КУЛЬТУРА ЭЛЬ ОМАРИ

Пережив несколько фаз, Эль Омари, в отличие от Меримде, так и не пре­вратилось на поселение с регулярной планировкой. Оно представляло со­бой бессистемное скопление жилых или хозяйственных построек с углуб­ленным в землю полом. Однако культура Эль Омари не оставалась неиз­менной, в ней также происходили динамические процессы, отразившиеся в материальной культуре. Так, если на первых фазах отмечена концентра­ция лишь небольших в диаметре ям, то с третьей фазы многие из них ста­ли достигать от 50 до юо см в поперечнике, тяготея к наиболее крупной яме, однако не превышавшей 250 см в диаметре. Только в единичных слу­чаях в этих больших ямах были обнаружены очаги, позволившие рассмат­ривать их как жилища, в отличие от лишенных очагов ям.

На поселении не обнаружено плетеных веток, обмазанных глиной, из которых возводились стены полуземлянок в Меримде. От наземной час­ти сооружений сохранились лишь следы вертикальных жердей неболь­шого диаметра, от 2 до 4,5 см, установленных по периметру ямы, у входа, ориентированного на юго-восток, и в ряде случаев — в центре сооруже­ния [Debono, Mortensen, 1990, с.

Подобно нуэрам [Эванс-Причард, 1985, с. 63], жители Эль Омари могли находить место для отдыха и хозяйственных занятий под навесами ветро­вых заслонов или изгородей, следы от которых обнаружены на нескольких участках поселения [Debono, Mortensen, 1990, с. 21]. Отсутствие очагов в ямах или между ними оставляет открытым вопрос о том, где приготавли­валась пища, требующая термической обработки, и выпекался хлеб, в час­тности, тот, что найден на поселении Эль Омари [Debono, Mortensen, 1990, табл. 50,1].

Авторы раскопок склонны рассматривать Эль Омари не как постоянное место обитания земледельческой общины, каким было поселение Мерим­де, а скорее в качестве сезонного лагеря пастухов, наподобие тех, что су­ществовали в V—IV тыс. до н. э. в Фаюмском оазисе или в деревне Хамма- мие [Debono, Mortensen, 1990, с. 23, 8о]. Они также пришли к выводу, что земледелие не играло основной роли в жизни обитателей Эль Омари, ар­гументируя эту точку зрения невысоким процентом найденных на посе­лении бифасных вкладышей для серпов, появившихся к тому же лишь на второй фазе. Все же необходимо заметить, что зерна ячменя и эммера, а также зернотерки были обнаружены на всех фазах поселения [Debono, Mortensen, 1990, с. 8о], включая и самую раннюю, где преобладала микро­литическая техника, впрочем, не исчезнувшая и на поздних фазах.

В действительности трудно даже ставить вопрос о доминировании од­ной из форм хозяйства на поселении Эль Омари. Находки зерна и семян в хозяйственных ямах и могилах свидетельствуют о том, что его жители выращивали разные культуры, среди которых явно преобладали эммер (40%), рожь (30%) и ячмень (15%) [Barakat, 1990» с. 109—111]. Остеологичес­кий материал включает части скелетов свиньи, крупного и мелкого рогато­го скота, но также диких животных, на которых велась охота. В основном речь идет об обитателях водных источников: гиппопотамах, черепахах, крокодилах, а также о водоплавающих птицах, рыбе и моллюсках Нила и вади [Boessneck, Driesch, 1990, с. 99—107]. Смешанный характер экономи­ки, как и в Меримде, где, однако, явно доминировало земледелие, что от­разилось в материальном облике этой культуры, был обусловлен не толь­ко, а может быть, не столько нехваткой продуктов питания от производя­щих форм хозяйства, сколько природным разнообразием животного мира, и поддержанием традиционных форм хозяйства, глубоко вошедших в быт неолитического населения долины Нила.

Материальная культура Эль Омари представлена, как и Меримде, пред­метами, характеризующими хозяйственно-производственную сферу жиз­ни общины. Кремневые орудия изготавливали здесь же, на поселении, о чем свидетельствуют многочисленные отходы от обработки местного сор­та кремня. В окрестностях плато Хелуан находились месторождения извес­тняка и алебастра, из которых местные жители изготавливали миниатюр­ные сосуды, известные, правда, по единичным экземплярам, и палетки. Ок­рестности изобиловали нильской глиной для гончарства, развивавшегося не только в Эль Омари, но и на других поселениях Хелуана.

Технология изготовления керамики в Эль Омари продолжала традиции Меримде. По-прежнему в глиняное тесто добавляли мелко нарубленную солому.

хие сосуды, характерные для Южного Египта, начиная с бадарийского вре­мени [Debono, Mortensen, 1990.36—4°]-

Наряду с плетением травяных циновок, имевших широкое примене- ние в хозяйственной жизни жителей поселения Эль Омари, из раститель­ного волокна они скручивали веревки и канаты [Debono, Mortensen, 1990, табл. 49]-

Производство кремневых орудий и керамики, изготовление каменных, костяных и деревянных украшений, плетение циновок, — словом, обра­ботка целого ряда материалов могла осуществляться не только на посто­янных поселениях, но и в сезонных лагерях, где часть населения держа­ла скот и обрабатывала небольшие участки земли в периоды наступле­ния засухи. Но, по крайней мере, одно обстоятельство не позволяет, на наш взгляд, характеризовать Эль Омари как сезонный лагерь. По этногра­фическим данным, на сезонные стоянки переходила молодая часть населе­ния деревень (см. выше, ч. I, гл. 2). Лишь одно погребение в Эль Омари при­надлежало юноше, в то время как число могил детей, присутствие которых в сезоннОхМ лагере ожидается в наименьшей степени, составляет почти по­ловину от количества могил взрослых — 12 из 28 [Debono, Mortensen, 1990, с. 73]. К тому же при организации пространства древние культуры, очер­чивая границы освоенных территорий, включали, естественно, не только места постоянного обитания, но и некрополи, что хорошо прослеживается по материалам других додинастических культур Египта.

Поселение Эль Омари развивалось одновременно на всех выявленных его участках, и этим объясняется тот факт, что оно производит впечатле­ние хаотически расположенных хижин, хозяйственных построек и могил. Переселение с места на место происходило через такой интервал време­ни, когда погребения оказывались расположенными вблизи новых хозяйс­твенных построек. При такой форме освоения пространства ни о какой планировке поселения говорить не приходится, однако из этого не следует, что у жителей Эль Омари вовсе отсутствовали представления об организа­ции территории. Приведенные данные свидетельствуют о том, что на про­тяжении существования поселения там жили поколения родовой общины, пределов которой не покидали даже умершие сородичи. Тем не менее, тот факт, что хоронили их на участках, оказавшихся оставленными на какое-то время, показывает, что единое пространство общины все же как-то разде­лялось на мир живых и умерших. Более того, установлено, что мужчин хо­ронили в западной части поселения, в то время как женские и детские пог*

ребения сконцентрированы в его восточном секторе [Debono, Mortensen, 1990, с. 75]. И если это наблюдение, в самом деле, адекватно передает карти­ну, есть основания полагать, что в погребальном обряде отразились опре­деленные религиозные представления, в сфере социальной жизни предус­матривавшие дифференциацию по половозрастному принципу.

Как и Меримде, поселение Эль Омари разрасталось за счет постепенных переселений его жителей на новые участки, когда прежние хижины стано­вились жилищами их умерших сородичей. Однако в погребальном обряде произошли радикальные изменения. Последним приютом умершего ста­новилось специально устроенное жилище.

В погребальном обряде ритуальное кормление и подача покойному во­ды символизированы одним или двумя стоящими перед его лицом сосуда­ми. Целые экземпляры, нередко прикрытые крышками или кусками гли­ны, оказывались наполненными чистым желтым песком, перемешанным с обугленным зерном, которое также встречается рассыпанным по дну моги­лы, и древесным углем, в то время как могильные ямы засыпали темно-се­рым грунтом. Исключения составляют два случая засыпки ям чистым жел­тым песком. Именно эти могилы, в отличие от прочих, обладали навесами, опиравшимися на деревянные жерди, установленные вдоль стен могиль­ных ям, таким образом, полностью имитируя хижину [Debono, Mortensen, 1990, с. 67]. В одной из могил находился деревянный предмет длиной 35 см, напоминающий булаву, правда, в отличие от булавы оба его конца завер­шены утолщениями, овальным и округлым. Высказывалось соображение, что это самое раннее воплощение жезла antes [Hayes, 1977, с. 120], хотя ав­торы раскопок не склонны видеть в этом предмете его прототип, посколь­ку жезл antes наделен одним навершием [Debono, Mortensen, 1990, с. 75]. Так или иначе, не приходится сомневаться, что этот предмет (назовем его жез­лом) символизировал особый социальный статус умершего мужчины, ко­торый был похоронен «держащим» его за древко, овальным утолщением книзу, в правой руке [Debono, Mortensen, 1990, с. 67, табл. 28,1; 43,1—2]. Вок­руг жезла и на руке сохранились следы какого-то коричневого не иденти­фицированного вещества. По-видимому, причиной его смерти была рана на черепе, которую, судя по описаниям, пытались залечить. Упоминается еще одна деталь: во рту умершего находилась фаланга пальца, что напоми­нает известный жест бога Гарпократа, приложившего палец правой руки к устам. Однако это может быть простым совпадением, и кажущийся жест есть не что иное, как следствие работы грызунов или движения грунта в могильной яме.

Вероятно, тот факт, что эта яма была засыпана чистым песком без при­месей темного грунта, не было случайным. Не исключено, что это имело особое значение с точки зрения религиозных представлений. В погребаль­ной практике получили отражение ранние космологические представ­ления о первобытном холме. Во всяком случае, бесспорно, что наполне­ние чистым песком сосудов, установленных в могилах, имело то же сим­волическое значение, каким наделялся обычай заполнять им могильную яму. Таким образом, в контексте приведенных данных нет оснований, на наш взгляд, сомневаться в том, что погребенный с жезлом мужчина обла­дал особым социальным статусом и был наделен властью лидера общины или функциями священника. Вместе с тем необходимо отметить, что, судя по бедности вещного наполнения могил (в том числе и только что описан­ной), в общине еще не сложились имущественные различия между ее чле­нами.

Занимая стратегически важное положенное между дельтой и долиной Нила, северными окраинами Аравийской пустыни, где сходились длин­нодистанционные пути, поселение Эль Омари и другие расположенные на плато Хелуан населенные пункты вели обменные отношения с культурами Синайского полуострова, Восточного Средиземноморья, побережья Крас­ного моря и Юго-Западной Азии. Возможно, функции заставы играл не­большой памятник, на котором найдена керамика, сходная с омарийской, занимавший одну из высот на Джебель Хоф, к северу от Вади Хоф, все­го в 2 км от Эль Омари [Debono, Mortensen, 1990, с. 78, 8о]. По этим путям в Эль Омари проникали вещи, которые, судя по всему, ценились местным населением достаточно высоко. К их числу относилось большое скопление кусочков галены (свинцового блеска или сульфида свинца, темно-серой свинцовой руды) общим весом в 15 кг, уложенных в объемистую оваль­ной формы чашу, помещенную в яму. О том, что эта находка в самом де­ле представляла собой ценный предмет, говорит тот факт, что он хранился как клад. Кусочки галены, упакованные в шкуру животного и ткань и при­крытые соломой, были помещены в запечатанную — обмазанную раство­ром желтой глины — чашу, захороненную в яме [Debono, Mortensen, 1990, с. 6о].

Галена наряду с «малахитовой зеленью» (зеленой медной рудой или ма­лахитом) предназначалась для медицинских и косметических целей. По­рошок этих минералов, разведенный предположительно водой, наносил­ся линией вокруг глаз на веки, предварительно покрытые каким-то мас­лянистым составом. Месторождения свинцовой руды расположены близ Асуана и в ряде местонахождений на красноморском побережье, в райо­не Сафага (где обнаружены следы древних разработок), в Ранга и Дже- бель Розас, к югу от Кусейра [Лукас, 1958, с. 154,345—376; АЕМТ, с. 168]. Пос­кольку в Эль Омари нет следов металлургического производства, не может быть речи об использовании свинцовой руды для выплавки свинца, из ко­торого позднее изготавливались предметы мелкой пластики [Лукас, 1958, с. 81]. Разумеется, кусочки галены могли применяться жителями Эль Ома­ри для окрашивания век. Они растирались, как и охра, найденная здесь, на небольших прямоугольных палетках из кальцита [Debono, Mortensen, 1990, с. 58, 6о]. Вместе с тем, учитывая значительный объем скопления свинцо­вой руды, его можно рассматривать как достаточно ценный объект, пред­назначенный для хранения, оказавшийся в Эль Омари в результате обмен­ных отношений с территориями, где этот минерал добывался.

О прямых или опосредованных обменных отношениях жителей Хелуа- на с обитателями побережья Средиземного и Красного морей свидетель­ствуют морские раковины, известные также на памятниках культуры Фа- юм А и Меримде. Как и нильские раковины, древнейшее население Егип­та использовало их не только для употребления в пищу (их внутренности), но изготавливало из разных раковин ожерелья и браслеты, возможно, слу­жившие, как во многих этнографических культурах, символами особого социального статуса [Debono, Mortensen, 1990, с. 55, табл. 50].

Контекст материальной культуры Эль Омари позволяет говорить о ста­диальном и типологическом сходстве с Меримде. Отмечается и антропо­логическое родство носителей обеих культур, предков северян додинас- тического времени [Derry, 1990, с. 95 сл.]. Вместе с тем эти ранние оседлые культуры Низовья, частично развивавшиеся одновременно, обладали при­знаками особенного, что было обусловлено различиями исторического пу­ти Фаюмского оазиса, Западной и Восточной Дельты. Отмеченные черты их сходства и различия есть результат конкретно-событийной канвы, со­тканной в определенных природно-ландшафтных условиях, в процессе контактов с разными культурами. Каждая локальная группа древнейшего оседлого населения Низовья, освоившая определенную территорию, пред­ставляла собой единый социальный организм, функционировавший на ос­нове такой системы своего воспроизводства, которая включала социаль­ную дифференциацию между его членами по половозрастному принципу. Жизнь таких общин регулировалась властью авторитетов, не обладавших еще имущественными приоритетами.

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ КУЛЬТУРНЫХ ОБЩНОСТЕЙ