения. Сама значимость идей мыслителя возрастает по мере развертывания их в контексте современной культуры.

Творческое наследие Страхова до сих пор не стало предметом углубленных исследований отечественных философов, хотя в последнее время наблюдается оживление интереса к философии и личности мыслителя. Возвращение его произведений из небытия становится насущнейшей задачей нашего сложного и противоречивого времени.

Н.Н. Страхов (конец 1880-х гг.)

Философия Страхова - одно из самых трудно поддающихся толкованиям миросозерцаний 2-ой половины Х1Х века, которое невозможно вписать в какое-либо одно философское направление. Страхов относится к числу тех немногих мыслителей, для понимания которых требуется знакомство с его биографией и разнообразным творчеством, не сводимым только к философии, но и включающим литературную критику, переводческую деятельность, а также богатейшее эпистолярное наследие. Поэтому необходимо более пристально вглядеться в философское творчество мыслителя и выявить его действительное место и значение в истории русской философии и культуры в целом. Наряду с этим изучение антропоцентрических идей Страхова позволит, на наш взгляд, глубже и полнее представить панораму развития русской культуры и раскрыть роль философии в качестве важнейшего условия развития просвещения в современной России.

Как философ Страхов был уже известен при жизни и должным образом оценен при выборах в почетные члены московского психологического общества в конце Х1Х века. Его признавали в качестве одного из авторитетнейших специалистов в философии и литературной критике, многие авторы ждали его одобрения и поддержки. Однако при жизни мыслителя его философские взгляды зачастую оценивались разноречиво, порою даже негативно. И это не удивительно, если вспомнить его резкие выступления против таких господствовавших в русской культуре 2-ой половины XIX века направлений как позитивизм, материализм, спиритизм, западничество, социализм, нигилизм и утилитаризм.

В.В. Зеньковский, «отсутствие цельности и незавершенности построений всегда очень мешали должной оценке творчества Страхова, создавали постоянно недоразумения вокруг него»[1]. Вполне очевидно, что для такого «несвоевременного мыслителя» как Страхов была «только и возможна надежда на герменевтическую ситуацию в будущем»[2]. И она, наконец-то наступила в современной России. То, что не смогли понять его современники, предстоит сделать представителям современной отечественной философии.

Значительный недостаток в исследованиях творчества Страхова в определенной мере связан с отсутствием систематического подхода к его творческому наследию. Современные исследователи оценивают личность Страхова и его философию по-разному - от негодования до восторженных эпитетов. Однако все они преломляют его идеи односторонне. Поэтому Страхов как философ может быть правильно понят и оценен лишь во всей полноте его деятельности и созданных им произведений.

Философское наследие Страхова стало объектом анализа уже в конце XIX века. Среди современников, высоко оценивших его философию, можно назвать таких известных русских философов, как Н.Я. Грот, Александр Иванович Введенский, Алексей Иванович Введенский, Э.Л. Радлов, В.В. Розанов и др. Значительно позже высокая положительная оценка философии Страхова была дана представителями русского зарубежья. В.В. Зеньковский,

С.А. Левицкий, Д.И. Чижевский раскрыли новые аспекты его философского творчества.

К сожалению, такого рода оценки личности и философского творчества этого глубокого и оригинального мыслителя не получили закрепления и широкого распространения в последующие десятилетия. В условиях господства «просвещенства» и революционаризма, против которых он неустанно выступал, его имя было предано забвению, а высказанные им идеи рассматривались как устаревшие и реакционные.

В советское время сложилась традиция негативного отношения к философии Страхова, которая рассматривалась как идеалистическая, почвенническая и не заслуживающая серьезного внимания.

Реабилитация страховской философии и ее осмысление с новых мировоззренческих и методологических позиций начинается лишь с середины 90-х годов XX века. В работах таких отечественных исследователей как Л.Р. Авдеева, Е.А. Антонов, А.Н. Аринин, Р.К. Баландин, А.В. Белов,

1. В. Богданов, Н.К. Гаврюшин, Н.П. Ильин, В.С. Лыкова, С.Н. Малявин,
2. М. Михеев, Н.В. Снетова, В.В. Сапов, М.А. Ходанович рассмотрены различные аспекты философского творчества Страхова. Некоторые современные исследователи, например, Н.П. Ильин называют Страхова классиком русской философии, подчеркивая тем самым его огромный вклад в русскую культуру.

Среди западных исследователей можно выделить Анджея де Лазари и Р. Лаута, которые в своих книгах, посвященных творчеству Ф.М. Достоевского, рассматривают некоторые аспекты философии Страхова. Однако монографических исследований, полной и разносторонней оценки его философского наследия, глубокого анализа его мировоззрения все еще нет. Исключением является монографическая работа американской исследовательницы Линды Герштейн, где философские взгляды Страхова рассматриваются наряду с его литературной критикой и публицистикой[3].

Разноречивые, а подчас взаимоисключающие характеристики и оценки философии Страхова, которые наблюдаются и сегодня, проистекают из-за слабой изученности философского наследия русского мыслителя. Его труды давно стали библиографической редкостью и до сих пор не переизданы за исключением сборника литературно-критических статей и вышедшей в 2007 году книги «Мир как целое».

Системное изложение философских воззрений Страхова и их адекватное понимание предполагает целостное представление его философии. Одну из первых попыток реконструкции страховской философии предпринял М.А. Ходанович, предложивший общую схему исследования философии Страхова и раскрывший некоторые основные моменты влияния философии Шеллинга и Гегеля на мировоззрение Страхова. «Сам Страхов, - пишет М.А. Ходанович, - о своей концепции говорил, что она представляет лишь переработку уже существующего философского материала в форме выводов и пояснений, а потому не может претендовать на оригинальность, хотя критика не покидало чувство особенности своих взглядов, новизны отстаиваемых им положений. Но, обладая широкой эрудицией, Страхов не создал стройной системы своего мировоззрения, вследствие чего перед исследователем творчества мыслителя ставятся своеобразные требования реконструкции его концепции в рамках темы данной главы»[4].

При оценке философских взглядов Страхова его часто смешивают с полным однофамильцем из Харькова. О смешении работ «старшего» и «младшего» Страхова, имеющемся в нашей литературе, писали В.С. Лыкова и Н.В. Снетова . Если В.С. Лыкова, раскрывая философские воззрения Страхова, делает акцент на выявлении онтологических, гносеологических и ценностных основаниях его философии, то Н.В. Снетова, подчеркивая целостный и органический характер страховской философии, показывает влияние на ее становление немецкой классической философии.

В то же время антропоцентризм как важнейший принцип философии Страхова остается в тени, о нем говорят лишь вскользь как о небольшом довеске. Поэтому работа, предлагаемая читателю, является одной из первых попыток систематического исследования антропоцентрических философских воззрений этого крупного мыслителя. Следует также отметить, что страховская философия с ее главной проблемой - человеком как центром мироздания - отличается от аналогичных философских учений, создававшихся в России как до, так и после него.

Сегодня можно вполне определенно сказать, что антропоцентрическая философия Страхова как нечто целое почти неизвестна. Оценки отдельных ее частей разными исследователями практически не отражают общий замысел его антропоцентрической концепции. Поэтому нам представляется важным раскрыть сначала его общий облик как человека и мыслителя, а затем определить основные принципы его антропоцентрической философии и представить ее как особую систему воззрений и внутренне скоординированного единства всех составных частей.

Монография посвящена реконструкции философии Страхова как целостного феномена с философско-антропоцентрических позиций. При этом мы не ограничиваемся задачей феноменологического описания и упорядочиванием излагаемых взглядов Страхова, хотя без этого не обойтись. Автор стремится выяснить суть этой философии и раскрыть ее функционирование в контексте русской культуры 2-ой половины Х1Х века. Для решения данной задачи необходимо, хотя бы частично, пересмотреть методологический инструментарий историко-философского исследования всей русской философии, в том числе и творчества Страхова. Эмпирически-описательная и плюралистическая характеристика этой философии, создающая эклектическую разноголосицу, затрудняет поиск общих оснований и специфических черт философии Страхова.

Среди главных методологических предпосылок и средств, методов и принципов исследования в работе берется «биографический метод». Используются также диалектический и герменевтический методы, позволяющие более адекватно изложить его диалектическую философию и раскрыть содержащиеся в ней культурные смыслы.

Эта книга представляет собой одну из первых попыток проникновения в творческую лабораторию мыслителя и изучения внутренней динамики его духовной жизни, а также изложение истории его интеллектуальной биографии на протяжении почти сорока лет. Рассмотрению подлежат лишь некоторые ключевые сюжеты, связанные с антропоцентризмом и проходящие через все его философское творчество, как в историческом, так и структурном планах. Предлагаемая читателю работа не претендует на всю полноту и всесторонность, хотя и содержит в себе интенции такого рода.

Основная задача этой работы состоит в том, чтобы очертить общее пространство страховского миросозерцания, его наиболее значимые компоненты и дать образ его глубоко самобытного мышления. Такого рода представление (проследить общую динамику духовной жизни Страхова и последовательности ее основных тем, сюжетов и текстов), на наш взгляд, обеспечит читателю некоторые основания, необходимые для более глубокого и всестороннего проникновения в сам строй страховского философствования. При этом автор стремится сохранить минимальный уровень интерпретации, строго следуя имманентной логике мышления Страхова. В основу исследования положена та герменевтическая культура чуткости и внимательности к тексту страховских произведений, которая была характерна для самого Николая Николаевича.

Главная целевая установка автора состоит в том, чтобы понять философское творчество Страхова, избегая при этом, с одной стороны, безмерного критиканства, все знающего и указующего, а с другой стороны - всемерной поддержки и восхваления. Обращение преимущественно к работам мыслителя, намеренное цитирование, порою обильное, вызвано тем обстоятельством, что сегодня для осмысления и понимания философского наследия Страхова следует придерживаться тезиса: «Пусть говорит сам Страхов!» Предлагаемый подход поможет, на наш взгляд, избавить читателя от навязывания ему «осовремененного» Страхова и признания современности многих высказанных им идей и прогностических положений.

Философия в полном упадке. Ею пренебрегают, над ней глумятся.

Она решительно никому не нужна ...

Мы видим ... не борьбу против той или другой философской доктрины,

а совершенное равнодушие к самой философии .

Философия просто отброшена, как ненужная вещь ...

В такой же опале, как философия,

находится и единственное орудие ее - умозрение.

Умозрение в наши дни чуть-чуть не бранное слово.

К.Д. Кавелин

Философия потеряла свой кредит в глазах каждого здравомыслящего человека.

Никто уже не верит в ее шарлатанские обещания, никто не предается ей со страстным увлечением.

Д.И. Писарев