<<
>>

§ 2. Наука и практика

Самооценка уголовно-правовой науки. Обращения к этой проблеме многочисленны. Издатели и авторы материалов семинара, посвященного состоянию немецкой уголовно-правовой науки, перед сменой тысячелетий задавались вопросами: где она стоит на исходе XX в.; каковы ее достижения и недосмотры; в чем состоят ее задачи на будущее; в чем выражаются ее свобода и ответственность89? Высказываются различные мнения по этим острым вопросам.
Неявно господствующей является высокая оценка немецкой уголовно-правовой науки, осознание ее как теоретической, так и практической значимости и важности, основательности, обоснованности, системности получаемой информации.

Много таких суждений высказывалось на страницах упомянутого сборника и в других работах. Говоря о значении догматики как науки уголовного права, К. Роксин ссылается на испанца Ордейгу: «Чем беднее развитие догматики, тем больше растет случайность, вплоть до хаоса в применении уголовного закона»90. К. Роксин пишет о преимуществах и опасностях системного мышления в уголовном праве и приходит к выводу о необходимости его дополнения проблемным мышлением на основе топоики (как логики определенного вида)91. Собственно, такие соображения неоднократно высказывались в литературе и вряд ли вызывают общие возражения. Так, проф. Ханс-Йоа- хим Хирш (Hans-Joachim Hirsch) пишет: «...слишком много догматики вредно, поскольку может быть утрачена связь с практикой правовой жизни и преобладающей станет стерильность мышления, но еще в большей степени недостаточность догматики открывает путь к произволу и тем самым к потере правогосударственности (Rechtsstaatlichkeit)». Автор при этом ссылается на постулат Ф. фон Листа, направленный на уголовно-правовую науку и требующий заботиться о ясных понятиях и завершенной системе92.

В другой своей работе он93 в целом задачей уголовно-правовой науки признает постоянное преодоление сомнений в необходимости глубокого понимания уголовного закона и обеспечение его надлежащего инструментального состояния, что требует научных объяснений и при необходимости выдвижения различных альтернатив.

Но, разумеется, часты критические взгляды, проявления разочарованности в действенности тех или иных работ, суждений.

Развитость рефлексии, самоанализа как существенной части немецкой науки уголовного права связана, вероятно, с общей склонностью к упорядочению знания и обеспечению научной критики, контролирующей его состояние.

Профессор Ханс-Йоахим Хирш возвращается к знаменитому афоризму Юлиуса фон Кирхманна (Julius von Kirchmann), сформулированному в 1874 г.

в докладе «О бесполезности (Wertlosigkeit) юриспруденции как науки»: «Три содержательных слова законодателя — и целая библиотека становится макулатурой». Отталкиваясь от этого, он ставит вопрос: может ли национальный законодатель определять содержанием закона содержание науки? Однозначно отвечая на него утвердительно, он выделяет вместе с тем зоны знания, не являющиеся национальными: учение о деянии, конструкции наказания и пр.94, и утверждает: «Нет чисто немецкой, японской, итальянской или другой науки уголовного права, но есть относительно центральная область исследования, которая может быть либо правильной полностью или частично, либо фальшивой по общим научным критериям»95.

По этим и другим причинам иные авторы пишут о бессилии науки перед тоталитарной властью, о ее слабом влиянии на практику, т. е. о невостребованности науки, об излишнем увлечении одними темами в ущерб другим, эклектизме и пр.96 Процитируем профессора Клауса Людерсена. Рассуждая о ряде серьезных изменений в немецком уголовном праве, связанных в частности с 6-ой реформой, он пишет: «Ни в каком отношении с этим не находится то, что параллельно происходит в теории», — и далее: «Теория со своей стороны должна признать, что она мало заботится об уголовном законодательстве»97.

Буквально еще два примера. Профессор Б. Шунеман опубликовал статью с выразительным названием «Критические заметки о духовной ситуации немецкой уголовно-правовой науки», вызвав критику и в свой адрес98. Профессор Б. Буркхард произвел подсчеты, по которым по одной из проблем издано за 20 лет 53 публикации, стоящие по его оценке как минимум 750 ООО DM и повторяющие при том друг друга99. Все-таки критику немецкой уголовно-правовой науки лучше оставить немецким авторам. У них свои точки отсчета, а со стороны стоит анализировать лучше специфику данного института. Наряду со всем этим можно отметить и черты, менее убедительные: а) определенный «перебор» при оценке значимости тех или иных суждений либо аргументов к ним; б) относительную закрытость от работ вне ФРГ; ссылки если есть, то «поощрительные»; в) проявляющуюся все же «эластичность» к власти, что является, впрочем, общей чертой юристов.

Некоторые особенности науки немецкого уголовного права.

Они нередко не замечаются немецкими авторами как нечто привычное. Дадим лишь несколько авторских соображений, не исчерпывающих проблему. На наш взгляд, заслуживает внимание следующее:

а) уголовно-правовая доктрина Германии реально передает практике большее количество уголовно-правовых конструкций, отсутствующих в тексте уголовного закона, чем это имеет место в России; немецкие авторы часто пишут, что законодатель отказался от того или иного решения (например, о вине), чтобы не закрывать пути науке. Действующий УК в Общей части вообще содержит сравнительно немного норм о преступлении: здесь нет определений преступления, подобных тому, что имеется в ст. 14 УК РФ, вины, тем более форм вины, а среди обстоятельств, исключающих ответственность, регламентируются лишь необходимая оборона и крайняя необходимость. Теория же уголовного права охватывает куда более широкий круг проблем, как это видно из приведенного перечня. Отсюда нередки высказывания специалистов о том, что хороший учебник уголовного права едва ли не менее важен, чем уголовный закон, который, повторяем, как считается, не должен препятствовать развитию теории и совершенствованию практики. Эта особенность, как кажется, приводит все-таки к сильному влиянию уголовно-правовой доктрины на уголовно-правовую практику;

б) сложная структура и основательно разработанное содержание уголовно-правовой доктрины, в которых особенно примечательны: стремление разграничивать фактические и юридические составы, т. е. то, что является реально действием и бездействием, и то, что вменяется деятелю законом (отсюда так называемая оценочная, а в действительности позитивная теория вины, конструкция объективной вме- нимости и пр.); трехэлементная структура преступления, в которую включается не состав уголовно наказуемого деяния, но реально меняющий ход мысли признак соответствия составу (отсюда реальное несовпадение вины и форм вины, особый подход к противоправности и пр.); разграничения целостного анализа преступлений умышленных и неосторожных, действия и бездействия, оконченного и неоконченного преступлений в отличие от принятого в российской уголовно- правовой науке их разграничения по одному из признаков в рамках единого состава;

в) большое внимание к поиску дополнительных средств преодоления как риска уголовно-правовой ошибки, так и избыточной репрессии; это проявляется, если брать лишь примеры, в особом внимании к определенности уголовного закона, проблемам его действия во времени и пространстве, тщательной разработке техники субсумпции (квалификации деяния), а также к поиску средств рационального и справедливого; смягчения наказания, работе н&ц конструкцией «компенсация — преступник — потерпевший и возмещение вреда», что нашло свое отражение в законодательстве последних лет.

Впрочем, как и следует ожидать, по этим и иным вопросам высказываются самые различные взгляды, и, в частности, ученые, относящие себя к гегелевской традиции, обычно настаивают на более строгом наказании и обеспечении неуклонного применения уголовного закона;

г) пристальное, хотя и критикуемое за недостаточность, внимание к происходящим социальным переменам, что распространяется и на изменения социально-политического, этического, технологического и иного характера, и на возникновение новых видов экономической, транснациональной преступности при все же развитом скептическом отношении к возможностям уголовного закона;

д) сочетание требований, предъявляемых собственно к науке (логической обоснованности и непротиворечивости), с ориентацией на то, что когда-то в российской науке называли «внедрением», — практичность (рациональность) уголовно-правового регулирования. В российской литературе очень часто предпочитают писать не столько о немецком уголовном праве, сколько о теориях немецкого уголовного права. Это вряд ли достаточный подход. Немецкая уголовно-правовая доктрина по сложившемуся впечатлению отнюдь не сводится к разработке теорий. Она стремится преследовать именно практические цели. Примером современного подхода можно счесть внимание к интересам потерпевшего (§ 46 « Tater — Opfer — Ausgleich, Schadenwiedergut- machung»), их восстановлению субъектом преступления100, использование сделок о признании вины, ограничение состава отмывания денег, сложную регламентацию ответственности за незаконный аборт и пр.101;

е) наконец, стоит отметить пусть опять-таки и не удовлетворяющую самих субъектов науки востребованность уголовно-правовой науки, наукоемкость уголовного правотворчества и применения уголовного закона. В разработку системы знаний об уголовном праве, как и собственно в реформы уголовного закона в Германии, насколько можно судить, вложено и инвестируется ныне довольно много средств. Существенный вклад в научную разработку уголовно-право- вой проблематики в ФРГ, по-видимому, вносят соответствующие кафедры немецких университетов, а также научно-исследовательские учреждения, в частности Институт международного и иностранного уголовного права Макса Планка во Фрайбурге.

Таким образом, как пишет немецкий историк права проф.

Карл Крошель, «в догматическом отношении уголовно-правовая наука нашла все же общие основания. Она была существенно определена уголовно-правовой системой Франца фон Листа, которая благодаря ее понятийно-юридическим чертам приемлема и для ученых с иными взглядами». И далее он цитирует Эберхардта Шмидта: «Она строится на обоих основных понятиях преступления и наказания. Ее юриди- ческое содержание было создано благодаря жесткому определению преступления как угрожаемого наказанием (соответствующего составу деяния) противоправного, виновного деяния. Элементы преступления дают системно-понятийные разграничительные позиции: деяние, противоправность, вина. Как формы преступления различаются исполнение и покушение, исполнительство и соучастие, единичное и совокупность»102.

«Это значит, — пишет он далее, — создана система, которая, по мнению Э. Шмидта, отличается своей непревзойденной ясностью и простотой». Нужно признать, что действительно высоки разработанность и регулятивный потенциал суждений, составляющих содержание немецкой уголовно-правовой науки. Созданные здесь понятия, конструкции, внешне совпадая с аналогичными в российской уголов- но-правовой доктрине, отметим еще раз, все же являются специфическими и нуждаются в специальном осмыслении.

В итоге весьма велик реально существующий на бумаге и в электронных носителях багаж немецкой уголовно-правовой науки. Это, вероятно, десятки, если не сотни тысяч страниц текста, который можно читать, изучать, подвергать сомнению, опровергать. Его составляют объемные научные заключения по актуальным проблемам развития и совершенствования уголовного права, которые, в частности, выносятся на ежегодные собрания юристов (Juristentag)103, законодательные предложения, которые обеспечиваются коллективными научными разработками и основываются на них; относительно частоиздаваемые альтернативные комментарии; работы по иностранному уголовному праву, включая российское, публикуемые в объемных сериях научных трудов; ссылки на мнения ученых нередко содержатся в судебных решениях, прежде всего в решениях Верховного Суда ФРГ.

<< | >>
Источник: Жалинский А. Э.. Современное немецкое уголовное право. — М.: ТК Вел- би, Изд-во Проспект. — 560 с.. 2006

Еще по теме § 2. Наука и практика:

  1. § 3. Проблема истины в эпистемологии и философии науки
  2. Г л а в а 7 Проблемы и вопросы в правовой науке и практике
  3. III. ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ, ИХ КЛАССИФИКАЦИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ 152.
  4. Заключение. Взаимодействие библиотечной науки и практики
  5. 1.4. Функции теоретической науки о праве и государстве и ее развитие
  6. 9.4. Психологическая теория права и возможности ее использования в юридической практике
  7. СОВРЕМЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ КАК НАУКО-ПРАКТИК В.В. Позняков
  8. СПЕЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ ОТРАСЛЬ НАУКИ И ПРАКТИКИ
  9. Психологические аспекты педагогической практики н снете научных воззрений С. Л. Рубинштейна М. А. Степанова (Москва)
  10. О выборе «диссертационной» отрасли наукии специальности
  11. 2. Узловые разделы военно-психологической науки середины Х1Х - начала ХХ века
  12. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ В ОБЛАСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ КОСМИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ В ИНТЕРЕСАХ НАУКИ И ПРАКТИКИ
  13. ГЛАВА I. ЗАРУБЕЖНЫЕ ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИИ ПРАКТИКА ДОШКОЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ XX в.
  14. Многообразие когнитивных практик и принципы их возможного синтеза
  15. Приложение 4. О роли науки в современном обществе