§ 99. Раскрытие тайны золотого гроба

Изменения, произведенные в надписях на гробе для превращения его из женского в фараоновский, обнаруживают значительное сходство с произведенными в надписях усадьбы солнца на юге новой столицы.

После переделки видоизмененные надписи в усадьбе выглядели следующим образом (составлено на основании ряда обломков; переделанные места подчеркнуты):

"Властитель добрый, возлюбленный Йота, царь (и) государь, живущий правдою, владыка обеих земель Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ... Дочь царя от Гутробы его], возлюбленная его. Ми-йот" или

"Властитель добрый, единственный для Рэ, царь (и) государь, живущий правдой, владыка обеих земель Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, кому дано жить вечно... Дочь царева Ми-йот".

По остаткам прежних начертаний в надписях из усадьбы Б. Ганн так восстанавливал первоначальный облик переделанного титла[122]:

"Жена... большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр- шепр-рэ Ва-н-рэ, (такого-то)... Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!" (подчеркнуты места, впоследствии переделанные). [136]

Первоначальные титла переделывались в усадьбе солнца двумя в корне различными способами, из которых один живо напоминает приемы, примененные при переделке надписей на гробе. Начало титла заменялось при этом способе теми или иными обозначениями фараона, причем на первом месте оказывалось наименование "властитель добрый", точь в точь как в большинстве надписей на гробе. Следующую затем часть титла не трогали. Легко убедиться, что она в точности совпадала с началом неизмененных частей титл на гробе (А, В, С, D, Е и F). В отличие от последних, примыкавшие к кольцу выражения подвергались в усадьбе замене. Что за кольцом было обозначение фараона, видно из определенного члена мужского рода. На гробе наименование "отрок добрый Йота живого" вводилось этим же членом, но следовало ли за ним упомянутое наименование в усадьбе — оставалось неизвестным.

Обозначения фараона, заменившие в усадьбе начала исконных надписей, бывают двух видов: "Властитель добрый, возлюбленный Йота" и "Властитель добрый, единственный для Рэ". Употребляя второй вид, сохраняли от первоначальной надписи знак /?, используя этот знак для предлога п в наименовании "единственный для Рэ". Знак, которым начинались надписи усадьбы после передежи по изложенному способу, нигде вполне четко не сохранился. Б. Ганн допускает как чтение "властитель", так и чтение "бог"[123] [124]. Изгиб [137] ствола в верхней части его на одном из обломков (СА I: LIX 44) и крюкообразный и округлый верх на двух других (СА I: LVI 273 recto = XXXIV /, LVIII 128) указывают определенно на знак для слова "властитель". Правда, в четвертом месте (СА I: LVI 273 verso = XXXIV 2) знак похож больше на знак для слова "бог", но угловатостью своего верха он, наверно, обязан скрывающемуся под ним знаку колодца первоначальной надписи. Известная угловатость верхней части знака наблюдается ведь и на упомянутых обломках СА I: LVI273 recto = XXXIV 1 и LIX 44. Само по себе введение слова "бог" в переделанную часть надписи не представляло ничего невозможного, если переделка производилась при Семнех-ке-рэ: последний, как и Тут-анх-йот до переименования в "Тут-анх-амуна", уже снова употреблял слово "бог" (см. § 114). Однако, ввиду того, что на других обломках переработанные надписи начинаются знаком для слова "властитель", и он же оказывается в начале переработанной надписи на оборотной стороне самого спорного обломка, присутствие на этом обломке знака для слова "бог" представляется в высшей степени невероятным.

Слова "жена" и "большая" в начале первоначального титла видны достаточно отчетливо (СА I: 153), но основания для восстановления в нем имени царицы и многолетия за ним ненадежны. Похожее на остаток ее многолетия слово "веко[веч]но" (СА I: LVII 59, LIX 40) сохранилось отдельно от предполагаемого остатка имени, притом в других надписях, где затем следует по пробелу, которому не место в конце титла царицы (слово это из многолетия царя в составе титла, известного нам по гробу: "который будет жив вековечно вечно", см. ниже). Предположительные следы имени сводятся к двум стоящим друг над другом знакам, которые могли бы сойти за два знака nfr, но оба, очевидно, настолько нечетки, что сперва были приняты за два знака льняного жгута — два знака для h (СА I: 153 + LVI271 J).

За то, что особа, к которой относились надписи до их переделки, не была царицей Нефр-эт, говорит отсутствие на голове женщины, изображенной под ними, царской змеи (СА I: XXXII 2 = LVI [138] 271 J и М, XXXIV 1 = LVI 273). Изображения Нефр-эт с царской змеею имеются во множестве, но я не могу назвать ни одного бесспорного случая изображения царицы без нее (СА III: т.тх 2 всего лишь набросок на куске известняка, и если нет змеи на венце спереди, то сбоку на нем их целых две).

Сходство между переделками в усадьбе и на гробе настолько велико, что они не могли не быть направлены против одного и того же лица. Но в надписи на крышке гроба для кольца царицы нет места. Стоячая строка спускается от груди к ступням, здесь резко перегибается и продолжается затем на расстоянии в один высокий знак под тупым углом к прежней плоскости по переду ступней. Кольцо царицы не могло быть помещено на ребре частью до, частью после перегиба, как на то справедливо указал Р. Энгельбах А После же перегиба для кольца нет места, так же как нет его до перегиба, потому что там переделано не больше двух разделов строки вышиною в высокий знак каждый. Для кольца с "Нефр-нефре-йот Нефр-эт" или даже с одним "Нефр-эт" двух таких разделов строки мало.

Чью же память истребляли на гробе и в усадебных храмиках?

Некогда прочь за ограду усадьбы были выброшены за минованием надобности известковые слепки с частями надписей, служившие мастерам образцами[125] (САI: 112, XXXII 3). Если по этим прописям работали, когда приступали к отделке усадьбы, они должны были содержать титла в их первоначальном, непеределанном виде. И вот на остатках нескольких надписей обнаруживаются части того самого титла, которое нам нужно. При этом они взаимно [139] дополняются: слово, которое стоит в конце одного куска, оказывается в начале другого, и так восстанавливается целое титло почти полностью и вполне надежно:

"Жена любим[ая              ]"

"[царя (и) государя,] живущ[его] правдою, Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ"

"[отрока доб]р[ого] Йота"

"Й[ота] живо[го], который буд[ет]"

"будет жив [вековечн]о"

"[бу]д[ет] жив вековечно вечно, Кийа"

"вековечно вечно, Кийа".

Пробел в начале третьего куска, несомненно, заключал в себе слово "отрок", так как второй кусок оканчивается на определенный член pi, предшествующий слову "отрок": pi srj: низы знаков в верху третьего куска вполне подходят и к л/г "добрый".

Восстанавливается титло, совсем такое, как те, что были первоначально в усадьбе и на гробе. Только титло прописей называет еще и имя загадочной женщины: "Жена любимая -

              [царя (и) государя], живущего правдою, Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, [отрока доб]рого Йота

живого, который будет жив вековечно вечно, Кийа".

Имя не вполне четко на снимке прописей, но может быть прочтено как

"Кийа".

Остатки первоначального имени видны кое-где и в переделанных надписях усадьбы, в частности хорошо виден определитель женщины позади имени, но остальное на изданных воспроизведениях ненадежно. Только на снимке С А I: XXXV 9 в конце изглаженной надписи более или менее ясно читается "Кийа". [140]

Полностью титло Кийа читается на двух недавно изданных сосудах JEA XLVII: 29, 30: "Жена, любимец (так на обоих сосудах!), большая, царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель (на одном сосуде звание "владыка обеих земель" опущено) Нефр- шепр-рэ Ва-н-рэ, отрока доброго Йота живого (на одном сосуде ошибочно "Йота живого живого"), который будет жив вековечно вечно, Кийа". Имя, не вполне четкое на мелких

снимках усадебных надписей, читается здесь совершенно отчетливо:

Следы этого имени, а также начальных слов титла можно опознать на самом гробе, именно внутри его в надписях D и Е, не видных снаружи и переделанных с большим приспособлением к прежним начертаниям, чем наружные надписи. В надписи D за словом "властитель" следует неуместное в приложении к новому обладателю гроба — царю-мужчине причастие "любимая" (mrrt) и затем прилагательное "большой". Несомненно, это тоже отголосок прежнего начала надписи "Жена любимая (или "любимец"?), большая". Примечательно необыкновенное — с буквою для начального ml — написание слова mrrt "любимая" — точь в точь, как в случае обозначения "любимая" в начале титла Кийа на одной из прописей усадьбы (СА I: XXXII 3).

в переделанном начале надписи Е в обозначении mrtj "любимец". Предшествующее ему здесь слово "большой" — без сомнения, отголосок обозначения "большая", следовавшего в титле Кийа за словами mrrt "любимая" или mrrtj "любимец". Можно также предполагать, что определитель к слову "властитель" в надписи D, знак египетского бога, — ни что иное, как определитель к слову "жена", т.е. знак женщины, который должен был находиться на этом месте и мог быть легко видоизменен путем придачи бороды.

На гробе в надписи D после титла царя, сразу за словами "вековечно вечно" следует несуразное словосочетание: "владыка неба, есмь я, жить". Это словосочетание представляет позднейшую вставку, однако было воспроизведено на данном месте и в [141] данном виде уже в первоиздании TQT: 19. Поэтому вполне возможно, что золотой лист, на котором помещается странное словосочетание, никогда не отваливался, а находился на своем месте с древности — со времени переделки гроба. Последующие слова надписи, о которых будет сказано ниже, ни в какой связи с бессмысленным словосочетанием не состоят. Само оно приходится в точности на то самое место, где в первоначальном титле, титле Кийа, должно было стоять ее имя. Сопоставим знаки этого имени со знаками, занимающими их место в настоящее время. Первый знак нынешнего словосочетания, знак корзины без ручки, которым написано слово "владыка", отличается от первого знака имени Кийа, корзины с ручкой, только отсутствием этой последней. Слово "небо" стоит на месте двух черточек, второго знака имени Кийа. Глагол "быть" ("есмь") написан двумя знаками: метелкой тростника (йод) и птенцом перепелки (вав). Первый из них содержится в имени Кийа на том же самом месте; вместо второго в имени Кийа стоит тоже "птичий" знак — белоголовый коршун (алеф). Нынешний знак египетского бога, сидящего на земле мужчины с длинными волосами и бородой, передает местоимение 1-го лица единственного числа, но достаточно отнять бороду и, может быть, добавить прядь волос на груди, чтобы получился знак женщины. При этом он будет стоять на том самом месте, где должен был находиться этот знак как определитель имени Кийа. Бессмысленное "жить", следующее за данным знаком, объясняется очень просто, стоит лишь допустить, что за именем следовало многолетие "жива она!". Это многолетие читается оба раза на медных скрепах деревянной сени, сооруженной Амен-хотпом IV в конце царствования для прикрытия гроба своей матери (TQT: XXIII =15). На самой сени за именем Тэйе также нет слов "правая голосом", т.е. "покойная", но стоит то же "живое" многолетие только с более или менее пространным продолжением: "жива она вечно!" (TQT: 13 = XXXI = ТТА: 164-165 CLXXXVIII, два раза, TQT: 14 = XXXII = ТТА: 165 CLXXXVIII, TQT: 15 = ТТА: 166 CLXXXVIII), "жива она вечно вековечно!" (TQT: 14, 14 = XXXII = ТТА: 165 CLXXXVIII, TQT: 15 = XXXI); [142] один раз, впрочем, могла быть употреблена и краткая разновидность: "жив[а она]!" (TQT: 13 = XXXI = ТТА: 164 CLXXXVIII). Таким образом, можно, пожалуй, безошибочно распознать за нынешним бессмысленным словосочетанием окончание титла Кийа, именно ее имя и многолетие. При этом не исключена даже возможность, что знак птенца в странном словосочетании представляет не замену знака коршуна, а заимствование из первоначальной надписи, как и предшествующий знак тростника. Можно допустить, что на гробе была употреблена разновидность написания имени "Кийа" не с алефом, а с вав на конце, что для новоегипетского правописания было бы вещью вполне возможною.

Вопреки впечатлению, сложившемуся у издателя сосудов JEA XLVII: 29, 30, начальные слова титла Кийа укладываются в переделанное начало надписи А (см. снимок ASAE XXXI: I) и, надо полагать, в начало любого другого титла на гробе, а само имя "Кийа" с придачею, скажем, многолетия "жива она!" — в переделанный конец надписи А (см. снимок ASAE XXXI: I) и, видимо, также надписи F. В прочих надписях на гробе за титлом Кийа следовало в одних — вероятно, в других — определенно что-то более длинное, чем краткое многолетие "жива она!". В наружных надписях В и С это могло быть какое-нибудь расширенное многолетие; во внутренних надписях D и Е в конце читаются остатки заупокойных [143] пожеланий. Можно, впрочем, усомниться, на своем ли месте помещаются слова, заключающие ныне надпись Е: "повседневно непрестанно"? Надписи D и Е одинаковы по расположению, направлению н выполнению, и отвалившиеся золотые листочки со знаками могли быть при восстановлении надписей в наше время перепутаны, помещены вместо одной надписи в другую. В частности Р. Энгельбах полагал, что конец надписи D мог принадлежать на самом деле надписи Е37. Первоиздание (TQT: 19) молчит о каких-либо окончанию надписи Е после титла, так что очень похоже на то, что слова "повседневно непрестанно" ко времени находки гроба отвалились и на свое теперешнее место были помещены" руками наших современников. Но в таком случае подлинное место этих слов могло быть не в конце надписи Е, а в конце надписи D. Разумеется, такое допущение нуждается в проверке по подлиннику, но если оно приемлемо, то надпись D могла бы быть восстановлена едва ли не полностью в своем первоначальном виде: "[Жена] любимая болын[ая] цар[я] (и) государ[я], живущ[его] правдою, владык[и] обеих земель [Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ], отрок[а] добр[ого] Йота живого, который будет здесь жив вековечно вечно, [Ки]йа — жив[а она!] Сердце [ее] (или: [твое]) на месте своем — види[т она] (или: види[шь ты]) Ва-н-рэ повседневно непрестанно". Правда, сколько-нибудь увериться в правильности понимания даже существующего окончания надписи D по имеющимся изданиям невозможно. В BIFAO XII: 150 показано как переделанное выражение "сердце его, в ASAE XXXI: 100 + 101 оно считается исконным. Однако, возможно, подчеркивание относится в BIFAO не к существительному "сердце", а только к местоимению "его" (./), а это последнее не может не быть заменою женского местоимения "ее" (а, знак засова) или "твое" (.(), если вообще данное место должно иметь какой-нибудь смысл: гроб-то ведь был предназначен для женщины. Также в случае выражения "видишь ты" в BIFAO XII: 150 определитель глаза и местоимение "ты" подчеркнуты, а в ASAE XXXI: 100 не подчеркнуты. Возможно опять-таки, что [144] подчеркивание в BIFAO относится только к местоимению. Последнее — мужское (.к), и хочется считать его в согласии с BIFAO позднейшею заменою местоимения женского рода. Ни в первоиздании, ни в BIFAO XII: 150 между словами "видишь ты" и "Ва-н-рэ" (?) не показано ни малейшего пробела; по ASAE XXXI: 100 между тем и другим может быть "лакуна неизвестной длины". В пеовоиздании TQT: 19 показано разрушение за "Ва-н-рэ" (?). Если чтение "Ва-н-рэ" правильно (все три издания воспроизводят два знака из шести по-разному, см. выше), то хотелось бы видеть пробел там, где он показан в первоиздании, так как тогда получается все-таки какое-то связное целое. Можно далее заметить, что восстанавливаемое предположительно сочетание "види[т она] (или: види[шь ты]) Ва-н-рэ повседневно непрестанно" находит себе немало соответствий в других солнцепоклоннических надписях. О царице говорится: "Она видит властителя ежедневно непрестанно" (ЕА VI: XIV). Сановники просят у фараона: "(Да) дашь ты насыщаться мне видом твоим непрестанно" (ЕА VI: XXV, строка 9), "(Да) даст он... век добрый в созерцании доброты

R. Engelbach. The so-called coffin of Akhenaten. P. 101.

[его] повседневно непрестанно" (ЕА V: IV), "(Да) даст он век высокий (т.е. долгий) в созерцании доброты тв[оей] (!), (так, чтобы) не переставать видеть те(бя) (!) повседневно" (ЕА II: XXI; тождественная просьба, однако неясно к царю или к солнцу; о созерцании одного из них — ЕА I: XXXIX). То же самое просят у солнца: "(Да) дашь ты мне... век добрый в созерцании владыки обеих земель, (так, чтобы) не переставать (видеть) доброту его" (ЕА VI: III). Об исполнительном сановнике говорят:              "Насыщается он видом твоим (фараона)

непрестанно" (ЕА VI: XXV, строка 16). Видеть "непрестанно" желают и солнце. Сановник говорит ему: "Глаза мои видят тебя непрестанно" (ЕА VI: XIII). Сановники просят у солнца: "(Да) дашь ты насыщаться мне видом тв(оим) непрестанно" (ЕА VI: XXIV), "(Да) дашь ты выходить утром из преисподней созерцать диск, (когда) воссиявает он, повседневно непрестанно" (ЕА IV: XXXIX), "(Да) дашь ты мне век добрый в созерцании доброты твоей повседневно непрестанно" (ЕА VI: XXIV). Сановнику желают: "Не перестанешь ты созерцать Рэ" (ЕА VE XXXIII МП), также ЕА V: II). [145]

С раскрытием тайны золотого гроба нетрудно разгадать и загадку четырех великолепных алавастровых сосудов, предназначенных для внутренностей умершего и обнаруженных вместе с гробом в так называемой гробнице Тэйе (TQT: VII-XIX, RAAM XXVIII: 241-252, Eg: 181 = Ег: 227, ДР: 71, ZAeSA LV: VIII, АА: XXX, ВРЬ2: 183, ASAE XXXI: III /, ММАВ XV: 142-144, ZAeSA LXXXIII: VII, DCE: 41). Крышку каждого из сосудов венчает тонко изваянная человеческая голова с тщательно переданными накладными волосами, причесанными и подстриженными во вкусе того времени. Лицо не походило ни на кого из известных по виду деятелей солнцепоклоннической поры. Надписи, имевшиеся некогда на сосудах, были тщательно стерты (TQT: 24, ММАВ XV: 147). Оставалось только гадать, кого же изображают примечательные головы? Поочередно их приписывали чуть ли не всем царственным особам солнцепоклоннического времени: Тэйе, Тут-анх-амуну, Амен-хотпу IV, Нефр-эт, Семнех-ке-рэ, Ми-йот. Накладные волосы, вроде изображенных на головах, носили в те времена, как неоднократно отмечали исследователи, и мужчины и женщины, и потому можно было пытаться опознать в головах сосудов равно царей и цариц.

Теперь, когда золотой гроб с переиначенными надписями оказывается гробом Кийа, и женщина, чье имя истреблялось в усадьбе солнца, оказывается ею же, естественно считать погребальные сосуды, найденные вместе с гробом и начисто лишившиеся своих надписей, сосудами той же Кийа. Сравнение голов на сосудах с человекоподобным гробом и изображениями Кийа в усадьбе подтверждает этот сам собою напрашивающийся вывод.

Как было показано С. Олдредом, гроб был надписан для своей хозяйки, ввиду человекообразного знака Мэ в первоначальной надписи, задолго до конца царствования Амен-хотпа IV[126]. Царская же налобная змея на гробе надписана поздними солнечными кольцами (TQT: 19 = II). Потому вполне возможно, что эта змея была [146] добавлена позже, что первоначально гроб не был увенчан ею. И вот на одной из голов на погребальных сосудах заметно, что хвост царской змеи был, как будто, врезан впоследствии в пряди прически (ASAE XXXI: III I)[127]. Значит, первоначально головы тоже, по-видимому, были без царской налобной змеи, и ее добавили позже. На изображениях Кийа в южной усадьбе царской змеи также не видно (СА I: XXXII 2 = LVI, XXXIV 1, ср. XXXV II). Вдобавок, как там у Кийа, так и на голове ее гроба и на головах сосудов, одна и та же прическа[128].

Благодаря отождествлению владелицы сосудов с Кийа мы получаем несколько превосходных изображений этой женщины.

Итак, гроб и некоторые здания и плиты в усадьбе принадлежали первоначально "жене" Амен-хотпа IV Кийа — "жене", не "жене царевой великой", каковою была царица Нефр-эт. На плитах за этой "женою" следовала некогда девочка, но титло у нее, как и у той, было изменено в титло царевны Ми-йот; восстановить титло девочки по изданию невозможно. Нецарскому титлу соответствовал нецарский облик. У побочной жены, изображенной на плитах САI: XXXII2 + XXXIV 1 = LVI, не было царской змеи на лбу, той самой царской змеи, которую носила царица Нефр-эт. Не было первоначально царской змеи, вероятно, и на голове человекообразного гроба и на всех головах — крышках сосудов, предназначенных для внутренностей и найденных вместе с гробом.

Таким образом, Кийа — побочная жена Амен-хотпа IV. У нее была от него дочь. Еще при ранних солнечных кольцах для Кийа [147] был приготовлен гроб, обшитый золотом, для ее внутренностей были изготовлены великолепные сосуды, ей были посвящены роскошные сооружения в богатой усадьбе на юге столицы, куда прямо из главного царского дворца вела удобная для колесниц дорога (об усадьбе см. СА I). Усадьба отделывалась во славу солнца и царской любимицы еще при поздних солнечных кольцах, так что влияние Кийа на царя было долговременным. Что удивительного, если память этой женщины подверглась впоследствии преследованию со стороны тех или иных членов царского дома? Чувства Кийа к ее возлюбленному отражены в самой значительной надписи на ее гробе (F). В полную противоположность речам Эсе на гробах царей XVIII дома — это пожелания благ от возлюбленного самой себе, а не посулы разных благ умершему. Оказывание слов              [Кийа]              ?              : Буду обонять я дыхание сладостное, выходящее из уст твоих. Буду видеть [я доброту твою] ежедневно (— таково?), [м]ое желание. Буду слышать [я] голос твой сладостный северного ветра. Будет молодеть плоть (моя) в жизни от любви твоей. Будешь давать ты [мне] руки твои с питанием твоим, буду принимать [я] его, живущий (?) [правдою (?)] Будешь взывать ты во имя мое вековечно, не (надо) будет искать его в устах твоих, [м]ой [владыка (?)] [(имярек)]. Будешь ты              вековечно вечно, живым, как диск! ["Для двойника (?) жены, любимца, большой] цар[я] (и) государя живущ[его] правдою, владык[и] обеих земель [Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ], отрок[а] добр[ого] Йота живого, который будет тут жив вековечно вечно, [Кийа].

О других памятниках, касающихся побочной жены фараона и ее дочери, будет подробно сказано во второй части исследования. Сейчас нам надо было только показать, что необыкновенное титло на гробе из тайника в Нэ и в усадьбе солнца на юге Ах-йот не принадлежало ни царице Нефр-эт, ни ее дочерям. [148]