Подобно тому как гипотетическое умозаключение подпадает вообще под схему второй фигуры В — Е — О, так дизъюнктивное умозаключение подпадает под схему третьей фигуры формального умозаключения Е — В-—О. Но середина есть [здесь] наполненная формой всеобщность; она определила себя как целокупность, как развитую объективную всеобщность. Середина есть поэтому столь же всеобщность, сколь и особенность и единичность. Как все- общность она, во-первых, субстанциальное тождество рода, но, во-вторых, такое тождество, в которое принята особенность, но как равная роду, следовательно, как всеобщая сфера, содержащая целокупность своих обособлений; это — род, разложенный на свои виды — такое А, которое есть и В, и С, и D. Но обособление как различение есть в такой же мере и «либо —либо» [данных] В, С и D, отрицательное единство, взаимное исключение определений. — Далее, это исключение не только взаимное, и определение не только относительное, но и столь же существенно соотносящееся с собой определение; особенное как единичность, с исключением других.
А есть или В, или С, или D, Но А есть 5,
Следовательно, А не есть ни С, ни D.
Или также:
А есть или В, или С, или D, Но А не есть ни С, ни D, Следовательно, оно есть В.
А есть субъект не только в обеих посылках, но и в заключении. В первой посылке оно всеобщее, а в своем предикате — разделенная на целокупность своих видов всеобщая сфера; во второй посылке оно дано как определенное или как вид; в заключении оно положено как исключающая, единичная определенность. — Иначе говоря, оно уже в меньшей посылке положительно положено как исключающая единичность, а в заключении — как то определенное, что оно есть.
Стало быть, то, что [здесь] вообще являет себя как опосредствованное, — это всеобщность [данного] А, опосредствованная с единичностью. Опосредствующее же — это то же А, которое есть всеобщая сфера своих обособлений и нечто определенное как единичное. Таким образом, то, что составляет истину гипотетического умозаключения, — единство опосредствующего и опосредствованного, поло- оісено в дизъюнктивном умозаключении, которое поэтому в то же время уже не есть умозаключение. А именно, середина, положенная в нем как целокупность понятия, сама содержит оба крайних в их полной определенности.
В отличие от этой середины крайние даны только как положенностъ, которой уже не присуща никакая собственная определенность в противоположность середине.
Если все это рассматривать еще более определенно, имея в виду гипотетическое умозаключение, то окажется, что в этом умозаключении имелось субстанциальное тождество как внутренняя связь необходимости и отличное от него отрицательное единство, — а именно деятельность или форма, преобразовавшая одно наличное бытие в другое. Дизъюнктивному же умозаключению вообще свойственно определение всеобщности; его середина — А как род и как совершенно определенное; в силу этого единства указанное выше содержание, прежде бывшее внутренним, теперь также положено, и наоборот, положенностъ или форма не есть внешнее отрицательное единство по отношению к безразличному наличному бытию, а тождественна с тем изначальным содержанием. Относящееся к форме определение понятия целиком положено в своем определенном различии и в то же время в простом тождестве понятия.
Этим снят теперь формализм акта умозаключения и, стало быть, субъективность умозаключения и понятия вообще. Это формальное или субъективное состояло в том, что опосредствующим для крайних членов служит понятие как абстрактное определение и потому оно отлично от этих крайних членов, чье единство оно составляет. Напротив, в доведенном до конца умозаключении, в котором объективная всеобщность точно так же положена как целокупность определений формы, различие опосредствующего и опосредствованного отпало. То, что опосредствовано, само есть существенный момент своего опосредствующего, и каждый момент дан как целокупность опосредствованных.
Фигуры умозаключения представляют каждую определенность понятия в отдельности как средний член, который в то же время есть понятие как долженствование, как требование, чтобы опосредствующее было целокупно- стью понятия. Разные же роды умозаключения представляют ступени наполнения или конкретизации среднего члена. В формальном умозаключении средний член положен как целокупность лишь тем, что все определенности, но каждая в отдельности, выполняют [поочередно] функцию опосредствования. В умозаключениях рефлексии средний член дан как единство, внешним образом охватывающее собой определения крайних членов. В умозаключении необходимости он определил себя как столь же развитое и целокупное, сколь и простое единство, и этим сняла себя форма умозаключения, состоявшего в отличении среднего члена от его крайних членов.
Тем самым понятие вообще реализовалось; говоря определеннее, оно приобрело такую реальность, которая есть объективность. Ближайшая реальность состояла в том, что понятие как отрицательное внутри себя единство расщепляет себя и как суждение полагает свои определения в определенном и безразличном различии, а в умозаключении противопоставляет им само себя. Поскольку понятие еще есть таким образом внутренний момент этой своей внешней проявленности,, через развитие умозаключений эта внешняя проявленность уравнивается с внутренним единством; разные определения возвращаются в это единство через опосредствование, в котором они едины сначала лишь в чем-то третьем, и тем самым внешняя проявленность в самой себе представляет понятие, которое поэтому точно так же уже больше не отличается от нее как внутреннее единство.
Но и наоборот, указанное определение понятия, рассмотренное как реальность, есть в такой же мере и положенность. Ведь истиной понятия оказалось тождество его внутреннего момента и его внешней проявленности не только в этом результате; уже в суждении моменты понятия остаются и в своем безразличии друг к другу определениями, которые имеют значение лишь в своем соотношении друг с другом. Умозаключение — это опосредствование, полное понятие в своей положенности. Его движение есть снятие этого опосредствования, в котором нет ничего в себе и для себя, а каждое [определение] дано лишь через посредство иного. Поэтому в результате получается непосредственность, возникшая через снятие опосредствования, бытие, которое точно так же тождественно с опосредствованием и есть понятие, воссоздавшее само себя из своего инобытия и в своем инобытии. Это бытие есть поэтому положение вещей (eine Sache), сущее в себе и для себя, — объективность.