<<
>>

1.3 Популяризация науки как внешние научные коммуникации

Если рассматривать научные коммуникации в совокупности, то становится очевидной необходимость их разделения на внутренние и внешние. Это разграничение в целом соответствует противопоставлению, широко распространенному в менеджменте, связях с общественностью и некоторых других дисциплинах33.
Внутренние научные коммуникации - это общение между членами научного сообщества, направленное на передачу информации, постановку целей, организацию текущей деятельности, обсуждение и оценку результатов этой деятельности. Внешние коммуникации - это общение с людьми и группами, которые представляют «внешний мир» данного сообщества, то есть среду, в которой оно существует. Научная коммуникация чаще всего определяется как «творческое взаимодействие ученых в процессе работы», «интенсивное профессиональное общение о результатах научной работы», «процесс связи, общения ученых и других агентов научной деятельности»34 35. Последовательно эту точку зрения выражают авторы «Новой философской энциклопедии», которые определяют коммуникации в науке как совокупность видов профессионального общения в научном сообществе, один из главных механизмов взаимодействия исследователей и экспертизы полученных знаний . Такой подход свидетельствует о том, что собственно научная коммуникация, которая, несомненно, играет роль связующего начала для научных сообществ, как правило, воспринимается исследователями как отражение природы научных коммуникаций, где обращение к внешним аудиториям отсутствует. Отсюда создается устойчивое впечатление, что научные сообщества позиционируют себя как относительно замкнутые системы, которые не нуждаются в обращении к «непосвященным». Нужно отметить, в массе случаев так оно и есть. Ведь результаты научных исследований в большинстве научных направлений описаны сложным, непонятным для широкой аудитории языком, а главное - неинтересны массе реципиентов.
Но это не относится к значимым разработкам, входящим в государственные планы научных исследований, отражающим магистральные пути развития отечественной науки. Поэтому более верной по отношению к науке, как сфере деятельности, представляется точка зрения, в соответствии с которой научные коммуникации отождествляются не только с взаимодействием между учеными, но и с другими коммуникациями, участниками которых являются ученые или научные сообщества, а предметом - научное знание. В частности, такая точка зрения выражается авторами «Философского энциклопедического словаря», которые выделяют ряд форм научной коммуникации: общение членов одного коллектива или в рамках «невидимого колледжа», соавторство, передача информации специалистам других дисциплин, популяризация, трансляция знаний в инженерно-прикладную сферу для практического использования36. Исходя из представления о существовании и функционировании внутренних и внешних коммуникаций, можно закономерно прийти к выводу о том, что популяризация науки представляет собой частный случай внешних коммуникаций науки и отдельного научного сообщества. Следовательно, популяризацию науки можно отождествить с внешними коммуникациями. Однако это отождествление справедливо только в первом приближении. Популяризация науки - это лишь существенная разновидность внешних коммуникаций науки. В частности, далеко не все взаимодействия между наукой и государством, наукой и бизнесом предполагают простое и доступное изложение научных положений. В этих сферах существенной часто оказывается четкая и ясная Граница между внешними и внутренними коммуникациями относительна. Например, если принять в качестве отправителя отдельное научное сообщество, то внутренними коммуникациями следует считать любые коммуникативные взаимодействия между членами сообщества, а внешними коммуникациями - его взаимодействия с внешними аудиториями, в том числе и с представителями других научных дисциплин. Напротив, если принять в качестве точки отсчета науку в целом, то любые взаимодействия между учеными, принадлежащими к разным дисциплинам, окажутся внутренними коммуникациями.
По этой причине возникает необходимость проведения дополнительных разграничений. Например, емкую и содержательную классификацию научных коммуникаций предлагает О. В. Выдрин. Она включает: 1) внутридисциплинарную коммуникацию, при которой происходит интерпретация понятий с помощью других понятий этой научной дисциплины; 2) междисциплинарную коммуникацию, при которой понятия одной научной дисциплины интерпретируются в понятиях другой научной дисциплины либо выстраиваются новые системы понятий; 3) внешненаучную коммуникацию, когда понятия, употребляемые в обыденном языке, преобразуются в понятия языка науки, и, наоборот, научные понятия конвертируются в понятия обыденного языка37 38. М. В. Загидуллина предлагает пять уровней популяризации научных результатов: - на первом уровне популяризация осуществляется внутри научного сообщества с особым разъяснением деталей особой узкой сферы специалистам смежных областей; - на втором уровне популяризация направлена на специалистов смежных дисциплин; - на третьем уровне популяризация осуществляется среди представителей цикла дисциплин (биологи разъясняют геохимикам, историки - культурологам и социологам, филологи - журналистам и т. д.); - на четвертом уровне популяризация направлена на представителей другого цикла дисциплин (социологи разъясняют физикам и т. д.); - на пятом уровне популяризация направлена на массовую аудиторию, то есть на людей, не связанных с научным знанием. Эти классификации представляются весьма продуктивными не только потому, что они учитывают реально существующие границы между подсистемами, но и потому, что они принимают в расчет количество усилий, которые следует приложить для «перевода», то есть интерпретации и выражения научного знания в несвойственных ему терминах. В этой связи М. В. Загидуллина справедливо указывает, что «в большинстве случаев журналисту приходится редуцировать научное явление максимально, до пятой степени, что и требует особого мастерства. Такая редукция предполагает владение материалом не ниже первого уровня (понимать суть явления на языке той науки, к которой оно относится)»39 40.
Целесообразным представляется разграничение внутринаучной и внешненаучной популяризации. Эти виды популяризации имеют значимые качественные различия, вытекающие из существенных свойств аудиторий, которым адресованы тексты. Если для внутринаучной популяризации первичная задача заключается в адекватной и эффективной передаче знания, то во внешненаучной популяризации не менее важным оказывается формирование образа науки и передача научных ценностей (научного этоса). Если исходить из тезиса Э. А. Лазаревич о трех основных функциях популяризации: информационной, мировоззренческой и практической41 42, - то становится очевидным, что для внутринаучных коммуникаций ведущей является информационная функция, тогда как практическая и, особенно, мировоззренческая функции в полной мере специфичны для внешних научных коммуникаций. В популяризации науки важное значение приобретают средства выражения знания. Это проблема серьезная, поскольку наука представляет собой совокупность специальных языков, обслуживающих потребности частных областей знания. Язык одновременно является как средством выражения и закрепления знания, так и средством коммуникации, то есть обмена информацией. Это соответствует двум важнейшим функциям языка - когнитивной (познавательной, гносеологической) и коммуникативной . Это общее определение применимо и к специальным языкам, которые вырабатываются частными науками. Ведь знание выражается не только в текстах, но и в системах взаимосвязанных понятий, формирующих категориальный аппарат любой науки. Определения языка науки многообразны, а потому имеет смысл остановиться на характерных примерах, чтобы продемонстрировать важные взаимосвязи. Некоторые исследователи не акцентируют связи между языком и конкретной областью знаний. В частности, Л. Б. Баженов и Б. В. Бирюков полагают, что язык науки - это знаковая система, «в которой осуществляются приобретение, хранение, преобразование и передача сообщений (информации, знаний) в коллективах людей»43. Очевидно, что данное определение размывает различие между языком науки и другими разновидностями языка, поскольку любой язык, как специальный, так и неспециальный, служит для приобретения, хранения и передачи информации и знаний.
Более точным представляется определение, предлагаемое Е. В. Чепкасовой, согласно которому язык науки - это «система искусственного и естественного языков, которая отличается по своей структуре, функциям, служит для выражения научных понятий, законов и явлений» 44 . Это определение, несмотря на некоторые неточности, является гораздо более точным именно в силу однозначного указания на связь с наукой. Однако и оно применимо лишь к языку науки в целом, хотя в действительности язык науки неоднороден и точно так же дифференцируется, как и научное сообщество в целом. По этой причине следует упомянуть определение языка науки, предлагаемое А. А. Ивиным и А. П. Никифоровым. В соответствии с этим определением, язык науки - это «система понятий, знаков, символов, создаваемая и используемая той или иной областью научного познания для получения, обработки, хранения и применения знаний. В качестве специального языка конкретных наук обычно используется некоторый фрагмент естественного языка, обогащенный дополнительными знаками и символами» 45 . Акцентирование связи между знаковыми средствами и конкретной областью научного познания представляется очень целесообразным. В самом деле, мы не вправе отрывать язык науки от целей, которые он обслуживает, и условий, в которых он существует. Как справедливо отмечают авторы «Новой философской энциклопедии», «язык науки - не просто форма, в которой выражается некоторое внешнее по отношению к ней содержание научного знания, а именно способ возникновения и бытия научного знания как определенной реальности»46. Относительная обособленность научных сообществ неизбежно ведет к образованию специального языка, адекватно обслуживающего нужды коммуникации. Прежде всего, специфика такого научного языка обусловлена особенностями предметной области, с которой имеют дело представители научного сообщества. Для специалиста, исследующего ту или иную область природы или человеческого существования, очевидно наличие явлений, деталей, тонкостей, которые не очевидны для носителя обыденного знания.
Это ведет к появлению научной терминологии, предназначенной для обозначения специфических явлений, изучаемых в рамках конкретной дисциплины, научной школы или парадигмы. Еще одним фактором формирования научного языка является «сворачивание» описания явления - процесс, в котором проявляется принцип языковой экономии. Научное утверждение, теория или совокупность фактов, то есть эмпирическое обобщение, пройдя необходимые процедуры проверки (верификации и фальсификации), входят в багаж науки. А это означает, что данное утверждение получает некое сокращенное обозначение, понятное специалистам, но не понятное дилетантам, а потому нуждающееся в разъяснении47. Яркими примерами такого сворачивания являются, к примеру, выражения «теорема Пифагора», «теория относительности», «теория Большого взрыва». Для того чтобы сделать научные идеи доступными широкой аудитории, необходимо проделать обратную операцию, то есть понятно выразить то, что для специалиста (в силу образования, опыта и т. д.) является очевидным. Именно поэтому научно-популярный текст предполагает большое количество деталей, уточнений, пояснений, повторов, отступлений, благодаря чему обеспечивается доступность для неспециалиста 48 . «Свертывание информации» для научно-популярного текста поэтому противопоказано49. Еще одно косвенное подтверждение существования специального научного языка можно обнаружить, обратившись к такому явлению как «парадигмальная прививка», то есть перенос категорий одной дисциплины в другую50. Примером парадигмальной прививки является перенос принципов количественного описания из физики в химию, который произошел в конце XVIII - начале XIX веков. К этому же ряду принадлежит экспансия идеи истории - в наши дни трудно представить себе науку об обществе, которая не рассматривала бы явления в исторической перспективе: это справедливо для социологии, политологии, экономики, правоведения, языкознания и филологии, а также многих других дисциплин. Именно «взрывной» характер таких заимствований свидетельствует о том, что любая дисциплина способна на протяжении долгого времени развиваться относительно изолированно, в результате чего вырабатываются идеи и положения, продуктивные при описании объектов не только данной дисциплины. Таким образом, образование множества специализированных языков, вырабатываемых научными дисциплинами, школами, парадигмами и т. д., то есть теми или иными научными сообществами, следует считать одним из наиболее существенных следствий внутренней дифференциации науки. Этот факт неоднократно становился объектом осмысления для самих ученых. С одной стороны, не вызывает никаких сомнений, что специальные языки науки понятны лишь их носителям, то есть представителям конкретного научного сообщества. На этот факт указывает, например, А. Л. Самсонов: «Все научное сообщество можно разбить на весьма малочисленные группы специалистов в своих областях, и каждая из этих групп будет с трудом понимать остальных, так как все они - дилетанты с точки зрения коллег этой группы»51. Такое положение касается не только научных дисциплин, но и парадигм в рамках одной дисциплины, о чем, например, пишет А. Н. Олейник: «Любой ученый, знакомый с огромным массивом научной литературы, не может не признать, что даже в рамках конкретной дисциплины отсутствует «эсперанто», или понятный для каждого члена научного сообщества язык. Представители разных парадигм говорят на разных языках, используя свой собственный категориальный аппарат»52. В целом создается впечатление, что процессы дифференциации внутри науки только усиливаются. И представляется несомненным, что эта тенденция может приобретать крайние формы. Такую точку зрения выражает, например, В. С. Батыгин: «В середине двадцатого века наука начинает рассматриваться не как деятельность, направленная на установление универсальных истин, а скорее как великое множество «дискурсивных практик», в рамках которого имеют право на существование несовместимые системы значений»53. Стоит обратить внимание, что при таком подходе претензия на целостность и системность научного знания отрицается и признается необоснованной, - в лучшем случае целостной может оказаться отдельная научная теория, но не система научного знания в целом. В то же время, в науке наблюдаются не только центробежные, но и центростремительные тенденции. Не случайно время от времени выдвигаются соответствующие требования к языку научного изложения: «Мы должны уметь писать так, чтобы специалисты из другой области нас поняли», - заявил научный сотрудник Государственного астрономического института им. П. К. Штернберга Владимир Сурдин на круглом столе, организованном журналом «Знание-сила» на форуме «Пресса-2008» 54 . В связи с этим нельзя не вспомнить слова Р. А. Будагова о том, что научное изложение подчиняется двум разнонаправленным процессам: «...научному стилю изложения приходится считаться с двумя тенденциями современной науки: ее специализацией и ее демократизацией . Первая тенденция как будто бы превращает . научное изложение в нечто непонятное для “непосвященных”, вторая, напротив того, предъявляет к самому повествованию требование ясности и доступности. В процессе преодоления этих противоположных тенденций и происходит дальнейшее развитие научного стиля изложения»55. Несколько иначе тенденции внутри научного языка осмысляет В. Н. Ярцева: «В самой научной литературе и формах ее взаимодействия с другими стилями речи наблюдаются две противоположные тенденции. Одна - специализация языка науки, как в смысле его структурного отделения от общего языка..., так и в смысле дифференциации отдельных «подъязыков» науки. Другая - широкое проникновение научных понятий и терминов в общий язык через научно-популярную литературу, публицистику, общие работы энциклопедического характера»56 57. Язык науки никогда не остается достоянием одной только науки, его элементы так или иначе проникают в массовый язык и обогащают его. Одно из частных проявлений центростремительных тенденций в языке науки - это формирование междисциплинарных исследований: «Если в период доминирования классической рациональности наука формируется и оформляется как дисциплинарная, то в рамках неклассической и постнеклассической рациональности активно развиваются междисциплинарные исследования. Складывается особый тип ученого, вписывающего конкретную проблему в обширный контекст многих наук (как естественных, так и социально-гуманитарных)» . В подобных попытках наука стремится вновь обрести свою целостность, противостоя все возрастающей специализации знания. И, конечно, ни одно междисциплинарное исследование немыслимо без создания языка, который будет понятным хотя бы специалистам из соответствующих областей знания. Понятность и простота изложения далеко не всегда оправдываются необходимостью донесения научного знания до широкой аудитории. Иногда они рассматриваются как критерий оформленности знания. В этом отношении показательны размышления В. Гейзенберга, которые приводит в одной из своих статей О. В. Выдрин: «Как подчеркивает В. Гейзенберг, для выполнения физической наукой своих функций ситуация, когда физик владеет схемой, сформулированной на языке математики, и успешно применяет ее для объяснения результатов опытов, является недостаточной. Физик должен уметь объяснить свою теоретическую модель на обычном языке, чтобы она стала доступной для понимания каждым интересующимся. Такую возможность описания на обычном языке Гейзенберг считает «критерием того, какая степень понимания достигнута в соответствующей области»58. Однако именно стремление к ясности и точности (но не общедоступности!) способно сделать язык науки «непонятным». В этом отношении примечательно наблюдение Н. В. Бугорской. Анализируя деятельность Венского кружка, она обратила внимание на тот факт, что именно стремление к построению четкого, ясного и однозначно научного языка привело к созданию сложнейших символических языков, вряд ли понятных большинству людей и в силу этого не отвечающих критерию простоты и ясности59. Таким образом, дифференциация науки, деление ее на научные сообщества находит отражение в существовании специальных научных языков, основанных на естественном языке и некоторых дополнительных символических средствах и обслуживающих потребности данного научного сообщества в инструменте для передачи и хранения выработанного знания. Это является доказательством того, что коммуникативный аспект и аспект выражения являются тесно связанными. Кроме того, это позволяет рассматривать популяризацию науки как «перевод» идей, положений, теорий со специального языка науки на общепонятный язык. Данная аналогия достаточно распространена в работах, посвященных научной коммуникации и популяризации науки как ее форме60. Таким образом, популяризатор берет на себя задачу быть проводником информации между научным миром и социумом.
<< | >>
Источник: Дивеева Наталья Валерьевна. ПОПУЛЯРИЗАЦИЯ НАУКИ КАК РАЗНОВИДНОСТЬ МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ В УСЛОВИЯХ НОВЫХ ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ И РЫНОЧНЫХ ОТНОШЕНИЙ. 2014

Еще по теме 1.3 Популяризация науки как внешние научные коммуникации:

  1. Приложение 2. Программа учебного спецкурса «Основы медиакомпетентности» автор программы - д.п.н., профессор А.В.Федоров Пояснительная записка
  2. ГЛОССАРИЙ ТЕРМИНОВ
  3. Дополнительная
  4. 1. Информационно-психологические войны
  5. Имидж государства как инструмент идеологической борьбы
  6. Тема пространства в этологическом прочтении
  7. § 1.2. Исследования политической коммуникации в период развитого индустриального общества
  8. внешнее давление
  9. Глава 16 ПОЗИТИВИЗМ: ИСКУССТВО КАК ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ОПЫТ
  10. Введение
  11. 1.2 Популяризация науки как разновидность массовых коммуникаций
  12. 1.3 Популяризация науки как внешние научные коммуникации
  13. 1.4.1 Медийные и событийно-организационные формы